Свет Христов на Перековке

Об архимандрите Парфении (Невмержицком; 1900–1991) я узнала практически сразу, как только стала прихожанкой церкви в Ханты-Мансийске. Он служил в деревне Шапша Ханты-Мансийского района в храме во имя Евфимия Великого в конце 1950-х годов. Тогда это был единственный действующий храм на территории Ханты-Мансийского автономного округа. И с тех пор как в конце 1920-х годов в Ханты-Мансийске закрыли Покровскую церковь, священника в городе не было до начала 1990-х.

1950-е годы – по человеческим меркам время не такое давнее. Пожилые прихожане православной общины, бывшие в то время молодыми, хорошо помнят этого «настоящего» батюшку. В стране, идущей бодрыми шагами в коммунизм, отец Парфений был «пережитком прошлого», но для людей думающих олицетворял собой преданность тысячелетней традиции. Он как бы возвышался над временем и суетой, свидетельствуя о верности Христу своим служением.

Когда смотришь в небо

Архимандрит Парфений (Невмержицкий)

Поздней осенью, когда собран весь урожай, у крестьян до революции был обычай ездить в паломничество по монастырям. Это удивительный, особый мир, за вратами которого, кажется, перестает мчаться время. И душа вдруг обретает особый покой и мир, дышится и чувствуется легко, и ты смотришь вовнутрь себя, как в бездонный колодец. Дети чувствуют благодать особенно отчетливо, и эти высокие переживания оставляют сильный отпечаток в сердце, во многом определяя будущее.

Став постарше, Павел любил посещать Киево-Печерскую Лавру, которая как будто парит над Днепром. Однажды кто-то ему рассказал про Полесский Афон – Кипяченский монастырь. И загорелось в душе юноши желание непременно посетить эту обитель. А побывав однажды, стал приезжать снова. Как будто нашел свою небесную родину здесь, на земле. На своем первом допросе он скажет следователю, что «впоследствии стал монахом, чего я и добивался».

Кипячевский монастырь, Чоповичи

Весной 1920 года петлюровцы вместе с белополяками оккупировали Полесский край. Павла мобилизовали в их армию. «Но на следующий день я убежал от петлюровцев, прибыл к себе домой в село Дуброва, – рассказывал архимандрит после. – Стал прятаться, а когда были изгнаны белопольские интервенты, я ушел в Преображенский монастырь, что находится в урочище Кипячее на реке Ирша Чоповичского района».

Было в то время Павлу 20 лет. Возраст очень даже небольшой. Но у Господа свои сроки. Избранный от младенчества, Павел уже в молодые годы высказывал зрелость в суждениях и явно был наделен от Бога духовными дарами. Бегут, бывало, послушники гурьбой в церковь, а Павел ляжет у порога поперек двери, и все, кто вбегает, падает. Непонятным и странным казалось тогда поведение молодого послушника, пока не пришло время, когда закрыли обитель и всё, что иносказательно пытался показать Павел, сбылось. Насельников разогнали, кто-то из них потом погибнет, а кто-то отречется от веры.

В 1928 году Павел принял монашеский постриг, а стать монахом в те годы означало быть гонимым за имя Христово

Только в 1928 году – через восемь лет после прихода в монастырь – облекли Павла в ангельский образ с наречением имени Парфений. Стать монахом в те годы означало быть гонимым и презираемым за имя Христово. Это был осознанный выбор, своего рода готовность пострадать за веру, если так управит Господь.

В ночь с 8 на 9 июля 1930 года в монастыре отмечали десятую пятницу по Пасхе. На праздник приехала дочь монаха Ираклия, убитого бандитами в 1921 году. Она горько плакала на могиле отца, высказывая обиду на то, что отца убили, хозяйство разорили, а мужа сослали в Архангельскую область. Парфений объяснил ей, что она не права в своей обиде: «Это естественно, всё может случиться в жизни человека, а мы, христиане, по воле Божией всё должны переносить и терпеть».

Так случилось, что на праздничном богослужении, на котором присутствовало около 200 богомольцев, и потому проходило оно под открытым небом, настоятель монастыря отец Рафаил разрешил впервые сказать проповедь монаху Парфению. Он взобрался на дерево и начал рассказывать верующим о жизни великомученика Пантелеимона. Сравнивая жизнь великомученика со страданиями дочери монаха Ираклия, он сказал: «Если кого выселяют, мы не должны плакать и ставить это в обиду. Это есть тайна Божия и тайна правительства. Мы должны чувствовать себя свободно и быть в полном повиновении, где бы мы ни находились. Это есть воля Божия».

Он говорил в полной тишине. Аресты, ссылки, изгнания переживала в те годы не одна семья. Он говорил и как будто предсказывал свою судьбу.

Крестный путь

На том богослужении был недоброжелатель отца Парфения. После службы он написал донос в НКВД. Эта проповедь была расценена как антисоветская. Удушающее, безбожное время. Отойдя от Бога, потеряв благодать, человек подпадал под власть диавола, который по попущению Божиему вершил свой «суд». Сегодня много говорят о тех, кто работал в органах НКВД, кто расстреливал, мучил в лагерях невинных людей. Но как-то умалчивают о тех, кто писал доносы из зависти, трусости, элементарной жадности. Где-то в литературе о сталинских лагерях я прочитала, что донос на заключенную написала соседка из-за того, что той выделили кусок ткани на праздник за ударный труд, – очень уж хотелось эту ткань. «Потеряет человек Бога – и любовь потеряет», – писал мученик за веру архиепископ Онуфрий (Гагалюк), рассказывая о своем пребывании в Самарово по дороге в ссылку в Сургут.

А тому самому недоброжелателю монах Парфений когда-то обещал смастерить два письменных стола, да так и не выполнил свое обещание из-за нехватки времени. Это и стало причиной доноса. А новая власть только и ждала таких писем от «бдительных» граждан.

Следователь 1-го отделения Волынского отдела ГПУ Стрельчук, основываясь на лживом свидетельстве, писал в следственном деле: «В его проповеди имели место следующие фразы: “нас выселяют в Архангельск, и мы молчим”, “с нас снимают рубашку, и мы молчим”, “нас загоняют как баранов в колхоз, и мы работаем” и т.д.». Монаха Парфения обвинили по ст. 54/10 УК УССР: антисоветская пропаганда. 20 января 1931 года особое совещание при коллегии ГПУ УССР от 20 января 1931 года постановило: Невмержицкого Павла Иосиповича заключить в концлагерь сроком на три года. Архимандрит Парфений, вспоминая об этом, писал: «С материалами дела по окончании следствия я не был ознакомлен. В январе 1931 года в житомирской тюрьме мне объявили, что я осужден на три года заключения в концлагерь, и этапировали для отбывания наказания в Ухтинлаг».

10 мая 1933 года монах Парфений был освобожден досрочно. Возвратившись в родную обитель, был рукоположен в сан диакона. Но в марте 1934 года монастырь разогнали. Иеродиакона Парфения в Братском монастыре Киева рукоположили в сан священника и направили служить в церковь села Устиновка Чеповицкого района. Осенью 1935 года храм закрыли. Участковый милиционер потребовал от священника покинуть село в трехдневный срок. Отец Парфений уехал в Архангельский край, где два года служил в церкви села Песчанина Котласского района.

Настал 1937 год. Власти с утроенной энергией вновь арестовывали «врагов народа». Многие из них в том же году были расстреляны. Иеромонаху Парфению обвинения не предъявляли и на суд не вызывали. Осужден заочно на десять лет лагерей.

«Отбывал я наказание, добросовестно относился к труду, получал денежное вознаграждение и был награжден грамотой, – рассказывал впоследствии отец Парфений. – Во время блокады Ленинграда я отдал все свои сбережения на войну и призывал других заключенных последовать моему примеру». Рассказывают, что в лагере отец Парфений «шпане», как он называл уголовников, отдавал практически весь свой паек – довольствовался малым. Работал равно со всеми, но в дни церковных праздников отказывался трудиться. За искреннее исповедование веры многие уважали отца Парфения. Однажды, когда начальник лагеря пытался заставить его выйти на работу в праздничный день, «шпана» заступилась: «Отстань, или мы тебя приберем».

Читаешь строки воспоминаний, и невольно встает образ кроткого человека, который воистину видел во всем Промысл Божий. И его смирение и стремление жить по воле Божией побеждали силы зла. Потом, в Ханты-Мансийске, он расскажет своим духовным чадам, что дважды был под топором и жизнь его висела на одном волоске. Но хранил праведника Господь на его путях земных.

Отец Парфений делал облачения из газет и совершал пасхальное богослужение под нарами

В дни Пасхи заключенному удавалось иметь всё необходимое для богослужения. Отец Парфений делал облачения из газет и совершал праздничное богослужение под нарами. И как же торжественно звучали слова пасхальных песнопений в сером грязном бараке! Как преображались лица и души людей, воспаряющих над страшной действительностью! Приходит на память ответ старца Иоанна (Крестьянкина), который также претерпел узы заточения, на вопрос о том, какие воспоминания остались после заключения: «Небеса были открыты, и Господь рядом, больше ничего не помню».

Храм в честь Святого Преподобного Евфимия Великого д. Шапша

По освобождении в 1947 году батюшка Парфений поселился в районном городке Котлас Архангельской области. В конце 1950-х он переезжает служить в Шапшу Ханты-Мансийского района. Надо сказать, что до недавнего времени не было известно точно, когда отец Парфений служил в далеком сибирском селе. В разных источниках назывались разные даты. Весной 2016 года консультант архивной службы Югры Ольга Спиридонова передала документ, связанный с ханты-мансийской страницей биографии архимандрита Парфения. В справке о регистрации духовенства, выданной уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Тюменской области И. Черезовым, говорится, что Невмержицкий Павел (Парфений) Иосипович 15 июня 1959 года зарегистрирован в качества настоятеля приходской общины кладбищенской церкви в г. Тобольске с одновременным обслуживанием приписной Ефимовской церкви с. Шапша Самаровского района. Стоит добавить, что кладбищенская церковь во имя семи отроков Ефесских также была единственной действующей в те годы в Тобольске.

Горел огонек веры

Ханты-Мансийск, 1930 год

Ханты-Мансийск (в то время село Самарово, затем Остяко-Вогульск) был в годы гонений местом ссылки. В 1930-е сюда хлынул поток спецпереселенцев: раскулаченные, гонимые за веру, переселенные калмыки и другие. Ссыльные в основном селились в районе, названном Перековкой. Перековать, по мнению представителей власти, значило перевоспитать, переделать на другой, советский лад. Тогда на этом месте была тайга. Репрессированные рыли землянки, строили избушки. Немногие из них переживали первую зиму, ведь морозы стояли за 50. Теперь мало кто помнит, кем был построен этот поселок, который со временем стал частью города.

Каждую неделю переселенцы должны были отмечаться в комендатуре – сегодня рядом с этим местом поставили памятник жертвам политических репрессий.

Искалеченные, израненные души. Остальная часть населения – огрубевшая, отошедшая от веры предков.

Именно к таким духовным чадам прибыл на служение игумен Парфений (Невмержицкий). Вспоминается житие священномученика Севастиана Карагандинского, который остался в Казахстане после того, как отбыл срок заключения, движимый исключительно состраданием к своим «братьям поневоле». Игумен Парфений также познал все скорби арестантского креста. Думается, что и по молитвам страдальцев за веру Господь даровал им такого пастыря.

Супруги Мосуновы – Василий и Лидия, ныне прихожане восстановленного Покровского храма, – из ссыльных. Лидия рассказывает, что ее прадед был монахом Верхотурского монастыря, а когда обитель закрыли, он вернулся домой. Вскоре всю семью сослали в Самарово, а прадед Семен, взяв котомку, ушел куда глаза глядят. Родители Лидии тоже ссыльные за веру. Они постоянно, уже здесь, в Сибири, собирались на молитву. Правда, только с теми, о ком знали, что не выдадут. Рассказывают, что среди них были настоящие молитвенники – вычитывали Псалтырь за день. В семье Любови Плотниковой, еще одной ссыльной за веру, каждый день начинался с утренних молитв, затем – несколько акафистов, также в воскресные дни и праздники сами прочитывали обедницы, ведь священников не было. Питались очень скудно: пара картофелин – вот и весь дневной рацион.

Василий Мосунов вспоминает, как он на Благовещенье ходил на лыжах на службу к игумену Парфению в поселок Шапша (поселок располагался в нескольких километрах от Ханты-Мансийска), вместе с ним ездили на праздник и другие верующие Ханты-Мансийска. Когда батюшка приехал служить в Шапшу, это было большим благом для жителей. У них появилась возможность креститься полным чином. В городе несколько десятилетий не было священника. И сам батюшка постоянно приезжал из Шапши в Ханты-Мансийск. Особенно тепло батюшку принимали на Перековке – это улицы Октябрьская, Логовая (сейчас Безноскова), Красная (сейчас Рознина), Ударная (сейчас Пионерская). Службы совершались в домах прихожан: Бабкиных, Тимариных, нередко у тех же Мосуновых. Василий и его сестра Галина Мосуновы вспоминают, как однажды их отца вызвали в горисполком: зачем собираешь людей на молитву? А тот не растерялся и отвечает: мол, у отца поминки, а перед этим и помолились.

Мама Василия и Галины – Татьяна – стала первой помощницей игумена Парфения в Ханты-Мансийске. Когда он уезжал на новое место служения, Татьяну благословил собирать людей на молитву и дальше.

«У игумена была келейница – также звали Татьяной, – рассказывает Галина Петровна Косыгина (в девичестве Мосунова). – Она была монашкой, а потом вышла замуж, родила дочь, та была очень больна, и батюшка предложил Татьяне ему помогать. Уже тогда батюшка был прозорливый. У одной женщины были такие мысли: “Неужели батюшка с Татьяной живет?” А батюшка ей как-то говорит: “Зачем у тебя в голове такие мысли?”».

Галина Петровна вспоминает несколько случаев прозорливости игумена. Мама ее однажды на праздник выпила стакан вина – была в гостях у Лидии Пьянкиной, – и ей стало плохо, а после встретилась с батюшкой, и он строго наставлял: «Разве можно так? Люди могут всякое сказать». А батюшка и не знал ничего об этом застолье. Еще более удивительное воспоминание Галины Петровны связано с помощью семье Лучининовых.

Она накрыла больного мальчика епитрахилью батюшки Парфения. А после смотрят – горба-то у него и нет!

Жила на Перековке многодетная семья Лучининовых, родители умерли, дети остались одни, и Татьяна Мосунова очень их жалела. Помогала вещами, продуктами. Один мальчик из этой семьи, Борис, был горбатенький. Как-то во время отпевания она накрыла мальчика епитрахилью батюшки Парфения. А после смотрят – горба нет. Игумен обернулся и говорит: «По твоей вере, Татьяна».

Когда Галина Петровна выходила замуж, батюшка благословил, хотя муж ее Николай не был верующим. Однажды они всей семьей поехали на праздник Николая Угодника в Шапшу, потом думали пойти на рыбалку. Все на Литургию, а муж Галины Петровны – коммунист: зачем ему на службу? Так и пролежал в телеге возле храма. После службы батюшка пригласил прихожан обедать: еще успеете, наловите рыбы. Все остались. А мама Галины Петровны сетует: мол, зять неверующий, что делать. Игумен в ответ: «Не переживай, будет он еще прислуживать в алтаре». Прошло более 50 лет с того времени. В годы перестройки Николай положил партбилет на стол. А когда стал приезжать в Ханты-Мансийск архимандрит Зосима (Горшунов) из Тобольска, то стал в храм ходить. А сейчас действительно прислуживает в алтаре церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение». Это первая церковь, которая была построена в Ханты-Мансийске после 70-летнего безбожного правления. А рыбы, кстати, в тот день они наловили столько, сколько не ожидали. «По молитвам игумена Парфения, – убеждена Галина Петровна. – Почти все в нашем роду верующие».

Кстати, именно Мосуновы – отец и сын Василий – помогали батюшке рубить лес в Шапше на протоке Горной, чтобы весной переплавить в город. Батюшка приобрел в районе нынешнего Биатлонного центра избушку и мечтал на этом месте построить храм. Но, увы, это были годы правления Никиты Хрущева, годы новых гонений на Церковь. И построить храм не получилось. Этот сруб затем купили верующие люди – отец и сын Бабкины. И на месте старой избушки, где также проходили службы, построили новый дом, он находится рядом с трапезной храма в честь иконы Божией Матери «Знамение».

В 1960-е игумен Парфений уехал в Винницкую область, в Жмеринку. Лидия Мосунова, жена Василия, вспоминает, как, работая на почте в последующие годы, она принимала телеграммы на имя игумена Парфения с просьбой о требах. Молитвенная связь северян с духовным отцом продолжалась еще многие и многие годы.

Господь даровал отцу Парфению долгий век жизни. Дожил до перестройки, увидев, как начинают возрождаться храмы и монастыри. Сам он, где бы ни служил, начинал капитальный ремонт церкви. И конечно, прежде всего, заботился о духовном строительстве своих чад. К нему нередко приезжали за духовным советом и наставлением из разных областей Украины. А он порой отвечал иносказательно, притчами, нередко это выражалось в совершенно необычных поступках. Господь даровал Полесскому краю мужественного и чистого сердцем исповедника, который показывал пример стойкого стояния за веру.

Сегодня идет сбор материалов о жизни архимандрита Парфения. Монахи возрожденного монастыря Казанской Божией Матери в урочище Кипячее попросили поделиться информацией о служении отца Парфения в наших северных краях.

Архимандрит Парфений поддерживал своими молитвами, пастырским служением огонек веры в сердцах православных Сибири. На этом фундаменте – по заступничеству Царицы Небесной и по молитвам мучеников за веру и исповедников, к коим смело можно отнести архимандрита Парфения, возродилось в Ханты-Мансийске Православие: вознеслись в небо купола храмов, открылась православная гимназия, образовалась Ханты-Мансийская митрополия.