Я ехал на Высокое с легким сердцем – так едешь туда, где тебе было хорошо и где тебе рады. И не только потому, что здесь один из двух самых древних деревянных храмов в России – храм Покрова, теплый, уютный, намоленный. Здесь преподобный Пафнутий Боровский подвизался 33 года, может быть, поэтому так хорошо здесь молится и дышится легко. Настоятель подворья, мой друг отец Иосиф, как всегда, был занят и в журналистских делах благословил помогать мне послушника Олега, который на Высоком уже несколько лет подвизается и первый у отца Иосифа помощник. Олег окончил институт, а сейчас учится в семинарии. Работает в кузнице, на стройках, доит коз и сам делает творог, но лучше всего у него получается еду готовить. Его фирменный афонский плов с мидиями, хумус, суп с нутом, пироги с щавелем, пельмени из сазана и запеченная с острым перцем и чесноком тыква – не захочешь, а съешь! Из-за этой коварной, с виду простой, но очень вкусной и добротной кухни я, пока здесь жил, поправился почти на десять килограммов, еле потом сбросил. Когда я сломал руку, он возил меня по больницам и терпеливо сидел в очередях, ожидая приема.
Я ждал послушника Олега в трапезной. Он пришел с большой клеткой с пищащими крохотными перепелятами, а потом принес инкубатор с перепелиными яйцами. Увидев меня, покачал головой и вместо приветствия сказал: «Обещали похолодание, как бы не заморозить!» По его тревожному взгляду можно было понять, что он бы их и в келью к себе отнес, но келья у него – крохотная комнатка с узким грубым топчаном и иконами, где не поместится даже маленький стол, поэтому поставил клетку здесь, поближе к теплой батарее.
Мы сидели за деревянным столом под образами, пили чай и неспешно разговаривали
Теперь за перепелят можно было не беспокоиться, и мы поднялись в храм фотографировать недавно привезенную с Корфу большую писаную икону святителя Спиридона Тримифунтского и знаменитый тапочек с его ноги, а еще – написанную на Афоне специально для Покровского икону святой праведной Анны с частицей ее святых мощей.
Когда с фотосессией было покончено, Олег снова повел меня в трапезную, монастырским чаем поить. Чай у него особый – с травками разными целебными, густой, ароматный и очень вкусный. К нему полагался душистый, почти черный мед с пасеки, орехи и овсяное печенье.
Тихий осенний вечер. За окном сгущались сумерки, и откуда-то тянуло горящими листьями из костра. Мы сидели за большим деревянным столом под образами, пили чай и неспешно разговаривали. Оглянуться не успели, пришло время вечернее правило читать. Обычно послушники и трудники собираются на правило в храме. Но сейчас там шла подготовка к Престолу, визжали дрели, шумела шлифовальная машина, а еще рабочие покрыли пол мастикой, а потом закрыли от сквозняков до следующего утра. Мы решили читать в трапезной, хватились, а молитвослова нет. Он в храме, а храм закрыт. В комнате под алтарем, среди книг и икон, нашли старый, наполовину написанный от руки молитвослов. К девяти на вечернее правило пришел только трудник Георгий, остальные сказали, что в кельях будут молиться. Георгию немного за пятьдесят, лицо в морщинах и шрамах. Видно, что сильно пил и много страдал. Одежда монастырская, с чужого плеча. Взгляд спокойный, сквозь тебя, ничему не удивляющийся. Так смотрят те, кого часто обманывали и предавали и кто людям больше не доверяет. Слова лишнего не скажет, а только «да» или «нет». Таких обычно в монастырь после многодневного запоя или сразу из «психушки» привозят друзья или родители от безысходности. Иногда сами приходят, чтобы не ночевать на вокзале или на улице не замерзнуть. От таких в монастыре одни проблемы и искушения, но монахи их принимают Христа ради, хотя знают, что ничего хорошего не будет.
От таких одни проблемы, но монахи их принимают, хотя знают, что ничего хорошего не будет
И вот мы втроем встали перед большой иконой царя-страстотерпца Николая и начали правило читать. Читал Олег, он в алтаре каждый день и петь правильно умеет, и вообще, он из нас самый авторитетный. Я подпевал, как-никак тоже на клиросе не один год провел. А Георгий стоял за нами, глаза в пол, и только крестился и поклоны клал.
А потом вдруг на середине правила страницы в молитвослове оказались вырванными, в аккурат там, где должны быть 24 молитвы Иоанна Златоуста. Послушник Олег начал было читать по памяти, но вскоре сбился. Я, хотя эту молитву люблю и вроде бы помнил, тоже не смог целиком прочитать.
В отличие от нас, он просто знал все молитвы наизусть
Георгий смотрел на наши потуги, смотрел, потом перекрестился благоговейно и неожиданно ровным, хорошо поставленным голосом по-церковному правильно стал читать с вырванного места наизусть. Спокойно, вдумчиво, благоговейно. Читал и ни разу не сбился. В отличие от нас, он просто знал все молитвы наизусть. И по тому, как уверенно он читал, я сразу понял, что это касается не только вечернего правила. Я смотрел на его испитое, обезображенное пороками лицо и немел от удивления и восторга. Когда он окончил правило, по старой журналистской привычке я полез было к нему с расспросами, а он сделал вид, что не услышал, поклонился нам, сказал: «Спасибо, братья, за молитву!» – и быстро ушел.
Потом ночью я лежал у себя в келье, смотрел в потолок и благодарил Пресвятую Богородицу, что познакомила меня еще с одним верующим человеком и показала, как полагается в монастыре правильно себя вести.
А там темновато фонарей нет. И вижу в канаве пьяный лежит и никак встать не может.
У меня и у мамы сразу такое пренебрежение к этому человеку возникло, что просто хотелось быстрее пройти мимо.
Но какое-то чувство вины легло на душу и решил я ему помочь. Вытащил я его, спросил где живет, сказал ему куда идти нужно.
И разговорился с ним, и такой добрый, открытый человек оказался. Какая-то любовь в нем была. Удивительно просто.
Со мной был похожий случай... Я ехала в полупустой электричке и читала молитвенное правило. Напротив меня сидел маленький, худенький, какой-то очень невзрачный и помятый мужичок. И вдруг он посмотрел на меня и сказал:" А я, как Господь, плотник." Мы разговорились...
Эта встреча очень многое изменила в моей жизни. Я поняла, что точно умом Россию не понять...
И не только в монастыре.