Лекарство Достоевского

Неудивительно, что к этой святыне в Старой Руссе, особенно почитаемой рушанами, привел нас Ф.М. Достоевский. Георгиевская церковь, в которой хранится эта святыня -чудотворная икона Божией Матери, именуемая «Старорусской», – находится неподалеку от дома, который снимала семья Достоевских.

В самый первый приезд в Старую Руссу в 1872 году они остановились в доме священника Румянцева, служившего в этой церкви. Вот как пишет Анна Григорьевна: «Наконец, в три часа дня, пароход подошел к пристани. Мы забрали свои вещи, сели на линейки и отправились разыскивать нанятую для нас… дачу священника Румянцева. Впрочем, разыскивать долго не пришлось: только что мы завернули с набережной реки Перерытицы в Пятницкую улицу, как извозчик мне сказал: “А вон и батюшка стоит у ворот, видно, вас дожидается”. Действительно, зная, что мы приедем около 15 мая, священник и его семья поджидали нас и теперь сидели и стояли у ворот. Все они нас радостно приветствовали, и мы сразу почувствовали, что попали к хорошим людям. Батюшка, поздоровавшись с ехавшим на первом извозчике моим мужем, подошел ко второму, на котором я сидела с Федей на руках, и вот мой мальчуган, довольно дикий и ни к кому не шедший на руки, очень дружелюбно потянулся к батюшке, сорвал с него широкополую шляпу и бросил ее на землю. Все мы рассмеялись, и с этой минуты началась дружба Федора Михайловича и моя с отцом Иоанном Румянцевым и его почтенной женой, Екатериной Петровной, длившаяся десятки лет и закончившаяся только с смертью этих достойных людей».

Георгиевская церковь стоит на одноименной улице. Улица Георгиевская находится недалеко от соборной площади города. И если идти от центра площади, то маршрут будет пролегать мимо невысоких городских домов, похожих на белую пастилу. А если идти от дома Достоевских, то справа и слева будут окружать вас уютные деревянные деревенские домики, тесно прижатые друг другу заборами. Вдоль улицы высажены кусты калины. Именно по этой улице шел Дмитрий Карамазов: «»Калина, ягоды, какие красные!» – прошептал он, не зная зачем».

Мы остановились у ворот церкви, у которых сидели местные бедные люди, жители города. Это единственный храм в городе, где мы увидели людей с протянутой рукой. Подумалось, что это, наверное, провидение именно здесь и сохранило их. «Вот какова она, жизнь-то бывает! О, Варенька, мучительно слышать Христа ради, и мимо пройти, и не дать ничего, сказать ему «Бог подаст». Иное Христа ради еще ничего. (И Христа ради-то разные бывают, маточка). Иное долгое, привычное, заученное, прямо нищенское, этому еще не так мучительно не подать, это долгий нищий, давнишний, по ремеслу нищий, это привык, думаешь, он переможет и знает, как перемочь». (Бедные люди).

Достоевский сам всегда подавал милостыню, несмотря на постоянную нужду. «Когда у моего мужа не найдется мелочи, а попросили у него вблизи нашего подъезда, то он приводил нищих к нам на квартиру и здесь выдавал деньги». (А. Достоевская, «Воспоминания»).

Дочь Достоевского, Любовь Федоровна, вспоминает, что Достоевский «подавал всем бедным, встречавшимся на его пути, и никогда не мог отказать в деньгах, если кто-нибудь говорил ему о своем несчастье и просил помощи».

Миновав нищих, насовав в их протянутые руки сладости, мы вошли в храм. Теперь пишу и думаю, что если перед дверями рая окажутся стоящие нищие, убогие, больные, бедные? Попадем ли в рай, минуя их?

В храме готовились к празднику Успения. На деревянном полу была выстелена дорожка из травы и цветов до алтаря и возле Старорусской иконы. Старорусская икона впечатляет не только размерами (278 см высота и 202 см ширина), но и уникальной историей. Икона была принесена когда-то в Старую Руссу из Греции, из города Ольвиополя.

Предание гласит, что когда в 1570 году в Тихвине случилось моровое поветрие, то жители города просили позаимствовать чудотворную икону. Крестным ходом тихвинцы обошли город и на руках внесли его в Успенскую церковь Тихвинского монастыря. Мор прекратился.

С возвращением иконы тихвинцы не торопились, а вскоре и совсем отказались ее вернуть. И только в 1787 удалось получить лишь список чудотворной иконы. Староста Воскресенского собора Илья Петрович Красильников сам поехал в Тихвин, и когда икону в очередной раз отказались вернуть, тогда по его заказу тихвинские живописцы скопировали Старорусскую икону «мера в меру». В 1788 году рушане встретили образ, который стал главною святынею Воскресенского собора Старой Руссы. Несмотря на то, что этот список неоднократно являл чудотворную силу, исцеляя физические и душевные болезни, жители не оставляли надежды вернуть старинный образ. Радостное событие случилось в правление императора Александра III,который распорядился утвердить положительно прошение рушан. Желая достойно проститься со святыней, хранившей их город триста лет, тихвинцы обнесли чудотворную икону крестным ходом вокруг Тихвина. А Старая Русса готовилась достойно ее встретить! День 18 сентября стал для Старой Руссы знаменательным событием. Такого стечения духовенства и богомольцев здесь давно не видели. Колокольным звоном, который сливался с голосами множества певчих, встречали икону. Богослужение окончилось лишь к трем часам дня. А звон колоколов не утихал в монастыре целый день. Радуйся, райских дверей отверзение! (из Акафиста Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии).

Святыня вернулась на родную землю, а в Тихвине остался точный список. Долгожданное возвращение произошло к всеобщей радости горожан. Но оказалось, что святые лики на иконах расположены по-разному. Лик Богородицы кротко обращен на каждого приходящего к Ее образу. На левой руке изображен Ее Божественный Младенец, но лик Его обращен от Нее в сторону. В монастыре на иконе Младенец так же покоится на левой руке Богоматери, но лик Его обращен на этом образе к Ней.

До сих пор это различие объяснить не могут. Многие толкуют по-разному о том, что стало причиной того, что Младенец «отвернулся». Одна из версий такова: Младенец скорбит о грехах людских. Другие считали, что Он отвернулся в сторону при виде порочной жизни жителей города. Возможно и то, что, восстанавливая потемневший от времени образ, иконописцы изменили положение лика, но не исключали и чудесное преображение иконы.

После революции происходит изъятие церковных ценностей. В городском соборе открывается музей, куда переносится Старорусская икона и где хранился список иконы, сделанный И.П. Красильниковым. В 1941 году во время оккупации икона исчезла, а серебряная риза, инкрустированная драгоценными камнями, украшавшая Старорусскую икону Божией Матери, чудом уцелела. Сейчас в Георгиевской церкви чтится список чудотворной иконы. Это краткая история чудотворного ораза, который является самым почитаемым в городе. Перед ним склонялся в поклоне великий писатель, когда приходил на Литургию.

Когда впервые входишь в храм, удивляешься не столько расписным сводам и обилию древних образов, сколько самой атмосфере. Кажется, что этот старинный храм так и остановился в том времени прошлого века. Поскрипывает деревянный настил под ногами, горят свечи на старинном массивном подсвечнике возле Старорусской иконы. Глаза Богородицы глядят бесстрастно. Ее молчание – молитва. Она сама – молитва! И она присутствует не где-то в ином измерении, а здесь! И от этого становится и страшно, и спокойно одновременно. Бабушки, прислуживающие в храме, отличались неспешностью. Всё делалось неторопливо и спокойно. Нам вообще казалось, что в городе другое временное измерение. Они охотно показали нам место, где молился Достоевский. Всю Литургию обычно он стоял пред иконой Всех Скорбящих Радость. Надо сказать, что этот образ Богородицы был его любимой иконой. По словам жены, он любил молиться «в тиши, без свидетелей». «Я не пошла за ним, и только полчаса спустя отыскала его в уголке собора, до того погруженного в молитвенное и умиленное настроение, что в первое мгновение он меня не признал», – пишет Анна Достоевская. Врач писателя, Степан Дмитриевич Яновский, писал, что «вернейшее лекарство у него всегда была молитва».

– А эту икону подарил сам святой Иоанн Кронштадтский, – сообщила сидевшая в уголочке на стуле прихожанка преклонных лет. Я подошла к темному углу под низким сводом и, посветив свечой, прочла дарственную запись на Смоленской иконе Божией Матери.

– Икона наша Старорусская – чудотворная, – продолжала говорить, медленно произнося каждое слово, старушка, – Она Заступница наша, она нас и воспитывает, и исцеляет, – тут бабушка вздохнула, – у каждого свои болезни-то ведь.

– Видите, Младенец как бы отвернулся от Богоматери, – так же тихо и медленно произнесла она. – Все-то думают, что Он отвернулся, а это Он к нам повернулся, к нам обращен.

Мы посмотрели на икону – и нам показалось, что всё движение Богородицы на иконе направленно навстречу к людям. Она как бы говорит: «Что скажет Он вам, то сделайте» (Ин. 2, 5).

Началась праздничная служба, и мы уже не смели отвлекать старушку расспросами.

И сразу вспомнились слова духовного отца, который часто говорил: «Пресвятая Богородица – наше первое лекарство».

После этих слов я считала, что вторая часть очерка закончена, и как обычно, написала «продолжение следует». Но на следующий день я получила сообщение от правнука писателя о его личном исцелении от Старорусской иконы. Перед тем как я приведу целиком воспоминание Дмитрия Андреевича Достоевского, я расскажу предысторию. После одной операции врачи повредили ему желудок и предупредили, что возможно последствие – язва. Так и случилось, и страдал он от язвы двадцать лет. Но однажды…

«Случилось это лет десять назад. В конце мая я, как обычно, поехал в Старую Руссу в тамошний музей на Достоевские чтения. В это время, как правило, в городе солнечно, тепло, и повсюду буйствует расцветшая сирень. Здесь Достоевский обрел счастливые годы семейной жизни и радушную атмосферу для своего творчества. «За границей решительно не могу писать, другое дело в Руссе, когда за стенкой детки шумят», – писал он жене. Обрел он близкого друга, священника Георгиевской церкви отца Иоанна Румянцева. Люба и Федор Достоевские почти весь день проводили на дворе батюшки, играя с его многочисленными детьми, а писатель частенько наведывался «на чаек» к батюшке для долгих бесед на церковные темы. «Батюшка этот дал мне много материала для моего романа», – записывает Достоевский.

Эту атмосферу тихого, спокойного в своей неспешной жизни провинциального городка чувствуют и все участники чтений, стараясь озвучить здесь свои самые последние и сокровенные мысли о творчестве писателя. Я внимательно выслушивал доклад, но меня больше интересовали ежевечерние встречи достоеведов, как говорится, за круглым столом, у кого-нибудь в номере гостиницы, где я включался в общий разговор о Достоевском.

В один из вечеров я, уже зная, в каком из номеров состоится встреча, забежал к себе, чтобы переодеться. Выйдя из дома, обнаружил, что буквально мои ноги понесли меня в противоположную сторону – к Георгиевской церкви. Я попытался противиться этому, думая, как неудобно будет, если я опоздаю, но тут же появилась «спасительная» мысль, что на одну минуту забегу в церковь и вполне успею вернуться в заветный номер. Опять появилась мысль, что зря я иду, ведь служба уже кончилась, и храм, наверное, закрыт, но уже издали вижу открытые ворота. Я уже в церкви, она пуста, и только бабушки как заправские матросы драят пол. Они все как по команде посмотрели на меня, мне стало неудобно, но я уже не владел собой. В простенке висит огромная чудотворная икона, и я, очутившись перед ней, грохнулся на колени, уже совершенно не понимая, что со мной. Слезы градом покатились из глаз, я выключился из пространства и времени. Прошло пять минут, а может час, я пришел в себя, наступила какая-то отрешенность, и я тихо вышел из церкви.

Всё ещё не понимая, что со мной было, вернулся в номер, не было желания куда-либо идти, и я заснул.

Наутро всё пошло своим чередом, мысль о вчерашнем легко заменялась вернувшимся интересом к докладам.

К вечеру готовился с сожалением уехать в Петербург. Дело в том, что из-за застарелой язвы желудка, которая ежегодно осенью укладывала меня в больницу, я не мог на известковой воде в Руссе продержаться более двух дней – как правило, начинались боли, и я мчался домой. На этот раз ничего не случилось, и я решил остаться до утра. Без проблем остался до окончания чтений и на прощальном ужине все с удивлением обнаружили мое присутствие.

Год понадобился, чтобы понять, что со мной случилось чудо. Язва в одночасье ушла и, как я ее ни провоцировал, чтобы убедиться, – ушла безвозвратно. Я исцелился от иконы!»

И сейчас я с большой радостью пишу: «продолжение следует».