Говоря языком менеджеров, протоиерей Александр Белый-Кругляков – человек многозадачный: настоятель храма Всех святых в земле Российской просиявших в городе Усть-Илимск Иркуской области, глава благочиния, руководитель издательского отдела, попечительской и наградной комиссий и член Епархиального совета. В свободное время он пишет книги. Еще он многодетный папа и дедушка. А находиться с ним рядом очень тепло, и беседовать с ним – одно удовольствие. Отец Александр рассказал «Бате», как семейное счастье привело его к Богу, о противоречиях в вопросах воспитания с супругой и о том, нужно ли заманивать молодёжь в храм.
От «Барбезы» — к памяти смертной
— Отец Александр, поделитесь, пожалуйста, своей историей прихода к вере и к выбору священнического служения? Сыграла ли роль в этом семья, в которой вы воспитывались?
— Неисповедимы пути Господни… Скорее всего мой дедушка —сапожник маленького заштатного городишки Тулуна в Иркутской области Корней Емельянович Павлик и в мыслях не держал, что так и не увиденный им внук пойдет по стезе, по которой его дед в свое время пытался отправиться, да не получилось. Неугомонный характер бросал деда из стороны в сторону: от учебы в Сорбонне — до Черниговской духовной семинарии, от консерватории по классу скрипки — до участия в революционных беспорядках. Наказание за последнее и привело его в Сибирь.
Мои родители были обычными провинциальными советскими интеллигентами: бедными, любящими читать, рассуждать о политике и искусстве. Отец-фронтовик часто болел. Это было связано с ранениями, полученными на войне, и когда его в очередной раз определяли в больницу, весь семейный бюджет состоял из заработка провинциального журналиста, коим являлась мама. Папа наш не пил, в чем не совсем соответствовал своему статусу интеллигента. Зато, благодаря этому счастливому обстоятельству, наша беспросветная бедность скрашивалась атмосферой покоя, доверия и равноправия. В доме царил культ книги, чтение было основным занятием и родителей, и нашим с сестрами, и даже бабушки.
Никаких разговоров о вере в нашей семье не было, и об учившемся в семинарии деде старательно умалчивали. Но религиозное чувство живет в каждом ребенке, и прорастание этого семени зависит от вовремя пролитых дождей или несвоевременно пришедшей засухи.
В пятилетнем возрасте мы с другом любили петь вместе:
Смела-а-а мы в бой пойдем
За власть Советов,
И как один умрем —
Барьбеза — это!
Мы представляли, как вместе умрем. Ляжем на пригорке рядом с полем боя и умрем, а «комиссары в пыльных шлемах склонятся, молча», над нами. Эта решимость умереть вместе за власть Советов была страшной, но понятной. Непонятно было только, почему все это называлось «Барьбезой»!
Наивные строчки эти стали источником одного из переживаний детства – размышления о неизбежности смерти. Когда горизонты познаваемого мира раздвигаются, вместе с растущими на дверном косяке зарубками, трудно примириться с мыслью, что когда-нибудь всё исчезнет. Это казалось настолько несправедливым, что при первом посещении подобных мыслей у меня терялся аппетит на целый день. Представлялось, как лежу я в тесном гробу под землей и сквозь её толщу вижу идущих по городу людей, наслаждающихся жизнью и совсем забывших про меня…
«Счастливый брак – пристань, где нас нашел Бог»
…Пролетело детство и наполненная несусветными глупостями, пустыми переживаниями и трагическими ошибками юность… Эх, юность, юность! Какая бы ни была, а все хочется прилепить к ней – счастливая. Но все же соглашусь с поэтом Александром Кушнером: «…какой это труд и надрыв — молодым быть, старым и все это вынесшим – лучше…»
Был Афганистан, учеба, работа. Девочка Люба, которой нёс портфель, стала спутницей жизни. Счастливый брак – это та блаженная пристань, где нас нашел Бог. Мы несколько лет смотрели друг на друга, почти не замечая ничего вокруг, а Небесный Отец наблюдал за нами. Бытует мнение, что в храм человека приводит беда, в нашем же случае к вере привело счастье.
У нас с женой уже было двое детей, когда сложилась привычка – уложив малышню спать, вместе пить чай на кухне и мечтать. Мечтали о богатстве, которое тратили с фантазией, изяществом и благородством, о путешествиях, о всеобщем признании и о многом другом. В конце концов, все эти мечты поистёрлись о стены нашей маленькой кухни и уткнулись в мысли о смысле жизни.
С высокооплачиваемой работы – в церковные сторожа
Как только мы стали думать об этом, о самом, как мне кажется, главном, в музыкальную школу, где преподавала Люба, поступила дочь недавно назначенного в наш город священника. Дальше события развивались стремительно. Мы познакомились с отцом Иаковом и матушкой Ниной. Пригласив их первый раз к себе в гости, я был уверен, что парой умных вопросов о религии загоню их в тупик. И даже не понял, как к концу вечера оказался не просто побежденным по всем фронтам своих домашних заготовок, но и ощутил себя самым, что ни на есть инвалидом безверия.
Евангелие с первых страниц произвело на меня неизгладимое впечатление — как-то сразу, всеми клетками почувствовал, что это глаголы Божии, а не человеческие. Дальше были книги, которых у отца Иакова вполне хватало на наш голод. Через полгода я уже оставил высокооплачиваемую по тем временам работу на угольном разрезе и трудился сторожем в храме. Люба работу в музыкалке совмещала с пением на клиросе. В нашем провинциальном приходе довелось пройти все стадии «карьерного роста» – от сторожа-истопника до старосты. Некоторые друзья считали, что я сошел с ума и меня это, в общем, устраивало.
Через несколько лет воцерковились мои родители и близкие родственники. В 89-м иркутский архиепископ Хризостом (ныне митрополит Виленский и Литовский на покое) рукоположил меня во диакона, а в январе 90-го — во священника.
Педагогические рецепты
— Батюшка, у вас пятеро взрослых детей. У вас были какие-то особые педагогические рецепты?
— О своих детях мы с матушкой, как и все родители, можем рассказывать очень долго. Они у нас талантливые – рисуют, поют, пишут, снимают фильмы, играют на музыкальных инструментах. К слову, матушка моя — профессиональный музыкант, педагог по классу фортепиано, без малого три десятка лет руководит церковным хором.
Сегодня наши пятеро детей выросли и живут своей жизнью. Старшая дочь имеет два высших образования, оба художественные, живет со своей семьей в Москве, работает ведущим дизайнером в архитектурном бюро. Её сестра окончила Академию госслужащих, живет со своей семьей в нашем городе, она бухгалтер в коммерческой фирме. Старший сын работает начальником смены в крупной компании, производящей целлюлозу. К нашей печали, два года назад его брак распался, но двое внуков часто бывают и даже иногда живут у нас. Средний сын живет в Москве, служит в Федеральной службе охраны, заочно учиться в университете, в этом году собирается вступить в брак с девушкой, с которой дружит со школы. А самый младший сын учится на третьем курсе Сретенской семинарии в Москве. В этом году девушка, с которой он тоже дружит со школы, собирается поступать в Православный Свято-Тихоновский университет.
Самую большую радость нам доставляет то обстоятельство, что наши дети в Церкви: они исповедуются, причащаются и к этому приучают уже своих детей.
Что до особых педагогических рецептов… Мы с матушкой никогда на них не давили и серьезные мировоззренческие вопросы обсуждали, только если они спрашивали. Я вообще всегда был сторонником того, чтобы детей баловать. Матушка со мной была не согласна, и из этой педагогической противоположности, как-то само собой выросли верующие дети.
Мне кажется, мы их особо не воспитывали, просто много времени проводили все вместе. Сейчас, когда они выросли, с замиранием сердца представляем – какими были бы и те трое, что умерли во младенчестве…
Пастырь и прихожане
— Отец Александр, вы уже более четверти века настоятель городской православной общины Усть-Илимска. Каково это – быть настоятелем, а кроме того совмещать еще немало должностей?..
— Заботы настоятеля в общих чертах всем известны. С одной стороны ты должен быть добрым пастырем, с другой – администратором, хозяйственником, строителем, кадровиком и так далее. В этой раздвоенности важно правильно соблюсти баланс. Если администратор поглотит пастыря — не будет прихода, если пастырь не может быть администратором – приход не сможет развиваться. Ведь от настоятеля зависит очень многое! Дружный приход, ухоженный храм с приветливой атмосферой, стройное богослужение, внятная и вдумчивая проповедь могут сделать больше, чем несколько миссионерских отделов.
— Чем вас удивляют прихожане? О чём неформально беседуете с паствой?
— По-моему, хороший священник всегда общается с паствой неформально… Само наличие прихожан, да еще добрых, вдумчивых и, самое чудесное, терпящих и любящих нас, своих ленивых пастырей – предмет постоянного удивления.
Вот только один пример. Мы живем в очень снежном крае, бывают года, когда сугробы к Пасхе вырастают в человеческий рост. Большая территория храмового комплекса требует постоянных усилий по очистке снега. Этой работой постоянно заняты мужчины нашего храма. Как-то поздним холодным вечером, выйдя из настоятельского дома, увидел бабушку-прихожанку, большим скребком толкающую снег на прихрамовой площади. Решил забрать у нее инструмент и предложить идти домой, отдыхать. На мои увещевания и сочувствие к ее возрасту отрезала с юмором – «Покойная свекровь мне всегда говорила – если ты полюбишь север, не разлюбишь никогда». Вот такие здесь люди! Из них, перефразируя известное изречение, не гвозди, а двутавровые балки делать можно.
— Отец Александр, какие сложности на духовном пути, наиболее тяжело переносить и какие победы вдохновляют более всего?
— Самым сложное в жизни священника, как и в жизни любого христианина, – это борьба с собой. С гордостью, тщеславием, леностью, маловерием, сребролюбием. Если ты поставлен пастырем для людей, это не значит, что ты не должен заботиться о собственном спасении. Для священника борьба с собой осложняется тем естественным обстоятельством, что он, как правило, является объектом уважения и почитания прихожан. Легко проявлять смирение и добродушие, когда тебе подчиняются, когда тебя считают примером. Но подлинные качества души проявляются не в таких благодушных обстоятельствах. Победы на этом фронте, свои ли, прихожан ли, вдохновляют больше всего.
Единственное, что отличает священника от мирян в этом смысле – это бремя ответственности за доверившихся тебе людей. Пока этот колокольчик звучит в твоем сердце, зовет тебя на молитву и не дает расслабиться – ты пастырь.
С другой стороны – священник у всех на виду. И мне думается, иногда спасительный Божий Промысел ставит на это место грешного человека, потому, что естественное желание получить уважение прихода, может помочь ему победить некоторые страсти.
Зрелая вера
— Много ли молодёжи у вас в храме? Может у вас есть идеи о том, как привлекать молодых людей в Церковь?
— Много ли молодежи в храме? А с чем сравнивать? На футбольном матче их конечно больше. Из Восточной Сибири молодежь активно уезжает, поэтому письма из Патриархии, рекомендующие те или иные формы работы с молодежью, не могут исполняться во всех регионах под копирку.
С другой стороны, хочется, чтобы в Церковь человек входил осознанно, в результате поисков и серьезных размышлений. Как правило, это приходит с возрастом и жизненным опытом. Поэтому, может быть, естественно, что в храме в основном люди зрелые. В советское время Церковь ассоциировалась с диссидентством, и это было привлекательным для неформальной ищущей молодежи. Сейчас этого нет.
Мне думается – сеяние слова Божия, это не pr-компания. Прекрасно, когда молодые люди откликаются на голос Божий и становится чадами Церкви, но стоит ли тех, кто не готов к духовной жизни, зазывать в храм любыми способами? Я часто думаю об этом, но ответов у меня нет.
В одном я уверен – приходская жизнь должна быть устроена таким образом, чтобы переступающая церковный порог молодежь, не была здесь инородным элементом и не чувствовала себя обязанной включаться в наши «галочные» мероприятия.
— Батюшка, а есть ли в вашей жизни место чуду?
— Сама наша жизнь и есть чудо. Возможность переживать радость и боль, познавать себя и пытаться приблизиться к Богу, общаться с людьми и быть кому-то полезным, каяться и вставать после падений – все это самое настоящее чудо. Все, что я просил у Бога, было дано. Не так и не тогда, как мне представлялось, но было дано. Это тоже чудо, чудо милости Божией к человеку совершенно обыкновенному и этой милости не заслуживающему.