Не гнушаться своим

26 марта 2018 года Народному артисту России Алексею Васильевичу Петренко († 2017) исполнилось бы 80 лет.

Об этом замечательном артисте и человеке вспоминает епископ Каскеленский Геннадий (Гоголев).

Алексей Петренко. Кадр из к/ф «Двадцать дней без войны»

Впервые я встретился с Алексеем Васильевичем Петренко в живописном уголке Костромской губернии – усадьбе Щелыково, о которой А.Н. Островский писал, что ее красота «настолько превосходит воображение, насколько природа лучше мечты». По узкой ухоженной тропинке по направлению к Никольскому погосту в Бережках, где покоится прах великого драматурга, под палящими лучами июльского солнца неспешно передвигалась могучая, величавая фигура, в которой даже издали можно было угадать и грозного Сталина, и зловещего Распутина, и отчаянного генерала Радлова, и самодовольного Кнурова. Не узнать актера было невозможно. Петренко шел один. Я представился как архимандрит, ректор духовной семинарии. Алексей Васильевич остановился, стал пристально вглядываться в мое тогда еще весьма юное и совсем не архимандричье лицо, чуть приподнял брови, видно удивляясь моей молодости, и медленно повел разговор о благотворном воспитательном значении церковной культуры. Внутренне поразившись его готовности к беседе, я слушал, не перебивая. «Как хорошо, – подумалось мне тогда, – что и этот замечательный мастер, Народный артист России, ставший после «Жестокого романса» любимцем костромичей, оказался таким внутренне цельным, глубоким и религиозным!»

Прошло без малого 20 лет, и мне довелось несколько раз встретиться с Алексеем Васильевичем в Алма-Ате. Я стал архиереем. В 2012 году Петренко прибыл в город самых лучших в мире яблок («алма» по-казахски «яблоко») для участия в концерте-реквиеме «Исповедники Православия после гибели империи», посвященном подвигу новомучеников Христовых Эллады и Понта XV–XIX веков. Нужно сказать, что на юге Казахстана проживает большая греческая община, и здесь чтятся древние и новые традиции этого народа. Замечательное начинание общины и лично режиссера Константина Харалампидиса – привлечь внимание международной общественности к подвигу соотечественников в период османского ига.

С необыкновенным глубоким волнением, иногда будто не справляясь с дыханием под действием прорывающейся изнутри силы, притягательным, с легкой хрипотцой, голосом, в тот вечер актер прочитал одно из страшных героических повествований о страданиях понтийских греков.

А еще я «вживую» слушал в его исполнении знаменитый монолог Тараса Бульбы. Тогда на экраны вышла экранизация повести Н.В. Гоголя с Богданом Ступкой в главной роли, и мы могли сравнить чтение двух выдающихся мастеров. Впрочем, в фильме монолог значительно сокращен. Ступка великолепен. Петренко читает сдержанно, без лишней жестикуляции, но от этого еще более поражает сила и мощь, что заключены в артисте. На такое исполнение способны только внутренне собранные, могучие люди, пережившие немало жизненных испытаний, прошедшие путь соединения ума, сердца и воли в единое целое. Именно такое чтение по-настоящему позволяет актуализировать классическое произведение.

Епископ Геннадий совершает панихиду у поклонного креста при храме в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» Алматинской области по всем грекам, безвинно убиенным в годы лихолетья

«Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке…» Ну разве это не про нас?!

За время, прошедшее между двумя нашими встречами, Алексей Васильевич значительно изменился, духовно вырос. Он свидетельствовал об этом сам. Состоялось его паломничество на Афон и в другие монастыри Греции, было участие в документальном фильме о падении Константинополя, что позволило ему пропустить эту историческую эпоху буквально через сердце.

Я вручил ему награду Православной Церкви Казахстана – юбилейную медаль 140-летия Туркестанской епархии.

Он был глубоко укоренен в русской классической традиции. Питался и жил ею

Был обед, торжественный прием. Мы сидели рядом и много общались. И опять в основном говорил он. Только голос стал мягче, как будто нежнее. В нем совсем исчезли твердые, напряженно звенящие ноточки, как правило присущие человеку, в силу своей профессии привыкшему много говорить и назидать: школьным учителям, секретарям парткомов… да и что греха таить, некоторым пастырям Церкви. Я задал простой и важный для понимания личности художника вопрос: «Кто ваш любимый писатель?» На удивление, Алексей Васильевич живо откликнулся и принялся долго, терпеливо, в своей манере, сдержанно, но воодушевленно рассказывать о неизвестной мне тогда прозе Юрия Казакова.

Придя домой, я немедленно принялся искать рассказы этого удивительного самобытного автора, которого в 60-х годах прошлого века называли «новым Буниным», и вспомнил, что когда-то в детстве читал один из них, про Арктура, гончего пса, сострадая полуслепому «угрюмому, неловкому и недоверчивому» четвероногому бродяге, нежданно обретшему хозяина, освоившему охотничье дело и внезапно погибшему, напоровшись на еловый сук в неловкой погоне за дичью.

Епископ Геннадий совершает панихиду у поклонного креста при храме в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» Алматинской области по всем грекам, безвинно убиенным в годы лихолетья

Почему же именно этот писатель заслужил отклик в сердце выдающегося русского актера? Очевидно, что оба они были глубоко укоренены в русской классической традиции. Питались и жили ею. И оба пережили немало моральных страданий в те безбожные советские годы, когда эта традиция искажалась, профанировалась, а иногда и подвергалась поруганию. Казаков нашел наиболее простую и ясную форму передачи вечных смыслов русской литературы. А благодаря таким, как Петренко, истинные духовные смыслы русской культуры стали достоянием современной публики.

Петренко глубоко национален. Его творчество останется повсеместно востребованным, пока стоит русский Кремль и горят лампады Троице-Сергиевой Лавры, пока не забыты «Я помню чудное мгновенье…» Пушкина и лермонтовское «Бородино», пока на Пасху под радостный трезвон колоколов крестные ходы заполняют улицы, а на Рождество звучат «адажио» из «Щелкунчика» и малороссийские колядки.

Вечная тебе память, раб Божий приснопамятный Алексей Васильевич!