Поверьте, ответ на этот вопрос очень важен. В семье, например, совсем не ссориться обычно не получается – и остается лишь ссориться правильно. То есть с минимумом разрушительных и максимумом конструктивных последствий.
Изрекла! Фразы общие и очевидные, а вот сложно их не написать. Просто слишком уж часто приходится словно похоронки получать – узнавать от знакомых новости: «умерла» семья N, распалась семья Z… Не мое вроде дело, а вот честно: больно! Больно за людей, за неумолимую «каржавость» нашего мира, в котором любовь гибнет бесславно и быстро, едва начавшись. И снова гибнет, и снова…
И – вопреки Льву Николаевичу – все несчастные семьи несчастны примерно одинаково. Набор «граблей» почти стандартен. Самый типичный пример – неумение обсуждать проблемы. Это немного высокомерно звучит – наверное, мало кому приятно, когда его «классифицируют» и с кем-то обобщают. Но, уверяю, обобщаю я, в общем-то, и себя, поскольку все эти знаменитые «притирки характеров» и «семейные ссоры первых трех лет» меня ну никак не миновали. Зато подарили одно простенькое, но очень полезное открытие.
Лучший жанр для ссоры – эпистолярный. Приключилось такое открытие почти что случайно. Что-то мы с мужем в очередной раз не смогли обсудить конструктивно, и к вечеру я гордо планировала не разговаривать, потому как «какой смысл?!». Решимость мою подкрепляли сразу две твердых уверенности. Во-первых – в том, что я «конечно права». А во-вторых – в том, что «убеждать бесполезно».
Единственное, что смущало – это слова апостола Павла: «Да не зайдет солнце во гневе вашем!». А как ему не зайти?… Но важно, что в тот момент я как раз читала переписку Пушкина, в том числе его письма к жене. Это были очень яркие письма: минутами прорывавшиеся упреки и наставления перемежались милыми извинениями за резкость и уверениями в нежнейшей преданности. В общем, неплохой образец довольно подробного проговаривания проблем или хотя бы чувств.
И я подумала, что почта – она раньше людей все-таки дисциплинировала. Глупо просто так начать «собирать» в письме эмоции и пустые, но обидные эпитеты – есть риск остыть и раскаяться в написанном еще до того, как послание найдет своего адресата. Поневоле приходится больше думать и меньше спешить, чтобы бумага отразила только то, что ты сказать действительно хотел, а не сиюминутные эмоции в стиле «Остапа несло». Даже те немногие резкости, от которых все-таки трудно воздержаться, в письме могут обрести должную приписку с рациональным объяснением – что, для чего и почему было сказано. «Слово не воротишь», опять же – это не про письмо. Всегда можно зачеркнуть или нажать Backspace.
В общем, я в итоге тоже написала послание с изложением своего видения проблемы. Причем уже при первой читке я переписала половину – просто потому, что сразу ощутила, как неприятно читать мой текст – сплошной «наезд».
Я тогда еще не встречала выкладки психологов про «я-сообщения», то есть фразы не в форме «Ты, дурак, меня обидел», а в форме «Я восприняла твои слова так-то и так-то и меня это обидела». Но как-то интуитивно удалось написать именно в форме «я-сообщения» — просто редактировала послание так, чтоб у самой при чтении не возникло мысли выкинуть компьютер, зато появилось бы достаточно полное представление о том, что я хочу сказать.
Муж, шутки ради, тоже ответил подробным письмом. И вот не могу сказать, что «с тех пор мы ни разу не ссорились», но понимать друг друга – это точно – стали куда лучше. Спустя какое-то время я подумала, что письменная речь хороша не только тем, что пишущий успевает отфильтровать эмоции. Читающий – вот что важно – тоже замечает не эмоции, а смысл. Слово критики, сказанное вслух, вызывает почти автоматическое противление: как же, это ведь критика! То же слово на экране или бумаге, прочитанное без свидетелей, воспринимается проще.
Кстати, это верно не только в семейной жизни. Помню, как один журналист прислал мне на редактуру текст, который требовал в первую очередь авторской переработки. Но когда я позвонила сообщить об этом, автор среагировал не слишком адекватно – разве что трубку не бросил. То есть из моей попытки устно рассказать, что и как следует подправить, он на слух усвоил только то, что «эта тетка ко мне придирается!». В другой раз я подготовила электронное письмо с замечаниями – и тот же автор преспокойно учел их в своем тексте.
А ведь в семейной жизни, особенно в первые ее годы, все замечания воспринимаются острее, чем в деловой или приятельской среде, все ведут ко вселенским обобщениям из разряда: «Ах, ты меня не любишь!». И хорошо, когда есть возможность притормозить и спокойно подумать, общаясь со свидетелем точным и беспристрастным – экраном или бумагой.