Патриарх Константинопольский Григорий VII и Русская Православная Церковь

Святейший Патриарх Константинопольский Григорий VII (6.ХII 1923 г. — 16.ХI 1924 г.), б. митрополит Халкидонский и преемник Патриарха Мелетия IV, вступил на Вселенский престол уже в соответствии с обычным порядком. Смена Предстоятеля Константинопольской Церкви не изменила характера межцерковных отношений Вселенского престола.

Обращаясь к деятельности Константинопольского Патриарха Григория VII по отношению к Русской Православной Церкви, мы вправе характеризовать эту деятельность, как дальнейшее претворение в жизнь идей Патриарха Мелетия IV о первенстве власти Вселенского престола, об обязательном и исключительном подчинении этому престолу всей православной диаспоры.

Прежде всего отмечаем открытое посягательство Патриарха Григория VII на судебную власть Патриарха Московского и Собора епископов Русской Церкви, посягательство, имевшее место в деле так называемого «обновленческого раскола».

Известно, что самочинный «живоцерковный собор 1923 г.» в заседании 3 мая вынес решение признать Святейшего Патриарха Тихона «лишенным сана и монашества и возвращенным в первобытное мирянское положение» и отменил Патриаршество, как «несогласное с духом соборности».

Известно, что Патриарх Тихон не только не признал этого «решения», но решительным образом осудил захватчиков церковной власти, самолично отделивших себя от единого тела Вселенской Церкви и тем лишившихся благодати Божией. Обращением от 15 июня 1923 г. Патриарх Тихон предупредил клир и верующий народ Русской Церкви о неправо-мощности распоряжений незаконной власти и безблагодатности «священнодействий и таинств» отпавших от Церкви епископов и пресвитеров, а Посланием от 2 апреля 1924 г. объявил о запрещении священнослужения и предании церковному суду б. Нижегородского архиепископа Евдокима и других главарей обновленческого раскола.

Известно также, что по вступлении на Вселенский престол Патриарх Григорий VII решительно осудил действия раскольников, называемых им «незаконными захватчиками церковной власти Российской Церкви». Разделяя определения о пагубном расколе Обращения Патриарха Тихона, Патриарх Григорий VII называл Московского Первосвятителя «единственным законным высшим главою церковной власти Российской Церкви» ^[1].

Тем неожиданней явилось вскоре после этого заявления охотное согласие Патриарха Григория VII на приглашение обновленческого «Священного Синода Православной Российской Церкви», возглавляемого тем же бывшим Нижегородским архиепископом Евдокимом, выступить примирителем «многомятежной» жизни Русской Церкви. С этой целью Патриарх Григорий VII предложил Св. Синоду Константинопольской Церкви изучить различные течения и направления «русского церковного движения» и содействовать их «умиротворению и успокоению», для чего направить в Москву особую миссию, «уполномоченную изучать и действовать на месте на основании и в пределах, определенных инструкцией». Основными условиями «умиротворения» Патриарх Константинопольский Григорий VII поставил немедленное удаление Святейшего Патриарха Тихона от церковного управления и одновременное упразднение патриаршества в Русской Церкви ^[2].

Иными словами, не считаясь с судебной властью поместной Русской Церкви, попирая священные каноны (Ап. 14, III, 8, Ант. 9 и мн. др.), Патриарх Константинопольский намеревался реализовать не что иное, как незадачливые решения «живоцерковного собора 1923 г.».

Св. Синод Константинопольской Церкви в заседаниях от 1/I, 17 и 30/IV и 6/V 1924- г., разделяя противоканонические взгляды Патриарха Григория VII, принял соответствующие постановления и назначил четырехчленную Патриаршую миссию для поездки в Москву с вышеуказанной целью.

Ответ на неканонические действия Вселенского Патриарха и Св. Синода Константинопольской Церкви был дан в Послании Патриарха Тихона Патриарху Григорию VII (июнь 1924 г.). «Представитель Вселенской Патриархии, Глава Константинопольской Церкви, — писал Патриарх Тихон, — без всякого предварительного сношения с Нами, как с законным представителем и Главой всей Русской Православной Церкви, вмешивается во внутреннюю жизнь и дела автокефальной Русской Церкви... А потому, всякая посылка какой-либо комиссии без сношений со мною, как единственно законным и православным Первоиерархом Русской Православной Церкви, без моего ведома незаконна, не будет принята русским православным народом, и внесет не успокоение, а еще большую смуту и раскол. Последнее будет только в угоду нашим схизматикам — обновленцам... Позволительно усумниться и в предполагаемой Вашим Святейшеством мере умиротворения Церкви — моего удаления от управления Церковью и хотя бы временного упразднения Патриаршества на Руси. Не умиротворит это Святую Церковь, а породит «новую смуту, — принесет новые скорби...»

Неканонические действия Константинополя по отношению к Русской Церкви вызвали решительное их осуждение Предстоятелями поместных православных и некоторых инославных Церквей ^[3], что в конце концов вызвало заявление Патриарха Григория VII о признании им законным Главой Русской Церкви Патриарха Тихона, об отсутствии будто бы даже мысли о возможном удалении Патриарха Тихона от церковного управления, о совершенно нейтральных целях предполагаемой миссии и пересмотре самого вопроса ее направления в Москву. И миссия действительно не поехала.

Посягательства Патриарха Константинопольского Григория VII на зарубежные учреждения Русской Церкви, расположенные будто бы на территории православной диаспоры Вселенского престола, выразились в новых безуспешных попытках подчинения Константинопольской Патриархии Митрополита Евлогия с его церковной областью и в печальной памяти дарования «автокефалии» Польской Церкви.

Польский вопрос, как и Финляндский и Эстонский, всецело представлял собою детище политического характера.

Определением Собора 1917/1918 гг. православные епархии, вошедшие впоследствии в состав Польского государства, были полностью подчинены Русской церковной власти ^[4]. В соответствии с положением этих епархий в условиях суверенного государства Патриарх Тихон письмом от 14/27 сентября 1921 г. предоставил им права «широкой автономии, мало чем разнящейся от автокефалии при условии нынешних сообщений», а Указом Священного Синода от 15/28 сентября 1921 г. за № 1424 утвердил «Положение» о Соборе православных епархий в Польше. 5 октября 1921 г. на Варшавскую кафедру был назначен бывший Минский и Туровский архиепископ Георгий (Ярошевский), которому в январе следующего года был предоставлен титул Митрополита ^[5]. Одновременно Митрополиту Георгию было препровождено «Положение» об управлении Православной Церковью в Польше, одобренное 14/27 января 1922 г. Патриархом Тихоном, Св. Синодом и Высшим Церковным Советом Русской Церкви. «Положение» в целом виде не получило одобрения Польского правительства и не вступило в силу. Польское правительство, вдохновляемое главным образом католическим клиром, было озабочено тем, чтобы обособить православные епархии Польши, насчитывавшие в то время более четырех миллионов верующих, от Русской Церкви и обессилить их. Курс на автокефалию нашел горячую поддержку в Митрополите Георгии и епископе Кременецком Дионисии (Валединском). До принятия определенного положения об управлении епархиями церковная жизнь в Польше регламентировалась главным образом административными распоряжениями Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, каковые нормы совершенно не соответствовали началам веротерпимости, выраженным в Польской Конституции 1921 г.^[6]. В январе 1922 г. ^[7] Собор Православной Церкви в Польше перевесом голоса Председателя принял предложенные департаментом вероисповеданий так называемые «временные правила», передающие Православную Церковь в полное распоряжение католического государства. В середине июня 1922 г. Собор епископов Православной Церкви в Польше, собравшийся в Варшаве, тремя голосами: Митрополита Георгия, епископа Дионисия и новохиротонисанного епископа Александра ^[8] против двух: архиепископа Елевферия и епископа Владимира высказался за установление автокефалии Православной Церкви в Польше, при условии, «что Польское правительство получит на автокефалию благословение Константинопольского и других Патриархов, а равно Глав автокефальных Церквей — Греческой, Болгарской и Румынской, а также Патриарха Московского, если последний возвратится к власти, и если Патриархат в России не будет упразднен» ^[9]. В заседании 15 июня 1922 г. Совещание трех епископов - автокефалистов получило наименование «Священного Синода Православной Митрополии в Польше». Одновременно правительство, при деятельной поддержке автокефалистов, административными мерами устранило сторонников законного канонического порядка православной церковной жизни в Польше. Епископ Вельский Сергий, под предлогом, что он был хиротонисан во епископа без согласия правительства, в мае 1922 г. был выселен в Чехословакию, архиепископ Елевферий и епископы Владимир и Пантелеймон лишены кафедр под разными предлогами. Характерно, что стойкость верных Матери-Церкви иерархов была определена так называемым Собором епископов Православной (автокефальной) Митрополии в Польше, как будто бы направление церковной жизни к анархии и Церкви — к бесправию, почему «Священный Синод не мог потерпеть дальнейшего пребывания их на кафедрах» ^[10]. 8 февраля 1923 г. выстрелом фанатика Митрополит Георгий был убит. Согласно «Положению» о Соборе Православной Церкви в Польше, принятому в январе 1922 г., 10 февраля 1923 г. в исполнение обязанностей Митрополита и Председателя Священного Синода вступил архиепископ Волынский и Кременецкий Дионисий. Вакантные кафедры были замещены сторонниками автокефалии, ревнителями отделения Православной Церкви в Польше от Матери-Церкви Русской.

Собором православных епископов Польши 27.11 1923 г. Варшавским Митрополитом был избран архиепископ Дионисий, утвержденный в этой должности 13 марта 1923 г. Константинопольским Патриархом Мелетием IV, который закрепил за Митрополитом Дионисием титул Варшавского и Волынского и всей Православной Церкви в Польше и священно-архимандрита Почаевския Успенския Лавры. Первым деянием Митрополита Дионисия было обращение к Патриарху Тихону с просьбой «благословить самостоятельное существование Православной Церкви в Польском государстве, покровительствующем и оберегающем права свободного проявления и развития нашей Православной Церкви» ^[11].

В ответном письме Митрополиту Дионисию от 23 мая 1924 г. за № 244 Патриарх Тихон прежде всего выразил недоумение «перед фактом полной независимости Православной Церкви в Польше от Патриарха Всероссийского и перехода ее под юрисдикцию Патриарха Константинопольского, утверждающего, как видно из письма Вашего Высокопреосвященства, акт избрания митрополита Варшавского и всея Польши», ибо «остается неясным, на основании каких канонических правил часть Всероссийской Православной Церкви без согласия Поместного Собора и благословения ее Предстоятеля могла стать независимой, и какими каноническими правилами руководясь, Святейший Мелетий IV, бывший Патриарх Константинопольский, счел себя вправе простирать свою власть на часть Патриархата Российского». Указав на многочисленные сведения, рисующие в очень неблагоприятном свете историю перехода Православной Церкви в Польше к независимости и ее плачевное положение в Польском государстве, Патриарх Тихон отказался благословить испрашиваемую автокефалию, заявив вместе с тем, что таковую может впоследствии даровать Собор Всероссийской Православной Церкви.

Призыв Патриарха Тихона к каноническому послушанию не нашел сочувствующего отклика в среде православных иерархов в Польше. С согласия и благословения Константинопольского Патриарха Григория VII 9/22 июня 1924 г. во всех православных храмах Польши был введен новый стиль. На просьбу Патриарха Тихона сообщить ему о жизни и событиях Православной Церкви в Польше Митрополитом Дионисием был опубликован в «Вестнике Православной Митрополии в Польше» ^[12] тенденциозный обзор церковных событий, поставивших «нашу Православную Церковь в двоякую каноническую зависимость — от Вашего Святейшества и Святейшего Патриарха Вселенского», при которой «вопрос о самостоятельном существовании Православной Церкви в Польше может быть решен благословением Вашего Святейшества и Вселенского Патриарха» ^[13].

Переписка с Патриархом Тихоном показала каноническую твердость русской церковной власти и не могла, конечно, поддержать надежды в искателях автокефалии на легальное, с благословения Московской Патриархии независимое от нее устроение Православной Церкви в Польше. Не дожидаясь ответа Патриарха Тихона на «Письмо, собора епископов» от 16 августа 1924 г., Синод Церкви в Польше, при посредстве правительства, обратился к Константинопольскому Патриарху Григорию VII «за каноническим признанием, благословением и утверждением автокефалии Польской Православной Церкви, а также за каноническим извещением о сем всех прочих Блаженнейших Патриархов Православных и Высокопреосвященных Митрополитов автокефальных Православных Церквей ^[14]. Патриаршим и Синодальным Томосом Константинопольского Престола от 13 ноября 1924 г, за № 4558 Православной Церкви в Польше были предоставлены права автокефального бытия. В январе 1925 г. Константинопольская Патриархия особым посланием ^[15] известила Предстоятелей всех поместных Церквей о признании ею Православной Церкви в Польше автокефальной. Торжественное провозглашение автокефалии состоялось 17 сентября 1925 г. в Митрополичьей церкви в Варшаве через особых представителей Константинопольского Патриарха — Митрополитов Халкидонского Иоакима и Фиатирского Германа. Только после официального провозглашения автокефалии уже de facto. Митрополитом Дионисием было послано «братское известительное послание» Местоблюстителю Московского Патриаршего Престола Митрополиту Петру. Ссылаясь на каноническое Послание и Определение по делам Православной Церкви в Польше Патриарха Тихона, Митрополит Петр выразил решительный протест Константинопольскому Патриарху Василию III по поводу незаконного вмешательства Еселенской Патриархии во внутренние дела Русской Церкви ^[16].

Возвращаясь к Патриаршему и Синодальному Томосу Константинопольского Престола о даровании автокефалии Православной Церкви в Польше, должно прежде всего отметить каноническую несостоятельность самого возникновения этого Томсса. Известно, что помимо Вселенского Собора автокефалию может провозгласить Собор местных епископов, но власть этого Собора может простираться только на территорию той поместной Церкви, к какой принадлежат эти епископы. Провозглашение Константинопольским Патриархом и Синодом автокефалии части поместной Русской Церкви, представляющее дальнейшее развитие теории Патриарха Мелетия Метаксакиса, явило собой новый пример беззастенчивого попрания святых канонов, пренебрежение правами братской Церкви. Более того, предоставленная Православной Церкви в Польше автокефалия оказалась весьма отличной от обычной автокефалии. Так, Православная Церковь в Польше должна была во всех (храмах ввести обязательное возношение имени Патриарха Константинопольского, обязывалась получать св. миро от Вселенской Патриархии и лишалась права непосредственного сношения с другими автокефальными Церквами, что должна была осуществлять через посредство также Константинопольской Патриархии. Для надзора за церковными делами в Польше Константинополь назначил особого апокрисиария в сане епископа и т. д. Эти литургические, межцерковные, судебные, административные ограничения говорят о том, что Православная Церковь в Польше получила неканоническую, так называемую «неполную автокефалию», другими словами, — перешла в ведение и распоряжение Константинопольского Престола. Посягнув вновь на целостность Русской Церкви, Константинополь не ограничился православными епархиями Польского государства, в Томосе от 13.XI 1924 г. недвусмысленно выражается точка зрения на подчинение Константинополю вновь всей южнорусской митрополии, в свое время отторгнутой им от единства с Русской Церковью и воссоединенной с Московским Патриархатом в 1687 г.

На третий же день после подписания Томоса о даровании «автокефалии» Польской Церкви Патриарх Константинопольский Григорий VII скончался.

Так окончилось предстоятельство Патриарха Григория VII, верного продолжателя «нового курса» Константинопольской Патриархии по отношению к Русской Православной Церкви.