«Со Христом нам ничего не страшно»

Представляем вниманию читателей эксклюзивное интервью, которое Аналитическому центру свт. Василия Великого дал священник Александр Мазырин – профессор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктор церковной истории. Мы беседуем о драматичной истории Русской Православной Церкви в XX столетии. В чём значение Поместного Собора 1917-1918 годов? Почему для нас важен подвиг новомучеников и исповедников? Как оценить эпоху и личность Сталина? Каковы истоки противоречивой политики Константинопольского Патриархата? Почему исключительно важно единство Церкви? Об этом и не только читайте в нашем материале. С о. Александром Мазыриным беседовал научный руководитель Центра Евгений Иванов.

— За нашими спинами соборная палата, в которой проходил Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 годов. В этом году мы отмечаем столетие его завершения. Каково значение этого события? Для большинства верующих этот Собор известен почти исключительно благодаря избранию святейшего патриарха Тихона, восстановлению патриаршества. На самом деле его повестка была широка. Какие ещё темы обсуждались на Соборе и какие из них, на ваш взгляд, актуальны для сегодняшнего дня?

— Действительно, уже довольно давно Собор семнадцатого года ассоциируется в церковной среде в первую очередь с восстановлением патриаршества. И многим сейчас уже кажется, что, собственно, сугубо с этой целью Собор и был созван сто лет назад. Но в действительности это не так.

Восстановление патриаршества изначально не было целью того Собора. Если бы было иначе, патриаршество было бы восстановлено уже в августе 17-го – тогда, когда Собор начал свою работу. Как известно, это произошло лишь в ноябре, когда ситуация в стране катастрофически обострилась. В момент самых тяжёлых боёв в Москве, собственно, и было принято то историческое решение. Первейшей и главнейшей целью Собора (ради чего, собственно, он и был тогда созван) было восстановить пошатнувшееся в условиях революционной смуты внутрицерковное единство. Это имело колоссальное значение, особенно после прихода к власти в нашей стране откровенно богоборческого правительства.

В той ситуации, когда большевики поставили задачу уничтожить Церковь, уничтожить Её как институт, и когда всё советское законодательство и вся реальная политика большевиков были направлены на это, было чрезвычайно важно, чтобы Церковь внутренне сплотилась. Потому что уже невозможно было надеяться на иерархию, на духовенство. По новым советским законам священнослужители были лишены практически всех гражданских прав и в качестве ходатаев за Церковь уже не могли выступать перед новой властью. А вот с многомиллионными верующими народными массами большевики вынуждены были считаться. И поэтому огромное значение имело то, чтобы эти народные церковные массы почувствовали свою ответственность за Церковь. Поэтому надо было, конечно, привлекать их и к делам верховного управления на всех уровнях, от приходского до высшего, надо было всячески пробуждать такую низовую церковную активность.

На это и были направлены основные решения Собора, помимо восстановления патриаршества: и решение о приходском управлении, и о епархиальном, и о церковном проповедничестве, и о многом другом. И в тот момент эту важнейшую задачу – внутренне сплотить Церковь – Собору решить удалось. И во многом, как думается, именно благодаря этому наша Церковь смогла пережить те жесточайшие гонения. Если бы она оставалась разобщённой, и если бы Церковь по-прежнему воспринималась в первую очередь как совокупность духовенства, то тогда, скорее всего, такую Церковь большевики бы смогли одолеть.

Заседание Поместного Собора 1917-1918 годов.

— Отец Александр, этот Собор поражает своей масштабностью: и по длительности, и по повестке. Современные церковные соборы выглядят не столь фундаментальными, хотя и на них, конечно, принимаются очень важные решения. Обычно это такие довольно скоротечные собрания с не столь широкой повесткой. Как вы считаете, опыт Поместного Собора 100-летней давности, сам его формат, насколько он актуален и приемлем с точки зрения организации церковных соборов на современном этапе истории?

— Конечно, тот Собор 100-летней давности уникален и невоспроизводим в полной мере, поскольку невоспроизводима обстановка, в которой он был созван. Как мы знаем, Собору семнадцатого года предшествовал долгий перерыв в проведении соборов со времён Петра I. За это время и страна, и Церковь, и общество совершенно изменились. За эти двести с лишним лет накопилось огромное количество вопросов, и сам Собор тот готовился долго, более 10 лет, если не больше.

Сейчас мы не имеем такой ситуации, может быть даже к счастью. Сейчас у нас соборы проходят регулярно, нет такого количества накопившихся проблем. И сама внешняя обстановка, как нам может казаться, сейчас достаточно спокойна и совсем не та, что была сто лет назад. Однако, конечно, важно, чтобы в наше время (как и тогда) проводимые у нас в Церкви соборы сплачивали воедино весь организм нашей Церкви. Чтобы не возникала иллюзия, как это порой бывает и в наши дни, будто бы Церковь — это прежде всего духовенство или даже уже: епископат. Такая ситуация сама по себе опасна.

Крестный ход и молебен на Красной площади в Москве 22 мая 1918 года.

Опыт гонений двадцатого века как раз продемонстрировал, какое огромное значение имеет внутреннее единство Церкви, когда все, от патриарха до рядовых мирян, чувствуют свою ответственность за Церковь. Именно благодаря этому Церковь выстояла в гонениях тогда. Сейчас у нас нет гонений вроде, по крайней мере здесь у нас в России, поэтому такая мобилизация всего церковного организма — она не столь востребована.

Но ведь ситуация может измениться, даже в наши дни, если мы возьмём нашу Украину, Украинскую Церковь, которая является неотъемлемой частью Русской Церкви. Там ситуация отличается, и в чём-то даже близка к той, что была сто лет назад.

Правительство хотя и не осуществляет кровавых антицерковных гонений, но явным образом настроено враждебно к канонической Православной Церкви. Осуществляются всевозможные интриги против неё, и только то, что народ, многомиллионный православный украинский народ един со своим предстоятелем, един со своим духовенством, только это в наше время позволяет по сути дела гонимой Украинской Православной Церкви выдерживать этот натиск. И, конечно, очень важно, чтобы в любой ситуации в ответ на любые происки наших недоброжелателей наш патриарх мог отвечать так, как в своё время отвечал патриарх Тихон, отвечал большевикам, отвечал их креатурам обновленцам, отвечал интригующим против Русской Церкви константинопольским патриархам.

А отвечал он в том духе, что вы, конечно, можете предпринимать против нас всё, что в ваших силах, но знайте, что народ наш всех этих ваших интриг не примет, народ наш останется со своим патриархом, со своими архипастырями, пастырями. И это действительно было так.

Вот очень важно, чтобы в любой исторической ситуации это так и оставалось. Для этого единство церковное, которое во многом обеспечивается через соборный механизм, и действовало. Поэтому пример столетней давности, Собора 1917-18 годов имеет очень важное значение.

— Отец Александр, мы уже заговорили о гонениях. Собственно они начались во время проведения Поместного Собора. И известно обращение, на Соборе озвученное, с анафемой тем, кто сеет смуту. Вы много занимаетесь изучением подвига новомучеников и исповедников Церкви Российской. В чём значение их подвига? И какие из судеб новомучеников лично вас особенно затронули?

— Значение подвига наших новомучеников состоит в том, что именно благодаря им, благодаря этому подвигу, Русская Церковь и выстояла. Именно пример новомучеников, их жертвенность, готовность умереть за Христа, за православную веру убеждала многомиллионные народные православные массы верующих хранить верность Церкви. И власть богоборческая была вынуждена с этим считаться.

Какие-то попытки путём политических манёвров расположить к себе власть, как-то приспособиться к ней, по большей части приводили лишь к дискредитации Церкви, и власть своего натиска нисколько не уменьшала, а наоборот. Исторический факт: после выхода в свет знаменитой декларации митрополита Сергия в 1927 году, в которой он пытался как-то расположить власть к Православной Церкви, репрессии были многократно усилены, всё шло к полному физическому уничтожению церкви. Но всё-таки свои планы власть реализовать не смогла. Не смогла, потому что невозможно было уничтожить абсолютное большинство населения. Это абсолютное большинство, повторюсь, вдохновлялось примером новомучеников.

Подвиг наших новомучеников поражает воображение. Этот подвиг превосходит подвиг мучеников древности. Тогда, в те первые века христианства, Церковь явным образом была на подъёме, и апологеты древности могли прямо возвещать, что кровь мучеников — семя христианства. Это действительно было так, это было перед глазами.

В двадцатом веке ситуация выглядела по-другому, и кровь мучеников проливалась рекой, но вот этих новых всходов от этого семени как бы не было видно. Наоборот, совсем другие побеги в тот момент произрастали. Повсеместно насаждалось безбожие. Казалось, что каждое следующее поколение вырастает всё более и более агрессивно-безбожным. И в общем трудно было в такой ситуации сохранить веру, не пасть духом, выдержать все эти клеветы.

В отличие от мучеников древности, наших новомучеников не обвиняли в том, что они христиане. Формально в стране обеспечивалась свобода совести, это было прописано в конституции. Осуждали их, в том числе и на смерть, формально не за веру, а за разного рода политические преступления, порой совершенно дикие, за контрреволюционную пропаганду, терроризм.

Конечно, в такой ситуации не смутиться, не пасть духом могли только люди с величайшей силой веры. Наши новомученики эту силу веры явили, и можно много примеров привести, но я назову одного наиболее мне близкого, того, о ком я в своё время писал свою докторскую диссертацию. Это священномученик Пётр (Полянский), патриарший Местоблюститель. Он, став преемником патриарха Тихона в апреле 1925 года, возглавил Русскую Церковь. Фактически он смог управлять лишь 8 месяцев, после чего был арестован, и дальше 12 лет непрерывно содержался в заключении в одиночных камерах в далёких ссылках. Уже никто не знал во внешнем мире, что с ним, где он находится, он фактически был похоронен заживо. И он понимал, что о нём уже никто ничего не знает.

Ему предлагали разные комбинации, пойдя на которые он мог бы выйти на свободу, облегчить свою участь, но он всё это отвергал. Для него главным было сохранить достоинство Церкви. Никакие лукавые компромиссы, роняющие достоинство Церкви, для него были неприемлемы. И так вот он 12 лет продолжал страдать, нести свой крест и выдержал всё это. Власть не смогла духовно сломить его, смогла лишь в конце концов его физически уничтожить, также как и десятки тысяч других наших новомучеников.

— Отец Александр, говоря об этой теме конечно же нельзя пройти мимо весьма избитого, но остающегося болезненным вопроса об эпохе и личности Иосифа Виссарионовича Сталина. Отношение к Сталину раскалывает во многом не только российское общество, но и православных христиан: для кого-то он видится таким заботливым отцом-державником, для других — губителем народа. Конечно же, в правлении Сталина были разные этапы в отношениях государства и церкви. Во время Великой Отечественной войны мы наблюдаем определенное потепление, если так можно сказать, нормализацию взаимоотношений, когда было позволено восстановить патриаршество. Хотелось бы услышать ваше мнение об этой сложной эпохе и об этой личности.

— Действительно, в наше время даже в церковной среде пытаются осуществить некую ревизию отношения к Сталину, даже некоторые церковные люди говорят, что и гонений на Церковь не было, а если и были, то Сталин об этом не знал, это было помимо него.

В действительности документы свидетельствуют о том, что Сталин прекрасно обо всём знал, более того, даже в самый разгар большого террора 37-го года научал своего любимца на тот момент, Ежова, ужесточить террор, писал, что надо «поприжать господ церковников». Ежов вылезал из кожи вон, и, действительно, за какие-то полгода Церковь была практически полностью физически истреблена.

— Даже статистически это можно отразить. Есть база данных ПСТГУ по годам, где зафиксировано количество расстрелянных, арестованных за веру.

— Есть база данных ПСТГУ, есть даже просто статистика самого НКВД, ныне уже опубликованная, где собрана вся информация: сколько в каком году был арестовано, расстреляно, в том числе и за так называемую церковно-кулацкую контрреволюцию. За 1937-1938 год таковых было около 50000 человек.

— Чтобы просто понять этот масштаб, можно вспомнить, что, например, сегодня во всей Русской Православной Церкви около 30 с чем-то тысяч священнослужителей.

— Да, абсолютное большинство духовенства, не говоря уже про епископат, в тот момент просто физически было истреблено. Также и лучшие представители мирян, наиболее активные, наиболее ревностные подверглись таким жесточайшим репрессиям. Да и не только церковные люди.

Говорят, что под руководством Сталина была одержана великая Победа, и все те издержки были необходимой платой за то, чтобы страна наша смогла должным образом подготовиться к войне, осуществить необходимую модернизацию, иначе бы нас разбили. В общем я, конечно, нисколько не пытаюсь умалить значение этой действительно великой Победы, особенно великого подвига народа. Но можно ли говорить, что великая цель оправдывает абсолютно любые средства, что цена не имеет значения. «Мы за ценой не постоим»?

Неужели десятки тысяч расстрелянных священников, монахов, монахинь, мирян были против модернизации нашей страны? Неужели они были против строительства необходимых военных заводов? Неужели надо было их всех уничтожить, а вместе с ними уничтожить и множество других наших граждан, может быть, и не очень симпатизирующих коммунистической партии, но в то же время всё-таки патриотов своей страны? Надо ли было гноить миллионы людей в ГУЛАГе, ссылать, обрекая очень часто на верную смерть, в совершенно не приспособленные для жизни места миллионы людей, подвергать их депортации? Надо ли было с таким остервенением уничтожать памятники истории и культуры нашей страны и носителей этой исторической памяти? Надо ли было насаждать культ предательства, всех этих Павликов Морозовых? Нельзя ли было обойтись без этих всех страшных, как говорят сейчас, издержек в достижении великой цели победы над фашизмом?

Так что, мне кажется, есть очень много того, на что закрыть глаза мы не имеем права в оценке личности Сталина.

А что касается того, что он восстановил патриаршество в 1943 году, в общем-то сейчас уже известно, чего ради это было тогда сделано. Надо было принять максимально помпезно высокопоставленную делегацию Англиканской церкви в преддверии намеченной Тегеранской конференции. Было важно, чтобы эта делегация вернулась с хорошими, с лучшими впечатлениями, поэтому экстренно понадобился патриарх, и за три дня был подготовлен собор, на котором патриаршество было восстановлено. И в дальнейшем та самая «нормализация» (в кавычках) церковно-государственных отношений была обусловлена именно интересами в первую очередь государственными, чисто прагматическими…

— И тем не менее, здесь Промысел Божий сработал.

— Промысел Божий работает в любой ситуации, конечно. И всякое зло обращает во благо. Но всё-таки видеть в этом какое-то принципиальное изменение положение Церкви и, особенно, боготворить за это Сталина не представляется уместным.

Даже в самые лучшие годы его правления, примерно с 1943 по 1947, было больше закрыто храмов, чем открыто. Такой малоизвестный малоосознаваемый факт! Почему-то говорят, что при Сталине в послевоенные годы храмы массово открывались. Ещё более массово они закрывались. Закрывались те храмы, которые были открыты на оккупированных территориях, присоединённых к Советскому Союзу по результатам войны.

Если сравнить все цифры, всё точно подсчитать, выяснится, что даже тогда положение Церкви было совсем не благополучным. О благополучии можно говорить лишь сопоставляя с тем, что было до войны, с тем большим террором, когда Церковь действительно физически истреблялась. После войны ситуация поменялась в этом плане. Но вряд ли это можно назвать нормализацией.

— Вы уже затронули тему взаимоотношений с Константинопольской Церковью. В прошлом году вышла ваша книга в соавторстве с Вашим коллегой Андреем Александровичем Кострюковым о взаимоотношениях Русской Церкви и Фанара в 20-е – 30-е годы XX века. Читателя неосведомлённого может поразить, насколько была подрывной в отношении Русского Православия, да и Православия в целом тогдашняя политика Константинополя. К сожалению, глядя на нынешнюю ситуацию, на историю последних 20-30 лет, приходится признать, что мы во многом с тем же самым сталкиваемся со стороны Константинополя. С чем это связано и что с этим делать?

— Спасибо, Евгений! Связано это с тем, что кардинальным образом изменилось положение, в котором находилась и находится сама Константинопольская патриархия. Если мы посмотрим ситуацию начала двадцатого века, до Первой Мировой, до балканских войн, мы видим, что Константинопольская Церковь это вполне полноценная поместная Церковь со своей многомиллионной паствой, десятками епархий, множеством монастырей. Церковь, живущая полноценной жизнью.

Но проходит каких-то десять-пятнадцать лет, и ситуация для Константинопольской патриархии катастрофически меняется. Сначала отпадают значительные территории на Балканах. Затем, казалось бы, удача улыбается грекам. Турция, их вековой враг, разбита в Первой Мировой войне. И многие греки, включая руководство Константинопольской патриархии, поддаётся шовинистическому соблазну утвердить своё вселенское значение, возродить былое величие греческой державы со столицей в Константинополе. Предпринимается авантюрный поход греческой армии в глубь Малой Азии в надежде изгнать оттуда турок, по крайней мере из западной части Малой Азии. Но всё это оборачивается страшнейшей катастрофой для греческого народа.

Греческая армия на подступах к Анкаре была разбита. А ведь Анкара достаточно далеко от собственно греческих территорий, так что это заведомо был авантюрный поход, и катастрофа, по-своему, была закономерна.

В результате турки жесточайшим образом грекам отомстили, осуществив геноцид. Кто не успел бежать, тот был убит. И фактически всё это привело к тому, что Константинопольская патриархия осталась без паствы. Какое-то время остаток этой паствы оставался ещё в самом Константинополе, занятым армиями стран Антанты. Но потом Стамбул стал окончательно турецким, и даже вставал вопрос о том, сохранится ли Константинопольская патриархия в своих исконных пределах. Всё это привело к тому, что Константинополь стал перерождаться. Он уже не мог существовать как раньше, в качестве полноценный поместной Церкви, и стал искать пути выживания во многом за счёт других Поместных Церквей, в частности за счёт Русской.

— Казалось бы, наоборот, следует с братьями по вере на основе любви просить какой-то помощи…

— Казалось бы, конечно. Но помощи привыкли за многие века просить у русского правительства. И пока в России была сильная царская православная власть, конечно, Константинопольская патриархия считалась со всеми русскими интересами и не посягала как-то на Русскую Церковь. Но ситуация изменилась.

И в новой ситуации Константинопольской патриархии захотелось утвердить своё первенство, которое до этого было фактически номинальным, превратить это первенство чести в реальное первенство власти. Стать своего рода восточным Ватиканом. И, конечно, главным образом за счёт Русские Церкви.

Начали с того, что стали прибирать осколки Русской Церкви на территории лимитрофных государств: Финляндии, Эстонии, Польши. Затем уже посягнули и на русскую диаспору. Поначалу возглавлявший русские западноевропейские приходы митрополит Евлогий в первой половине 20-х годов очень болезненно воспринимал эти посягательства греков. Писал о них разные недобрые слова. Но потом ситуация поменялась, и он сам, в конце концов, пошёл в греческую юрисдикцию. И так этот осколок Русской Церкви там и пребывает по наше время.

На этом не ограничились и решили утвердить своё влияние даже внутри Русской Церкви, воспользовавшись инспирированным теми же большевиками обновленческим расколом. Вот и возникла такая конфигурация, когда появился взаимный интерес большевиков, их ставленников обновленцев и Константинопольской патриархии максимально ослабить каноническую патриаршую Церковь, утвердиться за её счёт.

Впоследствии, конечно, ситуация поменялась. Уже в сороковые годы Сталину нужна была внешне сильная Московская Патриархия, поэтому обновленческий раскол был ликвидирован. Но, по сути дела, враждебность Константинопольской патриархии к Русской Церкви осталась, она никуда не делась. Если в начале 20-х годов Константинопольская патриархия пыталась в своих интригах опираться на Англию, потом даже какое-то время на большевиков, то после войны произошла чёткая переориентация на Соединенные Штаты. Особенно после того, как Константинопольским патриархом стал американский архиепископ Афинагор, который прямо заявлял американскому консулу в Стамбуле, что его главная задача – это всемерно отстаивать американские интересы. Консул даже был смущён, писал ему, что надо осторожнее демонстрировать свои симпатии к США.

И хотя многое в мире поменялось, вряд ли такая зависимость Константинопольской патриархии от США полностью исчезла. Изменилось то, что, если во времена президента Трумэна и патриарха Афинагора Соединённые Штаты можно было ещё называть христианской страной, то сейчас, думаю, никто так не скажет.

Так что всё это, конечно, вызывает большую тревогу. Что можно этому противопоставить?

В общем-то (возвращаясь к тому с чего мы начали) противопоставить этому можно крепкое внутреннее единство Русской Церкви: Русской, Украинской, являющейся частью Русской. Собственно, в какой-то мере это и происходит. Сейчас, как мы знаем, осуществляются всевозможные интриги в отношении Украинской Церкви. И только то, что её блаженнейший предстоятель вместе со всеми своими сопастырями и паствой являют такое единство и верность канонам Православной Церкви, только это не даёт этим интригам осуществиться. Поэтому очень важно, чтобы мы могли говорить со всей обоснованностью, что правда на нашей стороне, и никакие интриги против этой правды ничего не смогут сделать. Это, как кажется, главное противодействие.

— Хотелось бы попросить вас дать какое-то назидание или совет нашим зрителям, нашим соотечественникам, братьям и сёстрам по вере. Вы как священник, как учёный что бы хотели сказать?

— Лишь пожелать не смущаться никакими превратностями нашего лукавого времени, не смущаться тем, что мы видим вокруг себя, даже порой может быть и внутри Церкви. В истории церковной бывало и хуже, и в нашей недавней истории, истории XX века складывались куда более злые обстоятельства для жизни Церкви, для жизни верующих людей. Но они всё это превозмогали силой своей веры, и Господь был с ними.

Священник Александр Мазырин.

Дай Бог, чтобы и мы имели такую веру, которая позволяла бы сказать нам, что со Христом нам ничего не страшно, ничто не может принести нам какой-либо ущерб, когда с нами Господь. Так жили, чувствовали наши новомученики, и так надо жить по примеру их и нам.

— Спасибо большое, отец Александр!