Чего нам не хватает реально, так это положительного контента

Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Анна Кузнецова. Фото: Владимир Гердо/ТАСС

В сентябре 2016 года Анна Кузнецова была назначена уполномоченным при президенте РФ по правам ребенка. О работе по обеспечению безопасности школ, паллиативной помощи детям, выделении жилья сиротам и присвоении несовершеннолетним звания Героя России омбудсмен рассказала в интервью ТАСС.

— Недавно исполнилось два года с момента вашего назначения на должность уполномоченного при президенте РФ по правам ребенка. Какие системные проблемы удалось Вам за этот срок решить?

— Мы поднимали несколько системных тем на основе постоянного мониторинга детских проблем.

Начнем с дорожной карты "Безопасности школ", от простых, казалось бы, рекомендацией для классных руководителей — как правильно вести себя и что нужно делать с детьми с девиантным поведением, и заканчивая системными мерами по модернизации детского контента, в том числе в сети Интернет. Наша дорожная карта – это системное решение.

Слабое развитие позитивного подросткового контента обуславливает привлекательность деструктивного и способствует вовлечению ребенка в опасную для его жизни и здоровья среду — в группы в Интернете, в различные криминальные субкультуры.

Еще одна проблема — это паллиативная помощь больным детям. Недавно был назначен главный внештатный специалист по детской паллиативной помощи, чего раньше вообще не было.

Среди субъектов РФ можно выделить регионы, где стоит перенять опыт организации оказания паллиативной помощи детям — Казань, Екатеринбург, Санкт-Петербург, Новосибирск, Челябинск, скоро откроется детский хоспис под эгидой фонда «Дом с маяком» в Москве. По состоянию на лето 2018 года в России функционируют семь организаций, принимающих детей для оказания паллиативной помощи, 700 специализированных паллиативных коек для детей, 80 выездных бригад, но этого мало. Важно учитывать, прежде всего, качество предоставляемых услуг, так как количественный показатель не дает полную картину.

Наши предложения внесены в госпрограмму. Ведутся переговоры по централизации закупок лекарств для детей с орфанными (редкими) заболеваниями.

— Вы говорите о разработке программ, дорожных карт. Но как они реализуются?

— Разработке дорожных карт предшествует скрупулезная работа — мониторинг состояния дел, анализ поступающих обращений граждан, жалоб и ситуации в целом. Без анализа невозможно говорить о решении любых проблем. Если говорить, например, о паллиативной помощи, то сегодня лишь некоторые из регионов реализуют в полном объеме все формы паллиативной помощи детям. В одних регионах есть стационарная помощь, но нет выездной, в других, есть выездная, а нет стационарной. К сожалению, у нас есть своего рода "нулевые" регионы, где неизвестно даже количество детей, нуждающихся в паллиативной помощи, не посчитаны даже такие дети!

— Начался новый учебный год. В социальных сетях были сообщения, что зачисление в школы осуществлялось только по месту жительства, при наличии регистрации детей и родителей в органах внутренних дел. Привела ли такая практика к нарушению прав детей, детей мигрантов, в частности?

— Школа не имеет права отказать в принятии ребенка. Никак. Только, если в ней нет мест, тогда нужно другую искать. По школам к нам обращений не было, были по садикам. По дошкольным учреждениям мы разбирались, и они разрешались достаточно просто, после проработки ситуации с муниципалитетами.

— Как вы оцениваете введение инклюзивного образования в школах (обучение в обычных школах детей-инвалидов)?

— В 2017 году только в 41% общеобразовательных учреждений созданы условия для беспрепятственного доступа детей-инвалидов. Но еще нужны специалисты по инклюзивному образованию, тьюторы, которых недостаточно, педагоги, которые могут вести образовательный процесс с учетом инклюзивного компонента, там должна быть постоянно медицинская поддержка.

Однако один из главных компонентов инклюзивного образования — принятие ребенка-инвалида в школьную среду. Вот с этим мы не дорабатываем.

Известны случаи, когда такой ребенок приведен в группу, но он ведет себя не так, как все, и родители других детей выступают против. И отчислить его нельзя, и особенному ребенку там некомфортно. Поэтому необходимо предусмотреть специальные программы в рамках уже имеющихся общеобразовательных программ, а также использовать ресурсы социальной рекламы. У родителей особенных детей обязательно должен быть выбор, в какой форме им получать образование и в какой вид учреждения устраивать ребенка – специализированные образовательные учреждения или инклюзивная форма обучения.

— А как обстоят дела с обеспечением безопасности школ?

— К сожалению, она недостаточная. Если мы говорим об установке технических средств, то их сегодня недостаточно. По данным на январь 2018 года, печальная статистика, лишь чуть более в 60% школ страны оборудованы системами видеоконтроля.

Но после ряда прогремевших чрезвычайных ситуаций, многие школы изыскали средства, чтобы повысить качество охраны, заключить договор с ЧОП, поставить на входе не бабушку, которая на переменах моет полы, а еще подрабатывает охранником, а тех, кто имеет соответствующую квалификацию. В частности, речь идет о школах в Бурятии и Курганской области.

— Буквально пару лет назад по России прокатилась волна подростковых суицидов, которая координировалась в интернете. Насколько остро стоит сейчас эта проблема? В последнее время появились сообщения о том, что наряду с группами самоубийц появились аналогичные группы, пропагандирующие жестокость, в частности, убийства домашних животных, насаждающих уголовную идеологию среди подростков. Известно ли Вам об этой проблеме? Нужны ли новые поправки законодательство?

— То, что подобные группы существуют, к сожалению, не новость. И не только по отношению к животным, но и по отношению к инвалидам, пропагандирующие криминальную субкультуру, и там миллионы подписчиков у этих групп. Мы можем бесконечно все это блокировать, создавать новые законы, которые все это запрещают… У нас есть Уголовный кодекс, который все это регулирует.

Но чего нам не хватает реально, так это положительного контента. Примеров сегодняшних героев. У нас фамилии тех, кто совершил преступление становятся известны, а детей, которые совершили подвиги, помогли, спасли кому-то жизнь, никто не знает. А ведь их гораздо больше, в разы, но почему-то об этом мы говорим скромно, мало, не делая это популярным.

— Может быть, дело в том, что государство не оказывает должного почета таким детям? Вот девочка Юлия Король, которая во время трагедии в Карелии, на Сямозере в 2016 году, спасла несколько человек, рискуя своей жизнью. А получила лишь медаль "За спасение погибавших". Вы не считаете нужным представить ее к званию Героя России?

— Она также награждена премией "Горячее сердце", это особая детская премия, мы знаем, что ее МЧС награждало в детской категории, но это совершенно недетская история. Вот есть девочка Юля Чернова в Белгородской области, она вытащила пятерых братьев и сестер из огня, сама чуть не погибла.

Есть у нас дети-герои. Их много, и нужно должным образом их уважать, уважать их героические поступки. Мы не исключаем того, что детей, несовершеннолетних, которые совершили подвиги, рискуя своими жизнями, можно, в том числе и представлять к званию Героя России. Конечно, мы внимательно познакомимся с документами, в отношении тех детей, которые уже сегодня известны [своим героизмом].

Есть дети, которые привозят нам медали, добиваются побед для нашей страны, спортивные награды, награды с образовательных олимпиад. Эти дети – тоже герои, их тоже надо отмечать. Их надо ставить в пример. Поэтому сегодня мы совместно с Рособрнадзором проводим мониторинг воспитательных программ в школах. Но главной причиной, по итогам ряда исследований, остаются семейные проблемы.

— В регионах на уровне районов не хватает детских врачей-специалистов, даже в Подмосковье. Соответствующих ставок нет в штатных расписаниях ни районных поликлиник, ни районных больниц, детей предлагают вести в областные консультационно-диагностические центры, куда очередь на месяц. Считаете ли Вы такую ситуацию нормальной?

— То, что не хватает узких специалистов, это ситуация неприемлемая. Для решения подобных проблем мы прорабатываем сейчас комплекс для оценки «Качества детства» в субъектах. Туда войдет все, начиная от числа сокращения сирот в сиротских учреждениях и количества возвратов сирот из замещающих семей в детдома, и, если говорим о системе здравоохранения, мы смотрим не только подушевую обеспеченность специалистами, но и динамику здоровья детей. Вот эти комплексные показатели, их более 100, по разным блокам: здравоохранение, образование, соблюдение прав на социальную услугу…, вот они в целом и составляют критерии качества детства. И мы бы очень хотели, чтобы "Качество детства" было введено в критерии оценки эффективности деятельности глав субъектов Российской Федерации. И сам глава региона будет иметь карту качества детства, информацию о системных проблемах в сфере детства, это даст возможность вовремя реагировать и исправлять ситуацию.

— В последнее время в обществе вновь возобновилась дискуссия о том, какой быть системе органов опеки и попечительства. Каковы, с вашей точки зрения, должны быть основные направления их реформирования?

— Сегодня задачи, стоящие перед органами опеки и попечительства не соответствуют полномочиям и компетенциям, которыми наделены эти органы и их сотрудники.

Несколько минут назад я подписала документ о направлении в создаваемую при Министерстве просвещения РФ группу по реформированию органов опеки и попечительства. Наши специалисты туда войдут. Нужно определить задачи, алгоритмы их эффективного решения и критерии оценки исполнения. Необходим комплексный подход, и я считаю, что это будет вообще новый формат работы этой структуры. Ведь не может сотрудник органов опеки одновременно быть и психологом, и социологом, и психиатром, и воспитателем… Делать все профессионально невозможно. А у наших семей и детей все должно быть самое лучшее. Отмечу, что критерии эффективной работы мы начали разрабатывать вместе с Рособрнадзором.

— Сейчас на слуху история трех сестер Хачатурян, обвиняемых в убийстве отца. Поскольку девушки утверждали, что по вине отца не могли ходить в школу, всего 7 раз за год ее посетили, Вы говорили о необходимости деятельность органов опеки и школы. Есть результаты?

— Мы получили ответ прокуратуры Москвы: органами столичной прокуратуры проверена работа органов и учреждений системы профилактики, выявлены нарушения ряда статей закона о профилактике безнадзорности и вынесено представление префекту Северо-Восточного округа Москвы, начальнику полиции округа и директору школы. Ситуация остается на контроле прокуратуры города.

— Какова ситуация с выделением от государства жилья сиротам, достигшим 18 лет? Ранее вы говорили, что десятки тысяч из них не могут получить его...

— Я считаю, что эта проблема достигла своей критической точки, это подтверждается ростом поступающих обращений. После выпуска из интернатных учреждений сироты сталкиваются с вопросами получения образования, поиска работы, получения жилья, взаимодействия с обществом и выстраивания собственной жизни. И, конечно, центральной и основной проблемой, препятствующей успешной социализации и адаптации детей-сирот, является несвоевременное их обеспечение жилым помещением.

Сироты по достижению 18 лет зачастую не получают жилье на протяжении 10 лет, а в ряде регионов ждут его и 20 лет (Кемерово). Кроме того, возросло число лиц, обратившихся за судебной защитой своего права на жилое помещение, что повлекло за собой рост числа обеспеченных таковым на основании вступивших в силу судебных решений на 16,6 %. Вместе с тем, по данным ФССП России на 1 января 2018 года оставались неисполненными более 23 тыс. таких производств. Таким образом, мы уже получили параллельную очередь.

Необходимо 208 млрд рублей, чтобы обеспечить всех детей-сирот жильем.

Но это только часть проблемы, потому что даже ежегодно выделяемые федеральным центром денежные средства регионами ни разу не были освоены в полном объеме.

Мы предложили передать полномочия по выработке государственной политики обеспечения детей-сирот жильем в Минстрой России. Именно у этого ведомства есть все полномочия, необходимые специалисты, чтобы разработать специальную программу по своевременному обеспечению детей-сирот качественным жильем. Подчеркну, именно качественным, потому что к качеству жилых помещений тоже есть нарекания.

Но при этом ни в коем случае нельзя разделять обеспечение детей-сирот жильем и постинтернатное сопровождение, эти программы должны идти рука об руку. При отсутствии постинтернатного сопровождения ребенок может распорядиться жильем так, что оно принесет ему только вред. Примеров таких хватает, например, сироты живут в одной квартире, а остальные пять сдают. Вокруг них тут же возникает криминальная среда. Сиротам нужна поддержка в период их вступления в самостоятельную жизнь, и готовить к ней нужно еще в стенах учреждений. И здесь мы сформировали целый перечень предложений и направили в Правительство.

— Известно, что среди россиян, по разным причинам оказавшихся в зонах боевых действий за рубежом, немало детей. Какова ситуация с возвращением российских детей из зон вооруженных конфликтов? Что сейчас с ними происходит, например, в Ираке?

— Сейчас идет тесное взаимодействие с МИД России по этому вопросу. Есть женщины, гражданки России (вдовы боевиков террористических организаций) с детьми, содержащиеся в иракских тюрьмах. Ситуация там непростая – дети находятся в тяжелом положении. Проводится работа по поиску родственников этих детей, им помогают в оформлении опеки и передаче детей на воспитание.

Для идентификации личности, для установления родства у детей и женщин, называющих себя гражданками России, а также их возможных родственников взяты пробы ДНК.

По некоторым женщинам имеется решение иракского суда об осуждении их к пожизненному лишению свободы. По остальным – вопрос на стадии рассмотрения.