В Москве проходит уникальная выставка – «Иконы Каргополья. Возрождение». На ней представлены произведения иконописи и деревянной пластики Каргополья. Мы беседуем с куратором этой выставки, заведующей отделом древнерусского искусства музейного объединения «Художественная культура Русского Севера» в городе Архангельск, доктором искусствоведения Татьяной Михайловной Кольцовой.
– Расскажите, пожалуйста, чем уникальна и интересна эта выставка.
– Выставка отражает христианское наследие Русского Севера, начиная с XV века. Надо сказать, что Архангельская область многолика, но мы показываем только один ее регион: Каргополье, бассейн реки Онеги.
Икона была разбита на три части, и из нее делали засеки для зерна
Многие, наверное, слышали о том, что там до сих пор стоят деревянные храмы, которые восходят к XVII–XVIII векам. Когда-то в них было много икон. Но ко второй половине XX века они начали приходить в ветхость и упадок. То же самое стало происходить и с иконами. Например, возьмем один из наших замечательных экспонатов – «Троицу». Так вот, она была разбита на три части, и из нее делали засеки для зерна, поскольку в храмах хранили зерно. А реставраторы, которые приехали в данный храм, смогли не только определить, что это части уникальной иконы конца XV века, но и собрать ее воедино. Но они не стали доделывать икону до ровных полей, а оставили неровные уступы по краям, потому что это состояние уже само является историей нашей страны, историей отношения к памятникам в то время.
Наш архангельский музей очень молодой: нам всего 50 с небольшим лет. Но мы смогли собрать уникальную коллекцию икон, самый древний памятник которой восходит к XIV веку. Смогли мы это благодаря экспедициям по всей Архангельской области, многие из которых были организованы совместно с Всероссийским художественным научно-реставрационным художественным центром имени И.Э. Грабаря (ВХРНЦ). И самые ранние экспедиции отправились по реке Онеге как раз в Каргопольский район.
Должна сказать, что они были очень результативны. Реставраторы не только знали и определяли, какого времени иконы, но они еще укрепляли их на местах, а самые аварийные вывозили в Москву на реставрацию. И данная выставка проводится совместно, ее организовали архангельский музей и реставрационный центр Грабаря, которому в этом году исполняется сто лет.
– А почему все-таки на этой выставке представлены иконы только из Каргополья?
– Дело в том, что реставрационный центр Грабаря очень много работал в именно этом регионе, и самые большие коллекции были вывезены именно отсюда, из каргопольских церквей – частично разрушенных, частично еще стоящих. На весь Каргопольский район в советское время был только один действующий деревянный храм – в самом городе Каргополе. Всё остальное стояло заброшенное, неучтенное. И разваливавшиеся иконостасы, гниющие часовни, все они вызывали только слезы. Надо было что-то делать, и этим тогда и занялись реставраторы.
Так что Каргополье мы выбрали еще потому, что отсюда много отреставрированных икон. Мы привезли 150 памятников. Это не только иконы, но и деревянная скульптура, тоже отреставрированная в основном в Центре Грабаря. Эта выставка – некая элементарная дань благодарности тем людям, которые спасли, сохранили и изучили это наследие.
Но то, что мы взяли только один регион, не означает, что у нас нет памятников из других северных регионов: у нас прекрасное Поморье, прекрасные северные монастыри, прекрасное наследие Пинеги, Мезени, Архангельска, Холмогор, но это уже другая тема. Точнее, целое множество других тем.
– Они сильно отличаются друг от друга?
– Отличаются, хотя не могу сказать, что сильно. В какие-то исторические периоды они были достаточно близки, в какие-то расходились, но в целом это были крупные художественные центры Русского Севера. А Каргополье всегда имело свое лицо. Это был торный путь на север. Бассейн реки Онеги сохранил до наших дней множество не только выдающихся архитектурных памятников, но и выдающиеся произведения иконописи.
– Вы не могли бы вкратце рассказать о самых замечательных экспонатах?
– Я остановлюсь на наиболее уникальных вещах. Первая – это новгородская икона конца XV века «Богоматерь и пророк Илия», относится ко времени переселения русских на Север. А ведь Онега – это тот самый путь, который проходили новгородцы, затем жители Ростова и Москвы. Все эти влияния на каргопольскую культуру были значительными и поэтапными – сначала Новгород, потом московские земли и т.д., – и все это отражалось и на иконах. Удивительно, что среди них есть и подписные памятники. Вот, например, «Богоматерь Одигитрия», и на ней в нижней части, на красном поле, есть надпись о том, что икона создана в 1527-м году и поставлена на поклонение всех христиан.
Деисусный чин из села Астафьево. Его в свое время буквально достали из-под руин
А рядом – редчайший деисусный чин из села Астафьево. Его в свое время буквально достали из-под руин знаменитой церкви в селе Астафьево реставраторы под руководством Н.Н. Померанцева. Чин этот восходит к концу XV – началу XVI века, и он очень полюбился зрителям на многих выставках. Его называют «Голубым чином» за превалирование совершенно уникального голубого цвета, который рефреном проходит через все иконы данного ряда.
На выставке много икон, которые являются составными: центральная икона и рама. Это говорит о том, что она долгое время жила в храме, как особо чтимая икона, возможно, храмовая. Очень часто храмовые иконы становились чудотворными. Проходило какое-то время, и местные жители украшали икону живописной рамой, на которой было изображение жития святого. Пример одной из таких икон XVI века – икона святителя Николая Чудотворца, которая происходит из церкви Святителя Николая, хотя самой церкви XVI века уже давно не существует. А поскольку иконы часто заказывали местные жители, крестьяне, то они выбирали те сцены жития, которые им более близки. Святитель Николай, конечно, прославился многими чудесами, но северяне более всего любили чудеса на море и на воде, потому что быт северян связан с реками, озерами, Белым морем.
– А имена иконописцев известны? Вообще, откуда брались иконы в каргопольских храмах?
– Первые иконы в XVI–XVII веках, конечно, привозили – из Новгорода, Вологды, Москвы. Но уже в XVII веке становятся известны целые плеяды каргопольских мастеров. Я подчеркиваю – плеяды, потому что это были не единичные мастера. Было очень много семейных артелей, и самое-то удивительное, что проживали они не только в Каргополе и не только в монастырях, например, в Антониево-Сийском, но и в селах.
Каким образом проходило у них обучение мастерству? Как правило, с руки. Что это означает? Отец пишет иконы и берет с собой детей в артель уже с семи-восьми лет. Сначала они выполняли какие-то незначительные работы, а затем становились хорошими мастерами. Самое удивительное, что обычно этот процесс проходил очень быстро: в 14–15 лет они уже могли выступать как самостоятельные иконописцы и получать самостоятельные подряды. На Онеге известны целые семьи или, например, имена, скажем, иконописец Мишка Алексеев. Я не пытаюсь его унизить: просто он сам так подписывал свои грамотки Патриарху Никону: «Многогрешный Мишка Алексеев». Это середина XVII века, и он рассказывал Патриарху Никону, что у него на Онеге четыре сына, они все четыре иконописцы, перечислял их: Васька, Андрюшка и т.д. На Онеге эта артель была довольно известна.
Среди тамошних иконописцев были и священнослужители. Например, очень интересной фигурой был настоятель и первый архимандрит Антониево-Сийского монастыря родом как раз из Каргопольского уезда. Он себя называл «многогрешный старец Никодим, а родом онежанин, по-реклому (по прозвищу) Шуренга». Это была его деревня его, он там родился. В миру его звали Василий Мамонтов. Он написал очень много икон.
– Какого времени иконы иконы на выставке?
– Самые ранние – XV-го века, а завершаем мы началом века ХХ-го. Выставка построена по следующему принципу: второй этаж – это XVI век и XVII век, в двух залах. Третий зал наверху посвящен только одному храму: это церковь села Ошевенское. Так получилось, что оттуда было вывезено особенно много икон, реставраторы длительное время занимались их восстановлением, поэтому мы решили посвятить этому храму целый зал. Кстати, храм стоит до сих пор и является действующим.
Наконец, у нас еще есть четвертый зал, где представлены памятники XVIII–XIX вв., а также небольшая коллекция скульптуры (их очень сложно транспортировать, поэтому мы привезли лишь несколько образцов). Наконец, маленький пятый зал полностью будет посвящен истории ВХНРЦ.
– Скажите, пожалуйста, а в каком состоянии сейчас находятся те храмы, откуда взяты иконы? Вообще, что сейчас происходит на Каргополье?
Деревянное зодчество постепенно уходит. Очень многое мы уже потеряли или теряем сейчас
– Должна сказать, что это довольно грустная история. Да, конечно, в постсоветское время, когда наши взоры вновь обратились к храмам и религии, многие храмы были возрождены. Хотя качество восстановления и возрождения, к сожалению, иногда оставляет желать лучшего. В первую очередь восстанавливают храмы, которые более-менее сохранились, в том числе каменные. Но, увы, деревянное зодчество, которое является лицом Каргополья, постепенно уходит. Очень многое мы уже потеряли или теряем сейчас. Например, три года назад погиб выдающийся памятник архитектуры федерального значения – деревянная Покровско-Власьевская церковь и стоящая рядом колокольня в селе Лядины. По причине пожара – так же, как в этом году в Карелии произошло с деревянной Успенской церковью XVIII века.
– Там был поджог. А у вас?
– Нет, поджога не было. Сухая гроза без дождя, удар молнии, а потушить не смогли.
Деревянное зодчество мы постепенно теряем. Наконец, на его сохранение мало выделяется средств. Давно уже надо принимать большую серьезную программу по сохранению деревянного зодчества, потому что это лицо не только Каргополья – это лицо всего Русского Севера.
– А что происходит с селами, в которых расположены эти храмы?
– У нас продолжается очень сильный отток из деревень и сел. Конечно, в первую очередь привлекает Архангельск, также Вологда. Молодёжь из Архангельска, в свою очередь, мигрирует в Санкт-Петербург, Москву, Ярославль. Область уменьшается численно, и это тоже наша боль.
– А можно ли тогда вообще сохранить храмы, если люди покидают села, где они стоят?
– У нас есть храмы, которые стоят, как одинокий путник. Вокруг уже ничего нет. Например, знаменитая Сретено-Михайловская церковь в Красной Ляге – там уже давно ничего нет, даже сенокосов. Нет домов, сельскохозяйственных угодий. Одна церковь 1665 года.
– Ее никто не охраняет?
– Она официально охраняется государством, есть попытки ее укрепить в последнее время, но практика показывает, что это все не слишком эффективно. И это не единичное явление, к сожалению. Я не люблю об этом говорить, но на моей памяти сгорело так много храмов… Очень жалко. Подходишь у себя к иконе и знаешь, из какого она храма, начинаешь вспоминать ту теплую паперть, по которой ты поднимался – иногда, извините, до слез жалко становится.
Возьмем такое явление, как наш традиционный «тройник». В каждом селе был ансамбль-«тройник»: два храма – холодный и теплый, и между ними колокольня. Это были огромные, высокие деревянные храмы. Холодные храмы использовали только летом. А знаете, как иконы любили холодные храмы? Им там было хорошо, они постепенно остывали вместе с храмом, постепенно нагревались. Иконы, которые находятся в холодных, не отапливавшихся храмах, лучше сохраняются. Там, где идет перепад температуры, где топят печки, – там, конечно, иконам намного сложнее. Но сегодня мы уже не имеем, пожалуй, уже ни одного ансамбля-тройника в Каргополье. Последний был в Лядинах, но церковь сгорела. А раньше они были практически в каждом селе.
– А с чем это больше связано? С советским временем, когда в храмах устраивали зерновые склады, или с тем, что сегодня люди в принципе покидают деревни и села? Что больше повлияло?
– Я бы не стала делать таких выводов. Один храм горит от молнии, другой от нерадивости местного населения, третий – от того, что дети подожгли, когда забрались в храм поиграть. У каждого храма, как у человека, своя судьба.