Мы пока еще слишком далеки от людей, чтобы нам доверяли

В первой части интервью порталу «Пастырь» ректора Московской духовной академии архиепископа Верейского Амвросия беседа завершилась на особенностях публичной риторики духовенства. Наверное, не все священники призваны взаимодействовать с широкой общественностью, но к пастырской работе с людьми призван каждый.

Во второй части беседы владыка Амвросий поделился мнением о главных проблемах пастырского окормления в современном мире, о нехватке духовенства в Русской Церкви и о риске потери благоговения к алтарю за годы служения.

— Владыка, как Вам кажется, какие в современном мире главные проблемы пастырского окормления?

— Нужно быть ближе к людям. На каких-то приходах, в каких-то отдельных епархиях эта близость архиерея или священника к людям имеет место быть. Но мне кажется, что нам еще очень и очень далеко до того, что я увидел, например, на Балканах или в Греции.

Когда вместе с делегацией фонда «Единство православных народов» мы посещали страны бывшей Югославии, то встречались и общались с разными архиереями. Мы пришли к нынешнему Патриарху Сербскому Иринею (тогда он был епископом Нишским) в резиденцию, после чего вместе должны были пойти на концерт. Дорога из резиденции к сцене проходила через парк, в котором располагался под открытым небом огромный ресторан. Владыка Ириней тогда предложил пройтись пешком, и мы шли через этот парк, мимо ресторана, где отдыхали люди, пили кофе, пиво, общались друг с другом. При виде нас люди вставали, приглашали нас посидеть с ними за столиком, чем-то хотели угостить. Они общались со своим архиереем, они знали его, приветствовали, и было совершенно не зазорно архиерею сесть с этими людьми. Кто-то рядом пил пиво или вино, кто-то может даже курил, но владыка абсолютно спокойно шел к этим людям, которые его приглашали. Он с ними общался, давал им какие-то советы, о чем-то спрашивал. И видно было, что архиерей знает эти семьи, знает этих людей, знает их проблемы. Это его паства. Пока мы пробирались через этот парк к сцене, я увидел, как владыка общается с горожанами — он действительно был владыкой своего города.

Меня тогда очень воодушевил этот баланс между простотой в общении и одновременно уважением и почтением к архиерею. Это не было внешним раболепством, было видно, что люди его почитают, любят и уважают как старца, как своего отца.

Вот теперь представьте: архиерей или священник сейчас приходит в какой-нибудь ресторан в Москве или в Петербурге — что происходит? Его снимают на телефоны, помещают в соцсеть, там ругают и смеются. О чем это говорит? О том, что мы пока еще очень далеки от людей, и люди по отношению к нам не испытывают доверия. А как преодолеть это советское наследие? Нужно идти к людям, не бояться этого. Священник должен знать свой приход по именам, знать проблемы людей. Поэтому первая проблема, мне кажется, — это удаленность духовенства от народа.

Исповедующий священник — как хирург на операции

Другая проблема пастырского окормления связана с тем, что, к сожалению, в нашей Церкви невозможно осуществить ту модель духовничества, которая присутствует, например, в Греции или хотя бы отчасти в Румынии. Когда исповедовать и давать какие-то советы может только тот священник, кто уже зарекомендовал себя как хороший пастырь. Он посвящается в духовника, получает благословение от архиерея и только тогда начинает исповедовать.

Когда я рукополагаю священников — не все из них исповедуют. Я не даю разрешения исповедовать новорукоположенным. Некоторым нужен год, кому-то — два года; а некоторые, даже будучи несколько лет как рукоположены, не исповедуют до сих пор, а просто служат. Каждый должен служить своим даром. У кого-то один дар, у кого-то другой. Но исповедь, наверное, можно сравнить с приемом хорошего врача. Мы ведь к плохому врачу не пойдем, мы боимся за свое здоровье.

Однажды одному нашему выпускнику делали очень сложную операцию. И врач-хирург, который возглавлял ее, стоял двенадцать с половиной часов и оперировал. Двенадцать с половиной часов! Представить себе невозможно! А нам говорят: «Как же вы, бедненькие, выстаиваете такие многочасовые службы?» Да что наши многочасовые службы по сравнению с тем трудом! И врач ведь на протяжении всей операции несет огромную ответственность, сшивает каждый сосудик. Это сложнейшее дело. И таких операций он делает, может быть, не одну в неделю.

А наши священники подчас думают, что все так просто: банально какие-то фразы сказал там, разрешительную молитву прочитал, благословил — и все, человек уже выздоровел духовно. Он должен быть таким же врачом — терапевтом или хирургом — в духовном плане. Опытнейшим врачом, который должен иметь такой же глаз, как этот в высшей степени специалист. Этого нам очень не хватает. Духовного профессионализма.

Когда человек только выходит из Академии, ему еще нет и 30 лет, а он уже рукоположен в священный сан — ну какой из него духовник? Есть действительно очень способные ребята, очень искренние, образованные, тянущиеся ко Христу. Их молодость, может быть, восполняется их горением, искренностью, и Господь Сам через них действует. Но таких немного.

Между качеством и количеством

— Владыка, но не противоречат ли эти две проблемы друг другу? С одной стороны, Вы говорите, что духовенство у нас в целом очень далеко от народа. Это неоспоримо, но как иначе, если в России один священник приходится в среднем на 7000 верующих? Как он может быть близок к каждому? В Греции и Румынии это соотношение — примерно один на тысячу. С другой стороны, и с этим тоже не поспоришь, и имеющихся священников не всех можно допускать к пастырству, особенно новорукоположенных. Как быть с этой коллизией?

— Между количеством и качеством я бы все равно выбирал качество. Но, естественно, эти вещи полностью друг другу не противоречат, они просто должны сосуществовать. У нас же прихожане тоже бывают разные. Активных прихожан не так много. Больше это «захожане».

— Может быть, они потому и «захожане», что нет священника, который взял бы их за руку и как-то ввел в общину?

— Но есть же костяк прихода. И мне кажется, что именно с этим костяком нужно начинать работать в духовном плане так, как это подчас у нас не делается. Ведь у нас исповедь в основном — это конвейер. А исповедь в правильном понимании — это общение один на один с человеком. Это когда человек приходит — и ему всецело посвящается какое-то время, хотя бы полчаса.

Я, например, иногда исповедую в храме, в алтаре, но чаще мы просто садимся в кабинете и начинаем беседовать. Мы можем беседовать 15, 20, 30, 40 минут, можем час беседовать. И именно в этой беседе совершается одновременно и исповедь, при этом она не носит формальный характер отчета о грехах. Мы пытаемся разобраться в каких-то проблемах; пытаемся понять, как обойти какие-то острые углы, как эти проблемы решить.

Думаю, что тут и сие надлежит делать, и того не оставлять.

Пополнение штата клириков — ответственность приходского духовенства

— В связи с нехваткой духовенства в нашей Церкви, как Вы считаете, какова роль обычного приходского священника в подготовке новых кадров? Просто жить и ждать, когда придет активный молодой прихожанин и скажет: «Хочу поступать в семинарию. Батюшка, благословите», либо батюшка должен сам присматриваться к подходящим кандидатам, настраивать их, подталкивать, вдохновлять?

— Приходской священник должен предлагать человеку подумать. Конечно же, зная этого человека, видя его намерение. К чему-то подвигнуть обязательно нужно, но ни в коем случае не навязывать свое мнение. «Я тебя благословляю, твой путь — только в духовную семинарию» — вот этого делать, разумеется, нельзя. Особенно когда это делают священнослужители, оказывая давление на своих детей, чтобы те пошли по их стопам. Были единичные случаи, когда я сталкивался с такими семинаристами. Это была личная трагедия студентов.

Как ректор Академии могу сказать, что нередко священники (и архиереи тоже), которые направляют в духовное учебное заведение своего абитуриента, к сожалению, даже не знают, насколько он подготовлен к поступлению по каким-то формальным критериям. Это плохо. Но есть и другие примеры, когда и священник, и архиерей у себя в епархии предварительно проводят пробные экзамены и проверяют: какие человек знает молитвы, умеет ли он читать по-церковнославянски, как он ориентируется в Священном Писании, в литургической жизни Церкви и т. д. И только тогда принимают решение, отправлять ли его в семинарию, а потом поддерживают связь с этим абитуриентом.

Некоторые архиереи приглашают к себе в епархию на каникулы, поддерживают в течение обучения материально студентов. Естественно, они держат на контроле их пребывание здесь для того, чтобы потом получить к себе уже образованного человека.

Кто рекомендовал — тот и отвечает

Но, к сожалению, большинство все же отправляют и забывают о нем, а вспоминают лишь тогда, когда комиссия по распределению дает запрос: нужен ли вам в епархии ваш абитуриент или не нужен?

Священник, который рекомендует в духовное учебное заведение абитуриента, должен понимать, что если уж он его рекомендует, он и несет за него ответственность. Не просто отчитаться, что «от моего прихода столько-то поступило».

Не случайно сегодня в таблице, которую мы подаем на распределение наших выпускников, присутствуют графы: какой священник дал рекомендацию, и какой архиерей заверил. Благодаря чему Учебный комитет имеет представление о том, откуда взялся этот студент, и на ком ответственность за него.

Конечно же, в первую очередь, у человека должно быть свое собственное желание. Когда он сам подходит и говорит: «Я чувствую призвание. Рекомендуйте меня, пожалуйста, для поступления в семинарию» — священник должен ему помочь подготовиться. Взять те же требования, помочь ему подготовиться к экзаменам, объяснить ему все «за» и «против», честно рассказать: «Тебя ждет, извини меня, не сладкая жизнь в кафедральном соборе, где будешь только приходить и служить, и все тебя будут почитать. Тебя может ждать Салехард, Уренгой, Хабаровск, Чита. Какие-то маленькие храмики с несколькими старушками, а может быть, даже небольшие домики, приспособленные для богослужений. Ты готов к этому?»

Молодой человек должен задуматься, готов он или нет, потому что сегодня имеет место быть распределение выпускников духовных учебных заведений на два года. Но что такое два года для студента? Это ничего. У нас два года армии было. Но ведь лучше, когда вместо армии человек уже служит на приходе. Это прекрасный опыт жизни. Очень яркая и интересная страница будет потом в биографии. Но, тем не менее, нужно быть готовым к этим лишениям.

Безусловно, необходимо узнать, каков образ жизни у человека, насколько он искренне хочет послужить Богу. И все это до поступления должен уже сделать священник, который его рекомендует.

А сейчас реальность такова, что мы во время вступительных экзаменов подчас понимаем, что с человеком надо начинать работу как с чистого листа.

— И вот человек поступил, отучился и готовится к рукоположению. На чем особенно важно акцентировать свое внимание ставленнику или молодому, только рукоположенному священнику?

— Самое важное — это благоговейное отношение к святыне и любовь к богослужению. Для меня это очевидно и очень важно, потому что меня так самого учили, когда я был только рукоположен.

Священник — не пастырь без любви к богослужению

Я помню слова покойного Патриарха Алексия, который однажды признался: «Мне рекомендуют одного священнослужителя для рукоположения во епископа. Он очень талантливый, очень способный, активный, пробивной, может многое сделать, вот только не любит служить. Но как может быть епископом тот, кто не любит служить Божественную литургию?» Поэтому, конечно же, любовь к богослужению — это первое, что должно быть у любого священнослужителя. Я сам очень люблю богослужение. Для меня это та стихия, на которой, мне кажется, время бы остановилось.

Эту любовь я пытаюсь, насколько это от меня зависит, привить и своим молодым священнослужителям.

Мне приходилось сталкиваться с таким явлением, когда человек охладевал к служению Литургии (и вообще к богослужению) спустя много лет служения. Когда почтенный протоиерей, будучи уже пожилым человеком, очень формально и холодно относился к богослужению.

Однажды я зашел в алтарь храма, а там священник произносил ектенью, сидя в кресле. Я тогда разразился на него праведным гневом, тот испугался. Но самое интересное, что этот страх (может быть, и страх потерять свое место) почему-то вдруг в священнике возобновил память о своей первой любви к богослужению. Этот батюшка позже буквально со слезами на глазах говорил мне о том, что ему вернулась молитва, которую он потерял уже как несколько лет. Представляете, на несколько лет священник потерял молитву! Для меня это звучало ну просто немыслимо. Но я видел этого человека. И он был не самым плохим священником. Меня просто потрясло, как священник может стоять у Престола несколько лет и не молиться искренне, просто формально совершать какие-то действия…

«Едиными усты и единым сердцем» — по обе стороны иконостаса

Поэтому самое главное, на чем мне бы хотелось акцентировать внимание: священник — это прежде всего человек молитвы. Какими дарами он бы ни обладал, молитва — это самое главное в его деятельности, потому что она связует нас с Богом. Мы не какой-то социальный институт, Церковь — это Царство Божие на земле. Как бы это красиво ни звучало, но это так. И только молитвой это Царство Божие приходит в нашу жизнь.

Священник всегда должен сохранять благоговейное отношение к алтарю, как будто первый раз вошел в него. Если мы не будем благоговейными служителями — Господь будет отнимать благодать, а без благодати мы никто и ничто.

Я всегда говорю ставленникам: «Первые дни служения — это особая радость и особые чувства. Запомни их на всю жизнь. И сделай все от себя зависящее, чтобы эта свежесть сохранилась до конца жизни твоей». А для этого нужно в том числе и внешнее благоговейное отношение к алтарю и к священным предметам.

Нельзя ни в коем случае допустить того, чтобы алтарь и храм стали каким-то бытовым местом, где можно всем распоряжаться, как у себя дома. Нельзя ни в коем случае довести до того, чтобы с одной стороны иконостаса простые люди искренне молились со слезами на глазах, а с другой — священники сидели, разговаривали или были погружены в свои телефоны. Все мы «едиными усты и единым сердцем» должны быть устремлены горе́. И кто прежде всего? Конечно, те, кто находятся в алтаре.

Очень важно поддерживать идеальную тишину в алтаре во время богослужения. Если мы не услышим голос тишины — мы не услышим голос Бога.