Встреча. Литургия

Прот. Андрей Ткачев: Братья и сестры, здравствуйте! Сегодня мы выбрали темой беседы Литургию. Это греческое слово означает «совместное действие». То есть выйти в парк по осени убрать листья — это в каком-то смысле тоже литургия. Мы будем говорить о Божественной литургии, о ее важности, то есть о Таинстве Евхаристии и о том главном Таинстве Церкви, которое и делает нас причастниками Тела Христова.

Я бы даже сказал, мы будет говорить о неком литургическом обновлении, которого жаждет наша Церковь, как купель жаждала обновления воды. Потому что без литургического обновления не будет обновления жизни и сознания. Вот об этом мы сегодня будем говорить в нашей традиционной аудитории. Здравствуйте, друзья!

Я глубоко убежден, что, если мы хотим быть настоящими христианами, и если мы хотим быть народом многочисленным, сильным, умным, трудолюбивым, светлым, семейным, несокрушимым и так далее, то нам не обойти божественной службы — Литургии. Все остальное — хорошо, но все остальное — это второе, а первое — это литургическое обновление.

Я даже имею смелость сравнивать эти вещи с отношением евреев к субботе. Когда евреев спрашивали: «Зачем вы храните субботу?» — в течение долгих столетий они отвечали: «Чтобы суббота хранила нас. Мы храним ее, а она хранит нас».

Они называют ее «Царица суббота» и считают ее каким-то живым существом. У них есть праздник встречи субботы и праздник проводов субботы, когда они говорят: «До свидания, Суббота! Скоро встретимся опять».

Нам нужно относиться к Литургии примерно так же — «Царица Литургия». Почему вы любите ее, почему вы служите ее, зачем она нужна вам, почему без нее нельзя? На одних акафистах и панихидах далеко не уедешь. Никуда вообще не уедешь без Божественной литургии. Это царица служб, это самое главное, что есть в церковной жизни.

Я хотел бы, чтобы мы сегодня сказали какие-то важные слова о том, как нам к ней относиться, чего не хватает в нашей церковной жизни. А ведь в нашей церковной жизни многого не хватает. Может быть, кому-то кажется, что у нас есть все, и даже с избытком, а я вам скажу, что у нас многого не хватает, и в процессе разговора мы попытаемся там копнуть.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Елизавета. Я врач из города Москва. Раньше, как правило, на Божественной литургии постоянно звучало народное пение. Сейчас эта традиция забыта, в некоторых храмах она не приветствуется. В основном это сохранилась где-то в монастырях. Скажите, нужно ли сейчас возрождать эту традицию? И с чего нужно начать простому прихожанину, мирянину, который хотел бы участвовать в народном пении на Литургии? Спасибо.

Прот. Андрей Ткачев: Вот, пожалуйста, мы только начали, а уже вскрыли вопрос о том, чего нам не хватает. На сегодняшний день в практике Церкви существует порочная вещь, когда люди делегируют право гласного пения хористам. То есть хористы — это как бы наши делегаты.

Мы с вами исихасты, то есть мы молимся молча, в уме, умом, так сказать, мы умно молимся, то есть мы умные молитвенники, а хористы исполняют заповедь Божию: «Пойте Богу нашему, пойте, — есть такая заповедь, — пойте Цареви нашему, пойте».

Еще мы знаем: «Пою Богу моему, дондеже есмь», «Да усладится Богу беседа моя, аз же возвеселюся о Господе». То есть все это веселье о Господе — «Да усладится Он беседой моей», «Пою Богу, пока существую» и «Пойте Богу нашему, пойте» — все это касается только дяди Васи и тети Маши, и еще регента возле них. А у нас, у миллионов верующих, рот закрыт. Хорошо, если мы споем хотя бы «Верую» и «Отче наш».

Этого очень мало. Литургию нужно петь всем народом. Об этом говорил Святейший Патриарх, но его слова не все бросились исполнять с одинаковой горячностью. Он говорил: «Начинать нужно с Евхаристического канона. Нужно избрать простейшую обиходную мелодию, и нужно сделать так, чтобы регенты на хоре не меняли партитуры пения «Милость мира» каждый раз на новую».

Не надо новую, должна быть одна партитура, самая простая и обиходную, на три ноты: «Милость мира, жертву хваления». «И со духом твоим», — «Имамы ко Господу». И все должны петь Евхаристический канон: «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу». Это должны петь все.

А потом, если Богу будет угодно, нужно будет начать петь мирную ектению. Разве тяжело пропеть «Господи, помилуй» всем? А потом нужно будет петь тропарь праздника или тропарь храма, в котором мы находимся, то, что поется постоянно. А потом нужно выучить какую-нибудь простую Херувимскую.

Нужно постепенно вовлекать в пение всех людей, потому что мы должны петь одними устами и одним сердцем. Так же и говорится: «Единодушно, едиными усты, единым сердцем восхвалим Господа Бога и Спасителя нашего». То есть нужно, чтобы уста также работали.

В Послании апостола Павла к евреям говорится: «Мы приносим Богу жертву хваления — плод уст, исповедующихся имени Его». И еще говорится: «Сердцем веруется в праведность, а устами исповедуется во спасение». То есть открытые уста, хвалящие Бога, это непременное условие молитвы. Превращать многомиллионную паству в исихастов, молчащих, как рыба, и молящихся в уме, это, мягко говоря, жуткая ошибка, если не хуже.

Но так у нас получилось, хотя раньше люди пели всегда. Люди вообще пели, понимаете? Люди пели, когда работали, а сегодня никто не поет, когда работает. Слесарь, когда гайки крутит, не поет, крестьянка корову доит — не поет, студент чертежи чертит — не поет, никто не поет. Никто не поет, да люди и песен не знают.

На войну идут — оркестр играет, а люди не поют. Свадьбу празднуют — оркестр играет, а люди не поют. Пьют, жуют и не поют. Люди вообще не поют. Непоющий народ — это народ, находящийся в состоянии такого глубокого анабиоза, такой анемии, он полумертвый.

Нам, конечно, надо начинать не с того, чтобы петь «Во саду ли, в огороде» на улице под баян, а нужно петь в храме: «Отверзу уста моя, и наполнятся духа». Пока рот закрыт, и духа нет, а отверзу уста, и дух появится.

Нам не хватает народного пения. Начинать нужно с маленького, и нужно обязательно, чтобы люди вовлекались в это постепенно, ну, хоть бы шептали. Я говорю своим так: «Вот ты картошку чистишь, занавески стираешь, дома убираешь, транзистор паяешь — включи себе в магнитофоне церковное песнопение.

Пусть звучит, например, «Свете тихий», пусть звучит «Честнейшую херувим», «Величит душа моя Господа», «Ныне отпущаеши», пусть Литургия поется, а ты подпевай».

Некоторые даже не знают, каким голосом они поют — баритоном, баритональным басом, тенором, дискантом. Люди не знают своих голосов. Конечно, когда они начнут петь, сначала они станут пускать петухов, петь, кто в лес, кто по дрова, как глухие.

А потом постепенно они выпоются. Это все настраивается, и ухо с горлом, и все вместе. Ведь человек — это совокупность всех музыкальных инструментов. В человеке есть струнный инструмент — это его натянутые голосовые связки. У стариков они расслабленные, поэтому дребезжат старческие голоса, а у молодых они натянутые и крепкие. Грубость голоса зависит от толщины связок.

Потом, у человека есть легкие и трахея, все эти воздуховоды. Это органный мех, духовой инструмент. И у человека есть язык, который бьется о небо, о губы, о зубы, и он постоянно, как барабанная палочка, совершает свою работу, как кимвал. «Хвалите Бога на кимвалах доброгласных, хвалите Бога во Псалтири и гуслях, во струнах и органе». Струны, органы, кимвалы — все это в человеке есть.

Не нужно Богу играть на балалайке. Поющий человек — это и есть струнные, ударные и духовые инструменты, все вместе. Вот что такое новая песня. «Воспойте Господеви песнь нову, воспойте Господеви вся земля. Пойте Богу нашему, пойте».

Это нужно нашей Церкви, как воздух. Тот, кто этого не понимает, наверное, вообще не любит Иисуса Христа и не любит Святую Церковь. Он любит только себя в ней, а не ее саму по себе. Поэтому надо петь Богу нашему.

И пусть каждый пастырь, тем более епископ, озаботится этим и подумает своей пастырской головой: «Как мне сделать так, чтобы народ в едином порыве, одной грудью, одним сердцем, одним языком, одними устами пропел Богу песнь нову?» Псалом 33-й в конце вечерни, песнь Богородице на утрене, «Величит душа моя Господа» петь нужно всем.

Вот чего нам не хватает в Литургии. Все услышали, все на носу зарубили, и пусть каждый на своем месте попытается сделать то, что может. Спрашивайте, тормошите своих священников: «А почему мы не поем? А почему в Сретенском монастыре есть народная Литургия, и в Татьянинском храме тоже в воскресенье есть народная Литургия, и потом хор поет Литургию?»

В советские времена многие хористы работали в театре и подрабатывали в храмах. У Сергея Иосифовича Фуделя в книге «У стен Церкви» описывается случай, как неверующие хористы поют на Литургии за деньги. Им до лампочки, что петь. Им дали ноты, и они поют. Они, в общем-то, не верят в то, что поют. А что это за пение? Потом они батюшке в алтарь пишут записку: «Заканчивайте быстрее, сегодня хоккей».

Зачем нужны хористы, которые поют «Иже Херувимы…» и на телефоне листают какие-то фотографии? А такие есть. Их же не видно там, на хорах, не видно, чем они там занимаются. Кто-то поет: «Господи, помилуй! Подай, Господи! Тебе, Господи!» — а у него волк яйца ловит в игрушке.

Есть такие шалопуты? Да, есть. За деньгами пришли. В Бога не верят, в груди ледышка. Болтают на хорах, споры свои решают. Залезли куда-то наверх, попрятались там в ниши и занимаются своими делами.

В храмах самые тяжелые места — это свечной ящик, хор и алтарь, там, куда все попрятались. В алтаре огонь должен гореть, там священник, как херувим, должен Богу служить, а он может где-то там заныкаться и с пономарем разговаривать.

А на свечном ящике, где деньги, свечи, записки, там вечная возня, вечный шум. И неважно, что Евангелие читают, там вечный шум. Дары вынесли — вечный шум. И на хорах вроде поют, и вроде неизвестно, чем занимаются. А когда все вместе молятся, это совсем другое дело. И тогда можно легко научить человека, можно ему объяснить, что значит то или иное слово.

Многие, наверное, поют, не понимая смысла того, что поют. Вот «Осанна в вышних», например. Чего только бабушки в селах не поют, и «Оксана в вишнях», и «Оса на вишнях». Я серьезно говорю, они же поют, что хочешь, потому что не знают, что поют. Им же никто не объяснил, что такое «осанна в каких-то вышних», что такое «осанна». Это большая пастырская работа — всех научить петь, потом всем объяснить, что же, собственно, мы поем. Вы понимаете, что мы поем?

Вопрос: Татьяна, инженер. Мой вопрос о центральной части Литургии — о Евхаристическом каноне. Когда мы стоим на службе, мы слышим слова: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое», «Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета». Этот призыв обращен к каждому из нас, то есть Господь на каждой Литургии призывает нас причащаться.

Но мы часто находим себе оправдание: то поленился, то не соблюдал пост, то не прочитал положенные каноны. И мы отказываемся от живительного Причастия Тела и Крови Христовой. Как себя побуждать к более частому Причастию?

Прот. Андрей Ткачев: Литургия без Причастия — это абсурд. Я помню те времена, когда служащие священники говорили: «Со страхом Божиим и верою приступите», выходили с Чашей и тут же заходили обратно, потому что причастников не было. И так было не только в том храме, где я пономарил, так было во всех храмах.

Причащались только в Великий пост, на Пасху или на Рождество. А на буднях или в обычное воскресенье причастников почти не было. Люди были отучены от Причастия.

Без причащения в Литургии смысла нет. Тогда нужно служить обедницу. У нас есть такой чин обедницы, где поются те же псалмы, антифоны, евангельские блаженства, тропари, только нет Евхаристии, то есть нет жертвы. Вот почитайте в Часослове, там есть час первый, час третий, час шестой, обедница, потом час девятый, вечерня. Если не хочешь причащаться — читай обедницу.

Там есть все, кроме Евхаристии. А раз Евхаристия есть, значит, есть призыв: «Приходите, приимите!» Это так же, как будто вы пришли в гости, вам хозяин накрыл стол и сам вам прислуживает. Он говорит: «Тебе что положить? Хочешь, положу тебе вот это. Это самое вкусное, что у меня есть, вот это тебе дам». Вы говорите: «Да нет, знаете, я не буду, нет, не буду».

Вот Христос у тебя спрашивает: «Что тебе положить?» Вы говорите: «Я не буду. Вообще я спешу. Можно я уйду?» — «Ну, ладно, уходи». Взял и ушел. Другой тоже говорит: «Можно я уйду?» Вот Он наготовил вам все, и Сам готов вам служить, а вы все боком, боком, боком, и порасходились.

Позовите кого-нибудь в гости, на день рождения к себе или к своему сыну. Накройте стол на 20 человек и позовите 20 человек, и представьте себе, что никто не пришел. Стол накрыт, все на столе есть, и никто не пришел. Что вам сделали? Вам плюнули в лицо, вас смертельно оскорбили. Вы можете разгневаться и сказать: «Больше в моем доме не будет и ноги тех, кого я позвал. А все, что я наготовил, мы раздадим, куда-то употребим, что-то оставим».

Вот так мы поступаем с Иисусом Христом. Он говорит: «Ешьте» — не едим. Причем получается ровно наоборот с тем, что было в раю. В раю Господь говорит: «Вот от этого дерева не ешьте», — взяли, съели. А тут говорит: «Ешьте!» — не едят. А почему не едят? Говорит: «Спасибо, я уже ел. Я уже когда-то ел, я уже причащался, так часто я не хочу». — «А еще почему?» — «Ну, я грешен». Как будто Господь зовет праведников.

Он же говорит: «Ешьте это во оставление грехов». Так же сказано? «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое во оставление грехов». То есть это таинственная пища, которую грешники едят, чтобы избавиться от грехов. А люди говорят: «Да я такой грешный, я не могу».

Турок, послушай, что говорится! Грешник и должен это есть, чтобы избавиться от грехов. Один говорит: «Я уже поел». Другой говорит: «Я спешу». Третий говорит: «Не хочу. Я чего-то не в настроении». Четвертый говорит: «Я очень грешный».

Что это за дурость? Что это такое? То, что Бог говорит: «Не делайте», — делают, а то, что Он говорит: «Делайте», — не делают. Ну, как это так? Поэтому, конечно, здесь настоящая беда, просто настоящая беда. Поэтому народ не знает христианства, не знает Евангелия. Евангелие ведь живет на Литургии.

Вы когда-нибудь задумывались над тем, как по-разному звучат слова Евангелия, когда вы читаете их сами, и когда вы слышите их на Литургии? Это же совершенно разная книга. И непонятно, читал я это или не читал. Вдруг услышишь, что слова прямо как гром над тобой гремят, и думаешь: «Ох, ничего ж себе!»

Как Соломон говорит: «Слова мудрых — это как крепкие иглы, как крепко вбитые гвозди, и составители их от единого пастыря». Словно игла зашла в тебя, и уже ее не вытащишь, как гвоздь забитый — слово, на Литургии услышанное.

На Литургии живет все церковное искусство. Икона без Литургии — не икона, это просто музейный экспонат. Песнопения церковные без Литургии, без храма — это… Вот некоторые поют на сценах разных театров, и их выступление объявляют: «Рахманинов, Литургия», или «Чайковский, Херувимская», — и они поют эту Литургию. Ну, есть такое.

Что же ты поймешь из Херувимской на сцене театра? Ничего. Если Дары не выносят, поминание не совершается. Херувимская на сцене — это обед по телефону. Это ненастоящее. Херувимская живет только в церкви. В церкви живет колокольный звон, горящая свеча, святая икона, в церкви читается Святое Евангелие, в церкви звучит церковное песнопение.

Разобранное по частям не живет. Литургия есть — все живет, а разобрали — ничего не живет. Поэтому, конечно, нам нужно услышать призыв ко Причастию. Нужно обязательно есть то, что приказал Бог. Господь Сам говорит: «Ешьте. Ну, ешьте, Я же прошу, ешьте». Нет, не хотят.

А дальше что? А дальше Евангелие прямо говорит: «Разгневался владыка дома. Ни один из мужей этих званных не вкусит моей вечери». Все. Потом что будет? Потом будут причащаться китайцы, а русские умрут. Индусы будут причащаться, а русские исчезнут, потому что не хотят есть то, что Бог приказал.

Господь говорит: «Берите, Себя вам даю». Он не приготовил вам ананасы, шампанское, курицу гриль в маринаде. «Себя даю вам есть. Забудьте про все. Я Сам Себя на части дроблю. Ешьте, ешьте». Нет, не хотят. Понапридумывали себе какие-то оправдания: «я грешник», «я устал», «я уже ел, я сыт, спасибо», «я спешу», и все ушли. Плюнули Иисусу Христу в лицо в очередной раз.

Римские солдаты уже плевали Христу в лицо, били Его по ушам и по щекам. Говорили: «А ну-ка, угадай, Христос, кто тебя ударил». Становились на колени перед ним, говорили: «Радуйся, царь иудейский», — и плевали в него, и били палкой по голове. Вот опять плюют, потому что не нужен Христос людям. Понапридумывали себе какую-то ложную святость, и Христос не нужен. Вот такая беда.

Есть в «Древнем Патерике» такой случай. Дети играли в литургию. Вообще маленькие дети играют в то, во что играют взрослые. Они повязали себе какую-то детскую простыню, как фелонь, какую-то кружку навязали на полотенце, как кадило. Один, как дьякон, говорит: «Господу помолимся!» — другой что-то читает. Собралась куча детей, служат литургию. Какой-то батюшка или монах наблюдал за этим.

Раньше все молитвы читали вслух, и дети все это слышали. И, в конце концов, они раз слышали, два слышали, 120 раз слышали и на 121-й раз запомнили. Они помнили эти молитвы, вот они их читали, читали. И потом мальчишка, который изображал священника, начал читать Евхаристический канон.

И вдруг на этих словах, которые он произнес, с неба упал огонь, когда он начал призывать Духа Святого: «Да будет вот этот хлеб — Тело Твое, а это…» Огонь с неба пожрал всю эту песочницу. Дети в ужасе разбежались в разные стороны. Монах, ужаснувшись, сказал: «Какие великие слова мы читаем! Что мы говорим вообще!» Это выше всякого огня.

Дети могли тогда повторить слова Литургии, потому что они все это слышали и видели. Наши дети не могут играть в Литургию, они ее не видят, не понимают. Есть те, которые видят, но не понимают, они ее не знают просто.

Не знают чинопоследования Литургии и взрослые: «А зачем свечу вынесли? А почему с Евангелием идут? А почему то, а почему это?» Это же все очень интересно, нужно понимать службу, почему сейчас закрыли Врата, и почему сейчас открыли Врата. Тогда для тебя служба будет как пир, как радость, как бал. Люди бежали бы на службу, спрашивая: «Ну, когда будет служба?»

Отец Александр Шмеман в своих дневниках писал: «Сегодня суббота, завтра будет Литургия. Какой восторг! Завтра я наконец буду служить Литургию. Слава тебе, Господи! Ой, как хорошо! Какое чудо!»

Нужно для себя поставить в центр Христа. Ты зачем идешь в храм святой? Просто потому, что так надо? Нет, ты идешь к Иисусу Христу. Вот закрылись Царские врата, значит, Он там лежит в гробу, мертвый. Открылись Врата — Он живой вышел из гроба, как жених из чертога. Вот Чашу вынесли — это Он к тебе вышел.

Если брать эту символику Литургии, это же смерть Христа, воскресение Христа, причастие Христу. Если людям это будет безразлично, то все, тогда их просто не будет. Исчезнет народ, и это будет правильно. То есть безбожник должен исчезнуть, и он исчезнет, и это будет правильно. Не должно быть безбожнику хорошо. «Безбожие» и «хорошо» вместе не живут. Как вода с кислотой, они шипят и разлетаются в разные стороны.

Поэтому, кто хочет жить, вспомни Бога. Говорится же: «Взыщите Бога, и жива будет душа ваша». Ну, а где Он еще? Вот Он, пожалуйста, за нас ломимый, за нас изливаемый.

Вопрос: Отец Андрей, меня зовут Олег. Я доктор. Конечно, нужно ходить на Литургию, нужно причащаться. Но многие русские люди просто не знают глубину необходимости Литургии, потому что в школе им не рассказывают, в институте не учат. Если священник выступает, он выступает за все хорошее против всего плохого.

Прот. Андрей Ткачев: Ну, да.

Вопрос: Как же сделать так, чтобы люди это знали? Может быть, есть необходимость в широкой проповеди именно о Литургии?

Прот. Андрей Ткачев: Понимаете, широкая проповедь о Литургии возможна с оговорками. Все-таки литургическая тема — это тема для верных. Мы же не зря говорим: «Оглашенные, уходите! Оглашенные, выйдите!» И дальше: «Никто от немогущих молиться с нами. Ни лобзания Тебе дам, яко Иуда, ни врагом Твоим тайну повем».

То есть нельзя рассказывать врагам тайну. Мы не должны на каждом шагу говорить: «Мы едим Тело Сына Божия. Мы пьем Кровь Сына Божия». Церковь же гнали за что? Церкви, христианам инкриминировалось людоедство, блудные оргии и желание разрушения Римского государства. Почему? Потому что, во-первых, они не почитали римских богов, отказывались воздавать божественные почести императору.

О них говорили: «Они враги народа», — раз. Потом, они собирались по ночам, и мужчины, и женщины, в тайных местах. Ну что может подумать грешник? Ну, конечно, они пошли грешить. И когда они слышали: «Они едят тело какого-то сына божия», — ну, что можно представить? Наверное, какого-то сына божия там кромсают на части и пожирают. То есть они людоеды, развратники и враги народа.

Поэтому нельзя всем говорить о том, что мы делаем. Есть вещи, сокровенные для нас. Об этом нужно говорить с христианами, а не с кем-нибудь другим. Ни с язычниками, ни с атеистами, ни с мусульманами мы не можем говорить об этих вещах. Поэтому широкая проповедь здесь может ограничиваться только стенами храма. Вот в храмах священник может поставить такую задачу перед всеми: раз вы христиане, то вы не можете не причащаться, иначе вы не христиане.

Единственное наказание, которое существует в Христианской Церкви, это отлучение от Причастия. Все, чем Церковь может наказать христианина, это отлучить его от Причастия. То есть не палками бить, не в тюрьму сажать, не денежными штрафами обкладывать — только отлучить от Причастия.

Отлучение от Причастия — это страшное наказание, страшнее тюрьмы, страшнее битья плетками, страшнее денежного штрафа для тех, кто знает, что такое Причастие. «Ты теперь не будешь причащаться». — «Как — не буду? А сколько не буду?» — «Два года, или пять лет, или пятнадцать лет». — «Я же умру. Как я буду жить?»

А если человеку это до лампочки, то получается, что для него самое главное не страшно, для него тогда не остается никаких наказаний, кроме тех, которыми бьют скотину непокорную. Вот палка нужна скотине. Если нас будут бить палками, значит, мы скоты. А нас наказывают отлучением от бессмертной пищи. Значит, мы должны ценить, любить и желать ее.

Вот это-то и беда, что христиане не желают бессмертной пищи. Как-то они удовлетворяются своим христианством без причастия Святых Христовых Таин. Чем они удовлетворяются? Не знаю. Тот пошел на источник купаться, говорит: «Я христианин, я купаюсь в источнике. Говорю «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» и бросаюсь в холодную воду». — «Молодец, классно! Ты великий христианин».

«А ты что делаешь?» — «А я смотрел мультик про суперкнигу». Есть такой мультик про Библию, там рассказываются библейские сюжеты в мультяшном исполнении. «Да, блажен муж, ты великий христианин». «А ты что?» — «А я хожу по больницам и читаю больным Евангелие». — «О, теплее, хорошо».

«А я в волонтерском движении состою. Мы посещаем детские дома». — «О, еще теплее». «А я в паломнические поездки езжу по монастырям». — «Ну, совсем хорошо. Но ты там причащаешься?» Говорит: «Нет, я недостоин». — «Странно, как это ты недостоин, почему недостоин?»

Ну, в общем, здесь надо разбираться. Без Причастия нет христианства, нет. И если священник не будет об этом трубить в оба уха своим прихожанам, значит, он не любит Церковь и не понимает ее. В конце концов, он останется один со своим разбитым корытом, без паствы.

Паства просто разбежится. Паства будет идти к нему тогда, когда у него в руках будет Чаша. А так, кому ты нужен без Чаши? Без Чаши ты и не священник никакой. Если ты стоишь с Христом в руках, то ты христианский пастырь, а если ты стоишь сам по себе, то что это такое? Сам по себе ты просто человек, которого съест червяк. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через 10 лет. Все.

Поэтому, конечно, учить надо. Но только не с крыши, а на ухо, или внутри общины, потому что об этом всем говорить нельзя. «Врагом Твоим тайну не повем». То есть я никому не расскажу, что Он мне дал есть. Господь Бог дал мне такую еду, о которой я никому чужому не расскажу. Своим расскажу, чужим не расскажу.

Мы имеем алтарь, от которого не имеют власти причащаться не служащие тени. То есть те, кто не знает Христа, от нашего алтаря не едят. Нужно сначала уверовать, а потом уже все остальное. Да, такую трудную задачу нам определил Господь Бог.

Вопрос:Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Анастасия. Я хотела бы задать вопрос, не как себя понуждать причащаться, а хотела бы продолжить слова Господа, когда Он сказал, что много званных, но мало избранных, когда человек пришел не в брачной одежде.

Возможно, я ошибаюсь, но брачная одежда — это некая подготовка к Причастию. Например, бывает так. Ты пришел на Литургию, и ты не подготовился, но ты понимаешь, что тебе хочется причаститься. Но ты не надел эту брачную одежду. Как в таком случае быть?

Конечно, нужно вычитать молитвы, вычитать правило и потом уже приступать к Причастию. Но когда душа просит, можно ли в таком случае причащаться? Это первый вопрос. А второй вопрос — уже говорили о слове и о пении в храмах, и я сразу вспомнила Литургию глухонемых. Они же тоже славят Господа, и это настолько интересно, они так глубоко переживают. И они знают суть Литургии, малый вход, великий вход. Я понимаю, что это действительно великое…

Прот. Андрей Ткачев: Исключительный случай, конечно.

Вопрос: Да, исключительный случай. Но, вместе с тем, я думаю, что Господь их в этом случае тоже не оставляет.

Прот. Андрей Ткачев: Ну, что Вы? Ну, конечно. Видите, это исключительные вещи, которые касаются слепого, или глухого, или другого человека. И есть люди, которые, не имея рук, рисуют ногами. Вот больные люди, в общем-то, с них и взятки гладки.

Если такой человек чего-то не знает, Бог с него даже не спросит, потому что он лишен возможности слышать. Однако он слышит и понимает, потому что нашлась возможность вот этой азбукой донести до него смысл происходящего. Даже имея такие барьеры перед собой, он добрался до правды Божией.

А ты, с ушами, глазами, ногами, руками, не добрался. Значит, Он будет тебя судить. Вот когда на Суде поднимется этот бывший немой, а они после воскресения мертвых все заговорят, и хромой вскочит, как олень, «и ясен будет язык гугнивых», — так написано у Исайи в пророчестве, они будут тебя судить.

Ты скажешь: «Я не мог. Я, Господи, не мог ничего понять, узнать, потому что жизнь была тяжелая, книжек не было, и никто меня не научил». И тут возле тебя будет стоять вчерашний немой. И Господь скажет: «Слушай, а вот он как-то научился, хотя он вообще глухой и немой был, ничего не слышал, ничего не говорил. Но он все понял. А ты, паразит, имея глаза и уши, ничего не знаешь». Как бы «ты один не умывался и грязнулею остался».

Это же будет фактор осуждения. Нас, по сути, Бог будет судить ближними нашими. Вот тот самый случай, когда званных много, действительно, всех же позвали, но почему-то немой нашел как бы дорогу, а говорящий не нашел, слепой пришел, а зрячий не пришел. Вот они — избранные.

Поэтому Христос и говорит: «Званные не войдут. Идите на пути, распутья, на халуги и убедите прийти всех. Нищих зовите, слепых, горбатых, хромых, всяких зовите, чтоб наполнился дом Мой». И все эти нищие будут первыми в Царстве Небесном.

Очень стыдно будет академикам. Они же все такие умные, к ним просто страшно подойти за километр. А на самом деле, может быть, они гнилые люди, которые ничего в жизни вообще не знают. А какая-нибудь бабка бедная, которая правнуков дождалась и в огороде не разгибается, с Иисусовой молитвой свою петрушку пропалывая, она, оказывается, ближе к Господу Иисусу. А тот, умный, будет где-нибудь сзади стоять.

Все будет в осуждение человеку, понимаете? Оказывается, богатый человек, который прикуривал стодолларовой купюрой тысячедолларовую сигару от хамства своего, в суммарном варианте дал милостыни меньше, чем человек, который получал зарплату в 30 тысяч рублей. И всю жизнь каждый месяц у него по пятерочке на нищих уходило. В год, получается, он отдавал по 60 тысяч, а за 10 лет — 600 тысяч.

А у этого богатого, который, там, не знаю, подтирался, может быть, пятидолларовыми бумажками, у него суммарно, может быть, этой милостыни было рублей на 100 за всю жизнь. Может быть такое? Может. У него денег хватало, чтобы любовниц купать в ванне из шампанского, чтобы менять яхты каждый год, а суммарно милости он дал, например, 5 тысяч за всю жизнь.

С ним рядом будет стоять нищий человек, который дал в 10 раз больше, чем он, хотя зарабатывал в миллион раз меньше. Вот так будет Бог судить всех нас, паразитов, которые много думают о себе и думают, что они ого-го какие. А немые, хромые, слепые, горбатые, бездетные, искалеченные, такие-сякие — они будут впереди.

И всей этой нечисти горделивой, которая уже не знает, какую медаль повесить себе на грудь, Господь скажет: «Пошли отсюда, проклятые, в огонь вечный к дьяволу и ангелам его». Вот чтобы этого не случилось, нужно сейчас об этом сказать, чтобы эта нечисть горделивая услышала, затрепетала, как осиновый лист, где-то там, возле экрана.

Можно вскочить уже сейчас, не досматривая передачу, и побежать раздавать милостыню. Прямо сейчас бросай все и беги, пока не поздно. «В ночь сию душу твою заберут от тебя». И что будет дальше? Ничего не будет, ничего хорошего.

Поэтому, кто не был на Литургии, марш на Литургию! Кто не покаялся в грехах, марш каяться! Кто никому ничего не дал в своей жизни, марш раздавать все, что есть, пока не поздно! Потому что немые и слепые нас осудят, они лучше нас окажутся.

Я вообще вам скажу, вот если вы даете человеку читать канон, вы должны взять на себя ответственность за то, чтоб он понял, что он прочел. Вот вы дали человеку книжку, он читает. Внимание, маловоцерковленный человек читает Канон к Причастию: «Колесницегонителя фараоня погрузи чудотворяй иногда моисейский жезл, крестообразно поразив, и разделив море, Израиля же беглеца, пешеходца спасе, песнь Богови воспевающа».

Класс! Ну, ладно, он прочел, конечно. Он, конечно, прочел, но у него может родиться законный вопрос: это что? Это о чем я прочел? И нужно будет сесть с ним и рассказать ему историю исхода евреев из Египта, то, о чем написана первая песнь любого канона: «Яко по суху пешешествовав Израиль, по бездне стопами».

Он говорит: «А это о чем — Израиль, бездна, стопами, немокрено пешешествовав, моисейский жезл? Что это?» И нужно потратить добрых пару недель, дней, месяцев, у кого как получится, чтобы разобрать смысл всего этого, потому что прочесть может каждый, но смысл-то надо понимать.

Кто его объяснит? Ну, может быть, ребенку объяснит его мама, может быть, объяснит священник людям в церкви. Лучше, конечно, чтобы священник. Может быть, преподаватель воскресной школы объяснит людям. Но без объяснения нельзя пройти просто мимо. Ну, какой смысл тогда вычитывать? Я не понимаю.

«Несть свят, якоже Ты, Господи Боже мой, вознесый рог верных Твоих, Блаже…» «Что значит «вознесый рог»? Как это, какой рог нужно вознести?» — спрашивают у христиан. Это тоже надо объяснить. И вообще нужно все объяснять, на самом деле.

Без объяснения нет смысла это читать, я думаю, потому что читать-то я могу всю жизнь, а потом у меня спросят: «А что ты понял?» Некоторые фокусники говорят: «Ты не понял, бесы поняли». Человек говорит: «Я читаю Псалтирь, но ничего не понимаю». Ему отвечают: «А бесы понимают и трепещут».

Подождите, секунду, мы для бесов читаем, чтобы они трепетали, или мы читаем, чтобы наесться этим словом Божиим? То есть зачем мы читаем? Там говорится: «Возлюбите чистое словесное молоко, от которого вам возможно возрасти во спасение». То есть, когда я читаю Писание, я потребляю чистое словесное молоко, чтобы мне вырасти, дойти до твердой пищи. Я же себе его читаю, сам молоко пью. Я же не бесам это молоко разливаю, чтобы они трепетали.

Мы читаем, и мы должны понимать, что читаем. Естьтакаялатинскаясвятоотеческаяпословица: «Scriptura est non in legendo, sed in intelligendo».В переводе она означает: «Писание — это не то, что читают, это то, что понимают». Вот этого еще нам не хватает.

Надо еще объяснить людям, что мы поем, чтобы не было таких анекдотических вещей: «Да исправится молитва моя, я крокодила пред Тобою». Был же такой случай. Говорит человек: «Какие смиренные у вас молитвы! Я прямо слушаю и плачу от умиления. Это же надо так смириться, чтобы такое сказать». — «А что Вы имеете в виду?» — «Ну, Великим постом мы поем: «Да исправится молитва моя, я крокодила пред Тобою». Человек так услышал, он не понял, что было пропето «яко кадило», это было сложно для него.

Это детское сознание. Чуковский описывает это в книжке «От двух до пяти». Как-то мальчик ударился, и ему сказали: «Не плачь, казак, атаманом будешь». Ребенок услышал, запомнил, но не понял. Играет он с куклами и говорит: «Не плачь, коза, а то мамой будешь». Просто детское сознание лепит эти слова по-своему. У Чуковского в его бессмертной книжке описано много таких случаев.

Или, скажем, есть выражение «царь дрожащего творения». Ребенок где-то услышал какую-то драму, там было сказано «царь дрожащего творения». Он тоже играет сам с собой, что-то бормочет, и бабушка слышит: «Царь, дрожащий от варенья».

Так поступают люди, когда они не понимают, что они слышат. Взрослые тоже так поступают. Известен случай, как женщина пришла на заупокойную службу и начала метаться и спрашивать: «Куда печенье положить?» — «Какое печенье?» — «Ну, говорят же «всякое… отложи им по печенью». Так куда печенье положить»?

А на столах стоят эти приношения, хлебы, и она: «Куда же мне мое печенье положить?» Ей говорят: «Какое, женщина, печенье? Стойте и молитесь. Что Вы дергаетесь?» — «Да вот же поют «всякое… отложи им по печенью».

И вот эти «крокодила пред Тобою», «по печенью отложи им», «Оксана в вишнях» — это все неизбежно, друзья мои. Или как у ребенка: «Не плачь, коза, а то мамой будешь». Он так услышал, ребенок, так понял и эту фразу как бы незамысловатую для себя перевел. Это законы человеческой психики: что недослышал — додумал.

Так поступают дети, так поступают простые мужики, так поступает народное сознание. Наши люди точно так же относятся и к литургическим текстам. Они не понимают, что они поют. Ну, это не значит, что совсем не понимают, «Господи, помилуй» они понимают, «Тебе, Господи», «Подай, Господи» — это тоже понимают. А если чуть поглубже, то надо все объяснять. Ну, кто это объяснит? Ну, вот мама, крестный, крестная мама, священник и преподаватель воскресной школы. А кто еще? Если этого не сделать, то это будет только набор анекдотов.

Вопрос: Добрый день! Меня зовут Андрей. Хотелось бы задать такой вопрос. Допустим, человек изучал Библию, не один раз ее читал, но он не православный. Вот он приходит в православие, приходит на Литургию. Он хочет послужить Богу, его душа тянется, но он встречается с такими противоречиями.

В Писании сказано, что Христос является единым посредником между Богом и человеком, и только к Христу ты можешь обращаться. Но приходит он в церковь, и ему говорят: «Поклонись Матроне, поблагодари Матрону, святых, которые умерли». А он же помнит, что во Второзаконии написано, что практика общения с умершими запрещена. И, когда в Ветхом Завете люди пытались это делать, Бог их карал.

В Библии мы читаем: «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают», — они находятся в бессознательном состоянии, они не могут контактировать с людьми. И Христос говорит, что, когда человек умирает, до пришествия Христа он лежит в бессознательном состоянии. И мы в Новом Завете нигде не видим, чтобы Христос говорил ученикам: «Обращайтесь к умершим святым». Он везде говорил: «Только Я главный».

Прот. Андрей Ткачев: Я понял вопрос. Во-первых, в церкви вы не найдете таких приказов, особенно на Литургии вам никто приказа не отдаст: «Поклонись Матроне». Да, мы любим святых и знаем, что они во Христе продолжают жить.

Как апостол Петр пишет во Втором своем послании: «Время ушествия моего из телесной храмины приблизилось. Но и после ушествия из телесной храмины я буду продолжать напоминать вам о том-то и том-то». То есть он смело говорит о том, что продолжит свою апостольскую деятельность и по уходу из этой телесной храмины.

Так же и Павел говорит: «Когда наша земная телесная скиния разорится, мы имеем храм нерукотворенный от Бога на небесах». Только имейте в виду, что Ветхий Завет до воскресения Христа, конечно, накладывал табу на общение с духами, потому что святые не попадали в рай, даже святые исходили в шеол в ожидании Спасителя, и поэтому там общаться с духами было невозможно. Только ангелы могли являться Даниилу или Иезекиилю, но это были ангельские явления, не человеческие.

После Воскресения Христова, когда оживотворились мертвые, когда насытился рай душами, разбойник первый вошел в рай. Говорит ему Христос: «Сегодня будешь со Мной в раю». То есть рай населен душами, пока не телами, но души без тела в раю уже есть.

Например, в Апокалипсисе говорится: «Видел я души убиенных за имя Иисусово под жертвенником Божиим». И они говорили с Богом, эти души, они не были бессознательно спящими. Души убиенных за Иисуса говорили: «Доколе, Владыка Святый и Истинный, не мстишь за пролитую нашу кровь на земле живущим?» — и так далее. То есть они общались с Богом, эти души. Это Откровение.

В Послании к евреям говорится: «Вы приступили к горе живой, к Церкви первородных, к собору первенцев, к душам праведников, достигших совершенства». То есть мы приступили теперь не только к ангельскому миру, но и к множеству святых душ, которые, как доказано опытом, продолжают жить в нашей Церкви и совершать свое действие.

То есть душа, уходя отсюда, во Христе продолжает жить со всеми атрибутами жизни. Тело у нее отнялось, а все, что у души есть — память, совесть, молитва, любовь — это все с душой и остается. И, по согласному убеждению и знанию всей Церкви, те, кто живет во Христе, продолжают активно действовать и за гробом, они так же живы и за гробом.

Как говорит Господь про купину: «Бог наш не есть Бог мертвых, но Бог живых, ибо все живы у Бога». То есть Христос — это Бог живых. И Николай Чудотворец жив во Христе, и Матрона Московская жива во Христе, и Серафим Саровский жив во Христе, и все остальные живы во Христе.

Мы обращаемся не ко всем подряд покойникам, а только к тем, о ком Сам Бог сказал: «Этот со Мной, этот рядышком, возле Меня. С ним уже можно общаться». Это все зачаточно было показано в Ветхом Завете, в книге Иова. Там говорится: «Ваше лицо Я не приму, — говорит Господь Вилдаду, Сафару, — пусть Иов помолится за вас, и его лицо Я приму».

То есть, есть люди, которых Бог принимает в молитве за всех, а «вас самих отдельно Я не приму». Вот так же продолжается и за гробом, уже во Христе, после воскресения Христова. Но, конечно, приходя на Литургию, мы приходим ко Христу, а не к Матроне, ко Христу, а не к Серафиму, ко Христу, а не к Николаю.

Но вас никто не будет заставлять обращаться на Литургии именно к ним. На Литургии все обращаются только к Господу. Кстати говоря, на иконостасе в центре Христос, а справа и слева от Него Божия Матерь, Иоанн Предтеча, затем Петр, Павел, Николай, Лаврентий. Христос смотрит на нас, а они на Него ручками показывают, те, что слева, и те, что справа. То есть все святые указывают нам на Него, а не на себя.

Что я говорю Николаю, когда обращаюсь к нему с молитвой? Я знаю, что Николай живой, и говорю ему: «Батюшка Николай, помолись Богу за меня». Слышите? То есть: «Я молюсь Богу, но молитва моя слабая. Ты тоже помолись за меня Богу».

Мы говорим святым: «Молитесь с нами и о нас». О себе они уже не молятся. Чего им о себе просить? «Помолись за нас, пожалуйста, попроси за нас». Вот это сохраняется, это твердая истина.

А на Литургии, конечно, мы приходим только к Иисусу Христу. То есть ты приходишь именно к горе, горящей огнем, и ты вкушаешь небесный хлеб и, если угодно, разжженный уголь. То есть ты поедаешь то, что пожжет твои грехи.

На Литургию нужно приходить с покаянием и верой. Собственно, священник так всегда и говорит: «Со страхом Божиим и верою приступите». Вот две вещи, которые нужны, чтобы причащаться неосужденно: иметь Божий страх и веру. Без веры причащаться нельзя, и без страха Божия причащаться нельзя. То есть, если ты причащаешься без страха Божия и веры, значит, тогда ты причастишься в суд себе и в осуждение.

Как человек причащается всегда как недостойный: «Несмь достоин, Владыко Господи, — так же и мы читаем перед причастием, — несмь достоин, Владыко Господи, да под кров мой внидеши… А баче дерзая, прихожду… Повели двери отверсти недостойных моих уст, Тебе единаго насыщуся».

То есть я недостоин причащения, и никто не достоин причащения. Но один об этом думать не хочет, а другой знает о своем недостоинстве. Или кто-то уверен, что он достоин. Вот это может быть в осуждение. То есть без страха есть эту пищу нельзя.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Александр. Если вернуться к проблеме понимания службы, часто можно услышать, как люди жалуются, что стоят на службе и ничего не понимают, и для них это просто выстаивание. А ведь мы знаем, что в истории Церкви служба редактировалась, переводилась.

Что может сделать человек, находясь в своей среде, где у него нет знакомых из Церкви, для того чтобы понимать службу? Что может сделать Церковь для человека? Например, какие-то программы, может быть, даже с Вами, такая разъяснительная Литургия, такая идея.

И второй, близкий вопрос. Для некоторых подготовка к Причастию, вычитывание правила становится таким грузом, что ли, и хочется чаще причащаться, но не хочется читать большое правило. Что бы Вы посоветовали человеку, для того чтобы чаще причащаться, чтобы правило ко Причастию не приедалось?

Прот. Андрей Ткачев: Есть практика издания таких книжечек — «Чинопоследование Литургии». Есть книги, которые более подробно разъясняют саму внутреннюю структуру Литургии: Литургия слова, Литургия оглашенных, Литургия верных. Такие книжки нам нужны, чтобы человек по книжечке следил за службой.

В течение года, например, он уже все поймет, и книжка потеряет свою необходимость. Есть разные издания, есть издания менее удачные, с каким-то мелким шрифтом и ненужными комментариями. Есть очень красивые, хорошие издания, которые доступно и легко объясняют человеку внутреннюю смысловую насыщенность божественной службы. Мне кажется, такие книжки нужны.

Нужно искать какие-то обучающие формы для взрослых и детей, разные, безусловно, чтобы они уясняли для себя смысл богослужения. Можно вернуться, подумать о миссионерской Литургии. Что касается правила, Вы знаете, вместимость человеческой души у всех разная.

Например, Патриарх Сергий (Страгородский) знал наизусть все каноны к Причастию и само правило к Причастию и прочитывал его перед служением по памяти, например, даже прогуливаясь. Есть некоторые люди, которые растягивают вычитывание правила на несколько дней, они таким образом готовятся.

Человек действительно многое запоминает наизусть. Усвоенная на память молитва может быть с тобой всегда. Например, из 12 молитв к Причастию я знаю наизусть 4. Прочитывая их по 3-4 раза подряд, одну за другой, я могу по дороге на службу разогреться для начала службы.

Смысл этих молитв состоит отнюдь не в том, чтобы их просто прочитать. Они должны войти в тебя, смыслы этих молитв должны жить в тебе, и они должны разогреть тебя и приготовить к службе. Вообще нужно молиться перед приходом в церковь. Вот ты, допустим, приехал в церковь, зашел и начинаешь молиться, но по-настоящему ты начнешь молиться только к середине службы.

А ты молись, когда только вышел из дома, пока будешь в метро ехать, пока на троллейбусе проедешься, пока пешком пройдешься. Читай «Помилуй мя, Боже», читай «Верую», читай «Живый в помощи Вышняго», еще что-то читай. И вот ты зашел в церковь, и ты уже разогретый.

Произнесли «Благословен Бог наш», и ты уже слушаешь часы, ты уже продолжаешь. Память уже стала цепкой, ухо стало внимательным. И ты уже цепляешься за эти слова, ты уже слушаешь, уже движешься.

«Благословенно Царство» сказали, а ты уже весь в молитве, все, у тебя служба уже давно началась. А если ты в храм пришел и только сейчас начинаешь молиться, то уже Херувимскую пропоют, а у тебя еще мультики будут в глазах. Уже скажут: «С миром изыдем», — а ты только начал. Так оно и будет.

Есть очень интересная вещь. Знаете пословицу: «Кто молится только тогда, когда он молится, тот никогда не молится»? Имеется в виду, что молиться нужно всегда, постоянно. Вот вы сейчас можете молиться, кстати. Я сейчас не могу молиться, я сейчас могу помнить Бога и, помня о Нем, открывая этот клапан памяти, говорить с вами с памятью о Нем, но обращаться к Нему я сейчас не могу. Мое сердце и уста заняты разговором с вами.

А вы и сейчас можете молиться. Каждый из вас может сейчас сидеть и молиться: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй нас. Господи, вразуми. Господи, помоги». Например, можете сейчас молиться: «Господи, открой мне то, что я не знал», или «Господи, дай нужное слово священнику, чтобы он нас всех научил».

Нужно всегда молиться, а не так: «Вот приду домой, надену платочек, открою молитвинничек и буду молиться». Нет, так не пойдет. Вот сейчас сиди и молись. Встанешь — молись, сядешь — молись. Шубу одел — молишься, шубу снял — молишься. О чем молишься, когда одеваешь шубу? «Одень меня, Господи, добродетелями. Да возрадуется душа моя о Господе. Облече бо мя в ризу спасения». Когда снимаешь пальто, о чем молишься? «В день смерти моей, когда тело с души снимется, пощади душу мою».

Когда открываешь дверь, куда угодно, молись: «Милосердия двери отверзи нам, Благословенная Богородица, — про себя, в голове, — надеющиеся на Тя да не погибнем». По лестнице идешь наверх, читай: «Возведох очи мои в горы, отнюдуже приидет помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворшего небо и землю».

Когда умываешь руки или лицо, или просто встаешь в душ, молись: «Боже, очисти мя грешнаго, яко николиже сотворих благое пред Тобою». Намыливаешься, проси: «Очисти мя, грешнаго». Не пой арию из оперы «Турандот», а читай так: «Очисти мя, Спасе, многая беззакония моя». За стол сел, ковыряешься вилкой в салате, говори: «Иисусе, пища крепкая, насыти меня, алчущего. Иисусе, питие неисчерпаемое, напой меня, жаждущего».

Молиться нужно всегда, всем всегда нужно молиться. Конечно, у каждого получаться будет по-разному, но стремиться к этому нужно каждому. И тогда ты будешь в молитве жить, в молитве на Литургию заходить, с молитвой с Литургии уходить, и ты будешь человек молитвы. А не так, что ты пришел, постоял, ничего не понял и вышел.

Вот такие поросята и ходят по улицам, не зная, зачем живут. Смысл жизни там, где Христос, а Он везде, на самом деле. Где Его нет? Тихон Задонский, кстати, говорит: «Все, что есть кругом, это все Господь».

Иоанн Кронштадтский нюхал с утра цветочек в палисаднике и, когда читал утренние молитвы, он целовал какую-нибудь ромашку, или какой-нибудь бессмертник, или какую-нибудь розочку и говорил: «Целую руку, сотворившую тебя, цветочек. Целую руку, тебя создавшую». Ему хорошо было, звезды видел человек.

Он говорил: «Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли. Когда увижу небеса, и звезды, и Луну, то думаю, что есть человек, что Ты помнишь его, что Ты посещаешь его». Это как бы слова из 8-го псалма, одним словом.

Православный человек — это человек, который помнит о Боге всегда, ну, стремится, по крайней мере, к этому. А когда он забывает о Боге, то начинает грешить и говорит: «Ой, забыл я Тебя, Господи, прости меня. Солнце правды скрылось из глаз моих, и я попал во тьму, и опять там, во тьме, споткнулся, упал и шишку набил». Так же бывает?

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Мария. Я хотела спросить вот о чем. Нередко можно встретить людей, которые говорят: «А вот завтра приезжает Патриарх, митрополит. Пойду на архиерейскую службу». Но в какие-то другие дни, даже в воскресный день, эти люди храм не посещают. Скажите, в чем заключается различие между архиерейской Литургией и повседневной?

Прот. Андрей Ткачев: Это очень важный вопрос. Дело в том, что священнодействуют в полном смысле слова архиереи. Это главные священники, которые священнодействуют во Христе. Они не собой священнодействуют, они Христом священнодействуют. То есть наше священство Христово, мы во Христе, Его благодатью, Его именем, Его силой совершаем священнодействие. И главным образом к этому призваны архиереи.

Священник же священнодействует по благословению правящего архиерея. Для этого у него есть антиминс, на котором написано, что он может совершать Литургию в таком-то храме по благословению правящего архиерея. То есть архиерейская Литургия — это самая литургическая Литургия, если можно так сказать.

При большом стечении народа должна быть апостольская проповедь, потому что архиерей — это же живой апостол, он должен благовествовать. Почему у него бубенцы звенят, саккосы побрякивают звоночками? Потому, что так было еще вначале.

Когда Господь в Израиле давал архиерею облачение, Он говорил: «Вот яблоки золотые — звонцы сделай на одежде своей, чтобы при каждом шаге звон раздавался, чтобы никто не забывал о Боге, когда тебя видит, чтобы ты напоминал о Боге всем».

Архиерей — это как бы живой Христос в служении своем. Когда святой архиерей служит, ты просто Христа видишь. Ты смотришь и думаешь: «Что такое? Ну, просто Господь, и все». Поэтому мы, священники, делаем службу помощи, по сути, по благословению архиерейскому мы совершаем почти все, что совершают архиереи.

Современный священник, в принципе, совершает все, кроме хиротонии. Он проповедует, крестит, миропомазывает, литургисает, исповедует, управляет приходом, то есть делает все, что хочешь. У нас огромная власть, но мы должны понимать, что это все некая помощь архиерею.

Апостольская благодать лежит на епископе, он должен являть Христа в мире. То есть благодатное присутствие Христа в мире в первую очередь должны являть епископы. А мы, как апостолы, должны собираться вокруг Христа, наша апостольская служба такая. Так писал Игнатий Богоносец: «Любите епископа, как Христа, а священников, как апостолов, как служителей второго ранга».

Владыки должны являть Иисуса Христа, потому что живой Господь, Христос — Он же архиерей. Царь царей и Великий Архиерей, прошедший со Своею кровью в небеса, вошедший во светило Божие и ходатайствующий за всех людей перед Отцом Своим, со Своею кровью пришедший во святое.

И вот архиереи являют в мире присутствие Спасителя. Поэтому, конечно, массовое хождение на архиерейскую Литургию вполне закономерно. Там торжественно, там красиво.

Конечно, все зависит от архиерея, и все архиереи разные. Через кого-то из них Христа так видно, что хоть становись на колени и плачь всю службу. А через кого-то Христа видно меньше.

Вопрос: А можно скучать по архиерейской службе?

Прот. Андрей Ткачев: По архиерейской службе скучать можно, но только не по архиерею. То есть плотских привязанностей у нас быть не должно. Можно скучать по архиерейской службе, по пасхальной службе, можно скучать по омовению ног.

Я несколько раз был участником омовения ног в Великий четверг. Честно вам скажу, я плакал, как ребенок. Мне хотелось куда-нибудь убежать и реветь весь день, потому что мне дано было увидеть, что настоящий Христос моет ноги настоящим апостолам. Это ужасно.

Так что архиерейская служба открывает нам истину. Ну, и на прощание скажу, что нужно обязательно прочесть «Записки о Божественной литургии» Николая Гоголя. В XIXвеке это был первый человек, который вдруг обратил внимание на ту громадную сокровищницу, которой является Литургия. Таких слов, как сказал Гоголь, не сказал никто из духовных даже в те времена.

Николаю Васильевичу была открыта красота божественной службы и ее онтологическая ценность. Он говорил, что, если люди до сих пор не едят друг друга поедом, то тайная причина этого заключается в том, что в мире постоянно совершается Божественная литургия.

Ну, а мы с благодарностью за проведенное время прощаемся с нашей молодежью, прощаемся с вами, дорогие телезрители. Любите службу и будьте людьми литургическими. Это и есть человек православный. До свидания!