Ответственность лежит на нас

Мы чуть ли не с детства наслышаны об универсальности демократии, о том, что она способна решать проблемы в любой стране, на любом континенте, в условиях любой культуры. При этом совершенно очевидно, насколько разными могут быть проявления демократии: Индия, Япония, Пакистан, Турция, Ливан, Палестина, латиноамериканские страны. Мы также видели и видим, что происходит, когда демократия вводится насильственно, чуть ли не под дулом пистолета: Афганистан, Ирак… В России демократизация тоже шла не совсем гладко и пока что дает весьма неоднозначные результаты.

Пытались у нас ввести явочным порядком и рыночную экономику с ее «невидимой рукой», якобы способной осчастливить всех. Что из этого получилось, многие испытали на себе. А американские эксперты только изумлялись: как это в России бизнесмены оказались такими хапугами и преступниками? Это совсем не по правилам! С универсальностью здесь опять вышла неувязка. Но, как говорится, если факты не соответствуют теории, тем хуже для фактов.

Сегодня намереваются учинить очередной грандиозный эксперимент. Как и раньше, речь идет о внедрении некоей универсальной системы, заимствованной с Запада. На сей раз это ювенальная юстиция, якобы повлиявшая самым благотворным образом на положение дел с подростковой преступностью в зарубежных странах. Между тем в западных СМИ немало критики в адрес ювенальной юстиции, особенно попыток расширить права детей и подростков за счет прав родителей и опекунов. Положительные же показатели, такие, как снижение уровня преступности, пока далеко не очевидны. Наоборот, во многих странах (Франция, Англия, Германия, США) за последнее время наблюдалось явное ухудшение ситуации.

 В Англии, например, согласно оценкам экспертов, в том числе и работающих в ювенальных структурах, система отличается крайней неэффективностью, не в последнюю очередь потому, что работа эта не престижная и не слишком хорошо оплачиваемая. И защитники, и обвинители относятся к своим обязанностям с прохладцей. При этом адвокаты подсудимых советуют своим подопечным не признавать себя виновными даже в тех случаях, когда вина вполне доказана. Это не дает возможности судьям выносить условные и оправдательные приговоры и почти неизбежно влечет за собой лишение свободы для правонарушителей: таковы нормы судопроизводства. Судья Дэвид Симпсон, один из самых опытных и уважаемых ювенальных судей в Англии, говорит: «Одна из проблем заключается в нашей соревновательной судебной практике. Все вращается вокруг доказательств вины, а не поисков истины. А молодые люди особенно падки на соблазны системы, которая активно поощряет обвиняемых на непризнание собственной ответственности, если только нет неопровержимых доказательств их вины».

Во многих странах, включая Россию, проблема подростковой преступности имеет давнюю историю и тесно связана с урбанизацией. Поэтому и меры по ее предотвращению принимаются уже давно. Система ювенальной юстиции, впервые оформившаяся в конце XIX века, изначально существовала в условиях, совершенно отличных от сегодняшних. Традиционная семья тогда все еще сохраняла свое влияние, так же, как и Церковь. Процессы урбанизации, эмиграции, возросшее влияние феминизма, влияние «сексуальной революции», воздействие телевидения и развлекательной индустрии, легализация порнографии и проституции – все это началось позже и не сразу, так что до середины ХХ века ювенальная юстиция свои функции выполняла неплохо.

Либеральные перемены 60-х годов прошлого века изменили ситуацию: показатели подростковой преступности резко пошли вверх, и стала все более очевидна неадекватность системы ювенальной юстиции. Начались реформы системы, периоды послаблений чередовались с периодами ужесточения. И поныне ювенальная юстиция находится в стадии поисков и экспериментов. А масштабы подростковой преступности продолжают расти. В частности, за последнее десятилетие стала заметной преступность среди несовершеннолетних девочек, причем число насильственных преступлений, совершенных ими, растет гораздо быстрее, чем число преступлений, совершенных мальчиками.

В США, начиная с 1980-х годов, от ювенальной юстиции частично отказались: малолетних правонарушителей стали приравнивать к взрослым. Были приняты законы, сильно ужесточавшие меры наказания за особо тяжкие преступления, вплоть до смертной казни. Фактически была полностью узаконена передача таких дел в ведение взрослых судов. Это принесло свои плоды: уровень преступности снизился. Тем не менее, такое решение нельзя назвать оптимальным: подростки еще недостаточно сознательны, чтобы полностью отвечать за свои поступки. Особенно подростки, выросшие в неблагополучных семьях.

Вплоть до последнего времени задачи воспитания возлагались на три важнейших института: семью, Церковь и школу. Ситуация стала меняться по мере расцерковления общества; функции семьи и Церкви постепенно стали перекладываться на плечи школы, и шире – на плечи государства. В России государство особенно активно взяло на себя роль воспитателя – посредством особой, унифицированной и идеологизированной, системы образования – после большевистской революции. Церковь была полностью устранена из сферы воспитания, а роль семьи значительно урезана. Коммунисты прекрасно понимали общественное и историческое значение подрастающего поколения, и не только с политической точки зрения. Опыт гражданской войны и массового голода, с сотнями тысяч беспризорных детей по всей России, диктовал принятие радикальных мер, на которые способно было только государство. Не случайно так быстро были созданы молодежные и подростковые организации, построены тысячи детских садов, пионерлагерей, детских санаториев, спортивных сооружений. Это в какой-то степени компенсировало практически неизбежную при коммунистическом режиме деградацию семейного воспитания, обусловленную не только идеологией, но и низким уровнем жизни, вынуждавшим большинство советских женщин трудиться вне дома наравне с мужчинами. Вспоминается, с какой иронией говорили наши женщины о феминистском движении на Западе: в СССР оставаться дома с детьми было несбыточной мечтой для большинства.

Толчком к росту подростковой преступности стали распад СССР, экономические и политические реформы, повлекшие за собой массовое обнищание, миграцию миллионов людей, кризис государственной власти и общий кризис нашей культуры. Советские воспитательные структуры были в значительной степени разрушены, а взамен пока создано крайне мало. Но может ли нам пригодиться западный опыт?

Уже неоднократно отмечалось, что проект введения системы ювенальной юстиции тесно связан с внедрением в российскую судебную практику положений Конвенции о правах ребенка, принятой ООН. Поэтому стоит более подробно остановиться на некоторых конкретных положениях этой Конвенции и на том, какие последствия можно ожидать от ее применения, особенно в сфере борьбы с подростковой преступностью.

Прежде всего отметим, что Конвенция о правах ребенка не во всем согласуется с Всеобщей декларацией прав человека ООН, принятой в 1948 году. Это касается, в частности, статьи 29 Конвенции, посвященной праву на образование и содержащей подробный список качеств и убеждений, какие надлежит привить ребенку. Между тем в статье 26 (п. 3) Декларации прав человека сказано: «Родители имеют право приоритета в выборе вида образования для своих малолетних детей». Или воля родителей уже не приоритетна? Что это? Случайность или показатель нынешней фазы либерального сознания, уже не стесняющегося выводить родителей и семью за пределы сферы воспитания детей? При этом граждане всех стран, присоединившихся к Конвенции, обязаны учить своих детей именно тому набору «ценностей», который соответствует понятию «политической корректности». Сам перечень, предписанный в Конвенции, звучит на удивление не либерально, а скорее по-советски: дети непременно обязаны усвоить все перечисленные качества и убеждения, и отвечать за это будут государственные органы.

Есть и другие вопросы. Документ изобилует абстракциями. Слова «свобода», «свободный» упомянуты в Конвенции много раз, и зная, например, историю эволюции вопроса о свободе слова, хочется спросить: а в какой трактовке следует усваивать ребенку это понятие? В смысле полной бесцензурности или с некоторыми рамками? Что конкретно значит понятие «свободное общество»? Включает ли понятие «терпимость» положительное отношение к «сексуальным меньшинствам»? А что, если родители осуждают гомосексуализм из религиозных или медицинских соображений и внушают ребенку его неприятие? Как понимать «равноправие мужчин и женщин»? В том ли смысле, как его понимают радикальные феминистки?

В США, например, у юристов вызвало возражения требование статьи 29 по поводу школьных программ, поскольку это дает право федеральным органам управления системой образования навязывать школам, в том числе частным, по всей Америке одни и те же программы. До сих пор даже государственные школы в разных штатах и округах пользовались значительной независимостью, вплоть до издания своих учебников. Вообще, многие статьи Конвенции противоречат тому, как трактуются сходные вопросы в решениях Верховного Суда США. Достойно внимания, насколько придирчиво американские юристы сравнивают положения Конвенции с решениями Верховного Суда, имеющими, в силу своей прецедентности, тот же вес, что и писаные законы.

В Конвенции прослеживается сравнительно новая концепция либеральной юриспруденции: полная автономия детей, приравнивание прав детей к правам взрослых – хотя в открытую это никогда не признается. Известный американский правовед, профессор Брюс Хафен пишет: «Значение акцента, делаемого Конвенцией на автономии ребенка, становится понятным в свете различия между правами на защиту и правами выбора для детей. Права на защиту, которые не зависят ни от какого минимального уровня дееспособности, включают такие гарантии, как право собственности, право на обеспечение здоровья и безопасности и право не подвергаться лишению свободы без должной судебной процедуры. <…> Сравнительный недостаток взрослой дееспособности у детей объясняет нужду в такой защите.

Права выбора, с другой стороны, дают индивиду возможность принимать сознательные и юридически ответственные решения, такие, как голосование, вступление в брак, заключение договоров, исповедание той или иной религии и выбор характера образования». Хафен пишет, что в американском законодательстве детям нигде не предоставляются права независимого выбора, и вовсе не из соображений дискриминации, «а для того, чтобы защитить детей от последствий их же собственных незрелых решений, открывающих возможности для эксплуатации ребенка со стороны тех, кто захочет воспользоваться его уязвимостью». Лучше не скажешь.

Рассмотрим еще ряд статей Конвенции.

Статья 13. «1. Ребенок имеет право свободно выражать свое мнение; это право включает свободу искать, получать и передавать информацию и идеи любого рода, независимо от границ, в устной, письменной или печатной форме, в форме произведений искусства или с помощью других средств по выбору ребенка».

«Право свободно выражать свое мнение» сформулировано здесь в качестве некоего абсолюта: практически разрешается всё, если только не затрагиваются интересы государства и «других лиц». Относятся ли родители к «другим лицам», неясно. О праве родителей как-то контролировать материалы, попадающие в руки ребенка, не говорится ничего. Это касается и права учителей и вообще школьной администрации влиять на содержание не только школьных программ, но и, скажем, школьных стенгазет или театральных постановок.

Статья 14. «1. Государства-участники уважают право ребенка на свободу мысли, совести и религии.

2. Государства-участники уважают права и обязанности родителей и, в соответствующих случаях, законных опекунов руководить ребенком в осуществлении его права методом, согласующимся с развивающимися способностями ребенка».

Не совсем понятно, что значит оговорка про способности. Это что, когда ребенок подрастет и его способности «разовьются», он, согласно Конвенции, сможет игнорировать волю родителей? Например, отказавшись от религиозного воспитания или став членом тоталитарной секты? Вообще, согласно Конвенции, родители скорее выступают в качестве доверенных лиц государства, а не как независимые субъекты права.

Статья 15. «1. Государства-участники признают право ребенка на свободу ассоциации и свободу мирных собраний».

Согласно этой статье, родители не смогут влиять на то, с кем дружат, в какой среде проводят досуг их дети, вплоть до участия подростков в уличных шайках или скинхедских группировках.

Статья 16. «1. Ни один ребенок не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь, семейную жизнь, неприкосновенность жилища или тайну корреспонденции или незаконного посягательства на его честь и репутацию».

Эта статья фактически может служить юридическим основанием для того, чтобы несовершеннолетняя дочь сделала аборт без ведома родителей. Именно так трактуется понятие «права на личную жизнь» в западной практике. Точно так же родители не смогут помешать своим детям пользоваться порнографическими материалами у себя дома. Надо спросить у наших энтузиастов ювенальной юстиции: каким образом это может способствовать профилактике подростковой преступности? А ведь именно как под знаком профилактики подростковой преступности проталкивается в Россию ювенальная юстиция.

Статья 19. «1. Государства-участники принимают все необходимые законодательные, административные, социальные и просветительные меры с целью защиты ребенка от всех форм физического или психологического насилия, оскорбления или злоупотребления, отсутствия заботы или небрежного обращения, грубого обращения или эксплуатации, включая сексуальное злоупотребление, со стороны родителей, законных опекунов или любого другого лица, заботящегося о ребенке.

2. Такие меры защиты, в случае необходимости, включают эффективные процедуры для разработки социальных программ с целью предоставления необходимой поддержки ребенку и лицам, которые о нем заботятся, а также для осуществления других форм предупреждения и выявления, сообщения, передачи на рассмотрение, расследования, лечения и последующих мер в связи со случаями жестокого обращения с ребенком, указанными выше, а также, в случае необходимости, для возбуждения судебной процедуры».

Статья 19 дает основания государственным структурам создавать обширный бюрократический аппарат для «выявления, сообщения, передачи на рассмотрение, расследования, лечения и последующих мер…» Почему такое доверие к бюрократии, особенно в свете нашего, российского опыта?

О том, что Конвенция запрещает даже самые общепринятые виды «телесных наказаний», шлепок, например, мы уже слышали немало. Родителям теперь явно стоит лишний раз подумать (а может, посоветоваться с юристом?), прежде чем они решат нашлепать непослушного ребенка (об этом см. статьи 13, 19 и 37).

Конвенция направлена на дальнейшее ущемление прав и общественного статуса семьи, на ограничение возможностей для родителей воспитывать своих детей согласно своим убеждениям, и прежде всего религиозным. И это в то время, когда участие семьи в воспитании подрастающего поколения уже доведено до опасного минимума. После изучения текста Конвенции создается впечатление, что в современном мире уже не осталось ни прочных семей, ни родителей, которым можно доверить воспитание детей. Все как будто рассчитано на ситуации, где родители всячески попирают права детей, а в лучшем случае – оставляют их без присмотра. Но и при современном незавидном состоянии семьи и брака на Западе, росте числа разводов и случаев безбрачного сожительства, никто там не смеет утверждать, что с семьей покончено, что заботу о детях должно целиком взять на себя государство. Там регулярно говорят о необходимости привлекать семью к решению многих вопросов, и прежде всего связанных с профилактикой подростковой преступности. Работники американского ювенального правосудия – прокуроры, судьи – в один голос утверждают: во время долгих бесед с юными правонарушителями, особенно членами уличных банд, они неоднократно слышали, что подростки примыкают к бандам прежде всего потому, что им нужен чей-то авторитет, им нужна принадлежность к коллективу. То, что в недавнем прошлом они находили в своей семье.

Сейчас становится очевидным, что заменить семью нечем, что никакие государственные меры не способны исправить положение. Держать преступность в узде еще как-то удавалось в СССР, но только за счет тотального контроля всего общественного организма – экономики, образования, судебной системы. Это все уже позади.

Но и восстановить прежнее положение семьи на Западе – почти утопия. Этому противостоит либеральная идеология, этому противостоят финансовые интересы могущественных корпораций, а то, что уличная преступность растет – ну что ж, от такой преступности страдают в основном простые люди, не миллионеры…

Важно отметить, что самые наглядные и убедительные аргументы в пользу необходимости защиты детей от безответственных родителей можно найти именно в Америке, с ее ужасающим положением детей и подростков из негритянских и латиноамериканских гетто в больших городах. И хотя сходные тенденции мы наблюдаем сегодня во многих европейских странах, с их неуклонно растущим населением азиатского и африканского происхождения, но именно в Америке дезинтеграция семьи проявляется особенно остро и болезненно. Число и процент внебрачных детей, матерей-одиночек, в том числе несовершеннолетних, в том числе злоупотребляющих наркотиками и алкоголем, естественно, ставит на повестку дня защиту прав детей. И тем не менее, США пока отказываются ратифицировать Конвенцию о правах ребенка ООН. Ясно, что для этого есть веские основания.

Что же касается России, то мы верим, что здесь еще далеко не все потеряно. В России нет, как в Америке, негритянских гетто, хотя проблема подростковой преступности, в том числе этнической, стоит не менее остро. Но в России семья осознается многими как одна из важнейших ценностей. И вовсе не только как противовес росту подростковой преступности. В семье видится и главный, подлинно универсальный инструмент воспитания.

А для решения проблемы подростковой преступности в России, как нам представляется, есть такие возможности, которых в Америке нет. Во-первых, мы видим, что в России на государственном уровне, впервые после советского периода, осуществляется программа непосредственной финансовой поддержки семьи. Во-вторых, наша Православная Церковь занимает куда более прочное положение в обществе, чем Церкви в западных странах, а ведущаяся Церковью социальная работа прямо связана с воспитанием.

Разумеется, воспитание и образование подрастающего поколения – одна из главных задач и государственной власти тоже. Так же, как и задача поддержания правопорядка с комплексом профилактических и исправительных мер. Во всем мире на это тратятся огромные средства из бюджета. Но при этом государство не может и не должно брать на себя функции семьи. Никакие, даже самые благонамеренные чиновники и чиновницы, не способны заменить отца и мать в деле воспитания. Семье в наше смутное время надо всячески помогать. И здесь, вместе с государством, огромную роль должны играть Церковь и религиозные организации.

Добавим, что если Россия решила придерживаться основных положений о защите детей от «вредных влияний» (ст. 13 Конвенции о правах ребенка), то было бы неплохо детально прописать в российском законодательстве меры ответственности средств массовой информации и развлекательной индустрии, нацеленных на аудиторию моложе 16 лет. Ведь такие меры уже существуют или вводятся в практику самых либеральных западных стран. Например, в Австралии совсем недавно было объявлено об установке специальных интернетовских фильтров для защиты детей от порнографии и экранного насилия. Интернет-провайдеры под угрозой лишения лицензии будут обязаны сами фильтровать те сайты, которые предназначены для несовершеннолетних пользователей, особенно в школах и библиотеках. Интересно, что эти меры вводятся правительством лейбористов, партии, всегда отличавшейся особой чувствительностью к вопросам свободы слова. Но на этот раз министр телекоммуникаций Стивен Конрой заявил, обращаясь к австралийским правозащитникам: «Лейбористы не собираются оправдываться перед теми, кто считает, что регулирование интернета – то же самое, что идти по пути Китая. Если кто-то приравнивает свободу слова к праву показывать детскую порнографию, правительство не собирается с ними соглашаться». Такие фильтры уже существуют в Англии, скандинавских и других европейских странах, и пока что признаков тоталитаризма там не наблюдается.

Упадок и неуклонно идущее исчезновение традиционной семьи воспринимается многими как уже свершившийся факт. При этом постоянно подразумевается, что упадок традиционной семьи – явление необратимое и что отныне задача решения кризиса, вызванного распадом семьи, будет решаться государством и «широкой» общественностью. Это пренебрежение к семье можно вполне считать одной из главных идеологических предпосылок Конвенции о правах ребенка. Из этого же, скорее всего, исходят и те, кто агитирует за введение в России системы ювенальной юстиции.

От нашей интеллигенции и даже от наших политиков нередко можно услышать и такое: «Ну уж если у них семья постепенно сходит на нет, то нам ничего другого не остается. Таков современный мир…» Ложь, господа модернизаторы! Современный мир разный. Не верите – посмотрите на мусульманские страны. Мусульмане не стесняются выглядеть отсталыми, они смогли отвергнуть, повернуть вспять натиск безбожия и разнузданности. Их можно называть по-всякому: фундаменталистами, исламистами, врагами демократии, но у них и семьи большие, и дети послушные, и преступность на заметно более низком уровне, хотя процессы урбанизации идут и там своим чередом.

Да что говорить о мусульманах. Много позитивного можно увидеть и в Америке, если смотреть не в одну только сторону. Например, здесь, в этой стране победившего либерализма, за последние 20 лет огромных успехов достигло домашнее обучение – homeschooling. А все началось с судебного запрета на молитву и изучение Библии в школе. Хотя не свою роль сыграло и то, что академическое и нравственное качество школьного образования с каждым годом становилось все хуже. Семьям верующих – протестантов, католиков, православных – пришлось, правда, выдержать многие тяжбы с представителями школьного истеблишмента. Но они добились своего, и сейчас в Америке более двух миллионов детей обучаются дома, и их количество постоянно растет. Это образование по своему академическому качеству ничуть не уступает школьному, но при этом способствует укреплению семьи, доверия между детьми и родителями.

И у нас, в России, не поздно, с Божией помощью, начать укреплять семью как естественную и лучшую среду для воспитания. Для этого сейчас есть много возможностей, особенно если учесть нынешнюю степень свободы совести и свободы вообще и наконец начавшееся улучшение экономического положения России. Не менее важно защищать детей и подростков от захлестывающей Россию волны третьесортной и аморальной масс-культуры, от пока бесконтрольной игорной индустрии, от наркоторговцев и от попыток дальнейшего разрушения семьи под предлогом расширения прав детей.

Мы клянем советскую власть, клянем советскую уравниловку, и с полным основанием. Но возможно именно эта уравниловка, это принудительное равенство – вместе с полным отсутствием частного сектора во всех сферах жизни – сделали возможным иметь такое число работников бюджетной сферы – учителей, врачей, воспитателей, участковых милиционеров и т.д., – добросовестно выполнявших свою нелегкую работу. Ведь деться было некуда: везде платили ту же зарплату. А сколько среди них было талантливых, честных и высококвалифицированных людей! Сейчас об этом можно только мечтать. В Америке и других западных странах на «социалку», в частности на ювенальную юстицию, тратятся огромные деньги, миллиарды долларов – и все равно число правонарушений продолжает расти. Какие же у нас могут быть основания для использования западных методик? Скорее уж следует вспомнить о нашем собственном опыте в недавнем прошлом, по-христиански переосмыслить его и применить сегодня.

Похоже, что подлинной целью внедрения в России системы ювенальной юстиции по западным образцам является приведение российского законодательства в соответствие с нормами, разработанными правоведами-международниками ООН и Европейского Союза, особенно в части трактовок прав личности. Если это так, то с этим невозможно согласиться, особенно учитывая особенности исторического и культурного наследия России. Мы не можем просто так, волевым усилием, признать чужое своим. Система подросткового правосудия должна, прежде всего, быть эффективной и содействовать сокращению числа правонарушений, совершаемых несовершеннолетними, опираясь преимущественно на собственно российский опыт и традиции. Как мы видим, ювенальное правосудие не работает и в условиях западной стабильности и законопослушания. И если даже там, похоже, не могут обойтись без тесного взаимодействия семьи, школы и религиозных организаций с органами правопорядка, то России нужно действовать именно в этом направлении. Создается странное впечатление: там, где действительно можно взять на вооружение западный опыт, наши либералы более чем сдержанны. Как, например, в вопросах цензуры или участия родителей в профилактике детской преступности. Зато с какой уверенностью и упорством лоббируются установки, совершенно чуждые российской ментальности и опыту!

И последнее. Постоянно слышишь в качестве веского аргумента ссылки на то, что Конституция РФ (скоропалительно принятая в 1993 году вскоре после «героического» артобстрела Белого дома) содержит статьи, обязывающие Россию выполнять нормы международного права. Почему-то США эти «нормы» часто игнорирует, и ничего! – никто не угрожает Америке какими-либо санкциями. К слову сказать, в нашей Конституции немало и других свидетельств спешки и неуемного преклонения перед либерализмом западного образца. Например, статья 28-я, объявляющая Российскую Федерацию «светским государством». Это не что иное, как философская и юридическая тавтология – учитывая то, что государственная власть есть по определению светская власть! Не пора ли подумать о внесении определенных поправок в нашу Конституцию? Не пора ли задаться вопросом: насколько оправданы жертвы, на которые мы идем ради сомнительного удовольствия принадлежать к «цивилизованному миру» – в понимании наших западников или зарубежных менторов?