Предлагаем вниманию читателей главу из книги Ю.Г. и П.Ю. Малковых «У пещер, Богом зданных. Псково-Печерские подвижники благочестия XX века» (издательство Псково-Печерского монастыря «Вольный Странник»).
Старец Симеон в своей келье И в послевоенные годы старец Симеон продолжал жить в своей полуподземной келье. Как вспоминал один из старейших насельников обители – архимандрит Феофан (Молявка): «Жил он просто. Как войдешь в келлию – прямо окно; по сторонам от него висели кресты; справа – койка, стол – слева, иконы – и в правом и в левом углах. У кровати было вделано железное кольцо, за которое старец, когда стал слаб, цеплялся своей клюкой, чтобы подняться самому с постели. Никого не беспокоил. Добрый и скромный был старец». В прихожую перед келлией вел темноватый коридорчик-полутерраса, единственное украшение которого составляли несколько иконок да вставленный в рамку под стеклом лист с текстом от руки написанных поучений святителя Тихона Воронежского, Задонского чудотворца.
Этот текст назидательного характера переписал содруг старца Симеона и его духовный сын – отец Серафим (Розенберг), подвизавшийся в монастыре с 1932 года. Келлия его выходила в общий коридор с келлией отца Симеона. Здесь на скамейке нередко сиживали те, кто ожидал приема у старца, а после его кончины и те, кого духовно окормлял отец Серафим. Еще в конце XX века лист с выписками, старый и пожелтевший, все еще висел на своем привычном месте.
Вот этот текст, познакомиться с которым боголюбивому читателю будет весьма полезно.
«1. Всяк при Крещении Святом отрекся сатаны, дела которого суть дела злая и Богу весьма ненавистная, то есть: идолослужение, чародеяние, гордость, зависть, вражда, пьянство, блуд, сребролюбие, разбои, хищения, воровства, сквернословия, песни скверныя – и все, что противится здравому разуму. Ты всех сих на Крещении отрекся троекратно, и на вся сия поплевал; берегись же на сие обращаться!
2. Отрекшися сатаны, ты обещался троекратно служить Христу Сыну Божию, со Отцем и Святым Его Духом. Ты в службу Христу присягнул, как воины присягают, служить Ему верно, даже до смерти. А служить Христу как? Послушай: веру в Него иметь и с верою жизнь свою в страсе Божии благочестно провождать, и Ему по возможности сообразоваться.
3. Пользует – сия в памяти содержать:
а) вездеприсутствие Божие;
б) житие и вольное страдание Христово рассуждать;
в) помнить последния четыре: смерть, никому не минуемую, Суд Страшный, где за слово, дело и помышление злое ответ воздадим; третие – ад или муку вечную, конца не имущую, грешников ожидающую; четвертое – Царство Небесное, верным, свято житие провождающим, уготованное.
Увещеваю сие всякому в своей памяти всегда содержать и домашних своих почаще подкреплять, а паче внушать малым детям, чтобы они знали и помнили свое обещание и от младых лет приучались благочестию. От воспитания убо все житие зависит, а родители, в страсе Господни детей своих не воспитающии, Божия наказания не избегнут».
Вся жизнь отца Симеона заключалась теперь только в келейной молитве, посещении храма и в старческом наставничестве. По словам одного из прежних печерских иноков, игумена Давида (Попикова), «отец Симеон имел свое постоянное место в Успенском храме, сбоку за алтарной дверью. Здесь стоял стул – в довольно темном месте: старца иногда тут даже не замечали. Кто-нибудь вдруг увидит его, шепчет батюшкам: ‟Отец Симеон здесь”, и тут идут все приветствовать его. Умилительный был старец, достаточно мягкий».
В одном из монастырских архивных документов есть такая любопытная запись:
«Отец Симеон по принятии схимы около 30 лет служил в Успенском храме, и печеряне потому прозвали эту церковь ‟Симеоновой”. Он всегда в алтаре у окна вынимал частицы из просфор – на проскомидии.
К.Н., будучи одно время благочинным, дерзнул прогнать батюшку с этого места в другое – туда, где престол придельного храма Преподобных Антония и Феодосия. Старец перешел, но сказал ему при этом: ‟Ты выгнал сейчас отсюда не меня, а тысячи душ; и за это Господь тебя накажет и на земле, и на том свете – разве если только сумеешь покаяться”. Впоследствии так и получилось – К.Н. сильно разболелся: тогда ему и предложили покаяться именно в этом грехе, но он, увы, сказал, что даже не помнит его».
Служение отца Симеона у Престола Божия действительно было молитвенным предстоянием за весь мир
Служение отца Симеона у Престола Божия действительно было молитвенным предстоянием за весь мир! Глубина же внутренних воздыханий старца перед Господом оставалась неведомой никому. Бесспорны ми перед всеми были только результаты его сосредоточенного молитвенного подвига – всегдашнее мирное устроение духа, сострадание человеческим скорбям и учительная духовная мудрость. Многие могли после встреч и бесед со старцем сказать: «Приди к духовнику с верою – и получишь рай».
Учил отец Симеон во время своих бесед с чадами самым, казалось бы, простым и известным вещам. Но как он этому учил, с какой силой убежденности, искренности, с какой отеческой заботой и твердостью! И, подобно многим другим старцам, он четко определял круг обязанностей православного христианина для наследования Жизни Вечной. Вкратце их можно свести к следующим основным требованиям духовного устроения человека:
- вера в Иисуса Христа, Сына Божия;
- любовь к Богу и ближнему;
- соблюдение всех заповедей Божиих;
- причащение Святых Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа;
- добрые дела;
- пребывание в лоне Святой Православной Церкви;
- искреннее и постоянное покаяние в своих грехах.
Сам следовавший этим законам христианской жизни, все более проникавший духом «в горняя» и все более сподоблявшийся Божественной благодати, старец восходил в эти годы «от силы в силу». Небесные дары Духа Святого все обильнее изливались через него вовне. Порой казалось, само Небо присутствовало в его убогой келье, освящая и весь окружающий старца мир.
Старец иеросхимонах Симеон Свидетелями посещений отца Симеона небожителями бывали его сотаинник и друг – отец Серафим ― и келейница матушка Александра, которая и рассказала, в частности, о таком удивительном случае:
«Однажды батюшка Симеон читал правило в келье. И вдруг отец Серафим ощутил в это время необычайно прекрасный аромат, разлившийся по всему полуподземному их жилищу. Он начал стучать в стену соседней симеоновой кельи, говоря: ‟Что вы там, батюшка, делаете? Ко мне доносится от вас необыкновенное благоухание”. Но батюшка не отвечал. Тогда отец Серафим вошел в келью старца, наполненную чудным благовонием, с тем же вопросом. Батюшка же повернулся от аналоя, у которого стоял на молитве, и, делая вид, что ничего необычного не произошло, сказал: ‟Да это всего лишь дымок из печки пошел, а вам показалось – благоухание”. Вот насколько батюшка по своему смирению скрывал дарованную ему благодать и свое достоинство пред Господом».
Особая сила его молитвы проявлялась не только в часы молитвенного предстояния пред Богом в келье или в храме, но и в практической, даже хозяйственной, жизни обители.
В этом смысле характерен такой эпизод из монастырского повседневного быта. В конце 1940-х – начале 1950-х годов, в период наместничества архимандрита Пимена (Извекова, будущего Патриарха), у обители были отобраны земли, использовавшиеся под посевы и огороды. Небольшой участок под огород оставили только за монастырем. И вот на новой, никогда ранее не обрабатывавшейся, земле посеяли овощи, но никаких всходов семена не давали. Не раз архимандрит Пимен приходил к батюшке Симеону и сетовал, что всходов все еще нет. Наконец он пришел к батюшке и говорит: «Все зазеленело».
«Послушание» старцу со стороны природы являлось следствием, прежде всего, его собственного послушания Богу
Оказалось, все эти дни отец Симеон ходил потихоньку на огород и молился. И Господь по его молитве послал добрые всходы, а затем такой обильный урожай, что во время крестного хода на праздник Успения Божией Матери один из насельников обители, бывший агроном А.Д., даже выставил охрану, чтобы народ не потоптал грядки. Все изумлялись и благодарили Бога за такое изобилие плодов земных. Так Господь отозвался на горячие молитвы отца Симеона. На молитве в огороде видела батюшку раба Божия Ольга, которую там в обеденный перерыв оставляли караулить монастырский инвентарь.
Подобное «послушание» старцу со стороны природы являлось следствием, прежде всего, его собственного послушания Богу, а также благоговейного отношения ко всякому творению Божию, к каждой «щепочке и травинке», по словам старца, которые он считал, пусть и малыми, но частицами безграничного и прекрасного окружающего мира – дара Творца. И тогда становится тем более понятным, сколь трепетно и отечески любовно относился отец Симеон к венцу творения – человеку, призванному стать соработником Самому Господу в Божественной «икономии», то есть в духовном устроении «по Христу» всей полноты нашего тварного бытия.
Предлагаем далее несколько рассказов о сердечной отзывчивости старца на человеческие скорби и житейские трудности, о реальной помощи людям в благом устроении их порой непростых судеб.
Из воспоминаний архимандрита Иеронима (Тихомирова)
Когда я приехал в святую обитель (это было в 1947-м году, в мае месяце) и в первый раз пошел на прием к батюшке, он меня встретил, благословил и спрашивает: «Откуда прибыл и зачем?» Я говорю: «Батюшка, хочу остаться в монастыре». Я в это время ходил на костыле, в другой руке палка – здоровье было неважное. Батюшка мне говорит: «В монастыре остаться – хорошее дело. Только так живи, чтобы для тебя было все свято – даже щепочки и травинки. Тогда будешь жить». И он стал мне рассказывать, как поступил в монастырь и какие послушания нес: «Надо все послушания выполнять честно, беспрекословно и справедливо».
И вот, по ходатайству батюшки, пришел ко мне в келью архимандрит Владимир, впоследствии епископ, и сказал: «Пиши заявление. Предлагаю принять монашество». Это было уже осенью 1947 года. Я пошел к батюшке отцу Симеону спросить, как быть – настоятель предлагает обязательно принять монашество. Батюшка говорит: «Не отказывайся, принимай». 17 декабря состоялся постриг в монашество в Сретенском храме. Архимандрит Владимир постриг меня и вручил отцу Симеону под руководство. И батюшка взял меня духовным сыном – под свое мудрое водительство.
Первое послушание было общее, а потом поставили конюхом. Так и жил, выполняя послушания. А как только набегут разные помыслы, даже думаешь, что голова слетит долой или разорвется, или с ума сойдешь, тогда мчусь к батюшке. Он меня встречает: «Ну что? Говори», а сам с улыбкой спрашивает: «Что – нападали? Ну, говори, кто напал, что они тебе шепчут?» Я ему все и рассказываю. А батюшка: «Ишь... как им тошно... что хочешь от них уйти, их не слушать. Ну, хорошо, давай помолимся». Накроет меня епитрахилью, перекрестит и скажет: «Теперь не бойся!» И выхожу я от батюшки веселым и радостным, как будто свет переменился и стал лучше. И это бывало много раз: так сильна была его молитва.
Однажды заболела у меня раненая нога, нигде места не находил. Был в больнице несколько раз. Ничто не помогает; предложили мне операцию сделать. Прихожу к батюшке и спрашиваю: «Как быть? Может, придется лишиться ноги». Он же успокаивает: «Нет. Будем молиться. Поезжай на операцию. Бог благословит – все будет хорошо». Так точно и вышло, по его молитвам. Прибыл я в Псков на операцию – пролежал четыре месяца. Когда делали операцию, я не чувствовал никакой боли. Это было в субботу: в то время шла литургия, и батюшка и братия молились с прошением к Врачу душ и телес о моем здравии. Операция прошла удачно. Через четыре месяца вернулся в обитель и стал ходить без протеза, благодаря Господа за Его милость, а батюшку с братией – за их молитвы...
Старец-утешитель (1950-е годы)
Некая раба Божия З., 38 лет, ленинградка, сообщила: «Лет 10 назад я переживала большое горе – я была оставлена близким человеком, которого очень любила. Горю моему не было предела; мое отчаяние доходило до того, что я хотела покончить с жизнью. Но вот случайно я встретилась с одной духовной дочерью отца Симеона, и она настояла, чтобы я поехала к нему. Когда я вошла в келлию, то залилась горькими слезами.
Батюшка сказал: ‟Кого ты оплакиваешь? Ведь он не стоит твоих слез”. И вытер мне слезы, и благословил. Велел прийти на Исповедь и причаститьcя. С той поры я даже забыла, что было у меня горе, и удивлялась, как я могла доходить до отчаяния, когда с нами Бог, когда на свете есть много хороших людей, когда так прекрасен мир Божий, и милость Его к нам неизреченна.
Действительно, Господь не хочет смерти грешных и посылает нам ангелов в образе человека (таких вот, как отец Симеон) и через них спасает нас от смерти. Слава Тебе, Господи, за спасение нас».
Нередко старец поддерживал и ободрял своих духовных чад пиcьменно, посылая им ответы на вопросы духовного и житейского порядка или желая просто укрепить их в трудных обстоятельствах.
Не так давно отошла ко Господу одна из духовных дочерей старца Симеона, жившая неподалеку от Печор, в деревне Малы, ― всеми уважаемая матушка Анна, вдова местного священника отца Василия Роговского. Немало пришлось пострадать их семье от безбожной власти; побывали они и в сибирcкой ссылке. Но и в те тяжелые времена старец всегда помнил о них и стремился по-христиански поддержать, хотя бы словами утешения и надежды. Свидетельствует об этом долгие годы хранившаяся матушкой Анной открытка, полученная от старца в красноярской ссылке.
«Дорогим Василию, Анне и Марии сердечный привет с пожеланием доброго здоровья и всего хорошего. ‟Смирение, терпение и труд все перетрут” – говорит русская пословица. Вера в Бога, надежда на Бога – всё исправят, и Господь поможет».
Так и произошло, как сказал отец Симеон. Страдальцы эти, перетерпев все скорби и беды, вернулись в родные места.
Многим помог отец Симеон своими духовными советами. Он умел находить слова, применимые к конкретным обстоятельствам жизни конкретного человека; указывал только тот путь, который мог привести его к желанному спасению. Вот как, например, вспоминает о таком подходе старца к людям одна из его духовных дочерей.
Воспоминания об отце Симеоне Евдокии Вересовой
«Отец Симеон – Царствие ему Небесное – мой наставник. Я к нему в Печоры часто ездила. Была у меня знакомая – Евфросиния. И вот, сразу после войны вздумала она в монастырь уйти. Я ей посоветовала: ‟Съезди к отцу Симеону – он и скажет тебе, как быть”. Она и меня позвала: поехали к нему вдвоем. Дождались батюшку после службы, просим благословить. Она сразу: ‟Батюшка, я приехала спросить у вас святого благословения – в монастырь хочу. Как мне быть? Я,– говорит,– вообще сама одинокая, но со старушкой, с теткой живу; и все-таки дом свой... Как быть?” А отец Симеон тут же в ответ: ‟Чтобы душу тебе спасти – надо в монастырь!”
Иеросхимонах Симеон на святой горе монастыря Тут и я спрашиваю: ‟А мне? Нет у меня никакого пристанища, и никого нет. Может, и мне в монастырь?‟ Он отвечает: ‟А ты – верой спасешься, только верой”. И вот, видите, как: пришли двое, и каждой – свое сказал. Одну – так сразу в монастырь. А она была смиренная, послушная, работала медсестрой. И такая хорошая – мы ее любили. Вот ту и благословил. Она в монастырь, в Ригу, и уехала; должно быть, теперь уж умерла... А меня не благословил. Каждому – свое.
О батюшке что я помню? Учил: молитесь, смиряйтесь. Благословлял часто причащаться. Я, бывало, приеду, побуду недельку, потом иду к нему: ‟Батюшка, благословите, домой поеду”. А он: ‟Нет, оставайся еще на два денька, еще раз причастишься – тогда поедешь”. Я говорю: ‟Батюшка, они меня ждут – матушка с Прасковьей; они меня и заругают, что я так долго...”. А он: ‟Рады будут, как приедешь”. Глядишь, и правда так. К нему народу много ходило. Он поучал, кого надо. Благословлял: ‟Молитесь, кто как может, и кайтесь”.
Мне говорил: ‟Да, это хорошо – святых отцов читать, но лучше всего читать Евангелие. Книги – это хорошо, но лучше всего, полезнее и назидательнее – Евангелие”.
За ним матушка Александра приглядывала. Она была раньше где-то в ссылке, а после войны к батюшке пришла; он ее к себе и взял в помощницы. Монахиня. Жила она в городе и приходила в монастырь каждый день, готовила старцу обеды, ухаживала.
Из воспоминаний Евдокии Вересовой мы видим, что отец Симеон придавал первостепенное значение Святому Причастию. Причем он всегда настаивал на том, чтобы причащались как можно чаще: иногда, если как духовник он считал это полезным и спасительным для своего чада, благословлял причащаться даже два дня подряд. Но в монастыре многие противились этому (от непонимания). Поэтому Отец Симеон нередко обличал подобных, якобы особо ‟благоговейных” иноков, а по сути ― супротивников спасительного Богообщения человека, совершаемого в Святом Таинстве Евхаристии. О таких ‟ревнителях благочестия” старец говорил: ‟К ним лукавый подходит с правого плеча. С левого-то ему не удается, так он подходит с правого; под видом соблюдения устава и обычаев так их и одолевает”.
В то же время старец часто подчеркивал необходимость ясного осознания нами постоянного нашего недостоинства принятия Святых Тела и Крови Христовых. Об этом свидетельствует псковский протоиерей Олег Тэор, которому, в свою очередь, рассказала этот случай матушка Архелая, трудившаяся некогда алтарницей в Троицком кафедральном соборе Пскова.
Матушка Архелая вспоминала, что ‟как-то раз она приехала к старцу Симеону просто поисповедаться и только. Батюшка Исповедь принял и вдруг говорит: ‟Будешь завтра причащаться”. Матушка отвечает: ‟Никак не могу, не готова, вчера ела скоромное – суп с молоком, недостойна я”. А отец Симеон ей и говорит: ‟Ишь – недостойна. Вот и хорошо, что хоть нынче доходит, что ‟недостойна”; она, видите ли, всегда причащается ‟достойно”! Ну так вот завтра причастишься ‟недостойно”. Сам-то он всегда знал: кому когда можно причаститься, а кому – нет; так и благословлял».
Большое значение придавал старец нравственной чистоте христианина. Он не терпел, например, лжи и сам никогда и никому не лгал. Скорбел даже о малейшей душевной нечистоплотности и указывал на греховность такого состояния души ближнего – пусть это и было человеческим легкомыслием или недомыслием, а не проявлением злой воли. Незначительный на поверхностный взгляд случай, который произошел с келейницей старца, матушкой Александрой, стал для нее уроком на всю жизнь.
Монахиня Александра рассказывала: ‟Я находилась долгие годы на послушании у батюшки – 15 лет. Однажды я торопилась домой и тут вспомнила, что дома у меня нет сахара, только что кончился. Батюшка молился в храме, просить благословения у него было нельзя, и я просто взяла из батюшкиного шкафика пачку сахара и ушла.
На следующий день я вижу, что отец Симеон чем-то расстроен и все ходит вдоль кельи, подходит к шкафику – и то откроет его, то закроет. Потом, обратясь ко мне, спрашивает: ‟Кто взял пачку сахара?” В шкафу сахара было еще достаточно, и я поняла, что батюшку беспокоит не исчезновение сахара, а что он взят без благословения. И покаялась, что это сделала я. На это отец Симеон сказал: ‟А ты знаешь, что такой поступок называется воровством? Тебе надо было попросить благословение на вынос из кельи”. И дал благословение на все будущее время».
Разумеется, то, что старец требовал от духовных чад, он, прежде всего, исполнял сам. Долгий иноческий путь, как в пламенном горниле, очистил его душу от страстей, наполнил ее миром, очистил духовное зрение, дав способность видеть состояние души любого человека, скорбеть с каждым или сорадоваться в благодатном молитвенном созвучии – в «радости о Бозе».
Он радовался всякому проявлению Божественной красоты в окружающей жизни
Он радовался также и всякому проявлению Божественной красоты в окружающей жизни, как бы предощущая и прозревая час будущего преображения всей твари и всеобщего воскресения в Боге. Этим он напоминал преподобного Серафима Саровского, как известно, постоянно жившего светлой пасхальной радостью. Таким же радостномирным духом отличался и старец Симеон. Благоуветливым и мудрым иноком, благодарным Богу и исполненным Божественной любовью, предстает перед нами старец-провидец в воспоминаниях одного паломника, побывавшего в Печерской обители в 1952-м году.
Рассказ об этой, пусть и мимолетной, встрече со старцем исполнен неподдельной радости, причем особенно подчеркивается ощущение умиротворенности, которое пережил этот паломник в святых стенах древнего, «намоленного» Печерского монастыря.
«...Вот он, слегка согбенный, сухой, вышел из выдолбленной в скале пещерки, своей келлии, прищуренными с темноты глазами окинул пустынный, залитый вечерним светом монастырский двор, с поклоном широко перекрестился перед вратами храма и медленной походкой направился к скамеечке перед широкой железной дугой на цепях, перед большой клумбой под нею с пышными разноцветными астрами, гладиолусами и бархатно-темными анютиными глазками. На нем черный куколь и мантия с белыми гробовыми позументом, крестом и адамовой головой над крестообразно сложенными двумя человеческими костями. А лицо схимника – лицо необыкновенной мягкости, легкой усталости и доброты – ничем не похоже на лицо аскета в западном понимании этого слова. Длиннопалая старческая рука, мозолистая и вместе с тем мягкая, как бы ищет человеческую голову – утешить, приободрить, приласкать.
Иеросхимонаху Симеону 84 года. Он, по словам его, из ‟низовых” людей, как, впрочем, и преимущественное большинство иноков, – в миру был столяром-краснодеревцем. Еще и сейчас в маленьких сенцах перед его кельей стоит верстак, и полка над ним полна резцов, долот, стамесок, лекал и точных маленьких фуганков, и в часы, свободные от молитвы, он всегда что-то выпиливает, выдалбливает, вырезывает, подгоняет, сколачивает, склеивает, а 36 тяжелых каменных, украшенных орнаментом тумб, держащих цепи, которыми опоясаны монастырские колодцы и цветники,– тоже труд его прилежных и неутомимых рук.
Провидцем слывет у верующих людей края отец Симеон: многие его советы в делах – и общественных, и личных, сложных – сбываются подчас в полной точности.
– Да совсем я не прозорливец,– с легким смущением, с мягкой досадой в голосе говорит он. – Великий дар прозрения дает Господь избранникам Его, а тут просто долголетие мое помогает, – зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями своими и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони. Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние и робость, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я...
Улыбка ложится на иссеченное морщинами лицо, из-под густых, сильно выступающих вперед бровей живо вспыхивают светлые глаза.
– Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, – поворачивается он к собеседнику.– Дивный дар Господень – человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь, – на, человек, прими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость, – неторопливо протягивает он руку к горящим в закатном солнце золотым рипидам перед куполами собора, к вековым липам наверху, ко всему безмятежью, которым дышит этот тихий час уходящего дня».
«Дивный дар Господень – человеческая жизнь», – говорил старец. Иноческое же житие – это вечное борение со страстями, с нашей падшей во Адаме природой; это во многом суровый и поистине мученический образ жизни. Это к тому же и мирские беды и скорби, приносимые в монастырь паломниками, с упованием на исцеление своих «душ и телес». И все эти кровоточащие раны мира призван был по закону христианской любви исцелять старец Симеон даруемой ему благодатью Святого Духа.
Поскольку наши телесные недуги чаще всего являются следствием греховности души, то лечение больных страдальцев – особенно одержимых бесами – требовало от старца постоянной внутренней собранности и твердости духа.
В обретении же этих истинно пастырских качеств ему способствовали: непрестанная молитва, полное доверие к Промыслу Божию о каждом человеке, знание человеческой психологии (из опыта жизни) и обостренность «внутреннего» зрения – прозорливость, которую отец Симеон, по свойственному ему смирению, предпочитал утаивать.
В какой удивительной гармонии сопребывали в старце эти дары благодати, хорошо видно из рассказов двух женщин, ставших его духовными дочерьми. Этих женщин, долго блуждавших в мирской тьме, он смог поддержать в труднейшие моменты жизни и вывести на прямой христианский путь. Вот эти две непридуманные, бесхитростные и во многом типичные для наших лукавых дней истории.
1. Из «Записок духовной дочери отца Симеона (рабы Божией Антонины, ныне жительницы Печор, 65 лет), стоявшей на краю гибели и возрожденной старцем к новой жизни»
Старец иеросхимонах Симеон с духовными чадами «1954 год. Я так устала от того состояния, в котором находилась: сердцем я протестовала, а отказаться не было сил. Каждый день я говорила себе: этот будет последний... И так тянулось время. И вот пришел конец: я решила 8 ноября окончить жизнь самоубийством.
План намечен: ночь с 7 на 8 ноября провести без сна. Восьмого, в 4 часа дня, старушка, которая жила у меня, должна уйти к родственникам в гости; я же открою газ и просто лягу спать.
День настал – у меня исключительно покойно на душе. Старушка отправилась в гости не в 4 часа, а в 7 часов вечера. Я закрыла входную дверь ― и вот, вместо того чтобы пойти на кухню и открыть газ, иду к себе в комнату, достаю образ Спасителя, который хранился у меня в комоде, оставленный нищей, похороненной мной в 1939-м году. До сих пор не понимаю, как все произошло!
Я приставила образ к подушке на кровати, сама опустилась на колени и начала разговаривать с ним, как с живым! Говорила много, все, что у меня наболело, от чего я так устала, и я впервые так плакала. Сколько это продолжалось, я не могу сказать, и что было со мной – тоже не знаю, но только, когда открыла глаза, первое, что почувствовала – страшную боль в ногах. Я все еще стояла на коленях; поднялась, посмотрела на часы – было 8 часов утра. Умылась и пошла на работу, но я уже была другая, хотя что со мной – не понимала.
Придя на работу, я сразу же позвонила своей приятельнице Вере Б. Я знала, что на большие церковные праздники она куда-то уезжала – в какое-то святое место, но куда и зачем – меня тогда не интересовало. Звоню ей и говорю: «Ты должна отвезти меня в монастырь». Отвечает: ‟Откуда ты взяла, что я могу выполнить твою просьбу? Это первое, а второе – о таких вещах по телефону не говорят”. Как пробыла я этот день на работе, не знаю. В 5 часов я была уже на работе у Веры. Такое мое поведение удивило ее. Я же о своем состоянии ей ни слова не сказала, одно только просила, чтобы она поехала со мной. И наконец получила согласие: поедем в монастырь после сдачи годового отчета (мы оба были главными бухгалтерами), если у меня, как она выразилась, ‟не пройдет моя блажь”.
И началась моя пытка, но я терпеливо ждала. Годовой отчет сдали 10 января 1955 года. Звоню ей – она отвечает: ‟Если не будет каких-либо серьезных изменений, то пятнадцатого получим зарплату и можем выехать”. Пятнадцатого звоню: ‟Ну как, едем?” Отвечает: ‟Нет, с этой получки не могу, подожди до следующей”. Спрашиваю: ‟Сколько надо денег?” – ‟На двоих ― 250 рублей. Это очень ограниченно: только дорога и помещение”. С тяжелым чувством пришла я домой, так как Вера отказалась ехать за мой счет. Вхожу в дом. На столе, как всегда, лежит газета: в ней таблица выигрыша по государственному займу – ‟четвертому, завершающему”, облигаций которого у меня много. Никогда не выигрывала, а потому механически проверила, не веря в удачу, и вот ― одна облигация выиграла 200 рублей!
Помчалась на квартиру к Вере, говорю: ‟Нет причин для твоего отказа, вот облигация – умоляю: поедем!” – ‟Да, вероятно, действительно настало время повезти тебя в монастырь”, – сказала она.
17 января 1955 года мы вступили в святую обитель. У Лазаревской церкви Вера оставила меня на тропинке обождать, пока она отнесет чемодан на скотный двор к тете Саше, чтобы не тащиться с ним в церковь. Было 5 часов 30 минут утра. И вот, когда я осталась одна, тут-то я вдруг воочию увидела Михайловский собор, который видела во сне еще в 1935-м году и который все эти годы искала!
После службы сразу же пошли к отцу Симеону. Тогда паломников было немного, и в тот день, по Промыслу Божию, только мы с ней вдвоем и оказались у него. Входим в келлию к батюшке. Вера первая подходит к нему под благословение. Он же ее благословляет, а смотрит на меня и говорит: ‟Вот и приехала, слава Богу”. Подхожу я – благословил, взял за подбородок, поднял вверх мою голову, пристально смотрит в глаза и говорит: ‟Ну, вот и приехала... Да, смотри-ка, все та же: глаза, лоб, нос – да, все то же, совсем не изменилась!”
Это было уж слишком для меня – резко говорю: ‟Вы ошиблись, я никогда не была у вас и не знаю вас”. Он же, не обращая внимания на мою вспышку, спокойно, с любовью, говорит Вере: ‟Идите, попейте чайку, а потом сразу же по одной зайдите ко мне”. Но мне уже не хотелось заходить к нему, и я говорю Вере: ‟Ты как хочешь, а я не пойду. Он из ума выжил, с кем-то упорно меня путает”. А Вера просит зайти обязательно, говоря, что ей стыдно за мое поведение. Короче говоря, они с матушкой Александрой меня просто втолкнули в келлию.
Батюшка стоял перед иконами. У порога было два стула; на один из них он предложил мне сесть. Потом, минуты через три, которые показались мне вечностью, он подошел и сел рядом со мной. Меня терзала мысль: ‟Как тактичнее уйти?” Не хотелось обижать старца. Сколько длилось наше молчание, сказать трудно; но, наконец, батюшка берет меня за руку и говорит: ‟Ну что же, доченька, с чего начнем? Отогревать эту рученьку застывшую, или сердце, которое больше заледеневши?” И этого было достаточно. Откуда взялись слезы, но я заплакала и тут же рассказала ему всю свою жизнь...
В заключение нашей беседы он мне говорит: ‟Хочешь, чтобы я был твоим духовным отцом? Но предупреждаю, что ты должна оставить свою прошлую жизнь; и мужа у тебя нет не потому, что ушел, а потому, что ты не венчана: это – блуд, и он не будет венчаться”. Я дала согласие, как во сне, но сказала: ‟Батюшка, а если он вернется и согласится венчаться, вы благословите?” Батюшка ответил: ‟Господь управит”.
...Время шло; я часто приезжала в обитель. Жизнь моя изменилась совершенно. Прошло два года, а может быть, и больше – точно не знаю. Я взяла отпуск на Великий пост и приехала в обитель. Но враг рода человеческого не дремал: приготовил для меня такое искушение, что я и не знала, как дожить до утра, решила сразу же уехать и никогда больше не бывать в святой обители. Как ни старалась утешить меня раба Божия Матрена Арефьевна, она и сейчас посещает монастырь, но я твердо решила уехать.
Утром зашла к батюшке и попросила благословить меня на отъезд. Он мне говорит: ‟Вот пойдем сейчас в церковь, помолимся, а там, как Господь благословит”. Что было со мной в церкви – знает только Господь... Прихожу в келью, прошу прощения и говорю: ‟Как ездила, так и буду ездить”. А он мне на это отвечает: ‟Глупая ты моя, да отпустил ли бы я тебя? Ведь два года я тебя ждал”. Вот тут-то мне стала ясна та его первая встреча со мной. Но как я его ни просила в последующие годы подробно все рассказать о том, как он узнал обо мне и даже ‟видел” меня еще до нашей встречи, ничего не получилось. Однажды на мои расспросы он так рассердился на меня, что даже сказал: ‟Никогда больше об этом не говори; достаточно с тебя того, что ты вынудила меня сказать о том, что я тебя ждал”.
В 1958-м году, в декабре, муж мой вернулся, и только батюшкины молитвы помогли мне все пережить. Восстали все на меня, начиная с родственников и кончая соседями, но у меня было такое состояние, будто бы у меня никогда не было семейной жизни и все окружающее меня не касалось. Как-то раз, когда муж стал умолять меня повенчаться, я приехала к батюшке и рассказала, как трудно мне, и просила его благословения. Он же говорит: ‟Доченька, в Бога он не верит и делает это только для того, чтобы сохранить тебя. Нет моего благословения; потерпи немного – будешь, по милости Божией, свободна”. Действительно, муж заболел, а через год, 31 августа 1959 года, умер.
Вся моя жизнь постепенно изменилась: я полностью выполняла благую волю батюшки. Правда, было два случая, когда я хотела поступить по своему желанию. Так, однажды хотела ехать через Псков и, конечно, настояла на своем. Батюшка говорит матери Александре: ‟Свари пяточек яичек, да огурцов и помидоров собери и намажь хлеб маслом”. Все это она принесла ему в келлию, он завернул в пакет и подает мне. Я, конечно, возмутилась и говорю батюшке: ”Зачем все это мне, когда я вечером буду пить чай дома?” Он строго приказал мне взять, сказав при этом: ‟Может быть, сломит твое упрямство”. И что же? В Пскове я просидела двое суток – никак не могла выехать.
Кроме того, я очень не хотела переезжать жить в Печоры и всеми силами старалась доказать батюшке мое нежелание, ссылаясь, главным образом, на квартирные условия. Он же мне на это сказал: ‟Твори свою волю, но знай и мою. Квартиру тебе я сам найду, – по его просьбе Нина Ананьевна искала квартиру для меня, – а ты после моей смерти переедешь!” Так все и получилось.
О том, что батюшка великий молитвенник Божий и имеет дерзновение ко Господу сейчас и помогает нам, расскажу такой случай. Прожила я полтора года после его смерти, и вдруг в сентябре 1961 года во сне приходит батюшка ко мне и говорит: ‟Доченька, собирайся”. Я, как всегда, не задала вопроса – куда, а лишь спросила батюшку: что взять с собой? Он отвечает: ‟Ничего, только носовые платочки”. Я говорю: ‟Вот, как всегда, шутите”, а он отвечает: ‟Нет, доченька, не шучу. Возьми побольше платочков”. И что же? Прошло немного времени, и меня вызывают в прокуратуру по вопросу о детском доме, в котором я работала; и, конечно, мне пришлось много пережить (и слез пролить – вот и платочки!), но кончилось все очень хорошо».
Даже по одной этой исповеди благодарной человеческой души можно судить о том, сколько же терпения и всепрощающей любви было нужно иметь старцу Симеону, чтобы день за днем выдерживать тот напор человеческих страстей, что обрушивали на него приходившие за помощью и советом. Сколько было нужно преодолеть их своеволия, самости, поначалу почти полного духовного невежества. Как много сил нужно было им отдать!
Таким же глубоким уважением к памяти старца отмечены и записки еще одной его духовной дочери, составленные в самом начале 1960-х годов.
2. Страница воспоминаний (рассказ духовной дочери старца Симеона, жительницы города С.)
«Я делюсь с читателями лишь несколькими воспоминаниями об этом старце, дополняя своей страницей большую книгу чудес большой души, которая ушла от нас совсем недавно в вечные обители Отца Небесного. И если строки мои послужат на пользу ближнего к его назиданию и благоговению перед великой святыней и памятью святого старца, то я буду бесконечно благодарна Господу за Его вразумление сделать это. И да не осудит меня за нескромность читатель.
...Как-то я увидела на столе у своей подруги среди иконок и фотографий фото этого батюшки, о котором слышала от нее много рассказов. Я сказала: ‟Как бы я желала с ним познакомиться, или хотя бы получить от него фотографию”. – ‟А он тебе пришлет; я верю, что пришлет”, – убежденно ответила она. ‟Но ведь я с ним не знакома”, – возразила я. ‟Если имеешь сердечное желание, то он все знает и обязательно пришлет снимок”, – сказала подруга, исполненная детской, наивной, как я считала, верой в то, что так точно и будет.
И действительно, желание мое вскоре осуществилось. Сначала состоялась встреча с фотографией, а потом и с самим батюшкой – встреча, на подробностях которой я не хотела бы останавливаться, так как они не заслуживают особого внимания.
Прошло некоторое время... Однажды мы приехали в Печоры вдвоем с моей дочерью Л. Батюшка исповедал нас у себя в келье. На прощанье он вдруг сказал: ‟А отец-то ведь у вас больной”. – ‟Нет, не больной, батюшка, – возразили мы. – Он ни на что не жалуется”. – ‟Как же не больной, – продолжал батюшка, – ведь у него грыжа справа в паху. Она бывает и слева, а у него – справа”. И, как бы в подтверждение своих слов, батюшка рукой слегка показал, где находится грыжа. ‟Скажите ему, – говорил наставительно старец, – пусть операцию не делает, а то умрет. Пусть носит бандаж”. С этими словами, получив благословение, мы и вышли из келлии старца.
Домой возвращались взволнованные. Находясь под впечатлением от слов батюшки и боясь за судьбу мужа, я по дороге купила бандаж, веря в предсказание старца. Приехав домой, мы рассказали мужу о своей поездке, не забыв, конечно, упомянуть и грыжу, о которой все толковал что-то батюшка. ‟Ты разве болеешь? – спросила я мужа. – Вот, я купила тебе и бандаж, как велел батюшка”.
Можно себе представить, каково же было удивление моего мужа, какое впечатление произвели на него последние слова старца, раскрывшего нам глубокую мужнину тайну. Скрывавший от нас свою болезнь, потрясенный прозорливостью батюшки, он сознался нам в своем тайном намерении лечь на операцию, страдая грыжей справа в паху. Так была предотвращена возможная его смерть, предвозвещенная старцем, жившим от нас за десятки сотен километров. Мой муж после этого носил бандаж и благодарил Бога и старца, избавивших его от неминуемой смерти. Мы тогда строились, и ему одному приходилось поднимать тяжелые бревна, но, по милости Божией, с мужем ничего не произошло...
Другим характерным случаем было предсказание батюшки о моем сыне.
Признаться, в своем материнском сердце я хотела бы видеть его в каком-нибудь духовном сане. С таким желанием я и обратилась тогда к батюшке: «Батюшка, помолитесь о моем сыне. Мне очень хочется, чтобы он учился в семинарии». Батюшка, посмотрев на меня, кротко ответил: ‟Ты хоть и хочешь, чтобы он был попёнком (так батюшка ласково называл молодое священство), но этого ему власти не дадут”.
Предсказание батюшки исполнилось. Сын мой тогда изредка прислуживал у архиепископа Н. В тот же год, узнав о его желании учиться в духовной школе, сам владыка, по весьма важным мотивам, касавшимся самой судьбы семинарии, отговорил моего сына от учебы в ней, и последний поступил в один из городских институтов.
...Хочу рассказать еще об одном случае. Был у меня родной брат. Сильно обижал он нас – и словом, и делом. Да к тому же еще и пристрастился к вину. Как трезвый – так вроде бы и ничего, а как пьяный напьется – беда с ним. Все грозился убить или сжечь меня. Придя с фронта, он не нашел счастья семейной радости, стал пить, гулять с женщинами, пропадать днями из дому, дебоширить.
Я как сестра просила его отстать от всего этого и начать трезвую христианскую жизнь. Мои наставления, горькие упреки сильно озлобили и раздражили его: пьяный, он приходил в бешенство и, грозно размахивая кулаками, обещал убить меня или искалечить всю мою жизнь. Не раз, держа за пазухой бутылку с керосином, он в таком состоянии намеревался поджечь наш дом, но всякий раз милость Божия спасала нас.
Я начала свою печальную повесть о моем брате, ныне уже покойном, только потому, что конечная судьба его тесно была связана в своем исходе с батюшкой. После того как мы много претерпели от брата, я, приехав в Печоры, сказала отцу Симеону: ‟Батюшка, что нам с ним делать? Пьет много, ночует с женщинами, грозится убить. Я боюсь, как бы он не спился: ведь тогда за него, как за сущего самоубийцу, и молиться нельзя будет”.
Батюшка ответил: ‟А ты молись, молись за него, не давай ему гибнуть. Бесы ходят за его душой. Прилепись и ты к нему всей душой. Проникни к нему туда, где он живет, напиши молитву ‟Живый в помощи”, 90-й псалом, и заложи ее за косяк над дверью, чтобы он входил и выходил через сию молитву – защитницу нашу от бесов: и нигде его не убьют, не задавят и не опьется он. Господь не даст ему погибнуть”. И батюшка сказал мне, какие читать псалмы за брата. Я все так и делала, как велел мне добрый старец.
Шло время... По благословению батюшки мой сын поехал в Печоры, чтобы укрепиться духом веры, освятиться благодатью, почерпнуть нового, интересного для своей духовной жизни. С ним мы послали письмо батюшке, где упоминали о моем брате и о его прежней пьянке и распутной жизни, просили святых молитв и ответа, что делать дальше? Но, приехав в монастырь, сын все затягивал исполнение наказа побеседовать с батюшкой. Пролетали дни монастырской жизни, неслось время среди трудов и молитв. Незаметно прошли две недели, и надо было уже думать о возвращении домой, а письмо наше по-прежнему лежало в кармане, непрочитанное старцем.
Не получив от сына ответа из монастыря на наш вопрос, мы тогда послали сыну другое письмо, где было и прямое обращение к батюшке: ‟Дорогой батюшка! Сколько нам еще от моего брата терпеть и ждать? Или бы уж он умер скорее, или же бросил свою дикую распутную жизнь! Сил моих больше нет видеть и терпеть все это. Помолитесь”. Я сделала и приписку к сыну: ‟Сыночек, почему ты ничего нам не сообщаешь о письме и ответе старца – что тебе батюшка сказал?”
А в то самое время, когда письмо было еще в пути, батюшка как-то похлопал нашего сына по плечу и сказал: ‟Ты сегодня на братскую трапезу не ходи, а придешь обедать в мою келлию. Мне нужно тебе кое-что сказать”. После обеда старец посадил сына рядом с собой и ласково сказал: ‟Ну, пиши матери, что брат ее скоро умрет. Довольно уж, скоро он освободит ее”. Потом, как бы в задумчивости, спросил сам себя: ‟Обопьется он или умрет своей смертью?” И с твердостью ответил: ‟Нет, умрет своей смертью”. ‟Батюшка, – встрепенулся сын, – а я и не сказал еще вам, что мама велела спросить о нем, просила передать и письмо – простите меня!” – ‟Ничего, ничего, Бог простит тя, чадо мое!” – сказал старец. Получив благословение, сын уже вышел из кельи старца на площадь, когда навстречу ему попался монастырский почтальон. Последний спросил юношу: ‟А ты не знаешь, кто здесь из С.?” – ‟Я”, – ответил сын и, взяв конверт, вскрыл его. Но ответ на это письмо был уже получен всего несколько минут назад!
Удивительная история и удивительный конец... Через месяц мой брат вдруг умирает неопределенной смертью: его нашли на третий день в закрытой комнате, в ужасном виде. Осмотрев тело, врачи дали заключение, что брат умер якобы от запоя – противоестественной смертью; и лишь при вскрытии тела обнаружилась его еще фронтовая болезнь, непосредственно и приведшая к смерти. Медицинская экспертиза установила, что он умер от тотального воспаления правого легкого. Крайне расстроенная смертью брата, особенно из-за первого врачебного заключения, я тут же послала батюшке в монастырь срочную телеграмму с вопросом: ‟Что делать? Как хоронить? Не знаем, какой смертью он умер. Отпевать его или не отпевать?”
Два дня брат лежал непогребенным – ожидали ответа из святой обители. И вот ответ пришел. ‟Он умер своей смертью”, – ответил старец. Так кончились мои мучения. Правда, по молитвам батюшки, в самое последнее время своей земной жизни мой брат как-то ко мне изменился: стал ласков, услужлив и тих. Помню, дней за семь до смерти он где-то ночевал, рано утром перелез к нам через забор – весь замерз, сжавшись, дрожит. Подошел ко мне и тихо сказал: ‟Нюра, а какая ты у нас хорошая, – и, словно сконфузившись своих слов, добавил, имея в виду моего мужа, – он-то дома? Выпить, помириться бы с ним надо”. Видно, болело сердце его, предчувствуя вечную разлуку с землею.
В последние дни сильно беспокоили его бесы в образах женщин. ‟Замучили они меня до смерти, еле остался жив”, – жаловался он. ‟Исповедаться в грехах, причаститься тебе надо. Я позову батюшку, ведь ты больной”, – говорила я. ‟Нет, не надо, – категорически возражал брат. – Я не хочу, чтобы ко мне, такому, шел батюшка. Поганый я, Нюра, – сквозь слезы шептал он. – Я, как выздоровлю, сам схожу в церковь”. Тогда он уже был плох здоровьем. Но так и не осуществилось его тайное сердечное желание – принести глубокое покаяние, примириться, соединиться навеки со Христом, милующим великих грешников, спасающим блудников, мытарей, пьяниц и разбойников. Одним из них сознавал себя и мой брат.
Молитву ‟Живый в помощи” я нашла уже за полкой. Покойный, видимо, найдя ее, вынул из-за косяка и, по внушению злого духа, положил ее за полку, а на прежнем ее месте лежал густой слой пыли».
...Великим светильником веры, всегда горящим и светящим, предстает перед нами батюшка иеросхимонах Симеон, благодатный старец Псково-Печерского монастыря. Господу нашему слава во веки веков. Аминь.
О способности старца к духовному видению (иногда моментальному) человеческой личности сохранилось немало воспоминаний его современников: несколько записей сохранились в монастырском архиве; некоторые сведения удалось получить от его ныне здравствующих духовных детей. Так предоставим же слово этим благодарным свидетелям.
Из воспоминаний протоиерея Евгения Пелешева, настоятеля храма святой великомученицы Варвары в Печорах
Протоиерей Евгений Пелешев и архимандрит Таврион ...Произошел этот случай примерно в 1951-м году, когда я был еще мирянином – молодым послушником тут, в монастыре; жил я тогда со звонарями в звоннице. И вот как-то сидела у отца Симеона в келье его духовная дочь Устинья. Вдруг отец Симеон выглянул в окно и говорит: «А вон попик бежит». Он нередко так молодых священников называл. Устинья тогда тоже посмотрела в окно, но не увидела там никакого священника; видит – только послушник Евгений куда-то торопится: «Да это же Женька!» Но отец Симеон тут же ей подтвердил, что Женька этот, то есть вот я, станет священником.
Устинья потом передала все своей знакомой Марии, а Мария спустя уже много лет, незадолго до своей смерти, поведала об этом случае прозорливости старца Симеона мне. Рассказала она это году так в 1977-м – я уже тогда был протоиереем.
Из воспоминаний игумена Давида (Попикова)
...У отца Симеона в келье был как-то раз отец Пимен, тогдашний наместник монастыря. Минут через пять после его ухода зашел к старцу отец Нафанаил и заговорил о нем с отцом Симеоном: «Какой видный и разумный у нас наместник! Он, пожалуй, мог бы быть и архиереем». Отец Симеон возвел глаза вверх, к иконам, и сказал задумчиво: «Он будет не только архиереем, но и Патриархом». Так и случилось. Отец Нафанаил сам об этом рассказывал.
Спасение от гибели рабы Божией Марии
(по рассказу матушки Александры)
С поездом, на котором ей не было благословения ехать, случилось крушение
Некая Мария приехала на несколько дней в обитель во время отпуска. Чтобы вернуться по его окончании на работу, она должна была выехать в определенный день. Мария пришла к батюшке, чтобы благословиться на выезд вечером, а старец сказал: «Поедешь завтра». Она стала батюшку уговаривать, убеждала, что завтра должна быть уже на работе, а отец Симеон опять говорит: «Ну и что же – завтра поедешь». Тогда Мария пошла к матери Александре и стала просить ее, чтобы она уговорила батюшку благословить ее на выезд. Они начали старца вместе уговаривать, но батюшка спокойно сказал: «Поедешь завтра».
Мария послушалась отца Симеона, осталась до завтра; утром и получила благословение на отъезд. Через несколько дней она прислала письмо, в котором сообщила, что с поездом, на котором ей не было благословения ехать, случилось крушение.
Дорогой наш пастырь и отец следил за своими овцами – поэтому он так мил и дорог нашим сердцам, поэтому и стремятся к нему душою и телом за тысячи километров.
Последствия непослушания старцу рабы Божией Любови
(по рассказу матушки Александры)
В день своих именин из Пскова в Печоры приехала в обитель Люба помолиться, а к вечеру ей надо было вернуться в Псков, так как там должны были ожидать ее гости, приглашенные на именины. После службы Люба зашла к отцу Симеону взять благословение ехать домой. Но батюшка в тот день ехать не благословил. Люба его уговаривала, что ее ведь будут ждать дома гости, приглашенные ею к вечеру на именины. Батюшка же благословения на отъезд все не давал. Тогда Люба пошла к матери Александре просить, чтобы та уговорила старца. Вдруг попалась грузовая машина, водитель которой согласился подвезти именинницу к назначенному месту. Мать Александра ушла, довольная тем, что она проводила Любу вовремя.
Но не так случилось, как рассчитывала Люба,– попасть на свои именины, где ее ожидало много гостей. Машина попала в аварию, и все пассажиры были выброшены из нее, получив ранения. Вместе с ними попала в больницу и Люба; вместо именинного накрытого стола она увидела покрытый простыней больничный операционный стол. Так потом она писала об этом матери Александре.
Вот что значит не считаться с благословением старца и настаивать на своем желании. Плачевны результаты нашего своеволия! Старец духом видел, что может случиться беда, потому и не благословлял.
Из воспоминаний протоиерея Олега Тэора, настоятеля храма святого Александра Невского в Пскове
У келлии отца Симеона, по обычаю, народ собирался на благословение – целая очередь. Он многим давал большие просфоры, иконки, фотографии с видами храмов, монастыря, фотографии печерских отцов, в том числе и свою собственную, на молитвенную память.
И вот, как рассказывала моя знакомая Мария Трофимовна, однажды отец Симеон раздает так конвертики с фотографиями иконок ― и при этом и свое фото в конверты вкладывает. Такой конвертик он и ей дал. Мария Трофимовна тут подумала: как всем – так и мне; но ты-то (то есть фото старца) у меня уже есть. И вот приезжает домой, смотрит: в конвертах, которые он передал с нею для знакомых (старец, конечно, конверты-то незапечатанные давал), есть его фото, а в ее личном конверте – нет. Как посчитала она, что ей это не нужно, так и не получила.
«На днях они все приедут сюда...»
(из воспоминаний рабы Божией А.Г.)
Раба Божия А.Г., 62 лет, жительница Санкт-Петербурга (тогда еще Ленинграда), рассказывала в 1957-м году: «Моя знакомая, духовная дочь отца Симеона, уезжала на лето в Печоры. Я же очень страдала, что лишена этой возможности, так как родные уже сняли дачу. Да и вообще они слышать не хотели о Печорах, потому что были неверующими. Одна я приезжала ежегодно с 1951 года на короткое время в обитель. Знакомая рассказала о моем горе отцу Симеону. На это он сказал: ‟На днях они все приедут сюда; иди, ищи им комнату” ― и дал адрес, где жить. И действительно, случилось чудо, и мы все поехали в Печоры.
Мои родители не были на исповеди уже 40 лет. В Печорах они поисповедовались и причастились Святых Таин, а также и младшая сестра моя, которая прежде не видела монахов. С тех пор мы ежегодно посещали обитель и батюшку отца Симеона до самой его смерти, а после его смерти продолжаем ездить в монастырь, воспевая хвалу Господу, пославшему Свою милость нам, великим грешникам».
***
Во всех повествованиях иеросхимонах Симеон предстает перед нами истинным сердцеведцем, духом зревший промыслительные «смотрения Божии» о каждом просящем его молитвенной помощи человеке. Знакомясь с воспоминаниями об отце Симеоне, мы убеждаемся в том, что он, как благодатная поросль псковской ветви российского старчества, неуклонно следовал общецерковной отечественной его традиции. Ведь точно такой же пастырской осмотрительной мягкостью и отзывчивостью отличались и знаменитые оптинские старцы, например, преподобный Амвросий, говоривший о себе: «В начале своего старчества я был строг, а теперь смягчился: у людей столько скорбей».
Как и старец Амвросий, отец Симеон требовал (не подавляя человеческой свободы, никогда жестко не настаивая) послушания, предупреждая о возможных печальных последствиях для своевольников, не разумевших, что старец возвещает им волю Божию, а не свою. И здесь он схож с оптинским старцем, который так говорил тем, кто приходил не за советом, а за утверждением своего решения: «Когда говорю, надобно слушать с первого слова; тогда будет послушание по воле Божией. Я мягкого характера, уступлю, но не будет пользы для души».
Наконец, подобно батюшке Амвросию, старец Симеон был столь же отзывчив порой и на чисто мирские заботы повседневной жизни человека. Великий оптинский старец не гнушался давать практические советы крестьянке, как ей выкармливать и спасать гибнущих у нее индюшат, а смеявшимся над этим отвечал: «Что поделаешь, вся ее жизнь – эти индюшки». Печерский старец Симеон мог, как мы знаем, и молиться в огороде о даровании «плодов земных» для монастырской братии, и перживать о сохранении от воровских рук только что купленного поросенка.
О последнем случае очень живо и непосредственно рассказывает в своих воспоминаниях Александра Петровна Васильева (Царева), жительница Пскова. Александра Петровна постоянно посещала старца в послевоенные годы, была его духовной дочерью. Она хорошо знала как самого отца Симеона, так и его окружение, была знакома и со многими лицами из его постоянной паствы, а также с местными псковскими подвижниками: блаженными, юродивыми, прозорливцами (некоторые из ее воспоминаний опубликованы в «Православном церковном календаре» на 1995 год, изданном Псковской епархией).
Из воспоминаний А.П. Васильевой (Царевой), духовной дочери старца Симеона
«...Отец Симеон никогда не отпускал нас без Причастия. Когда мы приезжали с сестрицей, он всегда говорил: «Вы что – приехали огня высечь?» Хотя мы часто ездили в Печоры и по хозяйству, на ярмарку, мы всегда имели в виду, что будем у отца Симеона и что для встречи с таким великим старцем нужно непременно подготовиться относительно Исповеди. Он так говорил: «Огня высечь» – это чтоб мы без Причастия не уезжали. «Вы в Печоры напрасно не являйтесь,– говорил он, – я вас так просто не отпущу, не дам вам благословения уехать без принятия Святых Христовых Таин». Тогда мы оставались, ночевали: в гостиницу он нас направлял. А я, можно сказать, каждую неделю к нему ездила – очень много было связано с ним событий.
...В 1951-м году сын наш в армию ушел. Мы, конечно, молебен заказали; отпустили в армию, и, хотя он и не был комсомольцем, думали, что теперь уж он не наш – там уж его обработают. И вот я, когда со старцем Симеоном беседую, то о сыне молчу: отслужили молебны – и дело с концом. А жили тогда у меня два племянника – по комнате занимали. Познакомились они с девушками и спрашивают: что, если им жениться и всем у меня жить? Думаю, будет ли на это благословение? Я ведь без совета старца, конечно же, решить это дело не могу – как батюшка скажет.
Рассказала ему обо всем – может, пустить молодых? А батюшка и отвечает: ‟Вот как: ни тому, ни другому сейчас жениться нет моего благословения. Наведут они комсомолок неверующих, они свою волю возьмут да тебя из дома-то и выгонят. И тебе на то, чтоб кого пустить, нет от меня никакого благословения”. Потом говорит: ‟Все о племянниках заботишься. А о сыне, о сыне-то своем что же не беспокоишься?” Я отвечаю: ‟Что ж теперь – сын? Это теперь – на волю Божию. Он в армии, и не знаю, что с ним: Господь ведает. Молебны за него послужили: ангелу хранителю, ангелу его – Иоанну Крестителю Господню, Матери Божией, Спасителю, Михаилу Архистратигу, Иоанну Воину, а всего семь молебнов отслужили. Теперь – Божия воля... Не знаю, что с ним будет”. А батюшка и говорит: ‟Молебны – это очень хорошо. Но только сейчас сугубая молитва нужна: над сыном вашим нависла черная туча – может не вернуться. Иди сейчас же в Успенскую церковь, становись на колени перед иконой Царицы Небесной ‟Всех Скорбящих Радость” и стой так до тех пор, пока подойдут все к елеопомазанию; а потом и до конца службы достой ― и вернись, зайди ко мне”.
Я так и сделала. Стояла я и знала, что теперь надо не так просто стоять, а просить Божию Матерь с глубокой верой... Это матерям такое назидание: каждой матери советую так. И вот, знаете, стояла я и море слез, наверное, пролила. И просила Божию Матерь отвести эту беду от сыновней головы. Потом захожу к батюшке, и он говорит: ‟А вот и миновало!” – ‟Батюшка, – спрашиваю, – а что же миновало?” – ‟Беда великая миновала; Матерь Божия отвела эту беду. А то ты своего сыночка больше бы и не увидела”. – ‟Ну как же, батюшка, что там было бы? Скажите, Христа ради!”
Вижу – задумался он: говорить или не говорить? Может, думаю, и недостойна я знать. Но батюшка так сказал: ‟Вот сын твой уже фельдшер, и теперь его бы принудили учиться на врача (а тогда три года служили) и отправили бы его так далеко, так далеко, что он больше бы и не вернулся. Еще его и в партию стали бы тянуть – уж и начали... Не дай Бог, не дай Бог!” Так и сказал и осенил себя крестным знамением: ‟Не дай Бог, чтобы это случилось!.. А теперь он будет священником!” Я даже возмутилась, говорю: ‟Как так? Чтоб от нас, недостойных, ведь мы люди совсем мирские, светские, и совершенно не годимся к этому, чтоб от нас произошло такое великое таинство, это священство? Я ведь знаю, что это такое: величайшая благодать Божия для этого должна быть!.. Мы праздников не нарушаем, чтим праздники, в церкви всегда в воскресенье – и муж, и я. Но мы обыкновенные люди, рабочие, недостойные. Откуда же у нас, таких, и сыну быть священником?” А батюшка и говорит: ‟Господь и из недостойных производит достойных. Да, да, – говорит, – пять лет сынок твой на селе послужит, а потом и Троице Святой поработает”. Так вот, можете себе представить? Все так и свершилось!
Пять лет сын в Печках, в Георгиевской церкви служил – день в день: как в день Никандра преподобного начал, так в этот же день через пять лет и закончил. А вот когда батюшка сказал, что сын Троице Святой послужит, то сколько времени – не сказал. Но уже с 1964-го или с 1965 года, 30 лет, как сын мой Иоанн Самой Святой Троице священником служит в Невеле, в Троице-Преображенской церкви! Перед принятием сана сыну жениться надо было. В Пскове были хорошие невесты, достойные. От всего сердца имели мы в виду и дочь печорского регента Вехновского. А она еще совсем молоденькая была, ей даже для регистрации немного возраста не хватало. Раньше-то сын хотел остаться неженатым, может, и в монастырь пойти. Но батюшка отец Симеон сказал: ‟Нет, я тебя на это не благословляю. Тебе трудно будет духовно устоять в монастыре, даже и у нас искушений от мира много. Я тебя благословляю в миру, женатым быть. И невесту благословляю взять поближе от монастыря – регентову дочь. У нее и деды и прадеды священники. Она тебе будет хорошей помощницей. Так что твое благословение – быть семейным. И дети будут. Много не будет, но средне будет: почитай, целая деревня”.
Вот как старцы-то – они и браки благословляли... А матушка вышла для сына очень даже хорошая: воспитала детей в вере в такое трудное время. Отец Николай, что на Зaлите служит, тоже одобряет, говорит, что ‟отец Иоанн не проженился”.
...А вот еще случай был совсем мирской, но и тут отец Симеон свою прозорливость показал. Нам бы за легкомыслие наше попенять надо: что мы хотели у него благословение взять на одно дело – да не взяли, а он, наоборот, нам еще и помог. Случилось это в середине 1950-х годов.
Как-то мы с папашей моим поехали в Печоры на ярмарку; там 1-го и 15-го, дважды в месяц, тогда ярмарки бывали. А нам нужно было поросенка купить. Но перед тем собирались мы к батюшке зайти за благословением и даже накануне приехали. Утром пошли и не удержались, заглянули по дороге на базар: так, посмотреть, что есть. Глядим, а там так быстро все разбирают. А папаша мой умел хороший выбор сделать. Вот он и говорит: «Дочуша, давай возьмем этого боровка. А то, пока мы сходим за благословением, его другие купят». Я спрашиваю: «Как же без благословения?» А папаша: «Потом сходим; может, и благословит так – и хорошо будет».
Но с поросенком-то в монастырь не пойдешь. Папаша и решил: «Снесем-ка его тут рядом в дом, у знакомых оставим». Договорились. Занесли поросенка в дом на горе: как в Печоры въезжаешь – красивый желтый дом с воротами; там его и оставили. Хозяин тамошний – тот выпивал: ему все равно; а хозяйка – та с удовольствием, она нас хорошо знала. Открыли нам чуланчик, накормили мы боровка, заперли; хозяйка ключ себе в карман положила – и всё. А мы к отцу Симеону пошли.
Приходим: «Батюшка, вот так и так» – объясняем, что поросенка купили, да без вашего, мол, благословения... Какой-то еще будет? А батюшка и говорит: ‟Будет-то хороший... Да вот только как бы его не унесли... А вот сейчас его у вас и украдут”. Мы отвечаем, что ‟нет, не украдут, он заперт – под ключом”. А батюшка все свое: ‟Нет, нет, его сейчас украдут, украдут”. Потом говорит: ‟Беги, Александрушка, беги скорее, – а сам мне просфору дает, завертывает в бумажечку, – бегом беги, и в гору все беги, беги, а то сейчас его уведут... А папаша пусть остается. И ты потом возвращайся”.
И вот прибегаю я к этому дому. Уже не в те ворота иду – там лошадь чья-то заведена и закрыто; я с другой в двери вбегаю. Слышу разговор на дворе: по-эстонски говорят. Смотрю: двое мужчин, лошадь, сани с решеткой – с озадками, а в решетке – наш поросенок! Стоят эти двое с хозяином дома и рассчитываются – дают ему 350 рублей за поросенка: тогда это деньги были немалые. А я-то бежала прямо через коридор – видела уже, что чулан открыт и все сено разбросано: хозяин замок сорвал – на водку деньги понадобились. И вот вижу: деньги ему отсчитывают. Я кричу: ‟Граждане, прекратите! Вы что тут делаете? Этот поросенок арестован! Сейчас здесь милиция будет”. А эстонцы отвечают: ‟Так мы же купили – вот хозяин”. Я говорю: ‟Не платите деньги – никакой это не хозяин”. Тут ‟хозяин” как пустится бежать – он хоть и немного, но знал меня. Хорошо, что они деньги у него успели отобрать... Убежал. Я, конечно, поросенка сразу взяла. Да тут же и отправила к нам – нашлась машина из нашей стороны: увезли. Вернулась я в монастырь к отцу Симеону. Батюшка говорит: ‟Животина-то будет хороша, да вот видите – сейчас бы у вас ее и украли”. Такой был прозорливец!
...Я часто к нему приезжала. Вот так приехала я как-то к батюшке рано утром, а в этот день выборы проводились – голосовать надо. Говорю: ‟Вот, батюшка, я приехала литургию постоять у вас, причаститься, а потом уеду – я спешу, голосовать нужно”. А он смеется: ‟Это игра в снежки. Не надо никуда ехать. Оставайтесь – у меня побудете”. Я говорю: ‟Я же тогда не проголосую, и моего голоса не будет!” – ‟Ничего,– отвечает,– ничего, как-нибудь уж переживут, как-нибудь без нас обойдутся. Все это – игра в снежки, пусть поиграют. Оно ведь и так, и этак: все равно всех выберут, и все пройдут – и без наших голосов; без пользы все это. Оставайтесь-ка лучше тут; а я буду принимать вас: побеседуем – будем за Царство Небесное ‟голосовать”!”.
...Батюшка меня учил читать не только одно Евангелие, но и Псалтирь. По умершим я много читала – это не в похвалу себе говорю. В Псалтири 118-й псалом, 17-ю кафизму, нужно больше читать – для смирения. Это его благословение – так и сказал: ‟Это спасет тебя”. С 1950-х годов-то я и на память выучила. Евангелие, по его совету, я по три главы в день прочитываю. Батюшка говорил: ‟Старайся молиться даже во время беседы; больше слушай не себя, а других людей; а мысли свои в то же время занимай Иисусовой молитвой”».
Вот еще два небольших рассказа о прозорливости старца Симеона: первый – о том, как незаметно заботился старец о своих духовных чадах; второй – о его способности, при необходимости, сурово обличать людские грехи и даже преступления, в которых никак не решались раскаяться.
Гостинец отца Симеона
(из воспоминаний рабы Божией Е.П.)
В 1959-м году раба Божия Е.П., 63 лет, вероятно, жительница Печор, рассказывала:
«В Таллине, в Эстонии, тяжело болела моя молодая подруга – уже доживала свои последние дни. По ее вызову я поехала с ней проститься. Перед отъездом я зашла к батюшке попросить благословения на дорогу. Моя подруга была его духовная дочь. Батюшка дал просфору и, завертывая ее, все говорил: ‟И чего же у нее нет? И чего-то ведь там у нее нет?” Потом взял пачку чая: ‟Отдай ей!” Дело было зимой; я приехала к подруге вся замерзшая. Л. сказала: ‟Вам надо бы выпить горячего чая с дороги. А у меня все есть, а вот только чая нет”. Посланный батюшкой чай она приняла с благоговением, как от рук Самого Господа».
Обличение старцем неизвестной паломницы
(рассказ рабы Божией Анны)
Раба Божия Анна, жительница Печор (с Овражной улицы) рассказывала:
«Мне довелось быть свидетельницей следующего случая. Однажды летом, выйдя из Михайловского собора, мы, все молящиеся, увидели около храма лежащую на камнях и рыдающую женщину. На наш вопрос, что с ней и о чем она так горько плачет, она рассказала следующее:
‟Я приехала в Печоры и пошла к отцу Симеону на благословение. Постучала раз и слышу ответ: ‟Выйди вон!” Я постучала второй раз и заглянула в келлию.
Отец Симеон стоял у аналоя и, не глядя на меня, крикнул вторично: ‟Выйди вон!” А когда я постучала еще раз, отец Симеон опять сказал: ‟Выйди вон!” – и добавил: ‟У тебя полон рот головешек”. Тут я сразу вспомнила свой тяжкий грех. Сознаюсь перед вами, что я в жизни совершила большое злодеяние: обидевшись на соседа, я подожгла его баню, а от нее сразу сгорела и вся деревенька”. И тут она залилась еще пуще слезами. Мы были потрясены и удивлены прозорливостью отца Симеона и тут же начали молиться Господу, прося Его простить великую грешницу, оплакивающую свой грех».
Благодатные дарования помогали отцу Симеону обнаруживать тайное воздействие на душу человека злых духов. Старец не только быстро определял присутствие бесовской силы в одержимом «духами злобы поднебесных» (Еф. 6, 12), но и успешно боролся с ними, изгоняя их силою Божественной благодати и горячей своею молитвой, в пламени которой сгорали все козни врага нашего спасения.
Перед вами весьма поучительные истории очевидцев (в том числе духовно исцеленных) замечательной способности старца к обличению сил зла.
Рассказ раба Божия Сергия
Некий Сергий, обращавшийся к услугам гадалки, рассказывал следущее:
«Долгие годы моя жена болела. Была у меня знакомая, которая гадала, и я ходил к ней за советами. ...Как-то раз по настоянию дочери и жены я поехал в Печоры к отцу Симеону. Батюшка меня встретил и сразу сказал: ‟Тебе надоело, верно, уж по чужим домам скитаться, пора и за ум взяться”. Я поисповедовался, приобщился Святых Таин и поехал домой в Ленинград обновленным. Спустя несколько лет меня снова потянуло к гадалке, но та меня встретила словами: ‟Теперь я бессильна тебе что-нибудь сказать, зачем ты ездил к Симеону? После его молитв мы уже ничего не знаем о будущем человека”.
Рассказ рабы Божией Антонины из Санкт-Петербурга (бывшего Ленинграда), посетившей старца в 1950-х годах
Была я маловерная грешница, но, по милости Матери Божией и Господа нашего Иисуса Христа, прибыла в Печерскую обитель. Помолилась, простояла литургию и пошла на благословение к старцу Симеону. Вошла в коридор со страхом, подошла к двери прихожей перед его келлией и сотворила молитву на вход, но ответа не было. Подождав немного, я повторила молитву – опять никакого ответа. Было тихо, но до слуха доносился откуда-то глухой разговор. Приоткрыв дверь в прихожую, я увидела, что там, перед батюшкиной келлией, сидят люди. Я подумала: какие скромные – сидят, молчат, боясь нарушить тишину, чтобы ответить мне. Отец Симеон был в своей келлии и с кем-то разговаривал. Кроме этих людей, здесь никого не было. Я у них спросила: ‟Вы тоже к старцу на очереди?” – но ответа от них не получила. Удивилась я такому странному их поведению и начала более пристально вглядываться в их лица.
Комната, где находились эти люди, была без окон и освещалась только керосиновой лампой, так что я не сразу смогла их рассмотреть, а когда посмотрела внимательно, не могла понять: не то женщины, не то мужчины; мрачны были их лица, какие-то горбоносые. Лица некоторых походили на головы хищных птиц с клювами, со злым выражением, с опущенными глазами – и показалось мне, что их ресницы и брови как бы шевелились. Я даже подумала, что, верно, эти люди иностранцы и что не знают они русского языка, а потому на мой вопрос и не отвечают.
Тогда я решилась и подошла к той двери, откуда доносился разговор. Прочитав молитву и не дожидаясь ответа, я приоткрыла дверь и быстро вошла – страшно мне стало от этих людей. Прикрыв за собой дверь, я остановилась на пороге и, боясь помешать старцу, беседовавшему со старушкой, тихо стояла, ожидая конца разговора, а потому невольно и слышала его. Старушка все роптала на свою жизнь, обижалась на детей за то, что они не платят ей алименты. Живет она у одного сына, а с остальными хочет судиться (чтобы содержали ее на старости лет). Старец ей говорит: ‟Ведь ты сыта, одета, обута; по силе возможности помогай сыну, у которого живешь. Живи и не судись со своими детьми”. Но старушка продолжала свой ропот и перечисляла обиды, а потом еще что-то говорила, но тихо.
Старец немного помолчал и сказал: ‟Видишь, как тебя грехи-то мучают, сколько ты их за собой привела!” Я же не могла понять, кого она за собой привела, да и она тоже, видимо, не соображала, о каких таких грехах говорит старец и как это она их за собой привела. Тогда старец встал и говорит ей: ‟Пойдем, я покажу тебе, кто тебя мучает, и отгоню их от тебя: ты отдохнешь и успокоишься”. Направляясь к двери, старец заметил меня и, удивясь, спросил: ‟А ты зачем здесь?” Я же от страха и стыда не могла вымолвить и слова. Но он вдруг открыл дверь, и мне было видно, что те люди все так же еще сидели, не поднимая голов и не встав при появлении старца, так и продолжали сидеть и молчать. Старец же Симеон сказал старушке: ‟Видишь, сколько их с тобой пришло?” А потом, топнув ногой, прикрикнул на сидящих: ‟Вон отсюда!”
Я не могла понять, что произошло после этих слов батюшки – эти люди как бы растаяли и исчезли; и дверь не открывалась для выхода, а страшных людей этих не стало. Тогда батюшка обратился к старушке и сказал: ‟Ну, теперь ты свободна от твоих преследователей. Иди и живи с Богом”. Стояла я, как столб, и не могла ничего сообразить, и потому ничего не сказала и не спросила у старца. Поклонилась ему и вышла в раздумье...».
Исцеление от порчи
(рассказ ленинградки Александры Прохоровой)
До 1956 года по Божиему попущению я страдала болезнью нервной системы, которая не поддавалась врачебно-медицинскому лечению (просто, по-народному сказать, во мне была порча). Но, по милости Божией, Матерь Божия обратила Свой взор на мои страдания и указала – через фотокарточку старца Симеона – обитель Свою, где и жил этот старец-врач.
В церковь я вообще не ходила и совсем ничем духовным не интересовалась, а потому и легким был доступ вражьей силы в меня. Но дивный наш Пастырь Христос посчитал, видно, и меня за овцу из Своего стада и пригнал на водопой к Своему святому колодцу. Узнав от одной женщины, которая показала мне фотокарточку отца Симеона, его адрес, я быстро согласилась поехать в Печоры к нему, не считая его духовным врачом, а считая его врачом обыкновенным, помогающим многим людям, так как у меня никакого понятия не было ни о вере, ни о богослужении, ни о постах, ни о Святых таинствах, ни об обрядах; вообще не было никаких религиозных чувств. Все это было для меня совершенно закрытым, а потому непонятным и неинтересным.
Приехав в обитель в конце службы, я сразу пошла к старцу, как к обыкновенному врачу, и стала ему говорить, что у меня порча. Батюшка дал мне поцеловать крест и сказал: ‟Откуда ты знаешь, что это порча?!” Тут вдруг меня стало рвать и сделалось со мной дурно, и внутри меня кто-то кричал, а дальше и не помню, что со мной было. Меня рвало, и люди, которые были у батюшки, стали ухаживать за мной и выносить тазы с рвотой, которая была, как зелень.
Иеросхимонах Симеон на святой горе монастыря Потом мне стало легче, и когда я утром приобщилась Святых Таин, то мне стало светлей и отрадней. В церковь, без молитвы отца Симеона, я не вошла бы: супротивник мешал мне – мучил меня. Дома перед отъездом в Печоры он давал мне веревку повеситься. Но Матерь Божия по Своему милосердию не допустила моего самоубийства, а послала мне добрых людей, которые и свезли меня в святую обитель; и через молитвы и любовь нашего дорогого старца просветился свет в моей душе.
Прожила я в обители около месяца, и как было радостно мне и друзьям моим, которые ухаживали за мной во время моей болезни, на виду которых я исцелилась. С тех пор я по возможности посещаю обитель, особенно во время отпуска, и благодарю Матерь Божию и Господа Иисуса Христа за любовь нашего дорогого, незабвенного духовного отца, приснопамятного старца Симеона. Искра веры во мне загорелась. Вернулась надежда на спасение. Меня потянуло молиться и благодарить Господа за Его великие благодеяния и милости. Мне стало отрадно и радостно посещать церковь и внимательно слушать пение, чтение и особенно литургию. Я исцелилась; поправилось мое здоровье, и я стала полезным обществу человеком.
Рассказ Антонины, жительницы Печор
«В 1959-м году приехала в Печоры из Тулы моя знакомая Нина и остановилась у меня. Она была одержима бесом и никак не могла войти в келлию к отцу Симеону на благословение и все кричала: ‟Ой, Сенька идет, я его боюсь!” По благословению отца Симеона, ее отчитывал отец Афиноген. Она была до того буйная, что во время молитвы над нею ее связывали. Еще будучи больной, Нина увидела идущую в храм келейницу старца Симеона мать Александру и забегала, крича: ‟Сенька идет!” Мать Александра пыталась ее успокоить, сказав, что батюшка болен и в храм не собирается. Но Нина начала метаться по храму, ища места, где бы ей укрыться, и продолжая кричать еще пуще: ‟Ой, Сенька идет!” И действительно, совершенно неожиданно батюшка пришел к полунощнице.
Приходится удивляться, как одержимые бесом чувствовали духовную силу отца Симеона и трепетали в его присутствии. Однажды Нина подошла к окну келлии отца Симеона и закричала: ‟Здесь скоро будет церковь! Здесь скоро будет церковь!” Уехала Нина из Печор совсем здоровая и до настоящего времени, 1965 года, приезжает в Печоры помолиться и поблагодарить Царицу Небесную, пославшую ей исцеление по молитвам духовных старцев».
***
Любопытное свидетельство о страхе бесов перед печерским подвижником сохранилось (и, кстати, оно касается предыдущего случая) в записках духовного сына старца Симеона ― архимандрита Серафима. Судя по краткому тексту его заметки, бес, вселившийся в несчастную Нину, поминутно, как попугай, повторял: «Сеньки боюсь! Сеньки боюсь!» При этом рот больной был закрыт. Время от времени внутри нее происходил как бы диалог. Один голос призывал: «Покайся! Ангелом будешь!» – на что другой отвечал: «Мне и так хорошо».– «Иди тогда в бездну!» – говорил первый. Второй отвечал: «Там человеков нет» – то есть еще не окончательно падших и еще живых грешников, которых и может в качестве жертв завлекать в свои сети враг нашего спасения.
Многие и не подозревали, что через обычное прикосновение они получали исцеление от недуга
Господь творил знaмения руками батюшки. Многие и не подозревали, что даже через его обычное прикосновение они уже получали исцеление от того или иного недуга. А нередко бывало, старец предлагал своим близким духовным чадам выпить стакан чая. Они, по его молитвам, через освященную монастырскую воду также очищались от скверн души и тела, даже не помышляя об этом (сам старец именно так разъяснял смысл подобных скромных чаепитий).
Исцеления... исцеления... исцеления... От духовных недугов, телесных болезней, отчитывание бесноватых – сколько их было, таких исцелений по молитвам отца Симеона.
Старец-душезритель
(свидетельство рабы Божией Марии)
Некая Мария сообщила:
«Батюшка при встрече со мной читал мои мысли и предсказывал много касательно моей семьи. Он исцелил меня от припадков, когда врачи хотели положить меня в больницу, признав тихое помешательство. Батюшка сказал: ‟Пусть сами лечатся, а ты здорова”. С тех пор припадки больше не повторяются. И многое совершалось другое, но всего не напишешь».
Исцеление от головной боли
(свидетельство неизвестной)
«В 1951-м году я приехала из Мурманска в обитель. У меня были сильные головные боли, от которых я не имела покоя. К батюшке я боялась войти и все думала: ‟Как он меня встретит – такую грешницу?” Оказалось, что встретил он меня радостно и просто со мной поговорил, благословил. Я исповедалась у него, приобщилась Святых Таин в обители, и мне стало легко на сердце. С тех пор у меня перестала болеть голова, и вот уже 13 лет я живу и никакой боли не ощущаю».
Исцеление от паралича
(свидетельство рабы Божией С.П.)
Раба Божия С.П., 54 лет, сообщила:
«Я болела нарушением обмена веществ 15 лет, так что временами совсем не действовали ни руки, ни ноги. Наконец в 1953-м году у меня парализовало руки и ноги. Я лежала в разных больницах, но помощи не получила. В 1954-м году знакомые повезли меня в Печоры к батюшке Симеону; заочно он уже молился о моем здоровье. При первой встрече батюшка сказал: ‟Не сокрушайся, что за тобою некому ухаживать, и нет денег. Скоро будут и деньги, и человек по уходу, и еще сама будешь работать”. Всему я поверила, но что буду работать – усомнилась. Однако от батюшки я вышла совсем окрепшая.
Прожила я в Печорах все лето и после праздника Успения Божией Матери уехала в Ленинград. Все родные удивились, увидя меня на ногах и здоровой. 16 февраля 1955 года, в день Ангела батюшки, я уже работала. В 1956-м году я получила пенсию по старости, и до настоящего времени живу в Печорах и уже сама себя обслуживаю».
«...Я поверила батюшке»
(рассказ некоей рабы Божией по фамилии Иванова)
Некая раба Божия по фамилии Иванова, 55 лет, свидетельствовала:
«В 1955-м году, заехав в Печоры проездом, я зашла в монастырь, причастилась Святых Таин, а на другой день собиралась ехать в Ленинград. Но Господу это было неугодно. Ночью я заболела: разболелся живот, открылась рвота; меня повезли в поликлинику, где мне сделали разные процедуры, но ничто не помогло – боли все нарастали. Утром меня отвезли на ‟скорой помощи” в больницу, где мне сделали операцию, которая длилась около четырех часов. Я была совсем умирающая. Оказалось, что у меня ущемление грыжи, а так как это долго не могли определить, то пришлось оперировать часть мочевого пузыря и удалить часть кишечника.
Наутро второго дня ко мне пришла духовная дочь отца Симеона, принесла просфору и сказала, что батюшка просит меня быть спокойной, и что я скоро поправлюсь и поеду домой. Медперсонал, зная мою болезнь, считал мое состояние безнадежным, но я поверила батюшке. Действительно, я на 14-й день уехала в Ленинград, конечно, еще слабая. Но вот уже после того я живу 10 лет и, слава Богу, совсем здорова».
Исцеление от рака
(рассказ рабы Божией Евдокии Звонковой)
Раба Божия Евдокия Звонкова, 55 лет, ленинградка, рассказала:
«Я болела женской болезнью 30 лет. Несколько раз мне делали операции; наконец сказали, что у меня рак. Тут Господь послал мне знакомую, которая повезла меня в Печоры к батюшке отцу Симеону. К тому времени у меня разболелась еще и рука. Когда я пришла к батюшке, он провел рукой по моей спине и сказал: ‟Ничего у тебя не болит по женским болезням; будешь здорова. Только рука поболит, потому что если не будет она болеть, то ты ведь забудешь, что надо усердно молиться”. С тех пор у меня не стало более кровотечений, и я стала совсем здоровой».
Исцеление желудка монаха Псково-Печерского монастыря отца Вассиана
1964 год. Отец Вассиан, монах Псково-Печерского монастыря, 78 лет, был болен. Врачи определили, что у него рак желудка, и предложили взять его из больницы как безнадежного. А батюшка отец Симеон сказал: ‟Идите в больницу и передайте, что у него нарыв и что он прорвется”. И действительно, ночью прорвался нарыв, и отец Вассиан стал здоров и по сие время жив.
Исцеление от зубной боли
(рассказ рабы Божией Екатерины)
«С одной знакомой я поехала в Печоры в отпуск. По дороге у меня сильно заболели зубы. Зубной протез нажал на десну, вызвал кровотечение и нестерпимую боль. Сразу по приезде в Печоры мы пошли к батюшке – я была у него впервые. Отец Симеон встретил меня словами: ‟Покажи свой рот” – и стал пальцем касаться моих зубов. Я не догадалась, почему батюшка это сделал, а моя знакомая стала меня укорять: ‟Ты, наверное, много попусту болтаешь – вот батюшка и посмотрел твой нечистый от болтовни рот”. Я так страдала от ее обличающих слов, что и забыла про зубы. Оказалось, однако, что батюшка своим прикосновением снял мою зубную боль, и я стала совершенно здоровой».
Помощь в исцелении от зубной боли
(рассказ С.П.)
«В 1958-м году я приехала в обитель на праздник Сретения Господня и святого Симеона Богоприимца. В дороге у меня ужасно разболелись зубы под коронками, и я без благословения батюшки пошла к врачу. Врач сказал, что надо срочно удалить зубы под коронками, а вместе с ними и зубной мост. Я побоялась это делать в Печорах и решила срочно выехать в Ленинград. Зашла к батюшке рассказать о своем несчастье. Батюшка встретил меня словами: ‟Ну, расскажи мне, что у тебя болит? Раскрой-ка рот!” Он провел пальцами по моим зубам и сказал: ‟Иди к врачу – он удалять зубы не будет, и будешь здорова”. Я пошла, и, на мое счастье, был уже другой врач, который предложил мне совсем небольшую операцию. Я согласилась. Врач подрезал мне десну, прочистил ее, и я через несколько часов была здорова. Я пробыла весь намеченный срок в обители».
Исцеление глаз
(свидетельство Евдокии Георгиевны Павловой)
Раба Божия Евдокия Георгиевна Павлова, 62 лет, рассказала:
«Я болела глазами 15 лет, лечилась у многих врачей, долгие годы состояла у них на учете – ничто мне не помогало. Боли были настолько сильны, что приходилось даже ставить грелки на глаза. В 1958-м году глаза стали застилаться бельмами. И вот 12 декабря по совету одной верующей я поехала в Печоры, к старцу отцу Симеону.
Переступив порог батюшкиной кельи, я залилась горючими слезами и от слез не могла ничего сказать. Батюшка спросил: ‟О чем ты так горько плачешь?” – и провел своей рукой по моим глазам и по лицу. Я долго не могла сказать ни слова. Наконец проговорила, что у меня 15 лет болят глаза. Батюшка еще раз провел по моим глазам и сказал: ‟Посмотри, какие у тебя чистые глаза – и совсем не болят!”
С этого времени у меня не было и мысли, что я тяжело болела. А ведь врачи мою болезнь считали неизлечимой. Домой я приехала совсем здоровой, к врачам не пошла, и они сами приехали ко мне посмотреть мои глаза. Они поразились и спрашивали, у кого я лечилась? Я сказала, что меня излечил старец. Врачи подумали, что батюшка давал мне какую-то примочку, а когда узнали, что он провел только рукой по лицу, то замолчали. С тех пор прошло семь лет, и я забыла, что у меня болели глаза и были бельма на них».
Исцеление раба Божия Николая
(рассказ матушки Александры)
«Однажды я пригласила некоего Николая попить чаю: он только что прибыл с луга, то есть с покоса монастырского, где косил сено со всеми монастырскими рабочими. Когда он выпил стакан чаю, то вдруг вскрикнул и схватился руками за голову: ‟Матушка, да что же это со мной? Где я был? И что я делал? И какой я был, и как это получилось, что я даже забыл, зачем сюда приехал? И что со мной случилось?” И он бросил пить чай, и все говорил, и удивлялся, кому такое чудо приписать: ‟Вот, – говорит, – дела-то!”
Я попросила рассказать, чему он так удивляется, и Николай начал свой рассказ: ‟У меня болели так сильно ноги, что я не мог ходить. Врачи предлагали мне отнять ноги. Я в конце концов согласился и прибыл в больницу на операцию, но здесь повстречался с одним человеком, который мне сказал, что в Печорах есть такой-то врач и что он всех лечит без операций, безошибочно. Он дал мне адрес, так как дороги в Печоры я не знал: как человек молодой, Церковью я никогда не интересовался. По указанному адресу я и попал теперь к старцу Симеону и рассказал ему о своем несчастье. Он со мной побеседовал, а потом сказал: ‟Завтра приобщись Святых Таин”. Выходя от батюшки, я оставил тут свой чемодан, пошел совсем здоровым, и свои костыли оставил, не заметив где.
Приобщившись Святых Таин, я после обедни был приглашен молодым диаконом с братией на покос, на что с удовольствием согласился. Повторяю, все забыл: и что мои ноги болели, а теперь ходят, и нет в них никакой боли. Даже не зашел к батюшке, а прямо пошел на луг. Там я весь отдался работе и забыл, зачем я сюда пришел, забыл, что я больной. И вот теперь вспомнил, что привез ‟врачу” гоcтинцы, и что лежат они тут в чемодане”. Тогда я ему сказала: ‟Заберите их и отдайте батюшке”. Николай же ответил: ‟Ведь я теперь только вспомнил, каким я вышел от него. Я был уже здоров, а когда приобщился Святых Таин, то такую получил радость, что готов был на любое послушание и забыл, как был болен”. После этого он пошел к батюшке и стал просить, чтобы отец Симеон дал ему наставление на жизнь. Батюшка даже благословил его жениться, несмотря на то, что ему было около 40 лет. Потом указал, в какие праздники приезжать в обитель и как жить, чтобы спастись. Николай так и сделал, как ему посоветовал батюшка. Он женился; родился у него сын, которого он очень любил, и когда приезжал с ним в обитель, то все просил меня, чтобы я полюбовалась на его сына и помолилась о нем. Всегда вспоминает, как Матерь Божия познакомила его со Своей обителью, которая ему очень дорога и в которой так радостно бывать ему. В монастырском архиве сохранилась запись об этом событии, сделанная и самим исцеленным Николаем. Небезынтересно познакомиться для большей полноты рассказа и с этой записью.
Свидетельство исцеленного Николая
Николай Николаевич, ленинградец, 49 лет, рассказывал:
«15 лет я страдал болями в ногах. Боли были настолько нестерпимы, что и наркоз не помогал. Я долгие годы лежал. И вот знакомые посоветовали мне поехать в Печоры якобы к ‟профессору”, так как знали, что просто к священнику я не поехал бы. Когда я приехал и вошел в келлию, то сразу и забыл, что я болен. Батюшка сказал мне, чтобы я пришел на Исповедь и приобщился Святых Таин. Я так и сделал. Пробыл я в монастыре пять дней и вернулся домой совершенно здоровым».
Исцеление глухонемого ребенка
У пещер «Богом зданных». / Авт-сост. Ю. Г. Малков (диакон Георгий) и П. Ю. Малков — 2-е изд. — М. : Фонд социокультурных проектов «Традиция», 2019. — 592 с.: ил. ISBN 978-5-00152-001-6 В конце 1950-х годов приехала в Псково-Печерский монастырь из Ленинграда одна женщина с сыном – мальчиком шести лет. Мальчик был глухонемой от рождения. До шести месяцев нельзя было этого заметить, но после недостаток явно обнаружился, а в дальнейшем с каждым годом выявлялась и отсталость ребенка в умственном развитии. Мать обращалась ко многим врачам-специалистам, но помощи никто оказать не мог, и в результате лечить его отказались.
Кто-то из знакомых, возможно и случайных, посоветовал свезти мальчика в Псково-Печерский монастырь к великому старцу, ныне уже покойному, отцу Симеону: «Может быть, Господь через него и поможет». Женщина послушалась доброго совета и приехала с сыном в обитель. В церкви мальчик вел себя беспокойно, кричал, плакал. После обедни они пошли к батюшке отцу Симеону в келлию. Как только мальчик переступил порог кельи, так сам, один, не дожидаясь матери, побежал к батюшке. Потом вошла и мать. Она объяснила болезнь сына, а батюшка, сурово посмотрев на нее, трижды переспросил ее: «Не было ли проклятий?» Она ответила, что не помнит. Батюшка тогда сказал: «Сколько дней здесь будете жить, столько каждый день приобщайте его Святых Таин и приходите каждый раз ко мне».
Женщина прожила с сыном в монастыре девять дней, приобщая его ежедневно и после службы заходя к батюшке. Он беседовал с матерью и благословлял мальчика. Когда они вернулись в Ленинград, мальчик через несколько дней стал говорить и слышать. Подошло время отдавать его в школу. Школьная комиссия определила умственное развитие мальчика вполне нормальным – его приняли в первый класс. Врачи, лечившие ребенка ранее, до поездки семьи в Печоры, узнав о полном его выздоровлении, были страшно удивлены и поражены случившимся и настойчиво просили мать признаться, кто его исцелил? Мать же сказала: «Бог – через человека!»
Мальчик сейчас уже в одном из последних классов десятилетки; можно надеяться, что окончит школу отличником. Большую благодарность приносит эта женщина святой обители Печерской и ее, уже почившему, великому старцу, совершившему благодатию Божией это евангельское чудо.
***
Каким благодарным чувством искренней признательности старцу и каким благоговением перед его памятью исполнены все эти рассказы самых разных людей – образованных и малограмотных, старых и молодых, мудрых и простецов! Многие любили отца Симеона, ибо он опекал юродивого и питал нищего, помогал советами собратьям-инокам и скорбел о «неверах»; он находил особо убедительные слова о вере и истинном смысле христианской жизни, которые были понятны и крестьянину, и профессору. Все чувствовали и испытывали на себе великую силу его провидческой мудрости и такой человечной любви.
Об этом пишет в своих воспоминаниях некая «Серафима из г. Ленинграда», вероятно, нередко посещавшая старца. Она привезла как-то раз к отцу Симеону свою подругу – весьма «ученую даму», которая совершенно не ожидала, что «древний» схимник «из простых» окажется и столь замечательным собеседником, и столь мудрым духовным наставником.
«И добрый, и умный, и великий...»
(рассказ рабы Божией Серафимы из г. Ленинграда)
«Незадолго до смерти батюшки я приехала к нему с одной своей знакомой (она профессор). Я пошла в келью к батюшке, а та осталась в передней с матерью Александрой. Прежде всего, она задала такой вопрос матушке Александре: ‟Ученый ли батюшка отец Симеон?” Та ответила: ‟Нет!” – ‟Тогда мне у него нечего делать... А есть ли у вас здесь ученые монахи?” Мать Александра ответила: ‟Есть” – и послала ее к отцу Серафиму. Через несколько минут она вернулась и сказала: ‟Ничего он мне не сказал и захлопнул передо мною дверь”.
Мать Александра утешила ее, сказав, что в монастыре есть еще ученые монахи и что она разрешит все свои вопросы, но все-таки ей нужно зайти к батюшке на благословение из уважения к его сану. Так эта дама и сделала. Она вошла и долго не выходила от батюшки. Уже собралась большая очередь; все стали роптать, что она долго разговаривает. Наконец она вышла из келлии и стала благодарить матушку Александру и батюшку, перечисляя при этом все его достоинства: и добрый он, и умный, и великий, духовный, благородный, красивый, прозорливый, и еще много, много разных похвал ему произносила. Провела она в обители три дня и все эти дни пребывала у ног батюшки. Уехала из монастыря обновленная и благодарная Богу, пославшему ей такого духовного старца и наставника.
Безмерна была любовь отца Симеона к Богу и людям. Этой любовью он только и жил; только благодатью Божией, ниспосылаемой ему из горнего мира в ответ на эту любовь, он и сокрушал козни врага спасения, ниспровергая его жертвенники в душах соблазненных и порабощенных им грешников. Только из чистого Небесного источника Воды Живой и черпал он силы для столь тяжкого ежедневного подвига исцеления.
В последний год его земной жизни явные знаки благоволения Царицы Небесной к старцу стали проявляться все зримее
Возраст старца приближался уже к 90 годам, и человеческие силы его слабели; духовные же не умалялись и давали возможность не только исцелять других, но даже исполнять те иноческие обязанности, что были возложены на схимонаха Симеона монашеским уставом.
Откуда же бралась эта духовная сила в немощном, по человеческим меркам, старце? Он получал ее в великом таинстве Причастия Святых Тела и Крови Господних (в это время он причащался ежедневно) и через непрестанные молитвы, особенно к Божией Матери – Вышней Покровительнице Псково-Печерской обители, ее Небесной Игумении. С Пречистой у отца Симеона всегда сохранялась глубокая внутренняя связь. В последний год его земной жизни явные знаки благоволения Царицы Небесной к старцу стали проявляться все зримее, приводя в благоговейный трепет близких к нему людей.
Квитанция
Реквизиты для юридических лиц
Реквизиты для переводов из-за границы
Оплата с банковской карты Visa, MasterCard и Maestro
Оплата наличными через кассы и терминалы
Пожертвование через Сбербанк Онл@йн
Яндекс.Деньги
Альфа-клик
MasterPass
Интернет-банк Промсвязьбанка
Спаси Господи за молитвы!
Преподобный Отче Симеоне,моли Бога о нас.
обрести надежду в преодолении трудных жизненных обстоятельствах.
Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Старец Симеон, моли Бога о нас!
Преподобный отче Симеоне, моли Бога о нас!