О сокровищах монашеской жизни

Свято-Троицкий Белопесоцкий монастырь в городе Ступино Московской области имеет древнюю историю – первые письменные упоминания об обители относятся к концу XV века. Основателем монастыря считается преподобный Владимир Белопесоцкий, пришедший в московские пределы из Великого Новгорода. Монастырю-крепости на подступах к Кашире не одно столетие покровительствовали великих московские князья и цари. В годы советской власти он разделил общую участь большинства обителей и возродился как женский в 1993 году. Ныне его настоятельницей является игумения Агния (Сударикова). Монастырь любим паломниками, приезжающими на поклонение древней святыне обители – иконе Божией Матери «Утоли моя печали», и по общему мнению отличается духом необыкновенной доброты и сердечности. В интервью, публикуемом нами в преддверии великого праздника Пресвятой Троицы, матушка Агния делится мыслями об особенностях иноческого пути, о том, чем отличается служение современного сестричества, рассказывает о своем подходе к устроению монастырской жизни.

Матушка Агния, расскажите, какие люди сегодня приходят в монастырь, выбирая для себя иноческий образ жизни? Чем они наполнены и чем отличаются от монахов, о которых мы читаем в исторических книгах и летописях?

Разные люди приходят, но в основном – это люди, думающие, что они уже всё знают о монашеской жизни. Прочитали много книг и статей в интернете, в связи с чем чувствуют себя настолько наполненными важными знаниями, что даже игумению могут поучить. Я сталкивалась с таким явлением: человек приходит в монастырь с четким представлением о том, как должны себя вести монахиня, игумения. И если то, с чем он встречается, вдруг не соответствует правилам из душеполезных источников, он активно возмущается. Начинаются обсуждения и осуждения в стиле «всё неправильно, у вас неправильный монастырь!» Это не борьба за чистоту обителей, а проявление искалеченности наших душ, проявление болезни, которую человек начинает распространять вокруг себя. Даже простые паломники попадают под влияние такого отношения к монастырю.

Знания, с которыми современные люди приходят в монастырь, хоть и верные, но теоретические. На деле здесь каждому приходится учиться самому главному – тому, что монашеская жизнь основана на терпении и любви, иначе ничего не получится. Основа всех проблем состоит в том, что нам не хватает любви друг к другу. Поэтому не правила надо заучивать, оставленные для потомков святыми отцами, а научиться действовать с любовью. Конечно, полезно придерживаться правил, никто не спорит. Но попробуй начать их исполнять, и сразу поймешь – мы, современные люди, этого не можем. Потому что правила были записаны отцами, которые выросли на другой основе, для людей, сформировавшихся в иных социальных и исторических условиях. Мы даже в монастырь приходим больные и искалеченные душой, не готовые нести подвигов монашества прежних поколений. Мы выросли в других условиях: тепло одевались, ели вкусно…

Но ведь и раньше в монахи уходили люди из вполне обеспеченных семей.

Было такое. Однако у тех людей была другая культура – без телевизора и интернета. Этим ведь тоже питается наша гордость: я как будто «всё видел, всё знаю». В далекие времена, раздумывая о монашестве, подвиги совершали, трудились. А сегодня прочитали – и всё. В одном только этом заключена большая разница между монахами современными и монашествующими прошлых поколений: прочесть-то прочли, но не испытали и сотой доли тех трудностей, внутренней борьбы и внутренних искушений, на которых основаны выводы святых...

Поэтому нам в обители, в первую очередь, нужно стараться находить в себе силы потерпеть друг друга. Бывает так, что сестры вдруг строптивость проявляют. Возмущаются поведением других: «Человек же не должен себя так вести!» Негодуют, как вообще можно кому-то простить неподобающее поведение в монастыре? А я думаю, надо просто взять и простить. В монастыре ведь, как в семье – все ведут себя по-разному, но все вместе всё друг другу прощают. Так и здесь. Наверное, для того чтобы притереться, нужны годы.

Надо учиться слушаться. Слушать – прежде всего. Мы не умеем этого, вот что я заметила. Начинаешь говорить – тебя не слышат. Почему? Потому что внутри человека есть мнение, он им очень занят и хочет только одного – чтобы с ним согласились. Бывает, мы не даем друг другу слова сказать: оказывается, ничего нет важнее, чем высказать свое мнение. Получается, что даже простой культуры поведения не хватает. Каким бы человек ни был со своим жизненным мирским багажом, надо учиться уважать друг друга. Когда мы не слушаем, потом много шишек набиваем. Искушения выходят, или трудности в послушании и важном деле. Я понимаю, что, может быть, на фоне других сестер моложе выгляжу, кому-то в дочки, кому-то во внучки гожусь. Тем не менее, надо слышать и слушать. Монастырь основан на послушании. А когда его нет, Господь тебя учит.

Как Вы, матушка, действуете в сложных конфликтных ситуациях?

Я почти всегда беру паузу, чтобы дать сложной ситуации остыть и вызреть. Промолчишь, а сестра за это время все поймет и сама придет просить прощения. И это несмотря на то, что ей ничего не было сказано! Сказать можно было что угодно – потребовать, погрозить, наказать. А промолчать…

Вы учились специально «молчать в нужной ситуации» или вам это дано от природы?

Это мне дано, наверное. У меня папа очень молчаливый, посочувствует, но свое мнение высказывает редко. А уж если выскажет, всегда очень точно. Может быть, это во мне от него. Для монашества такое качество, конечно, подарок.

За время вашего руководства монастырем покидал ли кто-нибудь из сестер обитель?

За все годы, что я здесь, по милости Божией, сестры не уходили из монастыря, хотя все они по характеру очень сложные… Но, переживая самые разные ситуации, насколько могут, они стараются жить по-монашески, потому что хотят этого. От мирской внутренности очень сложно избавиться. Хотя с помощью Божией все возможно, если есть терпение, смирение и любовь.

Уход из монастыря, в каких бы условиях он не происходил, – тяжелое, трагическое событие. Это не решение своих духовных проблем, а их усугубление. Монах, ушедший из монастыря, нигде не найдет себе покоя, потому что монастырь – это лучшее, что может дать человеку Господь по Своей благодати для спасения души. Живя в монастыре, мы несем на своих плечах всего один процент трудностей, остальные девяносто девять несут за нас Ангелы, Архангелы и все святые. В миру этого не испытаешь. Насельник, самовольно уходящий из обители, оставляет благодать в монастыре и резко это ощутит, переступив его порог.

Слава Богу, мы заняты в основном внутренними проблемами общежития. Откуда они берутся? Да все от тех же теоретических ожиданий. Многие ведь думают, что, придя в монастырь, они смогут совершенно отрешиться от дел – одна молитва будет, а послушания так, по минимуму, только самое необходимое. На самом деле в монастыре сейчас много суетных трудов. Можно сказать, что мы не на молитве, как «должно быть», а все время трудимся ради мирских людей – много миссионерского служения. От этого тоже возникает ропот: «А почему так?». Всё потому, что нас мало. Наши сестры несут по несколько послушаний, отвечают сразу за несколько дел. Кроме того, многие уже в почтенном возрасте. Самым старшим 86 лет – монахине Руфине и монахине Анисии. Но они до сих пор трудятся. Мать Анисия капусту солит – и для сестринской кухни, и для магазинчика. Люди знают и любят нашу квашеную капусту. Мать Руфина схимонахиня, в основном, читает. Хоть почти не видит, но все равно читает акафисты, помянники, Иисусову молитву держит. Так как она считает себя старшей среди сестер, то может замечание сделать, порядок навести, правда, бывает, и не то услышит. Но это все нормально. За последние пять лет, надеюсь, мы стали мудрее и еще дороже друг другу. Вижу, что сестры стареют, тяжело их будет потерять.

Сколько сестер сейчас подвизается в монастыре?

До последнего времени нас было десять. Малочисленность сестричества – тоже проблема нашего времени. Приходится нанимать дополнительные силы, рабочих. Нам, например, для того чтобы обслуживать коровник, нужны четыре человека: двое для работы с коровами и еще двое на переработку молочной продукции. Церковные ящики тоже мирские люди обслуживают. Сестры в этом участвуют, но в основном – миряне. На кухне миряне, даже в трапезной сейчас. Молодых сестер у нас мало – всего четыре человека из десяти. Одна специализируется по котельным и по хозяйству – у нас много котельных, за ними надо следить. Одна следит за порядком и чистотой в трех храмах. Одна сестра в возрасте печет просфоры – это тяжелое послушание. И кроме просфор на ней еще огороды и прачечная. Господь дает по силам, вроде пока справляемся. А как сил не будет, Господь еще кого-нибудь пошлет.

Мы каждый день молимся о прибытии в монастырь верных сестер. Владыка Ювеналий, митрополит Крутицкий и Коломенский, в своей проповеди однажды замечательно сказал, что у Бога не надо ничего просить, ни от чего не отказываться, а всё принимать, и таким путем найти золотую середину. Просить можно, но ничего не выпрашивать, потому что просим-то мы каждый день о спасении души. И принимать надо все, что посылается. Потому что, если даже какая-то жизненная необходимость есть, Господь это видит.

Трудно сегодня женщине, девушке прийти в монастырь?

Монашество – это особый путь. Без воли Божией человек не приходит. По своей воле он даже нескольких дней здесь не сможет прожить. Раз пришел, значит, для чего-то надо. Либо совсем остаться, либо что-то важное понять. Даже паломники просто так в монастырь не приходят, каждого Господь приводит за важным делом, важным вопросом или ответом. И я думаю, что очень правильно в наше время дается испытательный срок для будущих монахов – три года. Хотя, по большому счету, если ты в монастырь пришел, то какая тебе разница, какой длины испытательный срок: три, год или пять. Человеку ведь не торопясь надо понять, что это его путь, его обитель, что именно в этом монастыре он хочет жить всю свою жизнь.

Когда человек только приходит в монастырь, ему дается очень много – особая благодать. Дается для того, чтобы начать жить в монастыре и укрепиться. А потом Господь благодать потихонечку отнимает, чтобы человек начинал трудиться сам. Проверяет Господь, насколько он готов к монашеству, насколько он монастырский.

После того как решение принято, случаются более серьезные испытания. И чем дальше, тем больше. Чем дольше живешь в монашестве, чем больше стремишься к Богу, тем они сильнее. Враг никогда не дремлет. Если ты принял монашество, думаете, можно сложить руки и отращивать крылья? Нет. И дальше день за днем придется бороться. Мне только кажется, что в монашестве нельзя делать резких движений, начиная с решения о приходе в монастырь и кончая мыслями об уходе из него. Тем более, когда приходится изменять свою жизнь на 180 градусов. Ведь когда ты идешь в монастырь, внутренне даешь обещание Богу. Я сама, когда шла, тоже не знала, что это такое. И до сих пор не понимаю, как я это сделала. Каким образом это произошло? Все были против, однако все случилось. Каждая жизнь индивидуальна, нет похожих судеб. Потому и монахи все разные.

Монахи отказываются от мира, но время от времени встречаются со своими семьями, у кого они есть. Вы считаете, что это полезно монахиням?

Вообще-то родственникам новоначальных рекомендуется приезжать пореже или в первое время совсем не приезжать. Чтобы человеку было легче привыкнуть к монастырской жизни, чтобы он сам определился, успокоился. А каждый приезд родных выбивает из колеи. Поначалу это особенно чувствуется. Когда мы приходим в монастырь, то принимаем другой образ жизни. Меняется абсолютно всё: уклад, внутреннее отношение. Попадаешь как будто на другую планету. Чтобы к этому привыкнуть, чтобы извне тебе меньше мешали, надо немного отстраниться. Родственники ведь могут высказать свое мнение, возможно, совершенно неверное. А новоначальный сразу не сможет это правильно воспринять и спокойно отреагировать. Для любого опыта нужно время. Родные часто отвлекают, рассеивают внимание. Кроме того, встречаясь с гостями, человек уходит от своего послушания, начинает посвящать время родственникам, а основное дело стоит.

Я не запрещаю родным посещения. К одной сестре, когда она только пришла в монастырь, достаточно часто приезжали. Потом все реже и реже. Может быть, в тот момент они за нее очень переживали. Ей, может быть, это было необходимо. Я считаю, что все очень индивидуально. С родными тоже надо связь иметь, потому что в духовном плане они тянутся за нами. Для родных это духовная поддержка. Согласитесь, хорошо, когда в монастыре есть родной человек, к которому можно приехать.

Матушка, кто Вас укрепляет в жизни, может быть, советом, добрым словом или пожеланием?

Вот уже четыре года, как не стало моего духовного отца, с которым я всегда советовалась. В первое время я очень переживала. Я по характеру однолюб – в духовной жизни тоже – не могу взять и заменить его кем-то. Я знаю, что он за меня перед Богом несет ответственность, молится за меня. Всегда это чувствовала. Бывали в жизни такие ситуации, когда надо с кем-то посоветоваться, а не с кем. Вот не можешь найти такого человека, кому бы ты открыл свою душу и доверился. Однажды Великим постом пела службу – великопостные песнопения до самой глубины сердца достают – вдруг захотелось исповедаться. Любому священнику! Попросила об исповеди прямо посреди службы. Батюшка вышел, и я ему вдруг рассказала обо всем, что наболело.

Мне стало так легко! Я вдруг перестала искать. Поняла, что самое главное для человека – исповедь. Не то, что тебе скажут, а то, что скажешь ты. Этим очищается сердце. Все остальное Господь может даже через людей давать. Гость приедет, слово доброе или мудрое скажет – бывает, что Господь и таким путем действует. Двух слов бывает достаточно. А иной раз получаешь какой-то жизненный урок.

Даже когда мой духовный отец был жив, я не бегала к нему с каждой мелочью. Или он приезжал ко мне один раз в полгода, или я к нему месяца через три ездила на исповедь. Он меня просто исповедовал. Советы давал очень редко, всегда оставлял свободу выбора. Просто давал понять, что такое грех, а что – хорошо. Больше молился о том, чтобы ты выбрал верное направление. Молитвенником был, немногословным. Я очень благодарна Богу, что дал мне в жизни такого человека, у которого можно было поучиться мудрости говорить без слов.

Конечно, помогает Евангелие. Это для нас открытая книга, где мы можем познавать самих себя. Читаешь одну и ту же главу, одни и те же слова, но в разные дни они по-разному на тебя действуют, иначе понимаешь их. Пользоваться надо тем, что оставили нам святые отцы, что Господь заповедал. Служба – самый большой советчик всей нашей жизни. Конечно, замечательно, когда есть духовный отец. Но я думаю, что если его нет, в этом тоже Промысл Божий.

Вы заботитесь о благополучии сестер в обители, направляете и поучаете. Есть что-то, чему Вы, матушка, сами учитесь у своих сестер?

Конечно. Я часто думаю о том, что они, в отличие от меня, регулярно ходят в храм и все время за меня молятся. А я из-за своих обязанностей не всегда и на службе побыть могу. Бывает, хочется сделать им замечание за что-то, но я останавливаю себя. Все мне кажется, что они лучше меня, чище меня. Наши сестры уже прожили довольно долгую жизнь, в них заложено другое отношение друг к другу. Хотя, конечно, все разные, но в основном, они воспитаны более суровым временем, особенно старенькие монахини. Посмотрите на них, они будут падать, но сделают свою работу до конца, несмотря на давление, сердце или другие сложности. Даже если они сваливаются с болезнью, будут переживать: как же так, я не сделала… Бывает, что иногда себя жалеешь. А ее пример вдохновляет. Хотя у игумении чаще всего нет выбора – надо вставать, идти и делать.

Если действительно нужно передохнуть, то Господь ведь устроит так, что придется сделать это?

Да, бывают такие ситуации. Сразу вспомнила свой прошлый монастырь. Была у нас там одна сестра, которую просто распирало от ответственности. Ей надо было всегда что-то делать – иначе никак. И она часто плохо себя чувствовала. Матушка ей говорила: «Я тебя привяжу к кровати!» Что интересно, Господь посылал ей такие ситуации, что приходилось лежать месяцами. Здоровье – это дар Божий, к нему надо относиться разумно, беречь, грамотно использовать. Монашество не означает, что мы должны себя так изнурять, чтобы потом слечь.

Я часто вспоминаю те времена, когда я несла послушание во Введенском Владычном монастыре Серпуховского благочиния. Трудное было время – мы пришли на руины. Не было горячей воды, канализации. В храм заходишь помолиться – ящик с песком несешь, чтобы свечку поставить. Мы много трудились, мало спали. И было сопряжение постоянной молитвы, непосильного труда и – благодати. Кажется, можно было ее пощупать руками – пронзительное ощущение благодати Божией. Настолько это врезалось в память, как будто прожито вчера. Не отсутствие воды, конечно, а особенная простота и благодать. И было… легче. В моральном смысле сейчас труднее.

Вы руководите обителью вот уже одиннадцать лет, видите всю жизнь монастыря в целом и в подробностях. Могли бы поделиться советом или опытом с другими монашествующими?

К нам приходит много мирских людей. Всегда надо помнить, что на нас лежит большая ответственность за все наши поступки. Люди ведь иногда приходят и удивляются: «Что это у вас такое в монастыре происходит? Мы думаем, что вы тут живете как святые. А на самом деле что?» Начинаешь объяснять, что монахи такие же грешные люди, точно так же пришли в монастырь, чтобы себя исправлять. Только не на час или два, как паломники или прихожане, а на всю жизнь. Надо понимать, что монастырь – это своеобразная больница-лечебница. Каждому, кто здесь живет, нужно время для исправления. Мгновенно оно не происходит. Но каждый монашествующий, приходящий в монастырь, должен понимать, что он несет ответственность перед Богом за свой поступок. Не только за самого себя отвечает, но и чтобы своим поведением не соблазнить других людей.

Для этого надо, прежде всего, научиться смирению. Если человек смиряется, он осваивает новый, более эффективный способ воздействия на свою душу и души других людей – всё, что захочется, донести до человека с любовью. Иной, может быть, даже не понимает, что плохого он делает. И тебе надо объяснить ему без обличительных речей – сказать слово в качестве совета. У меня бывают ситуации с сестрами, когда надо сказать очень конкретно по теме, но все равно лучше получается в виде совета от любящего. Примерно так, как мать своему ребенку скажет. Приходится учитывать, что все люди разные, к каждому нужен свой подход. Кто-то может воспринять твое слово в данное время, кто-то нет. Кому-то поможет только личный пример без слов.

Оглядываясь на годы, прожитые в этой обители, что Вы могли бы сказать, чему Вы больше всего благодарны: каким событиям, каким встречам?

Больше всего я благодарна тому, что я провела эти годы здесь. Поначалу было очень страшно. Боялась брать на себя большую ответственность. Хотя и понимала: раз Господь дал, надо просто принять. Все равно Он будет нести меня на руках и давать всё что понадобится. Так и получается – в течение всех этих одиннадцати лет я почти каждый день испытываю на себе явление чуда Божия. Ведь нести на своих плечах всё, что я несу, по человеческим меркам, невозможно. У меня от природы даже и способностей таких нет – руководить людьми, я не организатор и не диктатор. Есть много игумений-матушек, у которых можно поучиться управлению и руководству, но это не про меня. Приходится брать смирением и любовью. С Божией помощью справляюсь.

Фотограф: Владимир Ходаков