Слово на встрече с учеными во Всероссийском научно-исследовательском институте экспериментальной физики

31 июля 2019 года во Всероссийском научно-исследовательском институте экспериментальной физики в Сарове состоялась встреча Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с учеными, государственными и общественными деятелями на тему «Построение новой реальности: передовые технологии и духовное обновление». Святейший Владыка обратился со словом к участникам встречи.

Уважаемые участники встречи, хотел бы сердечно вас приветствовать. Это не первая моя встреча с коллективом ученых в Сарове. Я вспоминаю очень непростые для нашей страны 90-е годы, когда именно здесь, в Сарове, при активном участии ученых и при участии Церкви возникла идея соединить наши усилия и сделать все возможное, чтобы остановить тяжелейшие процессы, которые происходили в нашей стране. Почти все секторы национальной жизни подвергались тогда деградации, но, наверное, самая страшная деградация угрожала научному сообществу. Хорошо помню те времена, когда людям не платили зарплату, когда наши выдающиеся ученые находились в тяжелейшем положении, и склоняю свою главу перед вами и перед теми, кто был до вас, кто в самое тяжелое время не покинул своего боевого поста. Трудно представить, что было бы с нашим государством, с нашей безопасностью, если бы ученые — замечательные, выдающиеся, великие ученые, работавшие над обеспечением безопасности страны, — покинули свой пост лишь потому, что есть было нечего. А ведь в таких условиях мы и жили. Поэтому опыт, который я получил во взаимодействии с вашими коллективами в то самое тяжелое время, навсегда останется в моей памяти.

Именно с ученым сообществом и, в частности, со специалистами ядерного центра в Сарове Церковь установила тесное взаимодействие в тяжелые 90-е годы. Наверное, это неслучайно, потому что ученые сознавали свою особую ответственность за безопасность страны, за само ее существование, как и Церковь сознавала свою особую ответственность за сбережение народа, за сохранение страны, за духовную безопасность Отечества.

Российский федеральный ядерный центр — это, без преувеличения, один из наиболее значимых, ключевых центров нашей страны, активно принимающий, наряду с другими научными учреждениями, непосредственное участие в обеспечении безопасности России. О ваших впечатляющих успехах в области создания новых средств обороны известно не только в нашей стране, но за ее пределами — ровно в той степени, в которой эта известность не может нанести ущерб нашей безопасности.

Рад сегодня обратиться к такому представительному и высокому собранию деятелей науки и поделиться некоторыми своими мыслями. Как правило, от публичных выступлений первых лиц любого уровня ожидают глобальных ответов на не менее глобальные вопросы. Мне бы хотелось несколько отойти от этого стереотипа, и сегодня я собираюсь не рассказывать вам, уважаемые академики и профессора, о том, как все должно быть, а просто поделиться болью своего сердца — так, как я делился с вами в 90-е годы.

Когда люди давно не виделись и вдруг встретились, они обычно задают вопрос: а как дела, все ли в порядке? И мне сегодня хочется обратиться с этим вопросом к каждому, кто сидит сегодня в зале, — все ли у нас в порядке? И это не ритуальный знак проявления вежливости, а вопрос содержательный, я бы даже назвал его экзистенциональным. Все ли в порядке с нами как с людьми? Все ли в порядке с нами как с гражданами России?

А что значит порядок? Есть очень простое определение: порядок — это когда все на своем месте. Порядок в принципе невозможен там, где место для каждой вещи, явления, события жизни не определено.

На протяжении веков одной из важнейших функций религии в обществе было именно утверждение того или иного принципа, исходя из которого и определялось, что уместно, что правильно, что допустимо, что неуместно, что неверно и греховно. Именно религия, утверждая незыблемые истины веры, выступала в качестве доктринального института, на который затем опирались и наука, и философия, и политика, и культура в целом.

Что же мы сегодня имеем? Мы имеем разрушение традиционного уклада общественной жизни, начавшегося на рубеже XIX и XX веков. На данный момент, похоже, это разрушение достигло своего апогея. Уклад как принятый обществом принцип упорядочивания бытия окончательно отвергнут. Чтобы в этом убедиться, достаточно пройтись по любой улице любого современного города и увидеть пеструю многоликость стилей, подходов, авторских видений. Какой разительный контраст, например, с любой древней архитектурой, с укладом Русского Севера! Но ведь наши дома — это овеществленные идеи, умы и сердца людей. Точно ли все с нами в порядке? Можно долго рассуждать о том, в какую эпоху мы живем — постмодерна, пост-постмодерна, нового консерватизма или чего-то другого. Но несомненно одно — доктринального института больше нет. И не потому что он куда-то исчез — дело в другом. В общественном сознании катастрофически уменьшилось количество однозначных и общепринятых истин. Относительно едва ли не любого утверждения — будет ли оно связано с историей, образом жизни, идеологией, да с чем угодно — можно услышать: «Есть и другое мнение». И я как Предстоятель Русской Церкви с горечью свидетельствую: с каждым годом становится все сложнее говорить о вечных истинах, именно потому, что пропускная способность канала слышания у нашего современника становится все меньше и меньше. Казалось бы, сегодня перед нами открыты широчайшие возможности разными способами доносить до людей живительные слова Божественных истин, которыми тысячелетиями вдохновлялись писатели, художники, мыслители, да и самые простые люди. Плоды технологической, информационной революции предоставили невиданные ранее возможности. Это действительно так. Это совершенно новые возможности. Но почему-то люди не стали лучше слышать. Лучше говорить — да, а слышать стали хуже. И самое, может быть, сложное и опасное в том, что люди стали хуже слышать о самом главном.

Не виноваты ли мы, каждый в своей области, в том, что мы почему-то проглядели какой-то очень важный поворот, за которым наши сани стали неуправляемыми и понеслись с горы? Как сказал наш современник профессор С.С. Хоружий, человек сдвинулся, но случаен ли этот глубинный сдвиг? Есть ли у нас надежная шкала, по которой можно было бы оценить и, оценив, исправить?

Еще в первой половине XX века известный философ Алексей Федорович Лосев, рассуждая в своей работе «Диалектика мифа» о смысле религии, заметил: «Религия есть, прежде всего, определенного рода жизнь. Она не есть ни мировоззрение, хотя бы это мировоззрение было максимально религиозным и мистическим, ни мораль, хотя бы это была самая высокая и притом самая религиозная мораль, ни чувство и эстетика, хотя бы это чувство было самым пламенным и эстетика эта была бы совершенно мистической». Что же тогда религия? «Религия есть осуществленность мировоззрения, вещественная субстанциальность морали, реальная утвержденность чувства, причем эта осуществленность — всяческая и, прежде всего, чисто телесная, субстанциальность — всяческая и, прежде всего, ощутимо физиологическая. Религии нет без тела, ибо тело есть известное состояние души, как душа есть известное состояние духа; и судьба духа есть судьба души, а судьба души есть судьба тела» (А.Ф. Лосев «Диалектика мифа». Раздел 8). Вот такое размышление предлагает нам великий философ. Резюмируя эту мысль применительно к нашей теме, скажу так: все те неоднозначные процессы, связанные со скачкообразным развитием информационных и других технологий, всего лишь отражают особое состояние человеческого духа, пытающегося реализовать себя, нередко вопреки религиозности как таковой, да и вообще вопреки всякой идее.

Мы с вами живые свидетели рождения нового мифа — мифа трансгуманизма, который отражает веру в самоценность научно-технического прогресса. Этот миф захватывает все больше умов, эта идеология просачивается во все пласты культуры — в кинематограф, литературу, компьютерные игры. Идея о том, что только благодаря технологиям мы сможем победить смерть и болезни, социальную несправедливость и голод, даже душевное неустройство, оказывается слишком привлекательной для людей, в первую очередь тех, для кого не существует веры в Бога. Люди готовы поверить в самые нелепые фантастические предложения — вот какова цена этой глубинной расстроенности, дезориентации, потери вкуса к истинности, к настоящему.

Я говорю это вовсе не для того, чтобы каким-то образом принизить значимость научных открытий, технологического развития, технологических достижений, — вовсе нет. Ведь неслучайно именно европейская христианская цивилизация стала колыбелью научно-технического прогресса, плодами которого сегодня пользуется весь мир. Речь вот о чем. Не очевиден ли сегодня трагический сдвиг фокуса внимания с сущностных вопросов в сторону увлеченности технологиями? Не превращаемся ли мы из субъекта процесса в его объект, от которого лишь требуется соответствовать просчитанным машинами алгоритмам поведенческих реакций для эффективной поддержки общества потребления? Не надорвали ли мы, увлекшись манящими горизонтами новых перспектив, ту самую страховочную нить, которая связывала нас с нами же, с просто людьми?

Я хотел бы обратиться к вам, людям науки, вот с каким вопросом: насколько хорошо мы осознаем границу между реальностью этого мира и реальностью искусственной? Между миром живого слова и миром двоичных цифр? Насколько отчетливо мы понимаем последствия всей этой, с позволения сказать, цифровой интервенции в нашу жизнь?

Да, сегодня мы одним нажатием клавиши можем получить сотни, тысячи фотографий. Но почему старые, аналоговые, существующие в единственном экземпляре фотоснимки бесконечно дороже цифровых — те самые, которые лежат у нас в шкатулках и альбомах, которые хранились в домах наших родителей и к кому-то из нас перекочевали? Да, электронная почта и мессенджеры превратили мир в одно большое цифровое пространство без границ. Ну, а куда исчезла радость, когда приходит долгожданный конверт с желанным письмом? Да, сегодня даже обычная почтовая открытка — уже раритет. Но какую память о нашей нынешней жизни мы оставим потомкам? В виде архивов электронной почты, сотен тысяч сделанных между делом и неразобранных фотоснимков? Когда я вижу людей, которые фотографируют самих себя, мне страшно делается. Такого же никогда не было! Что за этим стоит? Я в центре мира, вокруг меня ничего нет? На этой палке я фотографирую себя, а сзади, допустим, Исаакиевский собор. Исаакиевский собор — это декорация, я — самое главное!

Так вот, эти самые сотни тысяч сделанных между делом и неразобранных фотографий, замершие с нашим уходом аккаунты социальных сетей — лукавая, уродливая подмена прежних дневников. Нет больше никаких дневников, есть социальные сети. Современные дети искренне не понимают, зачем читать книги, когда обо всем есть ролики на YouTube. Предложение написать письмо от руки способно ввести в глубокий ступор. «А это как вообще делается?» — спрашивает ребенок маму или папу. Главное, о чем беспокоится человек, выходя из дома, не забыл ли он свой смартфон, Боже упаси!

Все эти примеры я привожу только с одной целью — напомнить, насколько сильно изменился мир за последние десятилетия. Интенсивность этих перемен постоянно растет. Можем ли мы честно признаться самим себе, что эти изменения нас не настораживают и не пугают? Многие изменения являются результатом технического прогресса, но все ли в этом прогрессе мы должны так прекраснодушно воспринимать и всему ли мы должны аплодировать? Не стоит ли нам критически оценивать некие последствия этого прогресса?

Мы, люди веры, без вас, людей науки, уже не можем ответить на этот ставший жизненно важным вопрос: почему и как технологии превращаются из помощников в оккупантов? Почему и как технологии начинают играть не свойственную для технологий роль? Нам необходимо не официальное, не формальное, а глубокое взаимодействие между религией и наукой. Не с целью упразднения мнимого противоречия, что было главным в повестке дня на протяжении XIX и особенно XX века, — как наука соотносится с религией и так далее. Мы в этих помещениях в свое время об этом говорили, и, думаю, все это ушло в прошлое.

Сегодня перед нами стоит новая задача: совместными усилиями помочь человеку сохранить свою человечность в стремительно изменяющемся техногенном мире. Вы как люди передового отряда науки лучше меня знаете, что будет происходить с технологиями, а значит, со всеми сферами нашей жизни в ближайшие десятилетия. Могу предположить, что это даже слишком далекий горизонт планирования и существенные изменения ждут нас гораздо раньше. Давайте вместе, каждый со своей стороны, задумаемся над тем, что сегодня помогает нам сохранить человеческое лицо, что напротив, лишает нас этой возможности, что помогает нам сохранить нашу душу, наше действительно внутреннее, сокровенное, то, что до сих пор живет не по законам, которые определяет внешний мир, а по каким-то внутренним законам, главным из которых является не объяснимое наукой понятие нравственного чувства.

Где пролегает грань между необходимостью контроля государства за жизнью граждан и нарушением конституционных прав на свободу? На примере других государств мы сегодня уже имеем ясное, не фантазийное представление о том, как быстро можно внедрить систему тоталитарного контроля за каждым жителем, создать его цифровой профиль и получить в руки практически безграничный контроль за его жизнью. Но повышает ли это градус человечности в обществе, или, напротив, обрушивает его до критически низкого уровня? Все это очень сложные вопросы, на которые у нас сегодня нет готовых однозначных ответов. Не хочу быть алармистом, но без ответов на эти важные, сложные, быть может, главные сегодня вопросы чрезвычайно затруднительным будет осмысленно двигаться в будущее.

В завершение позвольте поделиться несколькими мыслями, вокруг которых, как мне кажется, можно было бы вести разговор между наукой и христианской верой. Первое. Современные открытия нейрофизиологии подталкивают некоторых интерпретаторов к утверждению, что найден некий отдел мозга, в котором и рождаются религиозные представления. Готовы ли мы признать, что все самое высокое, вдохновенное, прекрасное, созданное человеком за всю свою историю — не более чем результат случайных электрохимических процессов лимбической системы и височной доли коры головного мозга? Что нет никакой ни любви, ни жертвенности, ни предательства, ни чести, ни бесчестия — все это лишь постоянно меняющаяся конфигурация мозговой деятельности? Где личность? Только внешнее отражение этой конфигурации? Что же тогда представляют собой вся наша культура, все искусство, все наши страдания, радости, переживания? Это что, все на уровне химии, как теперь говорят? Я вздрагиваю от того, как люди, полюбившие друг друга, говорят: «Между нами возникла химия». Не любовь, а «химия» возникла.

Более ста лет тому назад Петр Евгеньевич Астафьев, малоизвестный философ-славянофил (для нас очень известный, для общества — совсем неизвестный) писал: «Чем более дается современному человеку всё, чего он ищет, чем он ни озабочен, чем ни поглощены все интересы его души, — тем он недовольнее. Чем больше скопляется в его руках средств достижения того счастья, которого он добивается и чем эти средства становятся более доступными, тем он несчастнее. Чем более растет его богатство, тем тягостнее ощущается им самим его убожество».

В чем причина такого противоречия? В недостаточном осуществлении поставленной задачи прогресса или неправильной постановке самой задачи? Быть может, уже пришло время радикального пересмотра места и значения ориентированных прежде всего на самого человека гуманитарных наук, религии, искусства, без вовлеченности которых в осмысление происходящих сегодня процессов катастрофа расчеловечивания неизбежна? Вот от этого самого традиционного разговора «наука — религия», «совместимы — несовместимы», «есть Бог или нет Бога», «можем мы говорить на одном языке или не можем» — настало время переходить к осмыслению, совместному осмыслению других процессов и других проблем. Действительно, неизбежна ли катастрофа расчеловечивания человека?

Вот здесь поле нашего взаимодействия сегодня. Можно проследить, как исторически менялось представление человека о себе самом, начиная с появления письменности до наших дней. Это само по себе интересно и познавательно. Но важно, что именно христианство показало людям, что думает о настоящей человечности Тот, Кто создал человека, то есть Бог, как Бог вообще смотрит на человека. Это не какая-то красивая идея или удачная формула — это весть о жизни, которая была у Бога и явилась нам, как мы находим у апостола Иоанна Богослова в его Первом послании. Христос входит в погрязший в пороках мир не как революционер, не как законодатель, а как победитель греха. Святые отцы называли Его новым Адамом, родоначальником обновленного человечества. Веками именно на Его, Христов образ равнялось человечество.

Сегодня же идеал общества скорее полный антипод Христу — этакий супергерой, наделенный сверхспособностями, интегрированный в электронную среду обитания. Но зададимся вопросом: как можно не предавать Христа, будучи увлеченными идеями преодоления человечности? Не приведут ли разработки нейроинтерфейса к глубинному коллапсу наших глубинных представлений о границах человеческого?

«Все мне позволительно, — говорит апостол Павел, — но ничто не должно обладать мною» (1 Кор. 6:12). Многоразличные зависимости, среди которых появилось немало нехимических, — одна из важнейших тем актуальной психотерапии. Но ведь лучшее лечение — это профилактика. Почему бы нам вместе — ученым и богословам — не разработать своего рода кодекс безопасности, который просто и доступно, но при этом обоснованно описал бы здоровый, неразрушительный уклад жизни для современного человека? Не пора ли применить весь богатый арсенал христианской аскетической практики в реалиях сегодняшнего дня? И показать, как можно не растерять человечность в дебрях виртуальных пространств, сетевых игр, социальных сетей и мессенджеров? Может, пришло время переходить к рутинной, но очень нужной работе по осмыслению и упорядочиванию всех тех плодов, которые нам принесли технологии последних десятилетий?

Возможно, я поставил слишком много вопросов. Но уж простите, не каждый год мы с вами встречаемся. Я очень ценю возможность встретиться с ученым сообществом Сарова, поэтому вот так и выплескиваю все, что накопилось, ведь не в каждой аудитории обо всем этом можно сказать так спокойно, как здесь. Но все эти вопросы — на поверхности, и если мы не приложим усилия, каждый со своей стороны, мы рискуем оставить потомкам дурное наследство. Смогут ли они самостоятельно с ним справиться — вопрос открытый.

В завершение хотел привести одну мысль крупнейшего богослова Православной Церкви IV столетия святителя Афанасия Великого, Александрийского. Еще задолго до открытия нейрофизиологии он сравнивал человеческий мозг с лирой, на которой, если она расстроена, не сможет сыграть никакой даже гениальный музыкант. Святитель Афанасий, описывая свойства души человека, убеждал, что ум человеческий и телесные чувства — не одно и то же: «Это можно уподобить хорошо настроенной лире в руках музыканта. Каждая струна издает свой звук, но судить об их согласии, настроить их не может никто, кроме знатока. Подобное бывает с чувствами, настроенными в теле, как лира, когда ими управляет духовный разум». Если мы окончательно разучимся настраивать струны души на верный лад, никакие виртуальные пространства, нейроинтерфейсы и самые современные роботы нашу человеческую партию вместо нас не сыграют. Это не дано никакой машине. Искренне надеюсь, что диалог Церкви и научного сообщества, которое вы сегодня здесь представляете, продолжится и в дальнейшем не только на благо нашего Отечества, но и вообще на благо человека. Благодарю вас за внимание.