Как часто современному человеку не хватает простоты и как трудно бывает ее приобрести… Неоценимой помощью на этом пути для нас могут стать советы подвижников ХХ века. А кому-то помогут не меньше краткие истории из жизни людей, мысливших и поступавших по-настоящему просто. Несколько таких историй можно найти в книге архимандрита Иоанникия (Коцониса) «Афонский отечник», вышедшей в свет в 2014 году в издательстве Саратовской епархии.
Один подвижник говорил:
— Подвиг, ревность, чувство собственной нищеты, надежда (которая есть духовный кислород), утешение и вера делают наше преуспеяние постоянным. Не жалкий вид, вынужденное послушание и молитва через силу, не слезы и печаль, которая от диавола. Плакать о своих грехах с верой в любовь Божию — это хорошо. Но плакать потому, что этого хочет диавол,— этого я не допускаю. Часто диавол сокрушает человека отчаянием и выходит победителем. Но так нельзя. Живите просто, как ребенок на руках у своего отца. Доверие Богу есть постоянная молитва, имеющая добрые плоды. Отчаяние от диавола. Не говорите: «Что сейчас со мной случилось, того не переменишь», но предайте себя доверчиво Богу и твердо уповайте на Него.
* * *
Старец сказал:
— Я не занимался специально многими вопросами — знаю немного из святоотеческой мудрости и стараюсь применить…. Но вот что я понял: для человека не существует яда. Яд делается сладким, когда воспринимаешь его духовно. Мы часто видим, как кто-нибудь совершает грех. Но он сокрушается, по-настоящему кается, исповедуется и получает Божественное утешение. Если же кто не получает утешения, то должен понять — что его искушает изнутри, какой помысл, и тогда следует пойти и исповедать его духовнику, после чего придет утешение… Кто участвует в горе страдающего брата и сострадает ему, тот молится, просит, и Бог помогает ему.
* * *
На Карулях — в самой безводной пустыне Святой Горы — был один подвижник, который для утешения и для защиты от змей и мышей имел котенка.
Однажды одна хищная птица, пролетая в небе над его пустыней, наметила себе жертву и, устремившись вниз, схватила своими когтями котенка.
Подвижник, огорчившись и не зная, что делать, вошел в храм и, подойдя к иконе святого покровителя аскетирия, погасил лампаду, требуя таким образом его внимания. Он рассказал святому о скорбном событии, поскольку считал его своим другом и покровителем. «Почему, святче мой, ты не защитил его?» — говорил он, сетуя.
В то же мгновение подвижник услышал за дверью мяуканье котенка, освобожденного от пернатого хищника!
* * *
Старец сказал:
— Молитва не утомляет, она снимает усталость. Например, что ощущает ребенок, когда находится в материнских объятиях? Мы не можем этого понять. Тогда только почувствуешь присутствие Бога, когда будешь ощущать себя малым ребенком. Если кто-нибудь услышит со стороны, как молятся такие люди, то скажет, что они как малые дети. А если кто увидит совершаемые ими при этом движения, то скажет, что они спятили. Потому что они — как маленький ребенок, который бежит, хватает отца за полу и просит: «Не знаю как, но ты должен сделать то и то». Однако люди, о которых я вам говорю, становятся в некоторой степени непригодными для физической работы. Каким образом? Они не могут трудиться, тело их расслабляется, конечности перестают сгибаться. Когда любовь Божия изольется на человека в большом количестве, она обездвиживает его.
* * *
Старец сказал:
— Естественная простота из природного качества очень быстро делается святостью. Однажды один простой, но святой человек, испытывая нужду и желая позаботиться об одном недужном бедняке, пошел на берег моря, где стоял храм Вознесения. Простерши руки, он сказал: «Святая Аналипси1, дай мне какую-нибудь рыбку для больного».
И — о чудо! — в руке у него оказалась рыба, которую он и приготовил больному, благодаря Бога и… святую Аналипси!
Впрочем, человек простой и святой, но не имеющий рассуждения, может и прельщенного принять за святого. Святой же разумный и опытный имеет рассуждение и отличает святость от прелести. Ум — это харизма и дар Божий, как и телесная сила. Поэтому мы должны употреблять его так, как желает этого Бог, то есть к нашему спасению и освящению.
* * *
Однажды очень бесхитростный и простой в обращении старец Артемий Григориат оказался в порту Пирея2 по делам своего монастыря. К нему подошла одна публичная женщина и пригласила к себе домой. Тот, будучи весьма простодушным, согласился.
— Слава Богу,— говорил он,— в таком столпотворении нашелся человек, оказавший мне гостеприимство.
Женщина привела его в какую-то комнату, накормила и оставила одного. Старец начал молиться по четкам. Через некоторое время женщина постучала в дверь. Но отец Артемий привык вместе со стуком слышать и «Молитвами…»3, как говорят отцы на Святой Горе.
— Скажи «Молитвами…»,— кричал он ей, когда она сильно и настойчиво стучала в дверь,— иначе не открою.
«Если не говорит “Молитвами…”, значит, точно бесовский дух»,— заключил старец и продолжил свою молитву.
* * *
В течение двух лет я жил в исторической келлии Преподобного Нила Мироточивого. В этом уединеннейшем обиталище жил приснопамятный старец Мефодий, брат папа-Фотия из Симонопетра. Старец Мефодий внешне казался столь суровым и резким, что, как он сам мне говорил, прежние монахи дали ему прозвище «головорез». Он не был юродивым в прямом смысле этого слова, но все его поведение и внутренняя позиция, как и у большинства монахов, несли в себе элементы юродства. Мефодий был непосредственным, прямым, осуждающим самого себя, смиренным до полного самоуничижения, непритворным…
Он говорил:
— С детства я был суров и необуздан, однако своих старцев упокоил. Сумасшедший, взбалмошный, как меня называли, но не дал келлии погибнуть. За отцом и матерью не ходил, а за своими старцами Нилом, Мефодием, Харитоном и Антонием ходил и их упокоил. Неужто не спасет и меня Пресвятая Богородица? Кто любит Пресвятую Богородицу, остается здесь.
Старец Мефодий был совершенно неграмотным. Каждый раз на вечерне, когда читали канон Богородице, он хотел возглашать «Пресвятая Богородице, спаси нас». Он произносил эти слова во весь голос, с такой непосредственностью и умилением, что потрясалось все его существо.
Часто он говорил:
— За самую малость можно попасть в геенну. И за самую малость можно спастись. Можно спастись в лодке с одним веслом.
Он был рыбаком с давних пор. Вместе со своим старцем в качестве рукоделия они имели рыбацкое ремесло и продавали свой улов. Все море и вся суша знали геро-Мефодия, его знал весь Афон, потому что он был еще и заядлым охотником.
Свирепый на вид, отец Мефодий был снисходителен по произволению своей души. Он не был юродивым, но был как гранит, как скалы, нависающие над его каливой, в своем упорстве, одиночестве. Но душа его была доброй, госте¬приимной, простой, как у ребенка, который иногда упрямится, а иногда тебе улыбается. Она была подобна пуху.
Однажды он сказал мне:
— Пойду, расчищу тропу от веток. Ведь люди ходят; чтобы они не мокли. Кто-нибудь да скажет: «Спаси его, Господи». Да даже если — говорю себе — и не скажет, ты получишь, благословенный, свою награду.
Этот простой монах творил все время такую молитву:
— В сей день, Господи, забери и сего нищенку (то есть его самого). Определи его к Своим рабам. Да и не хотим мы быть ни с владыками, ни со священниками, но сидеть бы на самом краешке…
* * *
В столице Святой Горы, Карее, жил в последние годы один очень простой мирянин, геро-Яннис, прозванный древним, потому что он носил на ногах царухи4 и в правой руке всегда держал посох. Однажды он пришел в братство Иоасафеев и сказал отцу В.:
— Сделай мне одну… аконку. Хочу, чтоб Богородица была в облаках в белой одежде. (Так, он говорил, ему явилась Пресвятая Богородица.)
— Сделаем, папа-Яннис, но она тебе выйдет дорого, эта… аконка.
— Ты просишь много, а я дам тебе мало,— ответил он.
В другой раз папа-Яннис увидел волка, рыщущего около келлии отца Агафангела. Сотворив крестное знамение, он сказал:
— Пресвятая Богородица, спаси меня, и я принесу Тебе банку масла.
И действительно, утром он пошел в магазин, купил масло и отнес его в келлию «Достойно есть».