«Квазимодо»

Илья Репин. Горбун (фрагмент), 1881

Этого мальчика я помнил еще учеником старших классов. Вернее, по его друзьям я догадывался, что и он, по всей видимости, старшеклассник. Он был маленького роста, но это неглавное. Мальчик был горбунком. У горбунков, как правило, отсутствует шея, и кажется, будто голова лежит непосредственно на плечах. Горб влиял и на посадку головы, оттого его лицо всегда было слегка задрано вверх, а движения рук и ног казались механическими. Со стороны выглядело так, будто идет не человек, а человекообразный робот.

У него было красивое лицо, а глаза свидетельствовали о постоянной работе ума. Встречаясь с людьми, он старался ни на кого не смотреть. Потому как вид его обычно вызывал улыбку или сочувствие, в котором одновременно читалось радостное удовлетворение от того, что твоя спина, в отличие от горбунка, ровная и гладкая.

У Павла, так звали юношу, имелась старшая сестра, и тоже инвалид. Правда у нее, в отличие от брата, шея была на месте, а на ней изумительной красоты женская головка. Говорили, что дети родились уродцами из-за того, что их родители приходились друг другу двоюродными братом и сестрой.

И Павел, и Татьяна учились в обычной средней школе. От своих сверстников они отличались не столько физическим уродством, сколько живым светлым умом и еще способностью видеть и немедленно реагировать на чужую боль, будь то боль животного или боль человека. Безусловно, детьми они были замкнутыми, и каждый по-своему реагировал на окружающую их действительность. Паша любил компании, общался с приятелями, продолжая в то же время жить своим особым внутренним миром, в который он допускал совсем немногих.

С детства брат с сестрой привыкли к насмешкам таких же, как и они детей, живущих с ними в одном дворе или одноклассников. Самим дать отпор не хватало силенок, а взрослые, даже если кто и жалел, особо за ребят не вступались. Жизнь с самого начала только и делала, что учила их смирению.

Отец редко бывал с детьми. Он много работал, стараясь дать им хорошее образование. Мама частенько прибаливала, так что заботы по дому ложились всё больше на слабые детские плечики.

На удивление, вопреки сопровождающим их детство насмешкам и унижениям, брат и сестра выросли людьми незлопамятными и очень добрыми.

Окончив школу, Павел начал понемногу заниматься мелким бизнесом: он торговал на рынке магнитофонными кассетами. Не знаю, сам ли он их записывал или просто перепродавал, но дело у него, чувствовалось, шло неплохо. Городской рынок находится в непосредственной близи от храма, а наши батюшки жили как раз за рынком. Проходя в храм и обратно, они частенько пересекались с горбунком, а тот, рекламируя свой товар, на всю включал какой-нибудь очередной хардроковский шедевр.

Как-то раз Великим постом шли мы с отцом Нифонтом, нашим вторым священником, мимо Паши. Привычно орал его магнитофон. Недовольный отец Нифонт, человек категоричный и очень строгий, поравнявшись с мальчиком, бросил в мою сторону:

– Вот так в аду будет постоянно играть эта ужасная музыка. А он – Паша-горбунок – будет вечным ее слушателем.

Мне стало не по себе от этих слов. С отцом Нифонтом шутки плохи. Рассказывали, как однажды во время отпевания усопшего он неожиданно повернулся к одному из присутствовавших и отчетливо произнес: «Ровно через год здесь же тебя будем отпевать». Так и случилось, ровно через год, день в день.

Потом Павел, скопив денег, вместе с другом открыл свой магазин, затем небольшое кафе. Мальчишки много работали, старались угодить посетителям, и дела шли в гору. И всё бы ничего, но однажды с Пашей случилась беда – он влюбился. Скажите, что за беда? Обычное дело, кому же еще влюбляться, не нам же, старикам, правда?

Но однажды с Пашей случилась беда – он влюбился

Да, но горбунок Паша влюбился в мою очаровательную соседку Настеньку, девушку южной крови, смуглую и необычайно стройную. Ее фигурка привлекала к себе множество восторженных мужских взглядов. Вот и Пашка запал.

Стал он регулярно подъезжать на мотоцикле к нашему дому. Пищал противным мотоциклетным клаксоном, и мы с удивлением наблюдали, как красавица Настенька стремительно выбегала из подъезда и с ходу запрыгивала к нему на заднее сидение. Молодой человек был уже достаточно состоятелен, мог позволить себе красиво одеваться, но всё равно никакая одежда не скрывала его физические недостатки. Добрым сердцем и красотой души мальчик завоевал ответное чувство у девочки. А потом он был начитан, много знал и мог поддержать любой разговор. И кроме всего прочего, наверняка ей нравилась его финансовая самостоятельность.

Поначалу Настина мама не препятствовала встречам дочери с мальчиком-инвалидом. Мама считала, что каждый человек достоин любви и сострадания, но потом, когда стала замечать, что у ее дочери появилась ответная симпатия к Паше, немедленно включила задний ход. Одно дело – сострадать чужим детям, другое – судьба собственного ребенка.

Помню, как, несмотря на мамины запреты, Настя всё равно бежала из подъезда к своему кавалеру и ловко усаживалась к нему на мотоцикл. Мама жаловалась:

– Ох уж этот «квазимодо»! Задурил девке голову, будто сам не понимает, что он ей не пара. Нарожают уродцев, что я потом с ними делать буду? Ну, нашел бы себе какую-нибудь дурнушку, что и такому была бы рада. Нет же, подавайте ему раскрасавицу.

Время шло, а капля, как известно, камень точит. Видимо, мама всё-таки отыскала нужное слово, убедив девочку прекратить дружбу с горбунком. Он, всё еще на что-то надеясь, долго стоял, нажимая на гудок, но уже никто не выбегал на его призыв. Он с надеждой смотрел и смотрел на окна возлюбленной, а потом уезжал. Его лицо при этом обычно ничего не выражало, никаких эмоций. Может, у горбунков вообще мимика нарушена? Не знаю.

Спустя несколько лет, уже став священником, я иногда видел Павла в храме, стоящего со свечами в руках возле той или иной иконы. Наверно, он о чем-то молился, но выражение его лица всегда оставалось одним и тем же. Внешне он всегда казался спокойным и невозмутимым.

В день, когда Паша купил себе автомобиль, он заехал в церковь и попросил его освятить. Мы немного поговорили с молодым человеком, так, на какую-то нейтральную тему. Я был не прочь продолжить наше с ним общение, но его невозмутимость, которая, казалось, граничила с пренебрежением к собеседнику, меня останавливала. Я так и не решился. Боялся показаться навязчивым и всё испортить. В то же время, вспоминая пророчество отца Нифонта, всякий раз пересекаясь с Пашкой, я молился, чтобы он поверил и по-настоящему пришел к Богу.

Иногда замечал Павла по вечерам возле нашего дома, но не у подъезда, а немного в стороне. Он явно выглядывал Настеньку. Ему хотелось хотя бы издали увидеть ее стремительную походку, а если повезет, услышать ее голос. Он не стал искать замену любимой девушке. Наверняка Павел понимал, что все его попытки построить семью с тем человеком, которого он полюбит, обречены на неудачу, а с нелюбимой жить не хотелось. Во всяком случае, я никогда больше не видел его рядом с какой-нибудь девчонкой. Горбунок с головой окунулся в работу, дело приносило доход, и он стал полностью ему отдаваться. Юноша поменял машину, купил квартиру и выглядел, по меркам нашего провинциального городка, что говорится, «на все 100».

Рано утром меня разбудил звонок: «Батюшка, мой брат Павел ночью разбился»

Однажды рано утром меня разбудил звонок:

– Батюшка, мой брат Павел ночью разбился, – это звонила Татьяна, Пашкина сестра, такой же горбунок, только с кукольно красивой головкой. Раньше я слышал о ней, но прежде никогда не встречал.

Павла мы отпевали в храме. Помню маленький гробик. Мне даже показалось, что покойный был еще меньше ростом, чем на самом деле, ну, чисто подросток. На похоронах я и познакомился с Пашиной семьей. Мать попросила освятить квартиру сына, потому как на семейном совете решили, что теперь в нее переедет Татьяна.

В назначенное время я подошел к двери, хотел было звонить, но заметил, что дверь не заперта.

Уже тогда Татьяна ходила с трудом: болели ноги. Чем старше она становилась, тем сложнее ей было справляться с самыми обычными домашними делами.

Освящая квартиру, в одной из комнат я увидел шкаф со множеством книг.

– Это всё Пашины, он с детства любил читать и постоянно их покупал, – заметив мой интерес, отозвалась сестра. Разглядывая книжки, я заметил, что они подобраны преимущественно на одну тему. Это всё была фантастика.

Я подумал: мальчику-горбунку, обижаемому с детства, постоянно живущему с мыслью о своем физическом уродстве, оставалось только мечтать. Реальность для него была слишком тяжелым испытанием. Наверно, в мечтах он видел себя совсем другим – красивым и сильным. Только в мечтах его спина могла разогнуться и уродующий ее горб исчезал навсегда. Только в мечтах он мог подойти к своей красавице Настеньке и просить руки у ее матери.

– Батюшка, ты знаешь, Пашка вел дневник и даже писал стихи. Он записывал их сюда, вот в эту тетрадь.

Она подала мне коричневую тетрадку из 96 листов в коленкоровом переплете. Дома я просмотрел его записи, читал стихи. Что-то он переписывал из чужих сборников, что-то было свое. На многих страницах встречались изображения знакомого девичьего профиля. Одно из последних стихотворений предварялось записью:

«Мне уже несколько ночей подряд видится один и тот же сон. Я несусь по ночной дороге, и вдруг мою машину начинает заносить. Я бьюсь об разделяющий дорогу отбойник, вылетаю через переднее стекло и разбиваюсь об асфальт. Потом начинаю отдаляться от земли и вижу маленькое жалкое горбатое тельце, лежащее в луже собственной крови. Скорее бы, Господи. Кто бы только знал, как я устал бороться с судьбой».

Потом шли стихи.

Когда я отдавал тетрадь Татьяне, то подробно расспросил об обстоятельствах гибели брата.

– Всё, как и написано в тетради. Он допоздна засиделся с компаньоном в одном из кафе на трассе и уже во втором часу ночи ехал домой. В ГАИ сказали, он шел со скоростью не менее 130. Машину внезапно закрутило, и она ударилась в отбойник.

После гибели Павла к Татьяне стала частенько наведываться Настя. Обе женщины продолжали любить одного и того же человека, им было что вспомнить. А Настина мама уже не боялась мертвого горбунка.

Татьяна, подобно брату, была начитана, любила музыку и, к моему удивлению, мужчин. Для меня было настоящим шоком узнать, что до гибели брата она уже трижды побывала замужем. Причем все три раза официально. Я видел фотографии ее мужей: это всё были здоровые симпатичные мужики. Что их так к ней притягивало? И не они оставляли Татьяну, а именно она: всякий раз в очередной влюбляясь, уходила к новому мужу.

– Но ни один из браков не принес мне главного. Батюшка, я, как и всякая женщина, мечтаю о ребенке, вот только врачи говорят, что я не способна иметь дитя.

– Татьяна, ты же знаешь: невозможное человеку возможно Богу. Надо молиться и просить.

Хотя своими словами я и пытался вселить в нее надежду, но сам такую возможность, понятно, не допускал.

Буквально несколько месяцев спустя Татьяна в очередной раз вышла замуж. Теперь ее избранником был молодой человек, на несколько лет младше жены, с детства страдающий церебральным параличом. Я не помню, как им удалось познакомиться, – скорее всего, по переписке. Новый муж мог ходить только с помощью тяжелого металлического «ходунка», но, несмотря на это, мужчина был очень легок на подъем. Он любил путешествовать автостопом.

Я поражался: часто стоишь, голосуешь, и никто не берет, а его брали. Кстати, он в конце концов куда-то уехал и пропал. Зато успел сделать самое главное дело своей жизни. Он сумел подарить Татьяне сына. Для всех врачей, что смотрели Татьяну, тот факт, что она понесла, никак не укладывался в их ученых головах.

Ее приезжали смотреть множество специалистов, и все в один голос требовали от женщины прервать беременность: «Вы не сможете родить, вы погибнете. Вы родите уродца. Кому нужны эти эксперименты?!» А Татьяна, заняв круговую оборону, не поддавалась никаким уговорам. И она родила. В семимесячном возрасте через кесарево сечение на свет появился чудный мальчик. От двух родителей-инвалидов родился абсолютно здоровый малыш, которого назвали Павлом в честь погибшего дяди.

И она родила: на свет появился чудный мальчик, абсолютно здоровый!

К тому времени, не пережив потери сына, ушла из жизни Татьянина мама. Вот и вышло, что Паша после своей смерти кормил семью: Татьяна с сыном жили на то, что он успел заработать.

Говорят: «У Бога чудес много». С Татьяной познакомился Иван, строитель из Молдавии, влюбился в нее и сделал предложение. Она позвонила мне и попросила их обвенчать. Отвечаю:

– Мать, имей совесть: у тебя это уже пятый брак, а мы венчаем только до трех.

После того разговора наши отношения с Татьяной охладели, она обиделась и больше мне не звонила. Я узнавал о ней только то, что рассказывали наши общие знакомые.

Гастарбайтер из Молдавии оказался на удивление порядочным человеком, заботливым отцом и любящим мужем. Татьяна тогда уже едва передвигалась.

Это очень трудно – иметь супругом больного человека. Как-то читал статью об одной известной певице, слепой от рождения. Статья сопровождалась ее фотографиями с мужем. Я обратил внимание: ни на одной из них он не улыбается, всюду напряжен и сосредоточен. Наверно, он никогда не забывает, что у него страдающая жена. Мысль об этом держит его в постоянном напряжении.

Какие слова нашла тогда мама для Насти, что заставила дочь отказаться от любимого человека? Может, именно эти: «Ты всегда будешь помнить его уродство, его неполноценность. Придет время, и ты начнешь его стесняться, и уж точно его будут стесняться ваши дети».

Через год после того, как Татьяна вступила в брак с Иваном, последний усыновил мальчика и, как я уже говорил, очень его полюбил.

А вот на днях звонят и просят помолиться о новопреставленной Татьяне.

Я сперва не понял, о какой Татьяне.

– Батюшка, они сидели с сыном на диване. Она читала ему книжку. Вдруг неожиданно захрипела и умерла. Говорят, с горбунками такое бывает.

Так жили и ушли из этого мира брат и сестра. Двое мечтателей. Забыл сказать: любимой Татьяниной книжкой была «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», и все мои разъяснения по поводу личности автора так и не смогли поколебать ее уверенности, что книжка написана христианином.

Сестра родила здоровенького мальчика, брат своими трудами обеспечил будущее ребенка, а Господь дал малышу отца – человека порядочного и трудолюбивого. По сути своей, мечты брата и сестры, двух несчастных уродцев, воплотились в этом замечательном мальчишке.

И еще осталась Настенька, которая, больше не встретив человека, подобного Пашке, так и не смогла переступить через ту юношескую любовь к мальчику-горбунку, которого мама называла «квазимодо».