«Я привык жить в тюрьме, как ты живешь в своей квартире»

Священномученик Иларион (Троицкий) о своем заключении на Соловках

Иеродиакон Серапион (Залесный)

Источник: Православие и современность

Имя священномученика Илариона (Троицкого), архиепископа Верейского, золотыми буквами вписано в историю Русской Церкви XX столетия. Память его празднуется 28 декабря. Духовный писатель, талантливый проповедник, выдающийся богослов, один из поборников возрождения патриаршества в Русской Церкви на Поместном Соборе 1917-1918 годов, один из ближайших помощников Святейшего Патриарха Тихона в последние годы его жизни — он был сослан на Соловки в ноябре 1923 года за контрреволюционную деятельность, которая заключалась в активном противодействии обновленческому расколу. В данной статье мы постараемся на основании писем священномученика с Соловков и воспоминаний о нем тех, кто отбывал вместе с ним срок, понять, как воспринимал Владыка Иларион свое заключение и в чем черпал силы, чтобы вынести это тяжелейшее испытание своей веры, попущенное ему Богом.

К своей «соловецкой Голгофе» Владыка оказался вполне приготовлен. То, что для другого могло явиться камнем преткновения и тяжелым переживанием, для него стало украшением души.

В годы своего пребывания на Соловках архиепископ Иларион поддерживал переписку с верующими женщинами, помогавшими ему во время его предыдущей ссылки в Архангельске. Эти письма раскрывают перед нами ту удивительную силу духа, которой обладал Владыка Иларион, и его умение видеть лучшее во всем, что посылается ему Помыслом Божиим на жизненном пути.

30 октября 1924 года Владыка писал о себе: «Я теперь давно уже не у дел; отдыхаю и живу мирно на Соловках. Жизнь моя здесь совершенно благополучная. Никакого горя, нужды или утеснения я не испытываю. <...> Сердечно благодарю всех и за гостинцы. Все я получил, и все так мне напоминает любезный Архангельск. Обо мне знайте только то, что я живу очень хорошо, крепок здоровьем, бодр духом...».

12 ноября: «Я доселе живу совершенно благополучно, гораздо лучше, нежели живут многие и многие на так называемой “свободе”. Мне здесь очень нравится, и я не чувствую почти никакой тяготы. Мне живется легко физически и нравственно...».

9 декабря: «Достоуважаемая Екатерина Ивановна! Извещаю Вас, что все ваши посылочки я получил. Что предназначалось другим — отдал им. За все приношу благодарность Вам и всем, кто помнит меня и кто желает прийти на помощь мне. Живу я доселе в полном благополучии и благодушии. Соловки мне очень понравились, и я не вижу особой тяготы здесь жить. Никак я не думал, что так хорошо буду себя чувствовать в соловецкой ссылке. Моя московская жизнь была несравненно тяжелее, там я был занят все время и страшно трепал свое здоровье и свои нервы. Здесь я на покое. Такова, видно, Божья воля, чтобы мне работать пока здесь, а не служить святой Церкви...».

Когда читаешь эти строки, возникает ощущение, что их автор находится не в Соловецком лагере особого назначения, а на курорте... Как разительно отличается это отношение Владыки Илариона к гонению на него со стороны безбожных властей со словами многих современных ему церковных деятелей (как уехавших за границу, так и оставшихся в СССР, но занявших враждебную позицию по отношению к власти), называвших Советский Союз «царством антихриста» и считавших своим долгом бороться с этим царством!

Соловецкий лагерь особого назначения Соловецкий лагерь особого назначения     

Но ведь не мог же архиепископ Иларион на самом деле жить на Соловках, как «на покое»! Как он — православный богослов, епископ, один из ближайших к Патриарху Тихону людей — мог не страдать от того, что его лишили свободы, возможности служить и проповедовать и заточили в лагерь вместе с уголовниками?

Один из возможных ответов на это можно найти в воспоминаниях архимандрита Иоанна (Крестьянкина) о годах, проведенных им лагере. Приближенным к нему людям старец рассказывал, что это были самые счастливые годы его жизни, потому что в лагере Бог всегда был рядом. «Почему-то не помню ничего плохого,— говорил он о лагере.— Только помню: небо отверсто и Ангелы поют в небесах! Сейчас такой молитвы у меня нет…».

По воспоминаниям знавших его людей, в лагере Владыка Иларион сохранил монашескую нестяжательность, детскую незлобивость и простоту. Он просто отдавал всем все, что у него просили. Ни на какие оскорбления окружающих никогда не отвечал, казалось, не замечая их. Он всегда был мирен и весел, и, если даже что и тяготило его, он не показывал этого. Из всего происходящего с ним он всегда стремился извлечь духовную пользу, и, таким образом, ему все служило ко благу.

На Филимоновой рыболовной тоне, в десяти километрах от главного Соловецкого лагеря, он находился вместе с двумя епископами и несколькими священниками. Об этой своей работе он говорил добродушно: «Все подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот — богословцы рыбари показа».

Советская власть в это время всем давала равные сроки: и выдающемуся архиерею, славно потрудившемуся рядом с Патриархом Тихоном в борьбе с врагами Церкви — обновленцами, и молодому иеромонаху из Казани, чье «преступление» состояло в том, что он снял орарь с дьякона-обновленца и не позволил ему вместе с собою служить. «Любочестив бо сый Владыка,— говорил по этому поводу Владыка Иларион,— приемлет последнего, якоже и первого; упокоевает в единонадесятый час пришедшего, якоже делавшего от первого часа. И дела приемлет, и намерения целует, и деяния почитает, и предложения хвалит».

Архиепископ Иларион, будучи подлинным христианским богословом, старавшимся видеть Бога везде, на всяком месте, во всякое время, и самый Соловецкий лагерь воспринимал как суровую школу добродетелей — нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия. Его было нельзя опечалить ничем, и это его настроение поднимало дух окружающих.

    

Ко всем он относился с подлинной любовью и пониманием. В каждом человеке он ощущал образ и подобие Божие, жизнью каждого человека интересовался искренне. Он часами мог говорить и с офицером, и со студентом, и с профессором, и с представителем уголовного мира, каким-нибудь известным вором, которого он с любопытством расспрашивал о его «деле» и жизни. Владыка всем был доступен. Его простота скрашивала и смягчала недостатки его собеседников. Воистину он был кроток и смирен сердцем, находя в этом покой не только для своей души, но вселяя мир и покой в смятенные души окружавших его людей.

Знавшие его в Соловках писали о нем: «Он доступен был всем... с ним легко всем. Самая простая внешность — вот что такое был владыка. Но за этой заурядной формой веселости можно было постепенно усмотреть детскую чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, это сладостное безразличие к материальным благам, истинную веру, подлинное благочестие, высокое нравственное совершенство. Его обыкновенный вид скрывал от людей внутреннее делание и спасал его самого от лицемерия и тщеславия. Он был решительным врагом всякого лицемерия и показного благочестия. Каждого прибывавшего в Соловецкий лагерь священника владыка подробно расспрашивал обо всех предшествовавших заключению обстоятельствах.

— За что же Вас арестовали? — спросил владыка прибывшего в лагерь игумена одного из монастырей.

— Да служил молебны у себя на дому, когда монастырь закрыли,— ответил тот,— ну, собирался народ, и даже бывали исцеления...

— Ах вот как, даже исцеления бывали... Сколько же Вам дали Соловков?

— Три года.

— Ну, это мало, за исцеления надо бы дать больше, советская власть недосмотрела...».

Желая вовлечь архиепископа Илариона в раскол Православной Церкви, Е.А. Тучков распорядился перевести его из Соловков в Ярославское ОГПУ, предоставить ему отдельную камеру, возможность заниматься научной работой, вести деловую переписку и получать любые книги с воли, а тем временем хотел попытаться уговорить его на сотрудничество с ОГПУ.

5 июля 1925 года архиепископ Иларион был перевезен из Соловецкого лагеря в Ярославский политический изолятор. Из тюрьмы он писал своей родственнице:

«Ты спрашиваешь, когда же кончатся мои мучения? Я отвечу так: мучений я не признаю и не мучаюсь. При моем “стаже” меня ведь тюрьмой не удивишь и не испугаешь. Я уже привык не сидеть в тюрьме, а жить в тюрьме, как ты живешь в своей квартире. Конечно, нелепого в моей жизни и было и есть немало, но нелепое для меня более смешно, чем мучительно. Зато есть у меня преимущества в моей жизни, из-за которых я согласен терпеть и разные нелепости... В самом деле. Имею здесь отдельную келию с достаточным освещением, с почти достаточным отоплением — и все это бесплатно. Нужно тратить только несколько рублей в месяц, чтобы пансион был достаточным,— конечно, для такого безразличного к этим делам человека, как я. Но главное... самое милое то, что я могу без помехи отдаться своей первой и постоянной любви — науке, с которой жизнь было меня совсем разлучила... Здесь... меня ничто и никто не отвлекает. Кроме двухчасовых прогулок в день да нескольких минут на обед или чай остальное время я провожу за книгами. Я себе задал громадную тему, которую разве только в десяток лет можно разработать. Самый большой вопрос, конечно, книжный. Но на первое время я использую книги, которые можно достать. Доселе недостатка не имею и в книгах. Почти каждый месяц получаю от друзей из Москвы по ящику книг и каждый месяц их возвращаю, сделав нужные выписки. Это только при моем теперешнем положении можно браться за чтение собраний сочинений в тысячи и даже десятки тысяч страниц. Не один десяток тысяч страниц я уже и проштудировал. Иные книги десяток лет лежали у меня, и все некогда было прочитать. Еще бы, если книга тысяча — тысяча двести страниц немецкого текста! А тут и до этих книг очередь дошла.

Соловецкий лагерь особого назначения Соловецкий лагерь особого назначения     

Словом, у меня настроение и духовное содержание жизни такое же, как было пятнадцать лет назад. Не хватает одного — академической библиотеки! Будь академическая библиотека, я бы попросил здесь приюта не до конца этого года, а по крайней мере до конца этого десятилетия. Что же поделаешь, если место для науки, интересной и важной для меня, только в тюрьме? Я тут не виноват ни в чем.

Ведь вот как устраивает Господь (через ОГПУ) жизнь мою: живу без нужды и без забот вот уже четыре года. Только и думаешь, какие и как книги достать. И это по моим указаниям добрые люди успешно исполняют. Вот и сегодня повестку получил: целый пуд книг пришел, а вон у стены стоит ящик с прочитанными, приготовленными к отправке. Вот и все мои заботы! А беззаботность — это для меня самое милое дело!

Всех поцелуй и всем расскажи, как я нашел свою судьбу в тюрьме».

Соловецкий лагерь особого назначения Соловецкий лагерь особого назначения     

Переговоры Тучкова с архиепископом Иларионом зашли в тупик: последний наотрез отказался поддерживать советскую власть в ее намерении расколоть Церковь и решительно отверг предложение Тучкова возглавить раскол. За это Владыка получил еще 3 года заключения и снова вернулся на Соловки.

Однако не все шесть лет соловецкой ссылки оптимистическое настроение Владыки Илариона пребывало неизменным. Ближе к концу второго срока он начал жаловаться на то, что время проходит для него без пользы. Неволя делала зыбким и непрочным всякое начинание. Ты начал исследование, употребил немало времени и сил для успешного его продвижения, а завтра тебя переводят в другое место, хотя бы и в пределах того же Соловецкого острова, но надзиратели устраивают обыск, и от трудов твоих не остается следа. Работать и что-либо записывать в таких условиях было почти то же, что стараться написать книгу, находясь на корабле во время неумеряющегося шторма.

В конце лета и осенью 1929 года Владыка писал родственнице: «Живу-то я без нужды, но жизнь невеселая и малосодержательная. Так только время пропадает неважно, и иной раз приходят такие мысли. Вот, например, за шесть лет, с 1906 до 1912 года, прошел курс академический. Сколько наук прошел, сколько сочинений написал! Магистерскую даже защитил. Из мальчика, приехавшего из Тулы, стал совсем человеком. А за последние шесть лет — что? Одно горе, одна грусть! Пропали лучшие годы, а их не так уж много впереди осталось. Больше осталось позади. Вот эта потеря невознаградима. И сколько их пропадет еще!

Вот такие мысли приходят порой, и, понятно, невесело от них становится. Но успокаиваешься на том, что ты сам во всем нисколько не повинен. Видно, в такую полосу историческую попал, что должна жизнь пропадать без дела и без пользы. И еще есть утешение в том, что не один ты в таком положении, а иные и в худшем. Ведь у меня нет еще борьбы за кусок хлеба, а сколько людей в этой борьбе опустошают жизнь свою…».

    

Но не надо думать, что лагерь все-таки сломил Владыку Илариона, что его упование на неизменно бдящий над ним Промысл Божий стало ослабевать и он подвергся унынию. Нет! Если мы внимательно вчитаемся в вышеприведенные строки, то поймем, что Владыка сожалеет не о том, что его — не виновного перед государством ни в чем, кроме ревностного исполнения своего пастырского долга — заточили в лагерь, и уже 6 лет он не видит своей паствы, а о том, что Соловки оказались не самым подходящим местом для занятия богословской наукой.

Архиепископ Иларион предал свою многострадальную душу в руки Божии 28 декабря 1929 года в ленинградской больнице, в возрасте 43 лет. Благодаря тому, что он умер не в лагере, его похоронили не в общей могиле (как большинство мучеников XX века), а предали подобающему архиерею погребению. Ныне его мощи почивают в Московском Сретенском монастыре, настоятелем которого он являлся в 1920-е годы.

Опыт жизни таких людей, как священномученик Иларион, показывает, как в любых обстоятельствах жизни нужно стараться видеть невидимую руку Божию и воспринимать все, происходящее с нами, как Его волю о нас — не всегда для нас понятную, но всегда благую и совершенную (см.: Рим. 12, 2). Это вселяет в нас мир душевный и упование на Бога, только благодаря которым мы можем переплыть море настоящей жизни и достичь спасительной пристани Царствия Божия.

«Господь всеведущ, а мы близоруки. Помолимся, чтобы Господь устроил все наши дела по Своему Божественному Промыслу, который превыше всех наших дум, гаданий и опрометчивых решений. Положимся во всем на волю Божию, подчиним ей свою волю, но только добровольно, при наличии полного внутреннего и непринужденного расположения духа. Господи! Да будет воля Твоя! <...> Промысл Божий прав всегда. И если Он попускает нам испивать горечь современной жизни, то это при несомненном доверии Богу есть единственно спасительный путь для нас».

Иеродиакон Серапион (Залесный)

Источник: Православие и современность

28 декабря 2019 г.

Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!
Комментарии
Hola29 декабря 2019, 23:22
Борис Ширяев оставил отличную книгу о Соловецком лагере - Неугасимая лампада. Там упомянут и священномученик Илларион.
Людмила29 декабря 2019, 13:12
Спаси Господи,очень интересная статья!!!!Свящмуч. Иларион,моли Бога о нас!!!
рБ Марина28 декабря 2019, 22:48
СПАСИ ГОСПОДИ ОТЕЦ СЕРАПИОН ЗА СТАТЬЮ!!!ПОМОЩИ БОЖИЕЙ ВАМ В СЛУЖЕНИИ И В ТРУДАХ!!!СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИЛАРИОН МОЛИ БОГА О НАС!!!ПОМОГИ р Андрею ПОМОЛИСЬ О НЕМ ГОСПОДУ!
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все комментарии будут прочитаны редакцией портала Православие.Ru.
Войдите через FaceBook ВКонтакте Яндекс Mail.Ru Google или введите свои данные:
Ваше имя:
Ваш email:
Введите число, напечатанное на картинке

Осталось символов: 700

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×