Надежда есть!

В Саратове побывала великая святыня — Курская Коренная икона Божией Матери «Знамение». Чудотворная икона была явлена в XIII веке, а в XX, после октябрьского переворота, после многих перипетий оказалась в США, в Знаменском кафедральном соборе Нью-Йорка, где сейчас и находится. Долгие годы она оставалась святыней Русского Зарубежья, Одигитрией (Путеводительницей) изгнанников и их потомков, но ни в коей мере не утратила при этом своего духовного значения для России. С 2007 года две ветви Русской Церкви — РПЦЗ и Церковь Московского Патриархата — снова едины, и Курская Коренная регулярно посещает наше Отечество. В Саратове икона побывала в сопровождении своего хранителя — Епископа Манхэттенского Николая. Мы попросили Владыку рассказать о путешествиях чудотворной иконы, а также о сегодняшней жизни православных христиан в Америке.

— Вы — хранитель иконы Курской Коренной. А кто такой хранитель? Какие у него обязанности?

— Икона хранится в Нью-Йорке, в нашем Знаменском соборе, там же, где заседает Синод Русской Зарубежной Церкви и находится резиденция ее Первоиерарха, Митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Илариона. Оттуда икона посещает наши епархии, храмы по всему миру. Как правило, великую святыню в свою епархию приглашают правящие архиереи, и это приглашение обсуждается на Архиерейском Синоде.

Быть с Курской иконой — и большая радость, и серьезная ответственность. В декабре 2010 года Архиерейский Синод мне дал послушание сопровождать ее по всему миру. Расписание для нее составляется на год вперед. Я в Синоде отвечаю за икону, приношу ее на все богослужения. После службы ее уносят или ко мне, или к Владыке митрополиту. Икона всегда с кем-то — это правило нашей Церкви.

— Сказывается ли постоянное передвижение на состоянии древней святыни? Приходится ли ее реставрировать?

— Нет-нет, икону мы не трогаем. Она находится в драгоценной ризе, в киоте. Я не вижу, чтобы она как-то портилась или разрушалась. Икона должна быть в храме, с народом Божиим, а Господь ее охраняет.

Курская Коренная икона не мироточит, но чувствуется благоухание от нее. Интересно, что разные люди по-разному его описывают: кто-то чувствует нечто, подобное аромату роз, кто-то ощущает миро… Это благоухание — милость Божия, которую Господь проявляет через святыню.

— Как икону обычно встречают? Были ли Вы свидетелем каких-то интересных событий или случаев, сопровождая святыню?

— Мне всегда приятно смотреть на людей, которые пришли помолиться к иконе, — и взрослых, и молодых, и совсем маленьких. Кто-то осознаёт, куда и почему пришел, а кто-то, может быть, еще не полностью это понял, но, отходя от иконы, все благодарят, потому что уже понимают, где они были и Кому они молились. Я обычно выхожу к людям, чтобы благословить их и узнать, откуда они, какие у них переживания, ведь у человека, обращающегося к Богородице, всегда что-то есть на сердце. Он, может быть, боится, не знает, как это выразить людям, даже своему духовнику. А здесь можно прийти к иконе и от всего сердца что-то высказать, попросить у Божией Матери. Я вижу, как люди меняются к лучшему после молитвы перед Чудотворной: светлые лица, спокойствие на душе, а это и на мне самом как-то отражается. Я тоже радуюсь и думаю: «Господи, такое благословение — быть рядом и быть свидетелем этих явных чудес!». Вернувшись домой, мы в Нью-Йорке получаем письма, сейчас чаще электронные, где люди благодарят, рассказывают, что их молитвы были услышаны, кто-то исцелился, кто-то воцерковился, крестился. Это радует и дает понять, что то, что мы делаем, — правильно и во славу Божию.

— Как и когда впервые произошла Ваша встреча с исторической родиной? И какое впечатление на Вас произвели тогда Россия и Русская Церковь?

— Я и мои старшие братья родились и всю жизнь живем в Америке. Мы ходили в американскую школу, но дома всё было по-русски, у нас был русский дух. В субботу и воскресенье мы посещали наш храм в честь Успения Божией Матери, недалеко были храмы в честь святого равноапостольного князя Владимира и в честь святого благоверного Александра Невского. Мы посещали все богослужения праздничных дней. По вечерам дома разговаривали только по-русски. В субботу мы посещали русскую приходскую школу, были там с утра до вечера. Нам преподавали русский язык, Закон Божий, литературу, историю России, даже пение и танцы. Мы понимали, что у нас есть своя жизнь в Америке, и Бога благодарили за это, но также понимали, что мы какие-то другие, мы — русские, и у нас есть своя русская православная вера, своя русская культура, что по субботам и воскресеньям мы встречаем наших русских друзей.

— А почему родители так старались Вас именно в русской культуре вырастить? Ведь чаще, когда люди меняют место жительства, они хотят, чтобы дети быстрее адаптировались…

— Мои родители уехали из России вынужденно и всегда чаяли вернуться на свою Родину. Где бы ни был русский человек, он это не забывал, старался изо всех сил сохранить веру, культуру, язык — все, что было связано с той Россией. Для чего? Чтобы иметь возможность вернуться. Наши родители очень надеялись на это, и всё, что мы делаем и делали, — так нас воспитывали, — всё делалось для России.

В 2001 году по приглашению Владыки митрополита Лавра1 — он тогда был еще архиепископом Сиракузским и Троицким — я был в составе маленькой делегации, которая посетила Россию. Мы были в Москве, Санкт-Петербурге, Петрозаводске и потом поехали помолиться на Соловки.

Так я первый раз, в 27 лет, побывал на родине. Да, я родился в Америке, но Россия для меня — Родина. То, что я слышал от своих преподавателей, о чем мне рассказывали мои бабушки, родители, наши священники и архиереи — я с этим встретился. И это была большая радость. Мы пробыли в России только две недели, маршрут был очень насыщенный, но я понял, что еще не раз вернусь сюда. В такое время, как сегодня, когда можно молиться и знакомиться с прекрасными Владыками, священниками, с народом Божиим, я радуюсь и благодарю Бога за такие милости.

— Какое из впечатлений первой поездки было самым ярким?

— Я помню, что меня поразили мощь и крепость русских храмов, монастырей. Первый раз мы были на Соловках — такая крепость духовная, древняя, там были же и наши новомученики! Это очень на меня повлияло. У нас за рубежом есть приходы, храмы, даже соборы, но такого величия, как в России, конечно, нет. И еще — очень приятно было видеть, что на каждом углу теперь купола, кресты, колокольный звон. А сейчас этого еще больше стало, и все радостнее это видеть.

— Кем Вы себя больше ощущаете — русским или американцем?

— У меня американский паспорт, но я русский архиерей из Америки, член Русской Зарубежной Церкви. Моя епархия — в Америке, там моя паства, мои прихожане, русские люди — те, которые раньше приехали и кто переехал в Америку за последние десять лет, и местные жители, которые принимают православную веру. И я окормляю, по возможности, наших прихожан, но также нужно и миссионерствовать, привлекать к спасительному пути тех людей, которые пока мало что знают о православной вере или вообще ничего не знают.

— А есть ли разница между православными россиянами и американцами?

— Америка — христианская страна. Американский человек — он трудится, отдыхает, он по своей натуре добрый, даже немного наивный. Все американцы, с которыми я встречаюсь, веду дела, — очень хорошие, чистые люди. Американский человек добр, но он как бы живет для мира сего, чтобы радоваться жизни. Если он воцерковлен, да, он посещает свой храм, воскресное богослужение, но все же обычная, мирская жизнь — отдых, работа, различные занятия — занимает его больше. У православных русских все связано с историей, культурой и, опять же, с богослужебной жизнью. У нас проводятся съезды для взрослых и для молодых, семинары, мы вспоминаем нашу историю, говорим о православной вере… Есть доброе отношение между православными и другими американцами, но уже внутренняя жизнь немножко другая — здесь, в России, более церковная, а там более современная, что ли.

— То есть, если я Вас правильно поняла, американцев более интересует практическая сторона жизни, «хлеб насущный», а русских православных волнует жизнь духа, внутренняя, интеллектуальная?

— Ну да, я бы с этим согласился.

— Чем живет сегодня Русская Православная Церковь в Америке? Кто ее прихожане?

— В наших приходах есть и старые эмигранты, и люди, которые сейчас приезжают из России, Украины, Белоруссии, Молдовы, вливаются в нашу приходскую жизнь, кто-то даже поступает в семинарию; есть коренные американцы, которые принимают православную веру. Чаще всего это бывает, когда заключаются смешанные браки, когда русский человек находит свою невесту в Америке или же русская девушка находит кого-то в США. По благословению правящего архиерея, если человек — христианин, пусть не православный, его можно обвенчать с православной избранницей (или, наоборот, избранником) с условием, что дети их будут крещены и воспитаны в православной вере. В большинстве случаев супруг или супруга принимают потом православную веру.

Синодальный Знаменский собор в Нью-Йорке     

В Нью-Йорке я служу в соборе в честь Курской иконы Божией Матери, его нижний храм освящен в честь преподобного Сергия Радонежского. У нас, слава Богу, ежедневное богослужение — в соборе служба идет на церковнославянском языке, а в нижнем храме совершается Литургия полностью по-английски: англоязычный священник окормляет ту часть нашей паствы, которой недоступен пока церковнославянский язык. На эти службы приходят те смешанные пары, о которых я только что говорил, и американцы, которые недавно пришли к Православию. 18 июля, в день памяти преподобного Сергия, мы отмечаем престольный праздник для наших англоговорящих прихожан, и в этот день служим архиерейским чином, причем полностью по-английски.

У нас в Восточно-Американской епархии 110 приходов. Есть приходы, где все богослужение совершается по-церковнославянски, строго сохраняется русская традиция, есть приходы, где Евангелие и Апостол читаются и на церковнославянском, и на английском, где батюшка проповедует на двух языках, и есть, наконец, приходы, в которых всё полностью идет по-английски. Наш богослужебный устав, Приходской совет — всё устроено, как в Русской Церкви, только переведено на английский. И прихожане понимают, куда они пришли, понимают, что они — часть нашей епархии, что они — часть Русской Церкви, и даже немного этим гордятся.

— А как давно была служба переведена на английский язык?

— Как только в Америке появились первые русские эмигранты, начали переводить богослужебные чины. Инициатором стал Патриарх Тихон, новомученик, когда он был епископом в Америке, в Сан-Франциско, а потом в Нью-Йорке. Это делалось для того, чтобы иметь возможность служить и проповедовать на языке страны пребывания.

У нас при Синоде есть Синодальная комиссия по переводам, туда поступают переводы богослужебных текстов, акафистов и других книг, комиссия их проверяет, и потом Синод утверждает этот перевод.

— У нас в России сейчас активно ведутся споры, нужно ли переводить богослужение на современный русский язык; а Вы все время говорите о языке церковнославянском.

— Мы в Америке служим в основном на церковнославянском языке, это богослужебный язык. Я сам лично тоже против того, чтобы переводить службу на современный русский. Те переводы, что делаются у нас, — это ведь тоже не разговорный английский, не жаргон, это староанглийский язык. Там есть свои особые слова, свои специфические моменты. Это не разговорный, а особый богослужебный язык. И так же с нашим славянским языком — не всегда можно передать ту красоту, ту глубину смысла, которая живет в церковнославянском тексте, посредством современного русского языка. Некоторым людям, мне кажется, просто лень немножко потрудиться. Служба из года в год повторяется — те же посты, те же праздники, те же пасхальные песнопения. Человек, который живет церковной жизнью, регулярно посещает службы — он будет понимать все больше и больше. Ну, и позаниматься немножко можно — взять книгу, прочесть, потом спросить у священника или у кого-то, кто знает: «Объясните мне, что эта стихира означает, почему так поют?».

Знаете, некоторые наши англоговорящие прихожане посещают службы на церковнославянском языке. Им, не знающим языка, очень нравится наша служба, такая торжественная, и они мне говорят: «Мы не все полностью понимаем, но мы чувствуем эту красоту, чувствуем, что здесь особая молитва». Я считаю, что нужно сохранить церковнославянский язык, но мы также обязаны проводить миссию и потому должны переводить на другие языки и Священное Писание, и службы, чтобы дать всем возможность прикоснуться к православной вере.

— У Русской Православной Церкви сегодня много острых проблем: растущий прессинг со стороны СМИ, где раздуваются антиклерикальные настроения, это и, к сожалению, массовая религиозная безграмотность людей, обрядоверие и так далее. А какие проблемы сейчас у Православной Церкви в Америке?

— Я очень переживаю за нашу молодежь. Конечно, слава Богу, у нас есть наши епархии в Америке, наши храмы, идет богослужебная жизнь, но молодые люди учатся в общих школах, в университетах, где абсолютно все разрешается, где пропагандируется аморальность. Человек свободен — делай что хочешь, главное, чтоб ты был доволен: никто не может тебе что-то сказать. А ведь такая свобода просто опасна! Русские молодые люди в Америке хотят продвигаться в жизни, соперничают с другими, им приходится больше заниматься, больше трудиться, чтобы влиться в эту американскую модель жизни. И они не всегда посещают богослужения, не в каждый церковный праздник бывают дома, и немного теряются. Я за них переживаю. Сейчас так легко отойти от веры, поддаться соблазнам мира сего и потеряться. А потом человек оказывается какой-то пустышкой, потому что у него в сердце нет веры, нет Иисуса Христа, а без Бога не будешь жить спокойно и спасительно на этой земле.

Еще одна важная проблема — непростая жизнь наших священников. Не каждый приход может полностью содержать священника, поэтому у всех наших батюшек, диаконов, даже иподиаконов, помимо служения, есть еще гражданская работа — кто-то преподает в школе, кто-то работает в магазине, кто-то инженер. У них очень нагруженная жизнь: и на приходе нужно служить, и быть пастырем для паствы, в субботу требы исполнять, и вести приходскую школу, при этом с понедельника до пятницы трудиться на основной работе. Но они это делают, осознавая, что это нужно, чтобы спасти свою паству и помочь прихожанам. Я очень уважаю наших священников, наше духовенство, потому что все безвозмездно трудятся на благо нашей Церкви, а это непросто.

Сложные времена сейчас. Школы стараются занять детей даже в воскресные дни, проводя разные спортивные мероприятия или дополнительные уроки. Я помню, когда рос в Америке в 70–80-х годах, воскресный день — это было свято. Всё было закрыто, и все посещали свой храм. Но сейчас, к сожалению, воскресный день — это совершенно обычный день недели: все куда-то уезжают, кто за покупками, кто по другим делам. Люди не помнят или не понимают, что этот день предназначен для Бога, для церковной жизни. Мы стараемся напоминать нашим прихожанам: пожалуйста, держите день воскресный, посещайте всенощную в субботу, отойдите от ваших мирских дел хотя бы на пару часов.

На проповедях я говорю своим прихожанам, что мы живем от понедельника до понедельника, но это не совсем правильно. Нужно жить от воскресенья до воскресенья. Воскресенье — вот первый день вашей недели. Отложите всё попечение ваше, все ваши дела и два-три часа отдайте Богу: посетите храм, исповедуйтесь, причаститесь. И дальше, я уверен, что всё у вас сложится, как должно быть, потому что вы поставили Бога и Церковь на первом месте. Но это то, что сейчас меняется в Америке — у людей другие приоритеты.

— Да, в двадцатом веке Америка была самой религиозной страной западного мира, сейчас все поменялось. Традиционные ценности подвергаются массированной атаке: разрешены однополые браки, внедряется раннее сексуальное просвещение в учебных заведениях, всевозможные меньшинства отстаивают свои права… Как современные христиане сегодня себя в Америке ощущают?

— С одной стороны, нам нечего бояться — мы, малое стадо, живем своей жизнью. Но, с другой, может быть, сейчас верующий человек, традиционный, не всегда решится открыто говорить то, что он думает, зная, что будут нападки со всех сторон…

— То есть эти нападки есть?

— К сожалению, да. Бывает, что человек защищает свою веру, свою жизненную позицию, а окружающие резко противятся этим высказываниям. Да, есть такое чувство, что многие просто молчат, но своим поведением, своим внутренним расположением остаются традиционными христианами. К празднику Рождества Христова всё еще украшают дома, ставят елку и ясли во дворах, во всех храмах, и с Пасхальным днем мы всех поздравляем, слава Богу, и нужно продолжать так же поступать. Всё еще это делается, но уже отходит: раньше было как-то сильнее, ярче, а сейчас люди стали бояться выражать таким образом свои чувства. Но он всё еще есть, этот твердый слой христиан в Америке.

— Есть ли у Вас надежда, что ситуация изменится к лучшему, и если да, то что Вам эту надежду внушает?

— Ну конечно, надежда есть, не нужно унывать. Никто, никакая сила не может победить Бога! Если мы будем, прежде всего, внутри себя, в сердце своем исповедовать свою веру, осознавать свою греховность, каяться, посещать храм Божий регулярно, да, я думаю, что христианские ценности будут утверждаться.

Очень важно то, что происходит дома, ведь семья — это домашняя церковь. Дети смотрят на родителей — как родители себя ведут, как они общаются, как молятся, постятся, как они разговаривают с детьми — это в их памяти останется навсегда. Если мы будем примером для наших детей, укажем им правильный путь — путь туда, где спасение, где добро и свет, я думаю, что ситуация будет только улучшаться.

Конечно, это зависит и от нас, от епископов, священников, но более всего от наших дорогих родителей: необходимо, чтобы они дома сохраняли обстановку маленького храма, служили добрым примером; чтобы они учили детей с людьми здороваться, улыбаться, говорить: «Христос воскресе!» на Пасху, а на Рождество: «С Рождеством Христовым!», не стесняясь и ничего не боясь! И тогда другим, внешним по отношению к Церкви людям тоже станет понятно, что надежда есть!

Журнал "Православие и современность", № 45 (61)