Отец Виктор из Высокого

Фото: Ольга Ганичева

Не умеют седеть деревья.
Серебро дано человеку, им же – золото с красной медью.
По безжизненной черной пашне гонит ветер мертвые листья:
Равнодушна, неумолима, по России гуляет осень.
По следам ее, точно спруты, из оврагов ползут туманы,
Да свинцовые тучи бродят на косых, дождевых ходулях…

***

Чей это голос на улице? Кто с собакой разговаривает, а она на него не лает?

– Сержант... Какой красивый вырос. Старшиной тебя еще не сделали? – слышу голос гостя.

Собаку мою зовут Сержант. Только отец Виктор, священник из Высокого, может вот так подойти и овчарку чужую погладить. Ставлю чайник на огонь и бегу к двери:

– Доброго здоровья, батюшка. Проходи, проходи, не разувайся там. Проходи…

Отец Виктор дышит, где хочет. Спросишь: «Ты откуда?» Он ответит: «Из Чаадаевки. Рамы для церкви заказывал». В другой раз поинтересуешься: «Куда путь держишь?» – «В Нижний Новгород. Сейчас до Пензы, там на поезд». Попьет чаю – и в путь. Через неделю встретишь: «Был в Нижнем?» – «Был». – «Как до Пензы добирался?» – «На попутке. Бог послал…» Сын у него в Нижнем служит.

У него руки, как у кузнеца. Бесстрашен он абсолютно. Я к нему тянусь, как ко мне мой сынишка, хотя по возрасту он не намного старше. Батюшка немногословен. Больше слушает, чем говорит. Спросишь – ответит. Для него все на свете просто и ясно.

У него руки, как у кузнеца. Бесстрашен он абсолютно. И с ним – спокойно

Пьем чай с домашними булочками. Беседуем.

– Отец Виктор, меня так телевизор раздражает…

Он прихлебывает из чашки. Говорит:

– Выключи его.

– А вот есть у меня друг. С ним о душе заговоришь – он сразу спорить начинает.

– Не ходи к нему.

Он прикусывает булочку.

– Батюшка, как быть, если приходишь в гости, тебя скоромным угощают, а день постный?

– Обижать людей нельзя, поэтому не ходи в гости постом. Сиди дома. А коли пришел – ешь все подряд, не обижай хозяина. А то есть умники – спрашивают, постные ли булочки или в тесто сметану добавляли. Это – фарисейство.

Вот тут я и поймал его буквально дня через два. Заехал он в гости с матушкой в среду. Матушка Валентина – это ангел в женском обличии. Пока они с моей женой на улице разговаривали, мы с отцом Виктором вошли в дом. Спрашиваю: «Батюшка, блины будешь?» – «Да они у тебя на яйцах, небось». – «Сейчас узнаю», – говорю. Дверь открываю, интересуюсь у супруги: «Наташ, тут фарисей в гости зашел. Спрашивает: в блинах яички есть?» Ох и смеялись мы, громче всех отец Виктор! Даже матушка хохотала: «Батюшка, ты – фарисей! Ха-ха-ха!»

Раньше я очень спортом увлекался, железом. Отец Виктор не отрицает пользы для здоровья, однако сказал мне как-то:

– Ерунда это. Пустая трата времени.

И потихоньку я от серьезного спорта отошел. Так, время от времени балуюсь. Однажды я видел в музее меч. Длиной метра полтора, толщиной в палец и шириной в ладонь. Как наши предки такими махали? А ведь у них постов было больше, чем скоромных дней. Откуда энергия бралась? Отец Виктор мои сомнения разрешил:

– Лошадь одну траву ест, а она сильнее нас намного.

Про сигареты он так считает:

– Ну, вино хоть пьют, как воду, а дымом дышать или иглу себе вводить – это же противоестественно. Уродство.

С ним – спокойно. Мне не хочется его отпускать. Ну куда он пойдет? Ночь скоро. Осень. Как он там на дороге будет стоять? Вдруг дождь хлынет?

Как представлю его на перекрестке бесконечных российских дорог… Иногда вдруг мне покажется, что из нас двоих не он старший. И будто он бесстрашен оттого, что беззащитен. Если бы кто-то обидел, я тому нехорошему человеку голову открутил бы. Но он встает из-за стола, читает благодарственную молитву, и эта иллюзия исчезает. В стареньких ботинках он уходит из Башмакова, ему надо в Нижний Новгород.

***

Образ непонятный и далекий – в детстве поразившая картина:
по земле пустынной и безбожной кони исполинские шагают
на паучьих выморочных ножках.
Между ними, крошечно-бессильна, мечется фигурка человека,
крест в руках отчаянно вздымая, как надежду своего спасенья…

Я уже точно не помню, как мы познакомились. В селе Высоком жители решили восстанавливать церковь. Владыка прислал отца Виктора. Вот я и встретился с ним в полуразрушенном храме. Крестов, куполов на церкви не было, внутри лежали трубы, доски. Крепкие руки батюшки были перемазаны раствором, и если бы не подрясник с засученными рукавами, я и не выделил бы его среди других мужиков. Он водил меня по церкви, рассказывал:

– Как начали мы окна освобождать, прямо под куполом раздался такой злобный свист, вроде змеиного шипения. Мужики испугались. Злился враг, гнездо тут свил… Знаешь, я рад, что восстанавливаем церковь с нуля. По крайней мере никто не упрекнет, что на готовое приехал. Бывает, начинают одни люди, заканчивают другие. Ссорятся, спорят. Это оттого, что человек мнит о себе, думает: «Вот я церковь строю». А мы ничего сами не строим. Господь возводит, мы присутствуем.

Человек мнит о себе: «Я церковь строю!» А мы ничего сами не строим. Господь возводит, мы присутствуем

Работником батюшка оказался истовым. Он церковь отстраивал своими руками, таскал кирпичи, ворочал бревна вместе с нанятыми, а когда нанимать было не на что, один вкалывал. Сейчас, приезжая в Высокое, я даже вспомнить не могу, как выглядел храм в доисторическую эпоху.

Однажды я застал батюшку лежащим под машиной – ремонтировал он ее тоже сам. Помню, потом матушка поила нас чаем с медом, а батюшка рассказывал:

– Вот как здорово. Бог послал. «Нива» с кузовом. На ней можно и кирпич привезти, и цемент.

На машину он смотрел только как на подсобное средство для стройки. Я спросил:

– Это твоя собственная?

– Да можно и так сказать. Я сам себе не принадлежу вообще-то; наверное, и про машину нельзя говорить, что она мне принадлежит…

А потом он ее продал. И говорит:

– Как без нее хорошо стало, спокойно. Идешь куда хочешь. Ни ремонтировать ее не надо, ни бензин покупать. Бог забрал…

На днях он заезжал. Рассказал мне притчу одну. Я человека обидел, вроде за дело. С батюшкой поделился. Он засмеялся:

– Знаешь, один монах все к кузнецу приставал: «Откуй мне вериги». Кузнец к настоятелю пошел, спросил: «Отковать или нет?» Настоятель посоветовал: «Он к тебе придет, ты его ударь по левой щеке и сам увидишь, нужны ли ему вериги». Пришел монах к кузнецу, тот ему – хлоп по щеке. А монах ему в ответ так поддал, что кузнец ходить не мог. Я тоже за собой знаю: вспыльчив бываю. Сначала ударю словом, а потом жалею. Никого не считай ниже себя – вот и не обидишь никого.

Я спросил:

– Ну как там твоя церковь?

– Приедешь – увидишь. Все Бог посылает потихоньку. Диву даешься. Вот только подумаешь: где бы гвозди взять? Вдруг человек приезжает: «Батюшка, тебе гвозди не нужны на церковь? Я вон ящик привез…»

А мне засмеяться хочется. Недавно встретил человека из Высокого. Он в церковь не ходит, другом батюшки его никак не назовешь. И он мне сказал:

– Батюшка наш отмочил: машину продал, а на эти деньги церковь оштукатурил.

Человек, далекий от Церкви, ухмыляется: «Батюшка-то наш машину продал, а на эти деньги… храм оштукатурил!»

Спросить об этом стесняюсь. Он скажет: «Бог послал» – или отшутится.

Он встает и уходит пешком в свое Высокое. А темнеет скоро… А тучи ходят низко-низко…

Как мешают мне эти тучи.
Из-за них я не вижу небо.
Как луна сияет – не вижу.
Как мерцают звезды, качаясь
на волнах мирового эфира.
Я хотел бы увидеть Землю,
нашу маленькую планету,
но не ту, какой ее вижу,

а какой ее видит Солнце.
Как, плывя сквозь небесные сферы,

спит она на Божьей ладони.
Голубая-преголубая…

Не верьте тому, что пишут о наших батюшках газетки, интернетные блогеры, выключите телевизор, если он о них лжет. Их гонят те же самые люди, что травили Церковь. Только раньше боролись с «опиумом для народа», а сейчас борются за «чистоту церковных рядов». Священники гонимы за Христа, по Его же слову: «Гонимы будете за имя Мое». Не повторяйте клеветы на них, не оскверняйте уст хулой на них, даже если сто лжесвидетелей будут гнать на них пургу. Идите в церковь Божию, слушайте батюшек, смотрите им в глаза. Вы сами увидите, что это за люди.

Мне посчастливилось знать многих священников. Они разные. Кто строг, кто ласков, кто начитан, кто прост. Но подавляющее большинство – люди чистые, светлые. Они жизнь свою Господу отдали, и до того, чтобы понять это, нам порой очень и очень далеко.

Лишь теперь я что-то понимаю.
Образ, всплывший в памяти из детства, – это символ осени безликой.
То не кони ходят по пустыне – это рыщут грозовые тучи,
Дождевыми струями ступая.
Крест воздетый – знак обетованья, вечный символ ищущих спасенья.
Крохотные детские фигурки – это наши маленькие души.