Знакомые немцы приехали на Русский Север с благородной целью: увидеть Россию своими глазами, узнать ее сердцем. Обратились ко мне: "Познакомь с людьми, которые тут живут. Хотим узнать, чем живут, чем дышат. Мы нашим СМИ не верим".
Что ж, цель добрая, задача понятная, отношение к СМИ одинаковое, желание узнать людей честное. Да и самому интересно: по опыту знаю, что, если путешествуешь по России по делу, она тебе всегда благодарно поможет. А уж про Север и говорить нечего: с такими людьми тебя сведет, с такими историями познакомит, что остается только Бога благодарить за время, которое ты не истратил понапрасну, а прожил с толком.
Так и в этот раз: друзья в Архангельске, показав и рассказав много всего интересного и нужного, но все-таки любому туристу доступного, свели с Романом, человеком, по их словам, необычным. "Вот с ним поговорите — многое узнаете. И о России тоже".
Итак, Роман Иванов. Мужчина 33 лет, который, преодолев ("с помощью Христа!" — подчеркивает он) саможалеющее уныние и осуждающую всех и вся печаль по себе, любимому, устроил в Архангельске благотворительный фонд помощи "Радость моя". Задача фонда — помощь, труд для бедных и нищих, бездомных, многодетных, одиноких стариков, людей, зависимых от алкоголя и наркотиков и прочая, и прочая. Несколько лет назад была группа, даже группка единомышленников, а сейчас это уже целое движение. И благодаря ему у многих в Архангельске есть надежда и уверенность: Бог тебя не оставит, и есть на свете люди, способные помочь. Им ты, поверь, небезразличен. Поддержат, если что. Надо — еды принесут, надо — лекарства. А то и ремонт дома сделают, и твоя хибара с отвисшими обоями вдруг станет жильем подостойнее.
Началось же, говорит Роман, со стыда. "Да, действительно, мне стало здорово стыдно, что я жаловался на жизнь, винил во всем Бога и людей. "Зачем Он, этот ваш Христос, так все устроил, что я — инвалид с детства, что возможностей у меня гораздо меньше, чем у здоровых, а эти здоровые на меня еще косо смотрят?" Классика: типичный ропот и уныние. И как-то так получилось, что мне в голову пришла мысль: а вдруг есть на свете люди, которым живется хуже, чем мне?"
Собеседники спрашивают: "Подождите: это вы сами подумали или вам кто-то сказал? Потому что одно дело, если человек сам до этой мысли дошел, но совсем другое, когда тебя жить учат, твоей боли не испытывая. Как было дело?"
— Сам дошел. Потому что если бы кто начал мямлить "сверху вниз", снисходительно на тебя поглядывая: "Оглянись вокруг! Жизнь прекрасна! Есть люди, которым гораздо хуже!" и все в таком роде, я бы его, наверное, просто прогнал. Сам не поймешь, не почувствуешь сердцем боль другого — все сведется к теории, благочестивым словесам, сотрясению воздуха. Рано или поздно это надоест, испарится, и будешь ты сухой законник. Так дела не сделаешь, мне кажется.
— Так с чего же все началось?
— Знаете, с простой буханки хлеба. Сижу дома, рядом сосед живет бедный. Просто бедный: денег нет у него. И я подумал: что мне стоит купить ему хлеба? Пенсия у меня есть — что мне мешает хоть как-то помочь человеку? Дошел до магазина, купил буханку, вручил соседу — тот радуется и благодарит. И мне хорошо.
Это уж потом, когда познакомился со священником, поддержавшим меня, дело приняло другой, серьезный вид. Батюшка говорит: "Давай так сделаем: ты походи к нам на приход, с людьми познакомься, а потом, когда в нашу жизнь войдешь, почитаешь, сможешь и книги-свечи продавать. Все прибавка к пенсии. И про помощь другим не забывай. Добрых людей у нас много. Только их, знаешь, иногда тормошить надо. Бог в помощь".
— Добрых людей у вас точно много, это мы на себе проверили. И что, откликнулись на вашу идею — устроить благотворительный фонд?
— Да, и довольно быстро. Особенно молодежь. Причем со всего города. Мы ж не будем спрашивать приходской "прописки" или справки о том, что человек вообще крещеный: хочешь помочь — спаси тебя Бог, кем бы ты ни был. У нас главная беда с молодежью какая: религиозное просто стремление к "успеху и богатству". Все по слову святого Иоанна Кронштадтского, есть такой святой человек, вы о нем, наверное, не слышали: "Настоящая жизнь — не шутка и не игрушка, а между тем люди обратили ее в шутку и игрушку: легкомысленно играют временем, которое дано нам для приготовления к вечности". Человек чувствует, что "все это" — туфта, ложь, выворачивающие душу, но ничего сделать не может, чтобы вырваться. А тут, когда мы создали такую группу или общество помощи, такая возможность появилась: ребята увидели, что люди ценят не их костюмы или машины, а простое человеческое участие в чужой беде. Это огромная радость, когда знаешь, что ты действительно нужен другим. Вот этой-то радостью, наверное, наше общество и держится. Люди узнают, звонят, приходят, предлагают помощь. Кто продуктами, кто деньгами. А недавно стали помогать и с ремонтом, игрушками, кроватками и т.п. — у нас же в Архангельске многодетных и, следовательно, небогатых семей хватает.
Хватает и тех, кто находится в заключении, к сожалению. Но и эти печальные места не остаются без внимания участников "Моей радости": сюда отправляют хорошие книги, чтобы доброе слово помогло человеку в беде, оживило сердце. Как сказал Роман, "продукты в тюрьмах не особо нужны, материально там вроде бы обеспечены неплохо, а вот потребность в добром слове, в настоящей христианской книжке была и остается огромной. Оно и понятно: если сердцу голодно, никакой сытый желудок не поможет. И не только в тюрьме, а вообще в жизни".
Собеседники требуют точности:
— Сколько конкретно сотрудников у фонда "Радость моя"? Сколько конкретно у вас подопечных?
Роман улыбается:
— От ведь, а! Немцы и есть немцы. Если брать скучную статистику, то официально у нас в социальной сети на сегодня 2152 подписчика, то есть тех, кто поддерживает наше движение. Но на самом деле нас в разы больше — просто не все пользуются компьютером, кто-то оказывает помощь нуждающимся, не углубляясь в нанодебри. А что касается подопечных... Как считать будем, например, многодетные семьи — по головам или по "штукам"? Одна многодетная семья — это "единица" или, скажем, восемь детей плюс два родителя? Или, например, концерты, которые мы устраиваем в домах инвалидов и престарелых, в больницах: на них приходят все желающие, иногда и во время концерта. Люди слышат гармошку или баян, фортепиано или гитару — собираются. А мы им — что: "Погодите, мы вас еще не сосчитали! Вы нам для отчета о нашей любви необходимы" — так, что ли?
— Нет, как-то некрасиво.
— Кто хочет, тот приходит, обращается за помощью. Мы по мере сил ее оказываем. Опять же вопрос, кто кому помощь оказывает.
— То есть как?
— А вы со стариками давно общались? С теми, которые смотрят на вас добрыми и мудрыми глазами? Которые вас внученькой или внучком называют и советы дают, сказки рассказывают, о жизни своей вспоминают?
Тут собеседники притихли. Как потом признались, каждый вспомнил своих — тех самых, о которых говорил Роман, — бабушках и дедушках. Родных или просто знакомых. Из той, доброй жизни. Как печку топили углем, чтобы кофе сварить и печенье испечь. Как сказки вместе читали. Как в лес гулять ходили. Где сейчас те времена?
Роман продолжает:
— Или детские хосписы. Их в Архангельске три. Мы работаем пока только в одном, но хотим, чтобы со всеми. Даст Бог, справимся. Там ведь тоже не будешь с бумажкой бегать, правда? Или, например, помочь Александро-Ошевенскому монастырю, что в Каргопольском районе. Там требуется все: от продуктов до стройматериалов и рабочей силы. Конечно, больше-то всего там требуются молитвенники — вот мы и пытаемся помогать друг другу. Какая уж тут статистика...
...Получается примерно такая картина: если люди видят, что ты трудишься, то и сами присоединяются. Нас три года назад и было-то — мои друзья да я. А сейчас, думаю, побольше 10 тысяч будет. И не потому, что это мы такие хорошие — мы просто то дело делаем, которое по совести. Если ты можешь хоть чем-то помочь другому, сделай это. Иначе не по-христиански. У нас был такой человек, он праведник, его называли святым доктором, так он говорил: "Спешите делать добрые дела". Фамилия у него странная такая: Гааз.
Немцы как обрадуются! "Знаем! — кричат. — Фридрих Йозеф Хаасс! Он наш, в Гёттингене учился! "Святой доктор!" Как же!" Приосанились даже.
— Ну вот, оказывается, нам понять друг друга легко. "Спешите делать добро" — это на любом языке понятно.
Мир, в котором мы живем, болеет. Но бывают и радостные случаи, такие проблески с Неба. Вот одна знакомая печет хлеб, звонит: "Роман, заехал бы кто-нибудь из ваших — я несколько буханок лишних напекла. Вы бы взяли и отнесли кому надо — все человеку радость". Знаете, как люди благодарят, когда у них в руках горячий еще хлеб!
Кто-то вздохнул и сказал очень серьезно:
— Мир болен! Одна из многих вещей, которую я ну никак не могу понять и не хочу принять, это страдание детей. Вот вы, Роман, говорите о хосписах, о многодетных нищих семьях, о детях-инвалидах... А как же Бог? Зачем Он позволяет страдать невинным?
— Что я, инвалид, могу сказать на это? Я буду говорить только о своих наблюдениях, исходя только из собственного опыта. В жизни, я считаю, все справедливо. Если человек бедный, если у него какая-то беда или трудность, значит, ему так надо. Надо — для спасения души.
— Но неужели невинный ребенок нуждается в болезни ради спасения души?!
— Но у ребенка есть родители. Которые при правильном, христианском я имею в виду, отношении к беде начинают жить немножко по-другому. Я сужу по своим папе и маме: они могли поддаться унынию, сдать меня, инвалида, куда угодно, простонать, провести жизнь в жалобах на несправедливость. Но они выбрали любовь: они заботятся обо мне, грешном. И эта любовь, я уверен, спасает и их самих, и меня. И я делаю вывод: Христос полагает, что лучше мне быть инвалидом, чтобы не натворить бед, какие могли бы случиться, будь я в прекрасной физической форме. Это мое мнение, и я ни в коем случае его не навязываю. Лично мне нужна моя болезнь, чтобы лучше понять боль другого и помочь ему преодолеть боль.
Роман взглянул на часы и спохватился: "Дорогие люди и прочие немцы, мне ж бежать надо! Я за день так умотался, а завтра вставать рано. Простите, я побегу. Ох, совсем забыл: хочу подарить вам икону Святого Серафима Саровского. "Радость моя" — его любимые слова". Немцы опешили: "Как так? Подарить икону? Нам?" — "Ну да. Просто прошу вас помнить, что настоящая Россия, она не в телевизоре, не в газетах и Интернете. И возьмите наши "козули" архангельские. Вкусные пряники, с любовью сделаны".
Кто-то потом, через несколько дней, когда пробовали эти самые подаренные Романом "козули", припомнил Рильке, его "Россия граничит с Богом". Похоже, Русский Север помог нам понять мысль поэта.