«Тихий Ангел пролетел над русской дружиной...»

В августе нынешнего года исполнилось 210 лет со дня рождения (10.08.1810 г.) и 160 лет памяти (17.08.1870 г.) преподобного Пимена Угрешского. 8 сентября – 640 лет Куликовской битве.

Говорить о святом Пимене невозможно в отрыве от Николо-Угрешского монастыря, что находится в подмосковном городе Дзержинский. Этот монастырь – его детище, его крест, его служение и жизнь.

Слово «теплота», причём теплота сердечная, заключено в самом названии монастыря. «Сия вся угреша сердце мое» – «всё это согрело сердце моё». Так воскликнул благоверный князь Димитрий Донской, когда именно здесь ему явилась икона Святителя Николая Мирликийского, любимейшего русского святого. А ехал-то он на Куликов поле! Завтра Победа или смерть... И для князя, и для Руси.

«Тихий Ангел пролетел над русской дружиной. Согрелось сердце мое... Теперь можно и в бой... А в этом месте возведите монастырь…», – были слова князя Димитрия.

В этой истории три святых: Николай угодник, Дмитрий Донской и ещё один святой – Пимен Угрешский, настоятель этого монастыря, он в одном с ними ряду... Святой преподобный Пимен Угрешский – архимандрит, настоятель, да просто создатель, строитель Николо-Угрешского монастыря... Наверное, одного из самых значительных в России. Вторая Лавра... Так его называли и в XIX веке, и сегодня.

Архимандрит это от слова «мандра», что в переводе – ограда, стена. Старший, командир внутри ограждения, внутри крепости.

Масштаб строений Николо-Угреши вполне сравним с храмом Христа Спасителя, например, но его-то строили в 90-е гг. XX века, чуть ли не всей страной, и огромными деньгами, а Угреша большей частью построена в 30-е гг. XIX века, на частные пожертвования прихожан. Ну и конечно, трудом и талантом преподобного Пимена.

Смотришь и думаешь – вот бы вся наша страна, вся Россия была бы такой. Мощной, красивой, мирной. Так, может быть, думая, как обустроить Россию, стоит вглядеться в монастырский устав. И в историю создания Николо-Угрешской обители... И самое главное – в жизнь... Житие святого Пимена.

Житие – это словесная икона, в древности именно по житиям учились читать. Может и нам стоит по этим текстам, по этим образам попробовать выучиться грамоте, научиться по-настоящему понимать и точно считывать и свою жизнь, и историю своей страны.

Вспомним фотографии С.М. Прокудина-Горского или картины Михаила Нестерова, на которых наша страна в конце XIX века. Бесчисленные монастыри над чистейшими реками. Многолюдные деревни. Богатство подлинное. Храмы и поля, лошади и хлеба, здоровье народа – физическое и духовное.

В этой стране, на северном её краю 10 августа 1810 года родился мальчик Пётр – будущий преподобный Пимен Угрешский – в богатой купеческой семье, в крепком рубленом двухэтажном доме.

«Родина моя в Вологде…, – написал он в своих удивительных воспоминаниях. – Город наш был разделён на три прихода, первый – святого Иоанна Богослова, второй – святого Николы, третий, за рекой – священномученика Антипы. И было в городе два собора, два монастыря, 42 церкви и всего один трактир, но ходить туда почиталось зазорным, а побывавшего там, почитали человеком потерянным. Часов карманных не носили, молодые люди табак курить стыдились. Варили брагу, пиво и мед в праздники храмовые единожды в год, созывали всю родню и пировали по нескольку дней. Поминовение родных было крепко усвоено, как и особое почитание старших».

Отец будущего святого Дмитрий Афанасиевич Мясников, как и дед, торговал с Сибирью и с Китаем, мехами и тканью. Была в родительском доме и большая Библия киевской печати елизаветинского времени, которую отрок мало-помалу прочитал всю. С юности хаживал к богослужению в Духов монастырь, а с 1827 года стал посещать и Новоезерский монастырь. «Ну не лежало мое сердце к миру, – писал будущий святой, – прочитав же Алфавит духовный, ещё более охладел я ко всему мирскому и к торговле, и усилилось во мне желание вступить в монашество. Но не знал, как сказать об этом отцу моему…».

Монастырь – предельная полнота жизни. Такую больше не найти нигде... Частично её можно ощутить в семье и в воинском братстве. Но во всей полноте только здесь. Монастырь – драгоценность, святыня. Святыня общенациональная. Всем здесь хорошо, и животным, в том числе. Ковчег, ни дать не взять.

И двери его, как и того, ветхозаветного, до определённого рокового часа открыты для всех.

А ещё монастырь – это и семинария, и воскресная школа, и многочисленные детские студии, и огромное хозяйство. Но всё это лишь внешнее выражение монашеской молитвы. И мы живы до сих пор только потому, что в этих стенах кто-то молится за нас. Беспрестанно.

При этом монах свободен, как ни кто другой, как это ни парадоксально прозвучит. Просто Раб Божий больше ничьим рабом быть не может.

Преподобный Сергий Радонежский, преподобный Андрей Рублев, преподобный Пимен Угрешский... Душа замирает – отец Пимен в этом ряду. Но у каждого свой путь, свой неповторимый подвиг.

В чем же его, Пимена, святость?

«Преподобный Пимен был направлен в практическую деятельность. Но надо понимать, что всё-таки суть святости не в том, что человек построил храм, а в чём-то другом. Вот эта суть порой ускользает», – говорит насельник Николо-Угрешского монастыря иеромонах Филарет.

Как в сердце человека приходит это понимание: как же холодно в безбожном мире. И где она «Теплота» – «Угреша»?

Святитель Игнатий Брянчанинов писал «Когда я был пятнадцатилетним юношей, несказанная тишина возвеяла в уме моем и сердце». И отец Пимен говорит в своей книге о любви к безмолвию как о высшей ценности монашества. И одно из имён Господа – «Начальник тишины».

Святые непостижимым образом видят друг друга, опознают безошибочно, и обязательно прикасаются друг к другу где-то на жизненном пути, передают эту тайну святости. Судьба послушника Петра как никакая другая говорит о том, что Ангел-хранитель есть у каждого – и небесный, и земной. Для него таким ангелом был святитель Игнатий, впоследствии епископ Кавказский и Черноморский, в миру Дмитрий Александрович Брянчанинов, величайший богослов, златоуст XIX века. Они были земляками, оба из Вологды. Отец Дмитрия был Вологодским предводителем дворянства. «В первый раз тогда зимой 1830 года довелось мне увидеть Брянчанинова на набережной реки нашей Золотухи, – писал Пётр (Пимен). – В том же году и я отправился на богомолье в Глушицкий монастырь, к которому Брянчанинов был приукажен... В Прощенное воскресение я пришел в церковь Успения Пресвятой Богородицы. Брянчанинов уже стоял впереди ... и не мог видеть меня, но после литургии он вдруг обернулся и подошедши прямо ко мне, дал мне просфору и, спросив где я остановился, сказал: “Я к вам приду!”».

Когда они встретились, их беседа началась в два часа дня, а закончилась утром, когда ударили к утрене. В свои 25 лет Дмитрий Брянчанинов много читал святоотеческих книг, знал глубоко Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина. После беседы с ним Пётр утвердился в намерении вступить в монашество.

Отец Филарет, один из нынешней братии Николо-Угрешского монастыря говорит: «Наше поколение, наш призыв, скажем так, пришёл в церковь в 1980-е гг., и та духовная пища, которой мы питались, это были творения святителя Игнатия Брянчанинова и святителя Феофана Затворника… Святитель Игнатий был человеком, который собрал всё святоотеческое наследие и через его писание мы можем его воспринять».

Да, мир меняется с пугающей скоростью. Но монастырь – это всё же то, что вне времени. Днесь и вовеки. Один из признаков, что монастырь жив и свят, это – паломники, богомольцы, которых можно увидеть здесь множество, в любое время года. Так было всегда, и сегодня, и сто, и тысячу лет назад.

Пеший богомолец, странник, паломник, идущий по русской дороге, от монастыря к монастырю в поисках истины, Духа Святаго – неотъемлемая часть тогдашнего Русского мира. Кто-то становился странником, то есть, посвящал этому всю жизнь. Котомочка с сухарями, жестяная кружка или походный чайник и обязательно посох. Так они шли через всю Россию: к чудотворной иконе, к источнику целебному, к мощам святых, к старцу за советом, который изменит судьбу. Всё это можно увидеть на старых фото. Вот так из Вологды в Киев шёл и паломник Пётр. В своих воспоминаниях он подробно перечисляет многочисленные монастыри. Для будущего созидателя, строителя это – бесценный опыт. Их красота и полнота ведь означает, что в каждом из них подвижник, святой.

Как происходит эта встреча: учитель – ученик, старец – послушник? Вновь в судьбе Пимена рука Святителя Игнатия. «... Я имел от отца Игнатия, к тому времени настоятеля Лопотова монастыря, письмо к двум старцам Оптиной пустыни – Леониду и Иларию, – писал Пимен. – Благодаря этому их содействию дозволено было мне пожить на пасеке, близ скита у отца Диомида. Дух старчества, воспоминание о нём, бесценные беседы и наставления остались в сердце на всю жизнь».

Дальше в его жизни – Угреша, и это само по себе чудо. Когда-то, ещё в Вологде, юродивый Николка предсказал ему: «Ой, попадешь ты к Николе, а Никола никуда не ходит». И точно, будущий преподобный безвыездно прожил сорок лет в обители Святителя Николая. И остаётся до сих пор. Здесь покоятся его святые мощи.

И вновь в его судьбе, уже в третий раз, святитель Игнатий. Отца Игнатия Брянчанинова назначили настоятелем в Николо-Угрешский монастырь, но как лично знакомый императору он был направлен в Сергиевскую пустынь. Митрополит московский Филарет спросил святителя Игнатия, не укажет ли он кого на своё место в Угрешу, и отец Игнатий указал на отца Илария, у которого Пётр (будущий Пимен) был келейником.

«В следующие дни отец Иларий и я ходили и осматривали все здания подробно. Лазил я с фонарем и под собор, и на паперть. Помню до мелочей те свои ощущения… Всё монастырское было мне так дорого и близко, как будто было оно моей родовой собственностью, отеческим наследием, мною полученным», – вспоминал Пимен.

До 1764 года обитель Угрешская имела рыбные ловли на Волге, соляные варницы в Тотьме, две приписных пустыни, не говоря уже о лесных угодьях, которые измерялись вёрстами…

Несчастье ли, искушение ли это было в истории Угреши... В 1825 г. пришли в монастырь к поздней обедне под видом богомольцев разбойники. Знали, что в ризнице хранятся ценности и большие деньги. Заказали молебен Пресвятой Богородице. Все пятеро были вооружены кистенями и ломами.

А братии тогда всего-навсего было десять человек, к тому же рассеянных по кельям. Но Господь уберёг верных своих монахов. Разбойники не совершили убийство и не смогли забрать деньги. В смятении они взяли, что смогли. Ограбили ризницу, ободрали оклады с икон и ушли. Утром иеромонах увидел разорённый храм. Послал за настоятелем. Игумен Израиль собирался в Москву к владыке, однако переменил намерения и вернувшись, пошёл проверять ризницу. Но, будучи опытным человеком, многолетним администратором, почему-то не взял с собой никого в свидетели. Выйдя, он объявил, что деньги пропали.

Известный своей распорядительностью и честностью московский полицмейстер Шульгин и знаменитый сыщик Сорокин взялись за дело. Надежды раскрыть преступление было мало, но все от мала до велика, праведники и грешники, даже действующие воры помогали им, понимая, как ужасно случившееся. И сыщики Божьей милостью всё нашли и всех задержали. Разбойники сознались в грабеже и намерении убийства, и пошли на каторгу. Но денег при них не было. Они, независимо друг от друга, упорно твердили, что не нашли их. И подозрение Сорокина пало на наместника Израиля...

Всё раскрыли сыщики, в том числе и грех наместника. Всё нашли и доказали.

Поражение. Трещина в самом сердце тогдашнего православного мира. Двойное предательство. Бес дважды посмеялся. Игумен Израиль был лишён сана и сослан. Но ассигнации так и не нашлись. И только через много лет по его смерти в его постели нашлись эти ядовитые предательские деньги. А он, погубив свою душу, никак не мог ими воспользоваться в той святой стране.

В течение десяти лет было два игумена – Израиль и Аарон, у первого был грех сребролюбия, второй подвержен был слабости пьянства. Оба были отрешены митрополитом от управления, сосланы с запрещением священнодействовать. Лишены монашества. Страшная судьба. Иначе тогда быть не могло. В той святой стране, на чистой воде грех человеческий был виден отчётливо.

Святая Русь – это не камни святые, не архитектура, а святые её жители. Святые сапожники и святые сыщики, святые крестьяне, каменщики, князья. Да, были и злодеи, и воры, были и предатели. Но «мне отмщение и Аз воздам». В святой стране преступление уже само по себе и есть наказание.

Преемник отца Израиля игумен Аарон в продолжение своего семилетнего правления не только не исправил то, что было сделано, но вообще к монастырю был не расположен. Из-за слабости пьянства боялся любых гостей, в том числе и богомольцев. И всячески пытался не возвысить, а принизить обитель, чтобы её закрыли, просто превратили в приходскую церковь по причине ветхости, и он наконец зажил бы спокойно, без страха. В 640-летней истории обители это был мимолётный эпизод. Но смертельно опасный. Если дальше идти по такому пути, то это смерть монастырю, а если мы берём монастырь как образ России, то гибель России.

Как пронзительно ясно отец Пимен видел, как человек падает в эту бездну. Он писал: «Описание жизни этих двух игуменов покажется кому-то соблазнительным, но скажу в своё оправдание, что не ради осуждения тревожу память своих предместников, но ради назидания, дабы в резких чертах показать, до чего может уклониться человек в каком бы звании он ни был, ежели не будет постоянно блюсти себя... Монах же в особенности! Ибо строго судит Господь и жестоко наказует он инока, уклонившегося от правой стези».

Фотографии XX века донесли до нас вид разрушенных храмов, расстрелянных священников. Но оказывается совсем не обязательно пережить революцию и гражданскую войну, чтобы пришла вот такая мерзость запустения, которая есть внешнее выражение отречения, предательства, греха. Она одна и та же – и в XIX, и в XX, и в XXI веке.

Преподобный Пимен писал: «Собор наш главный был весьма ветх, так что пришлось местами разбирать стены по причине трещин. Ветхость их обнаружилась неожиданно. Я осматривал работы и шел по своду и вдруг провалилась правая нога моя, провисла сквозь свод, едва не поплатился я при этом жизнью. Выбрался невредимым, не скажу, что это меня очень испугало. Но не прошло трёх часов и весь свод над алтарем обрушился. К счастью, в это время рабочих там не было, а то многие бы пострадали. Это меня потрясло».

А если бы, не дай Бог, свод обрушился бы во время литургии и священники бы погибли... До такого состояния была доведена обитель. Неудивительно, что в столице всерьёз задумывались – не упразднить ли монастырь вообще...

На место нерадивых настоятелей пришёл игумен Иларий, искренний молитвенник и человек добрый, но далёкий от понимания мирского, ошибающийся в людях, кроме того, он был весьма несведущ во всём, что касалось хозяйственной стороны, как описывал его Пимен.

Есть такой глубоко прочувствованный возглас почти любого православного человека: «Господи, дай мне способность не видеть чужие грехи! Молиться, любить всех ближних и дальних и видеть только свои грехи». Это спасительно и для нас, простых, грешных мирян, и для великого святого. Но для отца Пимена возможен ли был такой путь?

Была ли у него такая возможность – не видеть чужие грехи? Похоже, что не было. Потому что и по судьбе своей, и по должности настоятеля он обязан был Божиим даром видеть насквозь человеческую природу. И он видел всё ясно. Есть такой особый прищур понимания на его бесценной фотографии. Видеть всё и при этом остаться со спокойным мирным сердцем.

Десятилетия отец Пимен был рядом с настоятелем, не ища никаких должностей. Тайный, тихий ангел-хранитель монастыря. И монастырь оживает строится, растёт, украшается каким-то чудом.

«Сам себе нередко дивлюсь я, – вспоминал Пимен, – как при полной неопытности решился на значительное дело строительства... Никто мне этого не поручал, я сам по моему желанию быть полезным обители просил отца игумена разрешить это... И не подозревали мы, какой подлежали ответственности, ведь наш план строительства был высочайше утверждён, самим императором… Перед масленицей отправили мы для найма рабочих во Владимир весьма благонадежного послушника. Он нанял 12 каменщиков, самых лучших».

Будущий преподобный вспоминал, как рабочие сразу начали заготавливать белый камень и тесать его, вспоминал, что «одеты они были грязно, с заплатами», «речь их была груба». Но уже через некоторое время эти оборванцы и стали его первыми учителями в строительном деле.

В те времена, жертвуя деньги на храм они, наши соотечественники 1850-го года, сознавали, что при этом дают средства на всё. И на детей сирот, и на сохранение культуры, и на образование. На всё, ограждённое от хищной жизни пространство. Эти русские предприниматели, покоящиеся ныне под алтарями монастырских церквей – такая же часть истории Угреши, как цари, которые в этих церквях молились, как и святые. Господь дал тебе талант, удачу, деловую хватку, здоровье, трудолюбие и как следствие этого пришли к тебе деньги. Ему же и отдай, верни в его дом, то есть, в храм, в монастырь или бедным раздай. Эту простую истину не надо было никому объяснять.

Но эти-то богатейшие купцы – не чета некоторым сегодняшним, каждый рубль они заработали сами. И, стало быть, они и в людях прекрасно разбираются, и характер у них не простой, недоверчивый, стать их другом не просто. Но видно отец Пимен их требованиям соответствовал.

Тогда за праздничным пасхальным столом в монастыре обедали, бывало, 8 тысяч гостей, и семинария была построена, а значит ожило богословие, молодая, горячая православная кровь пришла в стены Угрешские. Всё, всё это можно увидеть на фотографиях тех лет.

Паломников стало приходить до 20 000 в год, и богадельня была построена, и больница монастырская возникла – бесплатная больница.

Митрополит Филарет, будущий святой, на похвалы скупой более чем, приехав как-то раз и увидев полностью готовый расписанный храм, вдруг сказал с несвойственной ему горячностью, обращаясь не к настоятелю игумену Иларию, а к его подчинённому, монастырскому казначею Пимену и к благодетелям: «Совершеннейший рай, вы создали вторую лавру». Согрелось строгое сердце владыки Филарета. «Угреша сердце его...».

Немногим позже игумен Иларий неожиданно для всех попросил архиепископа Леонида отпустить его на покой. Преподобного же Пимена владыка назначил исполняющим обязанности настоятеля и лишь много-много позже его возведут в сан архимандрита.

К началу весны 1877 г. во время победной, но кровопролитной войны с Турцией, отец Пимен учредил в Угреше военную врачебницу для раненых русских воинов с полным и безвозмездным от монастыря содержанием на целый год. Он говорил монахам не раз: «Воины за всех нас сражаются, они защищают Россию, нашу веру, всех и каждого из нас, жертвуют своей жизнью, и мы должны, делать для них всё, что мы можем: за живых молись, убитых поминай, раненым помогай».

Все было устроено как нельзя лучше, были даже проведены звонки в кельи для удобства раненых; куплены все необходимые и лучшие инструменты для операций, столы и носилки.

Отец Пимен сам выбрал десять молодых послушников и отправил их в Москву учиться в фельдшерском отделении Военного госпиталя. Выучившись, они несли послушание в госпитале Угрешском, уже квалифицированно помогая раненым.

Как не вспомнить, что святой благоверный князь Дмитрий Донской умер от ран, полученных на Куликовом поле всего через несколько месяцев после сражения. Такой был тогда у нас князь, сам шел с клинком в руках впереди русских войск в решающей атаке. И ровно пятьсот лет спустя через преподобного Пимена вновь проявилось особое назначение Николо-Угрешского монастыря, его таинственная связь с воинским служением, которое было явлено при основании монастыря.

Но при этом отец Пимен, человек взявший на себя все эти огромные государственные труды, в первую очередь – монах и молитвенник строжайший. Его сила и ясность душевная… Откуда она, откуда поразительное внутреннее спокойствие, с которым он жил и строил, как он Дух Святый стяжал?

Говорят, что Царствие Божие нельзя выиграть по очкам, только вчистую. Здесь нет никаких ответов заранее. Мы ждём от святого чего-то яркого – мучений, чудес... А здесь –монах, администратор, строитель, собиратель, стяжатель. А за ним – святая страна. Может быть, времена мучеников прошли, но времена администраторов святых не прошли. Похоже только-только они и наступают, и если не возникнут сегодня такие святые, как преподобный Пимен – придут последние времена.

Епископ Дмитровский Феофилакт говорил на одном из богослужений, на котором нам довелось быть: «Ну как не чтить Пимена Угрешского. Это величайший был человек. Это образец и для монахов, и для мирских. Это труженик. А как он прощался с братией. Как он позволил всем очевидцам сосчитать всё до последней копейки, чтобы ничто не тяготило его в будущей вечной жизни. Уникальный пример и образец для всех, кто хочет жить благочестиво на русской земле».

Может быть, и правда нам сейчас более всего нужны святые администраторы. Нужны тайные монахи в Администрации президента, в нефтяных компаниях, в минсельхозе, в министерстве просвещения и в департаменте образования...

Тихий Ангел Угреши, моли Бога о нас!