«Образ моей духовной матери я постоянно ношу в своем сердце»

Вера Смолкина ушла в монастырь в 23 года. Хотя это было совсем непросто. Не потому, что родители не хотели отпускать дочь в монастырь. Нет, как раз ее боголюбивая мама мечтала, чтобы кто-то из детей пошел по монашескому пути. Просто действующих женских обителей в то время насчитывались единицы. Среди них особое место занимал никогда не закрывавшийся Свято-Успенский Пюхтицкий монастырь в Эстонии. Его настоятельница игумения Варвара (Трофимова) вписала девушку из небольшого городка Инза Ульяновской области, приехавшую сюда в отпуск и попросившуюся в послушницы, в «список очередников». Как потом выяснилось, Вера Смолкина оказалась в нем где-то 33-й, последней. Ждать бы ей пришлось долго, пока очередь подойдет, но Господь судил иначе. Вдруг через три месяца она получает телеграмму от матушки: «Срочно приезжай. Трофимова». И начался новый этап в ее жизни – тот, о котором она мечтала еще с отроческих лет.

Сегодня у настоятельницы Богородице-Табынского женского монастыря Уфимской епархии игумении Иоанны (Смолкиной) нет никаких сомнений, что этот путь был для нее единственно верным. 5 ноября матушке Иоанне исполняется 65 лет. Накануне юбилея мы расспросили ее, каким ей видится прошлое – события, люди. И важной частью нашей беседы стали воспоминания матушки о духовном окормлении и советах митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева), ее незабвенного духовника, отошедшего ко Господу 2 ноября четверть века назад.

И в советское время жили с верой

Матушка, во времена Вашего детства и юности в нашей стране под воздействием антирелигиозной пропаганды многие действительно становились убежденными атеистами, а некоторые из числа молодежи так вообще о Боге не слышали. У Вас, как Вы вспоминаете в публикации на сайте монастыря, была глубоко верующая мама, которая запретила своим детям вступать в пионеры, в комсомол. Кто помог ей укорениться в вере и придал бесстрашия в жизни?

Мои бабушка и дедушка, Симеон Федорович и Фекла Федоровна Степаевы – мамины родители. Они были людьми благочестивыми, а на нас, детей, сильное впечатление произвели рассказы, что их родственники, как и немало верующих дореволюционной России, пешком (!) ходили поклониться великим христианским святыням в Киев и Иерусалим. Дедушка Симеон слыл в селе начитанным человеком. Он много молился, пел в храме на клиросе. Односельчане уважали его, уважали они и бабушку и часто обращались к обоим за советами. В годы коллективизации семья Степаевых не захотела вступать в колхоз. И этот пример оказался настолько «заразителен», что некоторые рачительные хозяева-труженики тоже стали отказываться от «благ» коллективизации, куда всех пытались насильно затащить. Тогда мою бабушку Феклу поставили к стене и хотели расстрелять (или, кто знает, возможно, решили так напугать ее саму и остальных несговорчивых?). Но потом якобы пожалели, как многодетную мать, у которой было шестеро детей – и совсем маленькие, и подростки. А дедушку вскоре за служение в церкви и за его убеждения арестовали. Бабушка не знала, куда увезли ее мужа, пока кто-то из местного начальства не проговорился, что он доставлен в тюрьму, что в райцентре Базарный Сызган. И что же бабушка Фекла сделала? Она запрягла лошадь и поехала искать эту тюрьму. Нашла. Правда, поначалу работники того учреждения наотрез отказывались подтвердить тот факт, что Симеон Федорович Степаев находится здесь. Тогда эта простая женщина, многодетная мать, пригрозила, что поедет в Москву к самому Калинину и будет на них жаловаться. Вот такая моя бабуся была – смелая и требовательная! Судя по всему, ее угроза возымела действие на начальство и через некоторое время двое тюремщиков выволокли дедушку под руки. Самостоятельно он идти не мог – ослабел от голода.

Когда моя мама Елисавета училась в начальной школе, многие ребята в то время еще носили крестики. Потом, думается, поступило распоряжение прекратить подобное «безобразие». По рассказу мамы, однажды учительница подошла к ней, чтобы снять с ее шеи крестик. Мама сжала его в кулачок – не позволила… И уже в своей взрослой семейной жизни, родив четырех детей, она всем нам – моему брату (он стал священником), двум сестрам и мне – запретила вступать в пионеры, а далее в комсомол. По всей видимости потому, что понимала: если мы вступим – нам вольно или невольно придется вести антирелигиозную пропаганду, что для нашей верующей семьи было просто недопустимо!

И всё же пешие паломничества родственников за тридевять земель, стальная твердость в неприятии коллективизации дедушкой и бабушкой – это факты и события минувшей эпохи. Но Вы росли в то время, когда пионеры любили ездить в летние пионерские лагеря и петь песни у костра. Когда комсомольцы с энтузиазмом отправлялись на Всесоюзные ударные комсомольские стройки, и над бескрайними просторами Родины в разных ее уголках во всю мощь звучало: «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союза». Не появлялся ли в душе ропот, что дети из семьи Смолкиных этим обделены, что они не такие, как все?

Никакой обделенности мы не чувствовали. И хотя мама в воскресные дни поднимала нас в пять утра и вела в церковь, учила петь церковные песнопения (кроме того, с детства она приучала детей соблюдать установленные Церковью посты), это воспринималось нами как естественное наполнение нашей жизни, во главу которой ставились христианские ценности. А так все мы учились хорошо, без нареканий, и были довольно активными. Ходили на разные секции, пели в хоре, посещали хореографические кружки, участвовали в спортивных соревнованиях за честь школы. Я, например, физоргом класса была. Учителя и одноклассники относились к нам с уважением, вот только недоумевали, почему такие ребята – и не пионеры, не комсомольцы! Многие уважительно относились к нашей семье еще и потому, что наш папа, участник Великой Отечественной войны, награжденный орденами Славы, в мирной жизни стал одним из лучших работников в леспромхозе. Единственное, что я про себя называю печалью или скорбью своего далекого детства – это попытки мальчишек сорвать у меня крестик с шеи. В школе крестик не было видно, потому что воротничок «стоечкой» на школьной форме закрывал грудь и шею. Но летом-то я играла с подружками в легком платьице с вырезом, а мальчишки так и норовили незаметно подбежать сзади и сорвать крестик вместе с веревочкой! Поэтому приходилось даже в жару закрывать шею, повязывать газовый платок. Однако каким утешением стал для меня один дивный сон! Мне приснилась на возвышенности наша сельская церковь. Стою я внизу с подружками и вижу: с горочки к нам спускается Матерь Божия. Лик Ее был таков, как на иконочке в нашем доме, только одета Она была в белое легкое одеяние и шла по нескошенной траве, но трава при этом не приминалась. Шла как бы по воздуху. Приблизившись к нам, Богородица спросила: «Девочки, крестики у вас есть?» Подружки ответили: «Нет». А я показала свой крестик. Тогда Матерь Божия обняла меня, развернула в сторону храма и, улыбнувшись, сказала: «Видишь храм? Ходи сюда, не забывай». И опять как по воздуху пошла, теперь в сторону церкви. После этого сновидения я еще больше укрепилась в вере – мне стало легко-легко.

«…Не бегать вокруг Голгофы, а восходить на нее и распяться со Христом»

Матушка, по мирским меркам Вы достигли определенного статуса – работали в свои молодые годы на престижной должности товароведа продовольственных товаров. Насколько сложно было принять решение всё это оставить?

В четырнадцатилетнем возрасте я побывала в Троице-Сергиевой лавре, и именно тогда в сердце родилось желание служить Богу в монашеском звании. В юности я одевалась просто, никаких причесок не делала, за модой не гналась, о создании семьи не мыслила, поэтому чувствовала себя «белой вороной» среди коллег и мирской обстановки. Но я не огорчалась, потому что понимала: это всё не мое. В воскресные и праздничные дни посещала храм, пела и читала на клиросе. Во время отпусков ездила по святым местам: Киев, Почаев, Печоры Псковские, Троице-Сергиева лавра, Свято-Успенский Пюхтицкий монастырь. На прописку в Пюхтицкий монастырь, куда моя душа рвалась после знакомства с матушкой Варварой, покорившей меня своей благодатной внешностью и необычайной теплотой в общении, существовал лимит. Жесткий. И если бы не одно событие… Я верю, что всё случилось по Промыслу Божию. Верю, что Господь увидел мои намерения и помог. Дело в том, что большой «десант» пюхтицких сестер был отправлен в Горненский женский монастырь на Святой Земле, и вскоре я получила телеграмму от матушки Варвары: «Срочно приезжай. Трофимова».

Не стану описывать реакцию коллег, узнавших, что я увольняюсь. Расскажу о другом. Перед поездкой меня настигло серьезное испытание, и, по правде, я уже не знала, ехать мне или оставаться дома. Что случилось? Неожиданно у меня перестала поворачиваться шея, а спину и поясницу будто свинцом сковало. Радикулит в острой форме – это жуткая вещь. Никакое лечение не помогало. С горькой печалью я размышляла: монастырь трудовой, в нем много послушаний, которые требуют «железного» здоровья и физической выносливости – как я там буду? Все мои сомнения разрешила мама, сказав, что это искушение от диавола, это «бесовские козни» перед новым этапом служения Богу и людям. В общем родные помогли мне собраться в дорогу, проводили к поезду, помогли подняться на подножку вагона – самостоятельно я не в силах была это сделать. Даже осенить себя крестным знамением не могла, так как рука не поднималась… Но добравшись до лавры, вдруг почувствовала облегчение. Отстояла вечернюю службу, утром пошла на Литургию и радостно удивилась: нет прежней скованности в лопатках, уже легче стало креститься. На другой день доехала до Пюхтицы и только вошла в ограду монастыря, как болезненное состояние ушло. Я почувствовала себя на месте, дома. При встрече матушка Варвара крепко обняла меня, прижала к себе.

Удивительная история! А в Пюхтице Вы как – забыли о недавней болезни и наравне с другими сестрами выполняли общие послушания?

Так оно и было. Хотя, признаться, нелегко приходилось. И не мне одной. Серпами мы скашивали огромные поля, затем молотили зерно, с корня пилили лес, рубили дрова. Всё делали вручную. Хозяйство – это огромный скотный двор и около 75 гектаров земли – действительно требовало крепких рабочих рук. Много разных послушаний прошла я в монастыре. Занималась реставрацией плащаниц дореволюционного периода, чудом уцелевших в годы лихолетья и поступавших нам из храмов различных епархий. Потом матушка-игумения перевела меня на послушание золотошвеи под руководство ризничей: я стала вышивать новые изделия ручным методом (на пяльцах). В основном это были рисунки для митр, которые принимались на заказ по просьбе духовенства. Кроме того, я пела в хоре, была уставщицей и чрезвычайно благодарна матушке, что она меня обучила этой церковной науке – знанию церковного Устава. Ведь при моем послушании настоятельницы обители это крайне необходимо. А образ матушки Варвары, моей восприемницы по постригу и духовной матери, я постоянно ношу в своем сердце. В трудные минуты вспоминаю, как она поступала в тех или иных непростых обстоятельствах, и это всегда помогает. Мне думается, что каждый, кто ее знал, видел в ней человека редкой души, принял печать ее образа на свою собственную жизнь.

Время бежит неумолимо… Уже минуло 25 лет со дня кончины Вашего духовника. Удается бывать на его могилке?

Первые 10-12 лет после кончины владыки я каждый год в ноябре ездила в Санкт-Петербург, где 2-го числа с утра до вечера совершались панихиды. На 20-ю годовщину меня пригласили сотрудники издательства «Царское дело», и после Литургии и множества панихид по почившему архипастырю немало людей из среды духовенства, монашествующих, мирян собралось в актовом зале Александро-Невской лавры, чтобы почтить своими воспоминаниями память о митрополите Иоанне, сумевшем за короткий срок служения на этой кафедре столько важного сделать для Церкви и народа Божьего! В этом году, получив приглашение из города на Неве и взяв благословение у управляющего Башкортостанской митрополией митрополита Уфимского и Стерлитамакского Никона, я снова собралась в путь. А в мое отсутствие на нашем монастырском подворье в городе Стерлитамак будет совершена панихида и пройдет поминальный обед.

В своем предыдущем интервью порталу «Монастырский вестник» – «Башкирский край: под кровом Пресвятой Богородицы» – я сообщала, что в прошлом году издательство «Царское дело выпустило книгу «Земной ангел и небесный человек: Митрополит Иоанн (Снычев) в воспоминаниях митрополита Никона (Васюкова) и игумении Иоанны (Смолкиной)». В ней также опубликованы письма духовного наставника, адресованные мне. Но сейчас хочу обратить внимание на тот эпизод, который ярко – словно луч света! – вспыхивает в моей памяти, и каждый раз я осознаю глубину этого образного наставления старца. Мы, его духовные чада из числа монастырских сестер, порою обидчивые, в чем-то самонадеянные (в первую очередь говорю о себе в те времена), постоянно задавали ему вопрос: как спастись? Однажды после душевного чаепития, уже перед самым нашим отъездом, снова спросили. Владыченька, улыбнувшись, сказал: «Вот на столе стоит всё, приготовленное к трапезе: и хлеб, и сахар, и соль, и т.д. Чтобы поесть, надо только протянуть руку, взять и положить в рот. Что это значит? А значит это то, что святые отцы предложили нам духовную трапезу. О деле спасения написано столько книг, что осталось только приложить усилие, прочитать их и не бегать вокруг Голгофы (скорбей и искушений), а восходить на нее и распяться со Христом. А если этого не произойдет – душа никогда не увидит воскресения…»

В той книге, вспоминая свою последнюю исповедь у владыки Иоанна, Вы пишете, что такое благодатное состояние Вам довелось дважды испытать в своей жизни. Можете об этом рассказать?

Первый раз я почувствовала благодатное состояние в Почаевской лавре на исповеди у приснопамятного отца Амвросия (Юрасова), где он в течение пяти лет подвизался. Я в то время еще не окормлялась у владыки Иоанна. Батюшка Амвросий исповедовал очень внимательно. Причем сразу после исповеди он не разрешал грехи, а ставил человека в сторонку и потом вторично подходил к нему и спрашивал, вспомнил ли тот еще что-либо из содеянного. После глубокой исповеди я ощутила радость и необычайную легкость на душе, будто с меня тяжелую шубу сняли. У митрополита Иоанна последняя моя исповедь была где-то за полтора-два года до его кончины. Владыка благословил поехать с ним на службу и вечером, и утром – в день памяти Трех святителей. Перед Литургией он пригласил меня на исповедь, и что так сильно повлияло на меня, не знаю. Казалось, всё было как обычно, но я вернулась в ту комнату, где мы останавливались, вся в слезах: не могла ни сидеть, ни стоять, ни вести разговор с сестрами. Они, видя мое состояние, не пытались меня ни о чем расспрашивать. Может, душа моя чувствовала, что это последняя моя исповедь и последняя встреча со старцем во временной земной жизни? Целый день я пребывала в состоянии, когда душа плакала и на службе, и после нее, до самого вечера. Таким образом, получилось два разных состояния посещения благодати: при отце Амвросии – неземная радость и легкость, при владыке Иоанне – тишина, покой, плачущее сердце и слезы.

Всё в жизни – милость

Матушка, Вы признавались корреспондентам, что хотели бы до конца своих дней подвизаться в Пюхтицком монастыре, не расставаться с ним никогда, но Господь судил иначе. Что с высоты прожитых лет можете сказать об этом?

Что на всё есть воля Божия, и всё нужно с благодарностью принимать – без недоумения, страха и тем более без ропота. Это дал мне понять мой духовный отец, когда в 1994 году меня направили в первопрестольный град Москву на открывшееся подворье Пюхтицкого монастыря. Я спросила владыку Иоанна, как мне быть – ведь в начале моей монашеской жизни он писал, что молится Божией Матери о том, чтобы Она благословила мое жительство в обители в Эстонии на многие годы, и вдруг я неожиданно попадаю в столицу. На что владыка, приехавший на заседание Священного Синода в Москву, ответил, что вот он 25 лет служил в Самаре, а сейчас служит в Санкт-Петербурге. Подтекст был таков: значит, Господу так угодно. Мы с ним долго беседовали в тот день, и я всё более укреплялась в мысли, что есть мне благословение Божие на перемену места жительства и старец согласен с моим новым положением.

Моя монашеская жизнь в столице оказалась насыщенной и многогранной. Подворье Пюхтицкого монастыря на Рождественке находилось в ведении Святейшего Патриарха, и по благословению настоятельницы, игумении Филареты (Смирновой), я часто бывала на богослужениях, возглавляемых Святейшим Патриархом Алексием II. Если требовалось, выезжала в числе сопровождающих Первосвятителя в епархии, города и веси страны. По благословению Его Святейшества в праздничные дни я посещала детские дома и ясли, раздавала подарки от Предстоятеля нашей Церкви. Еще обучала поступающих на монастырское подворье сестер чтению по-церковнославянски, церковному Уставу и обычным правилам монашеской жизни. А где-то через три с лишним года игумения Варвара (Трофимова) благословила меня ехать старшей сестрой в город Когалым Тобольской епархии с целью создания Патриаршего подворья (о чем тоже упоминалось в предыдущем интервью порталу «Монастырский вестник»). Много чего было в жизни! В Башкортостан я приехала по приглашению архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Никона (ныне митрополита) весной 2001 года и в конце 2002 года была назначена настоятельницей Богородице-Табынского монастыря на Святых Ключах – на месте явления Табынской иконы Божией Матери.

Большой интерес у читателей вызвал Ваш рассказ о неустанных поисках по миру утраченной святыни – древнего чудотворного образа Пресвятой Богородицы. Америка, Австралия, Новая Зеландия – такие дальние маршруты были проложены! Но сейчас хочу спросить о другом. Пять лет назад к своему 60-летнему юбилею Вы были награждены орденом преподобной Евфросинии, великой княгини Московской (III степени). Я и у других игумений интересовалась, и Вас попрошу ответить: что, на Ваш взгляд, в житии святой благоверной княгини особенно запоминается?

Меня лично поразило ее мужество и усердие к благим делам. После смерти супруга, великого князя Димитрия Донского, она практически управляла Московским княжеством. И как мудро управляла – молитвенница, многодетная мать, строительница, благотворительница, покровительница нуждающихся! Этим орденом награждаются женщины, внесшие особый вклад в дело укрепления духовно-нравственных традиций в обществе и развитие социального служения в Церкви, а также способствующие своими делами благу Православия. Великую радость я испытала, когда в 2010 году во внимание к многолетним усердным трудам и в связи с 80-летием со дня рождения орденом преподобной Евфросинии, великой княгини Московской (I степени) была награждена наша матушка Варвара! Спустя годы и я удостоилась высокой награды.

Матушка, в завершение нашей беседы я вынуждена задать вопрос, к прискорбию, уже традиционный в условиях новой реальности. Насколько сложным стал этот год для Вас, для сестер, прихожан и какие мысли возникли, когда столкнулись с невиданными трудностями? Какие уроки вынесли?

Невиданных трудностей у нас пока не было. Слава Богу, голода и войны в стране нет, а борьбе с распространением коронавирусной инфекции государство уделяет большое внимание. В монастыре мы с самого начала старались исполнять все предписания Патриархии по соблюдению санитарных норм, и с Божией помощью служение в храме совершается. Наш правящий архиерей митрополит Никон постоянно справляется о здоровье сестер. Поскольку до принятия монашества он был врачом, врачом с опытом, то, несомненно, ценны его советы медицинского плана, как уберечься от морового поветрия, охватившего мир. Но главная помощь владыки Никона – это его неустанная молитва за паству, вверенную ему Богом. Что касается уроков, которые мы с сестрами вынесли из пандемии коварного вируса, назову наиважнейший: надо стараться поменьше грешить. Поменьше грешить и больше молиться. Непрестанно обращаться ко Господу, Божией Матери, святым угодникам Божиим во всякой нашей нужде, всякой нашей заботе, в испытаниях – и помощь с небес придет.

Снимки представлены из архива монастыря, а также из личных фотоальбомов игумении Иоанны (детские и юношеские годы; Пюхтицкий период, заграничные паломничества)