Комплекс козла отпущения

Супруги часто говорят, что любят друг друга, но сталкиваются в своей любви с большими трудностями, потому что любовь – испытание, большая школа. Супругам в этом, конечно, помогает естественная связь, естественное влечение полов; помогает то, что они многое дают друг другу, но любовь всегда остается чем-то, чего надо достигать. Одной любовной связи недостаточно, она может незаметно завершиться… большой ненавистью, превратиться в ненависть. Истинная связь создается только на духовных основаниях.

«Чтобы они были едино, как и Мы» (Ин. 17: 11). Чтобы достигнуть этого, нам надо пройти через определенный процесс, шествуя по пути креста. Если мы не пойдем этим путем, на котором нужно ограничивать свое себялюбие, мы не сможем понять, что такое любовь, о которой говорим. То есть не сможем понять того, о чем пишет святой апостол Павел, когда говорит, что Христос «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Флп. 2: 7).

Будучи Сыном Божиим, Он уничижил Себя. Это опустошение своего «я» – самое трудное дело на свете. Почему самое трудное? Во-первых, потому, что мы все чем-то ранены – ошибками родителей, не самыми лучшими отношениями в семье – и встаем в оборонительную позицию. Мы всегда готовы защищаться и думаем: «Как бы мне не пострадать здесь, как бы кто-нибудь не навредил мне». И этот наш нарциссический страх велик. Это причина номер один.

Вторая, еще большая причина, заключается в том, что мы не видели Воскресения, не прочувствовали и не осознали всей этой неустрашимости бессмертия. Мы не в такой связи с Богом, чтобы по-настоящему и всем сердцем называть Его своим Отцом. А второе могло бы исцелить первое.

Люди вообще заслуживают очень большой любви и понимания, потому что сегодня они в большинстве своем изранены, причем со многих сторон. Человеку сначала надо исцелиться. Знаете, какое это великое дело – исцеление? Какую свободу несет с собой? Чтобы я не ненавидел тех, кто нанес мне раны, чтобы мне не было больно оттого, что они мне причинили. Эта свобода дарована нам Святым Духом, это благодать всыновления, Крещения, но она приходит только по мере того, как человек предает себя Богу.

В этой таинственной согласованности между Богом и человеком начинается исцеление, которое чудесно и в котором взрослый вдруг уподобляется возлюбленному новорожденному младенцу. Психология не может дать нам этого исцеления, я годами изучаю разные психологические теории и вижу, что психологическая наука не может понять ни нарциссизма в его сути, ни того, почему он существует, ни, опять же, как нам выбраться из этой нарциссической травмы.

Если вы ознакомитесь с теориями крупнейших психотерапевтов, то увидите, что все они исходят из той идеи, что у человека в какой-то момент произошла травма, она-то и сделала его себялюбивым. Травма эта может быть вызвана рождением, деспотичной матерью, неблагоприятной средой – согласно различным школам – или нашей неспособностью научить своего ребенка самоутверждаться в жизни. В любом случае вначале стоит травма, которая и делает человека несчастным, причем делает его таким именно потому, что он уже не может существовать в меру полноты слов: «да будут все едино» (Ин. 17: 21).

Здесь страшно, что именно то, чего нам труднее всего достигнуть в жизни, – именно оно и оказывается единственным исцелением для человека. Исцелением, в котором он открывает свое «я» чистым, непорочным и… забытым; открывает такое «я», о существовании которого никогда не подозревал; такое «я», которое неуязвимо для злобы другого. Если вы пойдете к психотерапевту (что, в отличие от Греции, очень популярная практика в США и Франции), то корнем всех проблем, и лечения тоже, у всех окажется именно эта связь с другим: надо, чтобы я смог полюбить другого и стал самим собой.

«Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе» – это тайна вечной жизни. Чтобы человек открылся другому так, чтобы начать чувствовать его как свое «я». Вот это любовь. Эта любовь – единственный способ исцелить себя и людей, иного способа не существует, но только любовь эта включает крест – эту вечную ценность Евангелия.

Мне возразят: «На практике такого быть не может!» Сегодня мы видим массовые протесты и солидаризируемся с этими страдающими людьми, которые собираются на улицах. Но кто из них готов распять хотя бы малую часть себя ради других? Да, мы не поняли, как это чудотворно и целительно – распять хотя бы часть себя ради ближнего, и там, где мы видим большие протесты, самое худшее из всего, что может, к сожалению, произойти – это чтобы вспыхнула какая-нибудь революция, чтобы произошел переворот, в котором все эти люди, оправдывая себя напором толпы, устремятся против кого-то такого, кого нет среди них в этой толпе, и объявят его ответственным.

Другими словами, комплекс козла отпущения – вот решение драмы себялюбия, коллективного себялюбия. Это решение, принятое миром, который не может больше функционировать духовно, чтобы задуматься и сказать: «Так не бывает! Не может быть, чтобы кто-нибудь один совершил ошибку!» Третий рейх не мог быть создан одним Гитлером. Третий рейх существовал в умах многих, в головах миллионов людей и поэтому стал реальностью.

Именно этого понимания нам не хватает сегодня, и поскольку его нет, то мир рискует и дальше обагряться кровью. Когда были совершены великие кровавые революции, например Октябрьская революция 1917 года, некоторые люди стали надеяться, что с приходом революции проблемы человечества уже решились. И сегодня некоторые тоже думают, что если мы возьмем в руки оружие и уничтожим тех, кого сочтем нужным уничтожить, то в человечестве воцарятся любовь и гармония. Но зло – во мне. И если я, выступая против зла, не веду борьбу с ним в себе самом, тогда я не смогу исцелиться сам и не смогу понять исцеленных. Тогда я буду думать, что исцеление – это ложь, и именно потому, что сам не пошел в его направлении.

Если я, выступая против зла, не веду борьбу с ним в себе самом, – я на ложном пути

Проблема эта очень велика, и в грядущие годы всё человечество пройдет испытание именно этими словами: «да будут все едино». Это будет критерием, который решит, что истинно и что ложно в мире сем. Это будет критерием, который будет судить всех нас не только в будущем, но и уже сегодня – в настоящем.

Если я могу взять на себя ответственность за происходящее, а она обычно велика, то тут же решается огромная часть проблемы, и я уже смогу показать и другим, как решить проблему с их ответственностью. Сегодня никто не берет на себя ответственности за происходящее, и это служит доказательством того, что мы духовно больны.

Кто-нибудь возразит мне здесь: «Но один несет больше ответственности, чем другой». Да, но, чтобы определить долю ответственности другого, надо начать со своей доли, потому что иначе ты будешь просто проецировать всё зло на другого и, таким образом, вместо того, чтобы уничтожить зло, будешь продолжать его совершать. Не так ли именно поступаем мы в отношениях друг с другом? Один сваливает всё зло на другого, и так ситуация делается безысходной.

Конечно, кто-то виноват больше, но если начать разить другого грубыми упреками: «Это ты виноват! Ты виноват! Ты виноват!» – это парадоксальным образом увеличит, а не уменьшит зло. Ты и есть тот, кому надо покаяться, это тебе надо измениться и преобразиться. Для другого тоже существует способ преображения, но духовная перемена должна начаться с меня.

Поэтому если наши революции, бунты и протесты будут нести в себе элементы самопознания, ответственности и коллективной ответственности, тогда мы будем двигаться в благом направлении, а не когда перекладываем зло на другого. «Да будут все едино…» Это крестное упразднение себялюбия – единственный ответ на проблему человека в этой жизни и в вечности.

«Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Ин. 17: 13).

Вот это и есть радость. Если не говорить о ней, то всё, о чем мы до сих пор говорили, окажется недостаточным. «Радость, которую Я испытываю, радость оттого, что Я люблю Тебя, оттого, что Мы одно, – чтобы эта радость была и у них. Радость оттого, что они будут одно, – это и Моя радость». Вот это радость – чтобы люди были одним целым. Не существует другой радости на этом свете; если вы вкусите этой радости, то скоро все прочие радости покажутся вам недостаточными. Эта радость уникальна, она – та радость, которая пребывает вечно, и это радость Божия, там обитает Бог.

Вот это радость – чтобы люди были одним целым. Не существует другой радости

Представьте себе на минуту мир, в котором один человек был бы радостью для другого, в котором он шел бы к другому, чтобы его утешить, ставил бы себя на его место. Это был бы рай. Рай, в котором у нас не было бы инфарктов, инсультов, диабета и т.д. Если эта радость, этот опыт будет кому-нибудь дарован, такой человек совершенно перестанет бояться.

Поделюсь с вами одним случаем из жизни, чтобы вы поняли, что значит быть неуязвимым. Однажды я ехал на конференцию, а перед университетом, в котором она должна была состояться, проходил митинг анархистов, суровых таких анархистов, которые бросали в воздух что попало, били в барабаны, вокруг грохотала музыка… Я остановил машину, но пройти в университет никак не мог, до него было метров 200–300, и, чтобы добраться до университетского здания, пришлось бы их обходить. Первой моей мыслью было: «Разверни машину и возвращайся назад!» Но потом я остановился и стал вглядываться в молодых людей. Коротко помолился. И вдруг они все стали для меня друзьями и совершенно безопасными людьми! И я вышел из машины, пошел, протискиваясь через них, заглядывая каждому в глаза, а они в мои, и мы становились с ними друзьями.

Не могу объяснить вам, как это произошло. Но произошло. И мне даже расхотелось уходить оттуда. Я уже не хотел идти на конференцию.

Когда я наконец пробрался в здание, вахтер высунулся из-за железных дверей и говорит:

– Отче, как ты смог пройти?

– Ты лучше скажи мне, что эти двери заперты, потому что я хочу назад, к ним! – ответил я.

– Да что с тобой, отче? Иди сюда скорей, они же тебя сейчас разорвут!

А у меня было такое чувство, будто я проходил мимо ангелов. Когда я вошел в здание университета, это чувство прошло, себялюбие вернулось ко мне, и я спросил себя: а как это всё произошло? Когда я был среди них, мне же уходить оттуда не хотелось, и никто врагом для меня не был. Но и в том, как я относился к ним, тоже не было никакой враждебности.

На примере таких мелочей можно понять, как мучеников и апостолов бросали зверям, но они всегда несли в себе это чувство и опыт, и никакого зла с ними не происходило. Ну да, в конце концов Бог, может, и попустил им погибнуть мученической смертью, но до этого они успели перевернуть весь мир.

Как же происходила эта перемена? Благодаря живой благодати Божией, которую они несли в себе. Мы не знаем, как и когда в точности нисходит благодать. Я сказал вам, что после того случая я оглянулся назад и спросил себя: «Как же это произошло?» Я же всего-то произнес одну молитву, ничего больше. Может, весь секрет в том, чтобы поставить себя ниже других? Если не поставишь себя ниже других, ничего не получится. А если, более того, выражением глаз будешь превозноситься над ними: «Кто я – и кто вы!» – всё, они съедят тебя. И ты их, и они тебя!

В принципе, вся борьба между людьми отражается в их глазах, она совершается через взгляды. А старец Порфирий даже говорил о шепоте (это то слово, которое встречается в Ветхом Завете, – «шепот сердца»), он говорил так:

– Я с любовью молюсь о человеке, который сейчас находится в Австралии, и он чувствует это каждую минуту, а когда приходит увидеться со мной, мы с ним уже как братья!

Если твое сердце будет исполнено ненависти к кому-нибудь, ты можешь и слова не сказать ему, но посмотришь, как враждебно он будет настроен к тебе. Это происходит потому, что мы – духовные существа. Поэтому я сказал бы всем, кто на каждом шагу и с легкостью обвиняет других, особенно молодым, чтобы они попробовали немного поработать у себя в душе. Потому что любовь изобретательна, и в нужный момент ты сможешь сказать такое, чего и сам не ожидал.

Я не утверждаю, что нам удастся своими силами и постоянно пребывать в этом состоянии, – это было возможно для отцов, потому что у них была великая святость. И не случайно тысячи разных людей приходили к ним, и Бог ради той любви, которая у них была, давал им провидеть всю жизнь любого из них.

Помню один случай, связанный с моим родственником. Когда мы, молодежь, рассказывали, как съездили к старцу Порфирию или старцу Паисию, он всегда приходил в негодование и очень хотел увидеться с ними, чтобы в глаза сказать им, какие они шарлатаны, обманывающие людей. И вот, спустя годы этот человек оказался в Суроти, где жил тогда старец Паисий.

Как только мой родственник направился в его сторону, старец Паисий понял, что это за человек, увидел его гнев – это видно издалека. И вместо того, чтобы подготовиться дать словесный отпор, что могло бы спровоцировать ужасную сцену, что сделал старец? Когда мой родственник подошел и замахнулся на него, чтобы ударить, он поймал его руку, назвал по имени и спросил:

– А как поживают тот-то и тот-то? – и назвал имена, мое и брата.

Мой близкий, естественно, был потрясен и после этого случая всем не переставая говорил о старце:

– Он святой!

Святой Дух открыл старцу Паисию имя моего родственника, но только потому, что до этого он обнял его в своей душе.

Святой Дух открыл отцу Паисию имя моего разгневанного родственника – потому что старец обнял его в своей душе

Он, конечно же, знал, как это сделать, а мы совершенно не знаем. И поэтому хотим защищать свое личное право, свою личную справедливость с оружием в руках; а в результате всё время живем в раздорах друг с другом, всегда испытываем какие-то затруднения в отношениях с окружающими. Христос что сказал святому апостолу Петру? «Все, взявшие меч, мечом погибнут» (Мф. 26: 52), а мы всегда держим меч в руках и потом идем к духовнику, чтобы поплакаться ему, как другие наносят нам удары!

Одно дело – жизнь во Христе, и совсем другое – празднословие во Христе. Христианское празднословие наводнило мир, однако жизнь во Христе – нечто другое. И атеисты тоже ждут от христиан не чего-нибудь еще, а именно христианской жизни, то есть того опыта жизни и Воскресения, который приводит к определенному состоянию, сильному сделать тебя неуязвимым для обид. Поэтому святитель Иоанн Златоуст и говорит, что если бы мы, христиане, были христианами, то не осталось бы ни одного язычника.

Вся проблема в том, что нам легче увидеть зло в глазу другого, а что я совершаю зло в этот самый момент, когда вглядываюсь в чужие дела, – об этом я и думать не желаю. Однако именно такое поведение свойственно диаволу. В «Патерике» рассказывается об одном монахе святой жизни, который шел через пустыню в скит и увидел монаха, который сидел у дороги и плакал.

– Что с тобой, брат?

– Не надо, брат, оставь меня, я окаяннее всех, я совершил великий грех, который не может быть мне прощен! – и продолжил плакать.

– Нет, это неправда! Бог всё прощает, Он милосерден!

– А меня не может простить! Оставь меня, иди своим путем, это исключено, чтобы Он меня простил!

Монах продолжил свой путь, и чем больше думал об этом, тем больше сокрушался. Когда он закончил свои дела и возвращался назад, снова увидел того же монаха на том же месте, тот всё плакал и причитал:

– Бог не может меня простить! – не переставая повторял он.

– Нет, благословенный человек, ты ошибаешься! Бог есть любовь! Как же Он не простит тебя? Что ты такого сделал?

– Не могу тебе сказать, что я сделал! Но это ужасно! Поэтому исключено, чтобы Он меня простил!

Монах вернулся в свою келью крайне опечаленный и стал молиться так: «Боже мой, помилуй брата моего!» Прошло какое-то время, и ему явился ангел, который сказал:

– Послушай, это диавол, и он над тобой глумится. То, что он говорит, – неправда. Но ты сходи и скажи ему то, что я тебе сейчас скажу. Пусть он повернется на восток и трижды крикнет: «Я древнее зло! Боже, помилуй меня!» – и спасется.

Монах тут же поспешил, нашел диавола в образе плачущего монаха и сказал ему:

– Послушай, я знаю, кто ты, но для тебя тоже есть спасение! Встань, повернись на восток и скажи три раза: «Я древнее зло! Боже, помилуй меня!» – и это станет твоим спасением!

Тут диавол вскочил и закричал:

– Я древнее добро, причем самое лучшее! А вот Он пусть покается, потому что это Он виноват во всем: виноват и за меня, и за весь мир!

Видите, как мы бываем похожи на этого плачущего монаха, когда говорим, что другой виноват? Если же мы хоть чуточку христиане, «добрые христиане», которые только вчера причастились, тогда нам легко будет подумать так: «А может, это я виноват?»

«Да у меня есть духовник, я исповедовался и причащался на Пасху, а потом еще раз на Светлой седмице!» – говоришь ты. Но причащаются для того, чтобы понять, что согрешили и сколько всего нагрешили. Если же ты причащаешься и не понимаешь, что согрешил, если исповедуешься и не понимаешь, сколько всего нагрешил, тогда тут что-то идет не так, то есть вообще ничего не идет так.