Я пришла работать Христу!

Игумения Афанасия (Силкина) возглавляет монастырь Рождества Богородицы в Ростове Великом с 2011 года. Приняв в управление древнюю обитель, основанную святителем Феодором Симоновским, архиепископом Ростовским, племянником преподобного Сергия, в конце XIV века, матушка столкнулась с такой разрухой, которую видели – и к этому времени уже большей частью преодолели – пожалуй, только подвижники 1990-х. Без ограды, воды и газа, с угрозой отключения электричества началась жизнь маленького монастыря из двух насельниц (второй была мама игумении), буквально за стеной гордости Золотого кольца России – Ростовского кремля… В разговоре с игуменией Афанасией, мы, конечно, спросили, откуда этот запас прочности и такое радостно-вдохновенное отношение к жизни, позволяющее ей вспоминать о самых трудных моментах с добрым юмором, находя во всем возможность благодарить Бога. Матушка рассказала о своей семье, родителях (уточним здесь, что как мама стала сподвижницей дочери, приняв монашество, так и отец, оставшись в миру, до конца жизни очень много помогал обители), о духовных наставниках. Мы сочли возможным записать эту беседу, не включая в нее вопросы корреспондента, – как монолог очень искреннего, и сильного человека.

Каждый пример того, как Господь ведет человеческую душу, – единственный в своем роде. И не сразу человек чувствует, понимает, как это происходит. Меня Господь вел к монашеству, можно сказать, с детства. Притом, что мы росли в то время, когда и храмы были закрыты, и книг духовных мы не видели… Но, слава Богу, родители были все-таки из верующих семей, то есть знали, что Бог есть, Бога чтили как могли, старались исполнять Его заповеди. Помню, что всегда учили делать добро, не воздавать злом, честно относиться к труду, уважительно – к людям, и так далее. Папа, собираясь в командировку, всегда уединялся в комнатке, где, как тогда у многих семей, в серванте стояли маленькие иконы; и я знала, что папа молится Богу. Видимо, молился своими словами, просил у Господа помощи, и выходил всегда воодушевленным, с просветленным лицом. В моем детском восприятии это означало: папа Богу помолился, и все будет хорошо.

А когда училась в десятом классе, это 1990 год, у нас заболела учительница истории и нам дали другого учителя. Он был уже очень пожилым, и как-то выделялся из общего ряда педагогов. Под конец года он вдруг предложил съездить в Загорск (нынешний Сергиев Посад): «в историко-художественный музей». И привез нас в Троице-Сергиеву лавру. Было это, как я теперь понимаю, на Светлой седмице, в прекрасный солнечный день. Не знаю, целенаправленно ли он так устроил, либо понял, что на нашем уровне будет достаточно, только он завел нас на территорию и сказал: «Ребята, пожалуйста, вы можете свободно здесь передвигаться, через два часа я жду вас на этом же месте».

И вот там я, походив по храмам и присев отдохнуть возле ограды духовной академии, впервые так близко увидела двух монахов, поразивших меня всем: и своим обликом, и удивительно радостным настроением, и пасхальным приветствием, которым они при мне обменялись… Мне тогда это в душу запало, думаю – какие интересные люди, одеты во все черное, а радость на лице неподдельная, и что-то в них есть особенное, чем они внутри себя живут…

Молитвами архимандрита Кирилла (Павлова) устраивалась моя душа

Я поступила в Московский педагогический университет на естественно-экологический факультет. Кажется, Ньютон сказал: тот, кто говорит, что религия противоречит науке, а наука религии, – не понимает ни в религии, ни в науке. Потому что когда по-настоящему изучаешь природу, тогда и начинаешь постигать Премудрость Божию и еще более восторгаться ею. Поскольку семя богопочитания было всеяно родителями, оно и получило тогда развитие. В то время стали появляться духовные книги, захотелось прочесть, узнать больше… Через несколько лет я снова оказалась в Лавре. И Господь, видя мое искание, определил меня в руки человека удивительного, уникального – отца Кирилла (Павлова)…

Я до сих пор не понимаю, за что мне такая милость оказана, и боюсь не оправдать этого. Отец Кирилл породил меня духом. Ему не нужно было для этого много слов. Родители ведь тоже много не говорили – они просто жили, и я впитывала правила их жизни. Я смотрела на отца Кирилла и видела, как он исполняет Евангелие. Но, конечно, при безграничном желании подражать ему, это все-таки недосягаемая высота…

С тех пор молитвами батюшки устраивалась моя душа. Шаг за шагом: Евангелие, Псалтирь, службы, исповедь у батюшки, святое Причастие… Проповеди отца Кирилла нужно было слушать очень внимательно, там есть некоторые прикровенные вещи. Да даже истинный смысл тех немногих слов, которые он говорил мне лично, открывался мне иногда спустя несколько лет. И я совершенно ясно ощущаю: все то, что со мной в жизни происходило и происходит, – это до сих пор действие его благословений. Он меня благословил на монашество, благословил подвизаться в Толгском монастыре. Отец Кирилл обладал удивительной мудростью и вместе с тем тактичностью, деликатностью. Он вымаливал мою душу. Особенно интенсивно это происходило в последние три года моего пребывания в миру: я чувствовала, что как бы ступеньки преодолеваю, во мне рождается что-то новое. Каждый раз своеобразной вехой было Успение Пресвятой Богородицы, когда отец Кирилл приезжал в Лавру, – я к этому моменту «созревала» для нового благословения, и наконец подошел срок, когда я уже осознанно сказала: «Благословите», и благословение на монашество было получено.

…В миру моя карьера складывалась очень хорошо: будучи еще довольно молодой, я исполняла обязанности директора школы. И отказалась от утверждения в этой должности только потому, что знала: уйду в монастырь; зачем дополнительные обязательства на себя брать, если это исполнится, может быть, уже совсем скоро. В монастыре поначалу некоторые сестры, то ли жалея, то ли посмеиваясь, пытались меня задеть напоминанием о том, кем я была. Но меня это нисколько не задевало. Наверное, батюшкино воспитание помогало. Преподобный Феодор Студит говорил: «Братья, вы пришли в монастырь не монашествовать, а каждый день распинаться за Христа». Думала так: я пришла научиться духовной жизни, все остальное второстепенно. Если Господь посчитает необходимым использовать то, что он мне дал до монашества, Он мне эти возможности предоставит. А может быть, Его воля в том, чтобы открылись какие-то другие способности, Им заложенные и мною еще не освоенные. Какая мне разница, я же пришла работать Христу!

Сказать людям то, что мне откроет Господь

…Постригал меня в иночество в 2003 году владыка Кирилл, архиепископ Ярославский (ныне митрополит Казанский и Татарстанский), и он же – в мантийное монашество в 2009-м.

Послушаний было сразу много, и мне это нравилось, хотелось послужить Господу: кухня, клирос, церковная лавка, а также сенокос, грядки, навоз раскидать, шить, – пожалуйста, я это умела. Но особенно интересно мне было проводить экскурсии, что немножко перекликалось с моей первой профессией, пусть и не с детьми нужно было общаться. На самом деле это тяжелое послушание, некоторые стараются его избежать. А я подумала: почему бы и нет? Если люди хотят узнать истину, я могу сказать им то, что мне откроет Господь. За послушание, связанное с людьми, больше милости от Господа, потому что люди разные, надо их порой и потерпеть…

Помню, мне дали текст экскурсии, я его прочитала, заволновалась: даты, цифры… как бы не забыть. А потом, когда вышла к группе, сама себе сказала: «Но ведь эти люди пришли, главным образом, не о датах узнать. Господь вручил мне их на этот час, и нужно постараться максимально воспользоваться данным мне временем, чтобы мои слова могли отозваться в их душе». И тогда даты отошли на второй план, ушло волнение, я просто стала рассказывать с позиции христианина и монаха, чтó я знаю о Боге, о чем хотела бы им напомнить… Всегда это была немного импровизация, а не рассказ по заученной схеме; нужно было моментально перестраиваться, в зависимости от того, что у твоих слушателей в глазах, чего они от тебя ждут. Всякий раз перед экскурсией я молилась, чтобы то, что я скажу, было спасительно и мне, и слушающим меня.

С родителями     

«А ведь Вы будете игумения»

…Когда я узнала, что буду назначена игуменией, очень испугалась. Я человек грешный, немощный, ограниченный в своих возможностях… Потом передо мной был пример матушки игумении Варвары: все знают, каким был Толгский монастырь, когда она его приняла, и каким стал. Думаю: сколько же нужно сил, а где мне их взять? Господи, помилуй! Но я также знаю, что я – солдат и не могу отказаться от послушания. Вспомнила фрески, которыми расписан главный вход в Лавру: послушания преподобного Сергия (все-таки считаю себя своеобразной воспитанницей Лавры, духом ее меня батюшка Кирилл напитал). Решила, что буду молиться, а дальше как Господь управит. Однако хотелось посоветоваться. С отцом Кириллом не было возможности связаться, но у меня был телефон протоиерея Стефана Середнего, служившего в приходском храме села Черкизово в Пушкинском районе, – откуда я, так сказать, ушла в обитель. Батюшка был старинной закладки, любил молиться, любил монашествующих. Я при храме помогала, вела уроки в воскресной школе, пела на клиросе, библиотекой занималась, и он ко мне проникся… Но когда уходила в монастырь, очень правильно это воспринял. Некоторые настоятели стараются удержать нужного человека при храме, а он нисколько не колеблясь сказал: «Я за Вас очень рад». Даже дал некоторые наставления: внимательно слушать игумению, внимательно наблюдать за ней, не проронить ни одного слова… Я очень ему благодарна. И вот прошло девять лет, и я решаюсь наконец-то ему позвонить, чтобы посоветоваться. Только начинаю и даже не успеваю продолжить мысль, как он меня перебивает, и с таким накалом: «Не вздумайте отказаться! Если Вы сейчас смалодушествуете, подумаете, что Вам ваших человеческих сил не хватит и поэтому откажетесь от этого послушания, – то за это вот непослушание Господь отнимет благодать, и Вы не сможете справляться даже с тем, с чем справлялись до сих пор!» Вот это уже было по-настоящему страшно. Я и так ощущала, что могу понести такой труд только с Божией помощью. Кто я без Бога?.. Лучше не отказываться, потому что я не смогу тогда исполнить то, для чего я всё в миру оставила.

…А еще потому я позвонила отцу Стефану, что это он в ту пору, когда я и о монастыре не помышляла, встретив меня в один прекрасный солнечный день у храма, благословляя, сказал: «А ведь Вы будете игумения». Очень серьезно сказал, хотя обычно к молодым всегда с юмором обращался. Как ему Господь открыл, не знаю; вспоминаю себя в тот момент: на каблучках, кофта расшитая, бусы, сережки… Мне бы задуматься, но я, конечно, всерьез тогда его слова не приняла. Такая вот история.

Настолько близко присутствие Божие…

В первую встречу с монастырем Рождества Богородицы произошло со мной настоящее чудо. Когда меня на машине везли сюда принимать обитель, на меня опять мысли нахлынули: страшно, как-то там всё будет… Понимаю, что это не полезно для внутреннего состояния и решаю думать о чем-то отвлеченном. Еду и думаю: вот я сейчас приеду в монастырь, там всё разрушено, позвоню своим родным, они спросят, как дела. Я отвечу, что я в Ростове Великом, меня назначили настоятельницей в монастырь… – О, скажут они, – и что теперь?.. – Мне теперь нужно восстанавливать обитель… – А чем тебе помочь? Я скажу: ну вы же понимаете, мне надо будет с людьми встречаться, рассказывать о проблемах, чтоб они как-то прониклись. Надо будет хотя бы чай им предложить. Понимаете, здесь ведь ничего нет. Подарите мне сервиз. А они спросят: какой тебе сервиз подарить? – Ну, подарите чайный, зеленого цвета, под мрамор…

– Ужас, какой ужас! – это я сама о себе. Хотела думать о чем-то отвлеченном, а чтó мне лезет в голову?! При чем здесь сервиз, какой сервиз? Господи, помилуй!

Наконец приехали. Действительно, всё в руинах, захламлено, везде запах плесени, духота… Хожу со священниками, членами комиссии, которые мне сдавали все эти помещения по факту, и только уговариваю себя: «Ладно, ладно, всё преодолимо…» Поднимаемся на второй этаж… вижу какой-то старый календарь, а в нем фото отца Кирилла: «О, батюшка! Ладно, жить можно». Выходим на улицу, заводят меня в другой дом, обшитый пластиковой вагонкой, – поначалу решила, что кто-то коттедж на территории выстроил… и там все-все двери на замках. У отцов целая связка ключей, ни один не подходит, они кое-как открывают одни двери, другие. Пытаются шутить, подбадривают меня. Наверное, у меня вид обреченного человека. И вот новая дверь, которая раздвигается, как в купе. Председатель комиссии раздвигает обе половинки… И в помещении, куда мы должны войти, стоит посредине стол, накрытый белой скатертью. И на нем – зеленый чайный сервиз. Под мрамор. Все смеются, – они даже не представляют, о чем я думала в машине! Не знаю, что у меня было написано на лице, но внутренне мне стало очень стыдно и страшно. Стыдно за свое человеческое малодушие и страшно, потому что настолько близко я ощутила присутствие Божие. После я уже не задавалась вопросом, кто я и что я…– какая разница! Будь ты кто угодно, если ты надобен Господу…

«Иди, закидывай свои мрежи!..»

…Когда только начинала первые шаги здесь делать, конечно, ужасало всё. Разруха, нет водопровода, водоотведения, отопления. Монастырь не был огорожен, сюда когда угодно мог проникнуть любой человек. Но это, так сказать, одна проблема. Даже если хочешь приступить к ремонту и строительству, – невозможно: земля юридически не оформлена, здания не все переданы… Первые три года были просто мытарствами. У властей мои попытки что-то упорядочить и узаконить вызывали чаще всего раздражение и гнев. Бывало, заходишь в очередной кабинет, а в тебя бросают документы, вызывают на конфликт. Когда я попыталась сделать временное ограждение, меня чуть во вредительстве не обвинили… Как реагировать, как остаться после этого человеком? Приходилось буквально юродствовать: ухожу, и завтра заново прихожу, и послезавтра… Чувствуешь себя прахом, который все попирают. Или Дон Кихотом перед ветряными мельницами. Машины нет, постоянные поездки в Ярославль и в Москву – своим ходом, на автобусе, на электричке. Утром рано уезжала, вечером приезжала, «оттаивала» – зимы выдались очень холодные…

Однажды приехала вот так ни с чем; до слез обидно: не то что помочь – даже поверить не хотят. Говорят: «В центре Ростова Великого, столицы “Золотого кольца”, рядом с Кремлем – и водопровода нет? Не выдумывайте!» Что делать? Села уставшая и думаю: «Господи помилуй, ну что же это такое? Что ты все мотаешься – монахиня? Господь же силен все в единый момент изменить. Возьмись лучше за свое монашеское делание, молись. Бог всё управит. Читай Евангелие». Вот, вспоминаю, кстати, я и Евангелие еще сегодня не читала. Что мне сейчас скажет Господь? Открываю пятую главу Евангелия от Луки и читаю: апостол Петр говорит: Господи, мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но если Ты сказал закинуть сети снова, по слову Твоему сделаю. И вытащили мрежи, полные рыбы, так что корабль стал тонуть…

Так меня это воодушевило. Говорю себе: «Слышала, что тебе сказал Господь? Откуда ты знаешь время посещения Божия? Вот апостолы пошли и снова закинули сети тогда, когда, казалось, всё безнадежно. Иди, закидывай свои мрежи!»

…И вот еще почему, думаю я, нужны были мои мытарства: мне ведь пришлось проповедовать. Ты идешь к людям и должна описать, откуда ты взялась, что это за монастырь, основанный в XIV веке племянником преподобного Сергия, какие там уникальные фрески, красота… Чье-то сердце, возможно, я и тронула – ведь были и добрые встречи. У кого-то в душу нечто запало – может, он потом к Богу обратился. Может, Господу так и нужно было, чтобы я ходила и рассказывала. Будете ловцами человеков… (см. Мф. 4:19)

Хотя, конечно, монах хочет одиночества. Хочет с Господом соединиться… Но Господь ведет так, а не иначе, и разве я знаю, чтó мне на самом деле нужно?

Строгость в любви

…Начинали мы жизнь в обители вдвоем с монахиней Иоанной, позже присоединилась еще одна сестра. Долгое время нас было трое, сейчас уже больше – семеро. Как выстраивать отношения, как оставаться и игуменией, и матерью, и сестрой?

Сложный вопрос, и простой одновременно. Простой, потому что на самом деле, когда ты живешь, об этом не очень-то думаешь: есть дело, его нужно исполнять.

Владыка Вадим, когда знакомился со мной (митрополит Ярославский и Ростовский Вадим был назначен главой митрополии в декабре 2019 года. – Ред.), сказал: «Матушка, я хотел бы напомнить Вам главное: Вы должны быть для сестер матерью». Получается, что если мне Господь их вверил, я несу за них безусловную ответственность. Но каким образом мать отвечает за детей? Она не должна их разлагать неразумной любовью, должна держать дисциплину, задавать определенный тонус жизни, прививать какие-то навыки и – спрашивать, иногда строго с них спрашивать. Строгость проявляется в том, что по любви не хочешь, чтобы они зашли далеко в своих заблуждениях, уклонились на какие-то неведомые пути и дорожки. Хочется, чтобы шли прямо к цели… Строгость в любви – это и есть золотая середина.

…Ты берешь сестер под свое начало, специально не изыскивая кого-то, не притягивая искусственно. Постриг монашеский не входит в семь Церковных таинств, но тот, кто это переживал, знает: состояние удивительное, уникальное. Ради того, чтобы это почувствовать, – стоит жить. Однако, если человек мне говорит: «Я хотела бы быть монахиней…», я в ответ скажу: «Ты знаешь, это трудно». И объясню, что заповеди Божии – для всех, хоть ты в миру, хоть в монастыре; пост тоже для всех; и безбрачную жизнь многие в миру ведут и Богу угождают. А существенное отличие человека, вступающего на монашеский путь, – это отсечение своей воли. И это так трудно исполнить! Потому что Бог нам дал свободную волю и всячески ее оберегает, не совершает над ней насилия. Но тогда-то и даруется благо человеку, когда он сам, добровольно подчиняет свою свободную волю воле Божией!

Без благодати мы ничто. А как получить благодать? Только когда ты кроток и смирен сердцем. Как стяжать добродетели? Нужно смириться, и тебя спасет Господь. Господь видит труд, видит смирение, посылает благодать, и человек усовершается – сначала понемногу, потом больше и больше. Чем больше себя смиряет, тем больше получает.

– Ты готова на это? – спрашиваю я сестру. Если не готова – не надо рисковать. Потом начнутся слезы, искушения, человек будет всех чернить и поливать грязью, а хочется сказать: дружок, ты просто не справился, не надо никого обвинять.

Может быть, она еще не знает? Конечно, можно в этом случае попробовать себя, пожить в монастыре. Но дело в том, что пока ты не погрузишься в эту жизнь целиком, ты ее не ощутишь. Тут есть один нюанс. Вот, например, летчик знает, что летать опасно, можно разбиться, но он так любит полет, что вы не отговорите его быть летчиком… И я думаю, что если Господь кого-то предопределил в монашество, то человек чувствует необыкновенное стремление и желание посвятить этому жизнь.

Если уж берешь кого-то в свою команду, то предупреждаешь его: «Я думаю, что могу тебе помочь, и хотела бы, но нужно, чтобы у нас было взаимопонимание. Если взаимопонимания и доверия не будет, я помочь не смогу. Ты хочешь научиться, я готова научить – давай вместе». Это вот сестринское сближение. На доверии.

Что же касается взаимоотношений «игумения – сестра», – откровенно говорю: нужно слушаться. Преподобный Сергий, умудренный Богом отец, слушался наставников, над ним поставленных, аки Самого Господа. Может быть, соделало его совершенным именно то, что он не надеялся на свой разум, слушал, что ему скажут, и потихонечку дошел до такой высоты…

Мы вместе на послушании

…Игумения может быть сестрой между сестрами, потому что у нас общая лямка, мы вместе на послушании. Сначала, конечно, мне больше самой приходилось разносторонне послушáться, пока не обучила сестер по принципу: делай со мной, делай как я, делай лучше меня… Не сразу это происходит, шаг за шагом я говорю: «Ты должна научиться, должна мне помочь. Мы делаем одно Божие дело, мне нужно тебя научить, чтобы оставить и заняться другим… Мы вместе в одной упряжке». По крайней мере, сестры, которые сейчас со мной, этим вдохновляются.

… Господь как-то устроил, что сестрам моим не пришлось ворочать кирпичи: посылал добрых людей, находились братья, знакомые, родственники, чтобы помочь расчистить что-то, тяжелое принести. Сейчас у нас строительные и ремонтно-реставрационные работы ведет организация, и к чести руководства этой организации надо сказать, что рабочим дано распоряжение исполнять все наши просьбы о помощи, если где-то потребуется физическая сила. Сестры поэтому имеют достаточно времени, чтобы исполнить правило и даже почитать. Я стараюсь, чтобы они больше читали Новый Завет, Псалтирь, духовную литературу: начальников монашества – преподобного Макария Египетского, авву Дорофея, преподобного Иоанна Лествичника; конечно же, святителя Игнатия (Брянчанинова), проповеди отца Кирилла… Но мы не просто читаем, мы с ними обсуждаем прочитанное, делимся своими мыслями, своим пониманием. Они же пришли в монастырь взрослыми людьми, со сложившимся мировоззрением, и их нужно духовно направить, настроить – как настраивают музыкальный инструмент…

Сестры обучаются шитью, вышивке, золотошвейному мастерству. В сочетании с молитвой, я считаю, для женского монастыря это идеально. Потихонечку учу их богослужебному чтению, уставу, пению на клиросе. Еще есть мечта – может быть, Господь поможет зародиться у нас иконописи… И пусть не всё у них получается, но они же хотят этим заниматься, а Господь доброе намерение видит…

Фото: Владимир Ходаков, а также фотографии из личного архива игумении Афанасии и из архива монастыря Рождества Богородицы в Ростове Великом