Спасение там, где кровоточит сердце

Среди дат церковного календаря с завидным постоянством попадаются дни памяти всех семи Вселенских соборов по отдельности и еще дни памяти шести первых соборов и всех семи. Точнее, звучит так: память святых отцев Вселенских соборов. Вот и в грядущее воскресенье воспоминается память святых отцев VII Вселенского собора.

Были ли все участники VII Вселенского собора, да и вообще всех тех соборов, святыми в современном значении этого слова? Нет. Но во время работы на соборе они, несомненно, были святыми в первоначальном значении этого слова – они посвящали себя и свой труд Богу. Это выразилось в том, что они искали не своего, но Божьего, желали поступить не по своей воле, а по Божией. Звучит легко, но легко ли это в жизни?

Стремление найти лучший вариант, поступившись своими амбициями, далеко не всегда может возобладать даже там, где разговор идет о грубой меркантильной выгоде для всех совещающихся. В бизнесе, например.

В политике – искусстве властвовать – эта проблема усугубляется естественным образом и тормозится в основном лишь страхом общественного порицания, способного развалить карьеру. В искусстве же художественном она цветет буйным цветом.

Цвела бы она буйно и в науке, но там объективное положение дел рано или поздно доказывается экспериментальным путем. Поэтому в науке проблема отстаивания своей правоты из самолюбия просто цветет. Не буйно, умеренно.

Если огорчаешься, что словами твоими пренебрегают, то нет в тебе страха Божия

Ну, а уж там, где мы предлагаем миру свои ценные суждения о том, что такое хорошо и что такое плохо, – там предел человеческой амбициозности может положить только и исключительно страх Божий. И здесь-то и выясняется, насколько мало людей его имеют.

Ответственности за ошибку – на этом свете – не предусмотрено вообще никакой, последствия ее – на этом свете – всегда можно истолковать чем-то иным. А потому: «Пустите меня вперед – я, я знаю, как лучше!» Каждый, пусть и время от времени, знает, как спасти от зла мир и страну, как навести порядок во всей Церкви или хотя бы на своем приходе; каждый лелеет мысли, замечательные для него и никуда не годные для других.

Преподобный Исаия Отшельник сказал: «Если огорчаешься, что словами твоими пренебрегают, то нет в тебе страха Божия». У нас же, когда слова и мысли сталкиваются в каких-то общественных обсуждениях, происходит не то чтобы огорчение, а нечто напоминающее термоядерный взрыв. И по выплеску энергии, и по накалу страстей, и по силе разрушения.

Как же так получается, что мы спорим, дабы исправить, построить и наладить, а получаем лишь еще большие разрушения и нестроения? Да так и получается – не построить ведь хотим, а доказать, что мы можем построить лучше других. Не созидать хотим, а тешить свое самолюбие. Не болезнуем сердцем о том, в чем же наша часть вины, не вопием к Богу: «Скажи ми, Господи, путь, в онь же пойду!» Не Божьего желаем, а своего. А свое без Бога всегда разрушительно…

***

Что давало отцам соборов такое огромное дерзновение? Голос совести, который говорил им, что они искали не своего, но Божьего

Как пугающе дерзновенно звучит формула «Изволися Духу Святому и нам», с которой начинались оросы и постановления соборов! Что давало апостолам и отцам соборов такое огромное дерзновение? Голос совести, который говорил им, что они искали не своего, но Божьего.

Но ведь постановления лжесоборов начинались так же – вот что по-настоящему страшно! Люди считали, что их устами глаголет Дух Святой, а на деле были движимы душепагубным желанием настоять на своем: «Я, я знаю, как лучше!» В курсе нравственного богословия отец Владислав Свешников как-то сказал нам:

«Даже во фразе “я хочу исполнить волю Божию” можно расставить акценты самым разным, в том числе и самым неугодным Богу образом!»

Мало сказать: «Хочу исполнить волю Божию». Надо еще проверить это желание на наличие всяких лукавых составляющих. А страх Божий, по слову преподобного Ефрема Сирина, есть обоюдоострый меч, отсекающий всякое лукавое пожелание.

Страх Божий – это предстояние перед Богом во свете Его заповедей. Для его стяжания важно отрывать сердце от суеты, возделывать его самопонуждением и самоукорением. А еще приобретению страха Божия способствуют страдания, потому что они тоже помогают человеку оторваться от земных пристрастий. «Я полюбил страдание, – писал святитель Лука (Войно-Ясенецкий), – так удивительно очищающее душу».

Святые отцы, принимавшие решения на Вселенских соборах, далеко не все канонизированы и известны народу Божию. Но одно мы знаем о них точно: все они имели опыт богобоязненности, опыт болезнования сердцем, опыт изнесения помыслов сердца на Божий суд, опыт отсечения своего лукавства.

Ведь уязвлять свое самолюбие на этих соборах приходилось не только тем, кто приезжал туда с заблуждениями. Те, кто изначально высказывал мысли верные, ехали смиряться ничуть не меньше. Вспомним слова апостола Павла, обращенные к Фессалоникийцам:

«Мы могли явиться с важностью, как апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими» (1 Фес. 2: 7)

Носитель истины должен смиряться сообразно величине истины, иначе он потеряет моральное право высказывать ее

Носитель истины должен смиряться сообразно величине истины. Иначе он потеряет моральное право высказывать ее.

И когда я вижу в церковном календаре дни памяти святых отцов Вселенских соборов – скромные, чаще всего совсем не праздничные, – я вспоминаю слова старых сестер Пюхтицкого монастыря: «Спасение совершается там, где у человека каждый день кровоточит сердце».