Бог лишил меня почти всего, но я Ему благодарен

Илья Долматов     

Расскажу-ка я о себе. Что может рассказать бородатый мужик в коляске, который даже говорить не умеет? Увидев меня на улице, кто-то наверняка подумает: «Зачем такому жить?» Да и я так часто думаю, честно говоря… Действительно, какой прок от человека, который ничего сам не может: ни поесть, ни попить, ни привести себя в порядок? Увы, это самая естественная мысль, когда видишь такого, как я… Нет, я встречал и удивительные реакции. Помню, мне было лет 17. Мы с мамой встречали кого-то с электрички (родных или соседку по даче, не помню), шли уже возле платформы по узкой дорожке, а навстречу нам – женщина с сыном лет 5–7. Поравнявшись с нами, мальчик сказал: «Мам, я хочу такую же коляску, как у этого дяди!» Что ответила женщина, я, к сожалению, не услышал, но со смехом подумал: «Хоть кто-то мне завидует!»

Я живу, мыслю, общаюсь, радую дорогих мне людей, у меня есть друзья и враги, есть страсти и грехи, о которых стыдно говорить, я ненавижу и люблю. Бог не дал мне многого, – да почти всего, – но Он дал мне главное – разум. И я Ему за это благодарен. А ещё я Ему благодарен за то, что Он мне дал родных, без которых я бы сейчас не писал эти строки, а в лучшем случае лежал бы овощем в каком-нибудь ПНД и не знал бы, сколько будет 2+2, не говоря уже о таких «нужных» фундаментальных школьных знаниях, как что такое квадратный многочлен. А ещё за что? Много всего. Да и много, за что ещё… Этот текст, собственно, об этом.

Я болен детским церебральным параличом (ДЦП), вследствие чего могу ходить только с сильной и – что важнее – умелой поддержкой, и не умею нормально говорить. Ну, то есть мой «язык», состоящий из звуков и артикуляции, понимают только три человека: мама, папа и тётя, которая, будучи логопедом-дефектологом, упорядочила все эти звуки и движения губ и языка и научила сносно произносить некоторые буквы. Научиться меня понимать можно. Это доказала девушка Саша, у которой тоже был ДЦП, с тем лишь отличием, что она ходила сама, иногда падая, и довольно сносно говорила, но интеллект у неё был на уровне 10-летнего ребёнка. Когда мне было 12 лет, Саша подошла и стала смотреть, как моя мама меня переводит, и через неделю мы с ней спокойно общались.   

Форма ДЦП, которой я болен, по-научному называется дискинетической или гиперкинетической и выражается в том, что я не контролирую движения рук и ног и напряжение их мышц. То есть если я захочу поднять руку, я сделаю множество лишних движений, уроню вазу с комода и вцеплюсь вам в волосы, а потом только подниму руку (интересно, что бы на это сказал Шопенгауэр?). И чем больше я не хочу делать эти лишние движения, тем больше я их и делаю. Например, если меня ведут мимо мешка с картошкой, я его даже не задену, а вот если на месте этого мешка будет стоять зеркало, я обязательно по нему ударю. Именно поэтому я не могу сам есть, пить (меня кормят с ложки) и, что называется, «обслуживать себя». Дурацкая формулировка: как будто обычный человек сам себе официант. А за этой формулировкой скрывается тот факт, что я не могу под благовидным предлогом уединиться в туалете и почитать там книжку, а потом, так сказать, облегчившись физически и обогатившись умственно, выйти и продолжать дарить себя миру.

Как я таким стал? Точно не знаю. Мама не любит об этом говорить. Всё, что я понял, – это то, что, когда мама начала рожать, в знаменитом ленинградском роддоме «Снегирёвка» не было врача, который её вёл, и роды принимали акушерки. Они то ли не умели, то ли побоялись делать планируемое из-за большой величины «плода» кесарево сечение… В итоге меня тянули щипцами и сломали мне ключицу. После этого мама почти сутки лежала в луже собственной крови, отходя от наркоза… Такая вот история, вероятно, характерная для смутного начала 1990-х. Случись это сейчас, можно было судиться с этим роддомом и выбить солидную компенсацию, но это ничего не исправило бы: ДЦП не лечится ни в каком возрасте. Если бы мне предложили отомстить за себя, я бы отказался. Что хорошего будет от того, что в мире станет на одного или нескольких несчастных людей больше?..

Если бы мне предложили отомстить за себя, я бы отказался

Моя мама… Главный и самый близкий человек в моей жизни. Всю жизнь она рядом. Случаи, когда меня укладывала спать не она, я могу пересчитать по пальцам одной руки. У неё нет своей жизни: в какой-то момент она перестала даже встречаться и созваниваться со своей единственной институтской подругой. Мы с мамой часто ругаемся: всё-таки не все могут жить с человеком в замкнутом пространстве 30 лет и не ссориться. Как и большинство сыновей, я редко говорю маме и папе, что я их люблю. Но я их очень люблю и очень благодарен за то, что когда-то они решили взвалить на себя крест под названием «больной ребёнок» и никогда его не бросят, за то, что дали мне возможность жить как нормальному человеку.

Не могу я фактически ничего из того, что может обычный человек, но зато я умею то, что умеют единицы… Нет, не двигать ушами и не сворачивать язык в трубочку. Я работаю на компьютере носом. Этот и остальные тексты я писал (до 2008 года я делал это на кнопочном сотовом телефоне) и пишу без помощи рук. Я монтирую все видео на Ютуб-канале своего православного сайта, основателем которого являюсь и который на первых порах сделал сам, тоже одним носом. Им же я играю в шахматы онлайн, имея вполне приличный рейтинг для любителя, и общаюсь в социальных сетях с разными людьми. Словом, если пианисты и скрипачи страхуют руки, певцы – голосовые связки, я должен застраховать свой нос. Но что-то не хочется.

С 8 до 16 лет я проводил лето на льготной даче в Комарово. Да, да, в том самом, куда уезжал на недельку лирический герой советской песни и куда иногда едут персонажи фильмов, снятых в Санкт-Петербурге. Там складывался мой характер, там я хоть как-то общался с людьми, которые воспринимали меня как обычного ребёнка, там я первый раз влюбился, там осознал, что такое смерть, там встретил людей, без которых не уверовал бы в Бога. Там было много всего, о чём здесь не расскажешь, иначе этот текст превратится в какие-то в мемуары, чего бы не хотелось. Но не вспомнить о Комарово невозможно. Не был бы я инвалидом – не отдыхал бы 8 лет там, где отдыхала питерская творческая интеллигенция, а не отдыхал бы – не встретил бы тех людей, с которыми в мою жизнь вошёл Христос. Звучит пафосно, прямо-таки по-баптистски: «И тут Иисус вошёл в моё сердце! Аллилуйя!» Но не бойтесь: я – православный, ну, точнее – считаю себя таковым, а дальше решать только Господу…

До 17 лет я вообще не думал о Боге, о религии. Меня крестили в год с небольшим, повесили, как полагается, на шею крестик, и на этом моё духовное воспитание кончилось. Мама, крестившаяся за год до меня, до того, как мы завели традицию освящать куличи на Пасху, в храме, кажется, была только на моих крестинах, да на крестинах сына подруги, став его крёстной. Свою крёстную (мама с ней познакомилась в больнице, где я проходил что-то вроде реабилитации) я последний раз видел лет в 6. Её попыток воспитывать крестника, хотя бы рассказывая ему о Боженьке на небе, не говоря уже о том, чтобы сводить его в храм или подарить ему детское Евангелие, я не помню. Что-то о Боге пыталась говорить моя тётя, но её вера была не книжной – сердечной, а она сама – молодой студенткой, которая не смогла заинтересовать меня, любившего фильмы Жака Ива Кусто и другие передачи о природе. Да и нужен ли был Бог ребёнку, который жил с нерелигиозной мамой и папой-атеистом, бывшим замполитом советской и российской армии? Ведь Бог не приходит к тем, кому Он не нужен.

На четвёртое лето нашего пребывания в Комарово мы с мамой стали проводить время с Еленой Анатольевной и её умственно отсталой, полуходячей дочерью Юлей, которая была на 2 года старше меня, но имела интеллект 5-летнего ребёнка. У неё был какой-то синдром с названием из двух иностранных фамилий и букет сопутствующих болезней. Всё это было результатом близкородственного брака. Несмотря на тяжёлую судьбу, тётя Лена была жизнерадостной женщиной, наверно, в первую очередь из-за своей веры. Вчетвером мы то ходили в комаровский, исчерченный множеством просек и троп, по которым легко проезжали наши коляски, лес, с попадающимися тут и там бетонными ДОТами, оставшимися со времён Великой Отечественной войны, где собирали грибы и чернику, то жарили пирожки с собранным, то предпринимали пешие походы к Финскому заливу или Пенатам И.Е. Репина, то просто прогуливались за артезианской водой к колонке. Всё это сопровождалось разговорами о жизни и рассказами разных историй. Когда тётя Лена рассказывала о своих поездках по святым местам, в её словах не было никаких высокопарных интонаций и заезженных оборотов, которыми иногда грешат некоторые верующие и которыми наделяют нас, когда хотят изобразить карикатурно, – вроде: «Это было так благодатно, что я потеряла дар речи!» Её вера была спокойной, в чём-то рациональной и не без юмора. Одну из таких историй я расскажу здесь.   

Поехала однажды тётя Лена с Юлей в какой-то монастырь, где находилась чудотворная икона Богородицы, о которой говорили: «Всё, что ни попросишь, всё сбывается!» Ехали, конечно, за Юлиным здоровьем. На половине трёхдневного пути девочка подхватила ротавирус. Я воздержусь от ёмких и красочных фраз, которыми Елена Анатольевна описывала симптомы, мучившие её дочь все эти 2 дня (мало ли, кто будет это читать), приведу только конец этого описания: «В общем, было весело!» Приехав в монастырь и отстояв очередь к святыне, измотанная тётя Лена сказала: «Проси давай, что хотела!» Девочка подумала и сказала: «Хочу, чтоб это всё кончилось», имея в виду симптомы ротавируса… Через 3 часа Елена Анатольевна поняла, что они всё это время не заходили в туалет и что Юлю не тошнит! «Чем не чудо?!» – подытожила свой рассказ тётя Лена.

К Елене Анатольевне приезжали разные подруги и знакомые, с которыми она охотно знакомила и нас. К Ирине Александровне я прикипел всем сердцем, сам не понимаю почему. Может быть, виной тому её начитанность в Священном Писании и святых отцах, может быть, её весёлый характер, может быть, то, что она проявляла живой интерес к моим попыткам что-то писать. Но, как бы там ни было, если Елена Анатольевна показала мне Христа, то Ира (а я с ней фактически сразу с её разрешения стал на «ты») усадила меня рядом с Ним. Хотя, конечно, тётя Лена сделала для моей веры намного больше Иры. Это она приносила диски с беседами по книге Бытия и другими лекциями, которые рассказывали о Христе как исторической личности, о том, что наука никак не противоречит религии, что православный должен читать святых отцов, и о том, что такое правильная молитва... Она же организовала мою пока единственную поездку в храм, где я исповедовался и причастился. Но почему-то именно Иру однажды в переписке я назвал своей второй крёстной и нисколько об этом не жалею. Жалею я только о том, что Елена Анатольевна уже не прочтёт этот текст: она совсем недавно скончалась от коронавируса.

Ту единственную поездку в храм я помню почти поминутно, хотя она состоялась 14 лет назад.

Ту единственную поездку в храм я помню почти поминутно, хотя она состоялась 14 лет назад

Здесь я должен сделать отступление и рассказать, почему я не причащаюсь с того момента и почему считаю это правильным. Моя мама – человек закрытый по многим причинам, и как только я говорю, что к нам хочет кто-то приехать из тех, кто ещё ни разу у нас не был, или что я хочу куда-то съездить, она впадает в такую вселенскую тоску, что мне уже ничего не хочется… А без желания и внутренней радости, с пониманием, что близкому человеку это в тягость, какая Исповедь и какое Причастие могут быть, будь они на дому или в храме? Сплошная профанация! Это могут понять немногие, и, бывает, я сталкиваюсь с осуждением, но это мои отношения с Богом. Знаете, меня удивляет, что когда пишешь какому-нибудь священнику по совету друга, хочешь познакомиться, узнать человека, рассказать о себе, а он в ответ, как говорится, «с порога» пишет: «К вам когда приехать причастить?» – как будто Причастие – это что-то обыденное, как сделать укол витаминов. Я понимаю, что батюшки – люди занятые, и не их работа быть психоаналитиком каждому, но мне кажется, такой подход к человеку, который не исповедовался и не причащался больше 10 лет, не очень верен. Надеюсь, что в скором времени Господь сподобит меня съездить в храм в компании родных и друзей, а пока я с теплом вспоминаю, как побывал в церкви первый раз.

Это было 2 августа 2008 года, день Илии-пророка, мои именины. Мы уже жили не в Комарово, а в Солнечном (посёлке за две платформы до Комарово). Тётя Лена всё сделала так, чтобы мама о планируемой поездке в храм узнала накануне: «Волноваться меньше будет!» – сказала она и села инструктировать меня, как писать Исповедь по молитвослову. «То, что не постишься, не пиши: ты ешь то, что мама приготовит. Этого достаточно». Эта фраза до сих пор служит мне утешением, когда я думаю о своей «духовной жизни». Мы поехали в недавно образованный Константино-Еленинский женский монастырь близ посёлка Ленинское, богатые жители которого, видимо, решили искупить свои грехи постройкой целой обители. Построена она была, действительно, на славу. Не буду описывать красоту архитектуры монастыря, тем более что читатель повидал побольше меня.

Наш «десант» насчитывал 9 человек: кроме меня, мамы, тёти Лены и Юли, с нами приехала Анастасия – женщина в коляске, которая, собственно, и организовывала такие поездки, её слепой муж (я в тот момент перестал удивляться), молодая женщина и трое мужчин, двое из которых могли бы без грима играть русских богатырей. В тот день Господь, вероятно, решил показать мне максимальное количество занимательных случаев из жизни Церкви, как обрадованный визитом дорогого друга хозяин показывает всё, что тот ещё не видал. Впечатлённого оглушительным, но красивым праздничным колокольным звоном, меня по длиннющему пандусу на высоту третьего этажа ввезли в храм. Упоительно пахло ладаном, что вселило в меня неизъяснимый восторг, в дальнем уголке монахиня мерно читала Псалтирь. Небольшой по площади храм (где-то 50 м², не считая алтарной части) стал наполняться, и мама стала волноваться, что моя громоздкая коляска будет всем мешать. Тут, откуда не возьмись, появилась монахиня Илариона (её имя я узнал только сейчас, как и о том, что она в 2012-м г. стала игуменьей) и стала успокаивать чуть не плачущую маму: «Да поставьте его к мощам, к мощам: тут, у мощей, ему теплее будет!» Особого тепла я не заметил, но сиделось в этом «первом ряду» мне, действительно, хорошо и комфортно. Через полчаса после начала службы заплакал мальчик лет 4-х. Стоящий с ним восьмилетний брат совершенно спокойно и с достоинством взял его за руку и вышел за дверь, где они просидели, кажется, до конца службы… Потом меня передвинули ближе к двери, и весь храм запел Акафист Пресвятой Богородице. Неподалёку от меня стояла беременная девушка, которой, судя по размеру живота, надо было на днях рожать, и, держа в руках книжку с текстом Акафиста, горько и тихо плакала. Она тогда была, кажется, наедине с Богом… Почувствовав себя комфортно, как будто хожу в храм каждый день, я стал подпевать вместе со всеми, поглядывая в книжку в руках Анастасии, услужливо повёрнутую ко мне.

Настала пора Исповеди. Одной из первых к батюшке подошла какая-то женщина. «Чего губы накрашены? Ты на дискотеку шла или в храм?! Не причащу! Иди!» – громким голосом сказал батюшка. Женщина ушла. Через два человека очередь дошла до меня. Я написал свои грехи в мобильнике в виде SMS, сохранив его как черновик. Священник сначала отнекивался (видано ли: читать список грехов в телефоне!), мама, давшая сотовый, замешкалась и так бы и ушла, но тётя Лена, стоявшая рядом, одной какой-то фразой объяснила батюшке, что я по-другому не могу. «Церковь не поощряет грех, но милует раскаявшегося грешника!» – достаточно громко сказал священник, чтобы, казалось, это, как и обличение женщины за помаду, слышали все в храме. Стало неуютно, но ненадолго. Я был накрыт епитрахилью и услышал разрешительную молитву. Из-за боязни пролить хоть каплю Крови Христовой я сжал зубами лжицу так, что диакон пару секунд не мог вынуть её у меня изо рта. Слава Богу, причастился.

Из-за боязни пролить хоть каплю Крови Христовой я сжал зубами лжицу так, что диакон пару секунд не мог вынуть её у меня изо рта

Вышли из храма. Через две минуты к церкви подъехал внедорожник, из него вышел мужчина и стал упрашивать батюшку освятить своего железного коня, объясняя, что бизнес – дело опасное, и мало ли что может случиться. Но священник был непреклонен. Я уже не помню его слов, но бизнесмен уехал ни с чем. Потом меня затащили в трапезную, где для всех присутствующих немолодая женщина-пианистка сыграла часовой концерт. Удовольствие было, скажу прямо, на любителя. Нет, я люблю классическую музыку, Рахманинова, Листа, но, как я понял, когда сидишь в двух метрах от музыканта, музыки почти не слышишь, а слышишь стук клавиш синтезатора и сопение пианиста. А что видишь? Я не буду описывать, что я видел, иначе меня съедят феминистки и сторонницы бодипозитива, а это не то женское внимание, которое мне хочется испытать. Выйдя из трапезной и погуляв по небольшой площади между постройками монастыря, мы зашли в невысокий храм, в котором, судя по большому баптистерию, проводят таинство Крещения. Храм был убран в древнерусском стиле: каждый сантиметр его стен был расписан сценами Страшного Суда. Несколько выбивался из этого стиля четырёхчастный свод, расписанный сюжетами из Священного Писания, больше похожими на картины XIX века. Перед тем как выйти из храма, мои спутники выстроились передо мной и запели «Многая лета» и какое-то песнопение, посвящённое Илие-пророку. Это было потрясающе! Перекусив за оградой монастыря, мы уехали…

Таким был мой первый и пока последний визит в гости к Богу. Радостный и вдохновляющий

Таким был мой первый и пока последний визит в гости к Богу. Радостный и вдохновляющий. Он дал мне сил, многое прояснил в моей голове. Я стал слышать христианский смысл в русской литературе, в русском роке, который я полюбил незадолго до этого. Я слушал, смотрел и читал о Православии всё, что мог тогда, в пору, когда, чтобы скачать песню из Интернета, надо было ждать полчаса. Через год я начал что-то писать: какие-то статьи, рассказы, вёл ЖЖ… Ещё через 5 лет создал «Православный блог», который только через 2 года стал похож на что-то дельное, когда моё начинание поддержал Сергей Фёдоров, бывший студентом СПбДА.

Словом, со стороны я как тогда, так и сейчас выгляжу как благочестивый православный, почти монах, который читает Библию и святых отцов, делает что-то полезное для Церкви и непрестанно спасается. Хоть икону с фотографии рисуй и в святцы включай! Но, увы, Бог не дал мне талант любить одиночество и не хотеть встретить свою вторую половинку, хотя понимаю, что девушка, решив быть со мной, просто-напросто испортит себе жизнь. Это отсутствие рядом близкого человека, с которым можно в любой момент поговорить и обняться, о котором можно заботиться, как я могу, и видеть радость в его глазах, больше всего в жизни меня тяготит, лишает мотивации и заставляет искать это тепло там, где оно легко добывается, но является иллюзорным. В такие моменты я с содроганием понимаю, что если бы Господь меня не спеленал болезнью, то я был бы великим грешником, согрешающим делом, а не только помышлением… О своих поисках родной души я не буду распространяться. Одна нашла себе пару, пока я был без Интернета на даче. Другая была просто подругой, а потом я вдруг понял, что я её люблю, как раз когда она прислала своё фото с помолвочным кольцом и подписью: «Ты за меня рад, дружище?» Кто-то просто играл с моими чувствами, им не нужны были ни моя дружба, ни тем более моя любовь. Надо ли говорить, что все эти шекспировские страсти разыгрывались в переписке социальных сетей, что в подавляющем числе случаев я даже не слышал голоса своих «пассий», и что ко мне никто из них не приезжал…

Но 3 года назад Бог послал мне будто ангела, послал мне подругу, названую сестру, ради которой я готов на всё, голос и радостный смех которой – моя самая любимая музыка, а её улыбка дороже всех достопримечательностей мира. Она, конечно, не может быть всё время рядом, но я точно знаю, что она молится за меня и дорожит мной. Всё, что я хочу, о чём прошу в своих неумелых молитвах, – её счастье и наши, пусть и редкие, встречи.

Я не знаю, что бы я делал, кем бы стал, будь я здоров, но я точно знаю, что не встретил бы ни одного из упомянутых людей, и тех, о ком я, боясь быть занудным, не написал, а значит, не встретил бы и Бога, подарившего самого дорогого человека на земле. И поэтому я благодарен Господу за всё!