Господь сказал Своим ученикам: Возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 16:22). Эту радость ученики Христа получили после Его Воскресения. Это же ликование чувствуют все верующие, которые славят Христа воскресшего. И никакие внешние обстоятельства жизни не могут поколебать этой удивительной пасхальной радости.
Особо ярко Воскресение Христово сияет в житиях новомучеников и исповедников Церкви Русской. Неслучайно их память всегда совершается в воскресный день, а праздник, например, Собора новомучеников Бутовских отмечается в пасхальный период. Своей жизнью эти святые многократно подтвердили жизнеутверждающую истину: Христос Воскресе! Поэтому особенно ценны свидетельства того, как совершали праздник Пасхи новомученики Церкви Русской. Подобных сведений не так уж и много, но тем драгоценнее они для нас. Статья опубликована в «Журнале Московской Патриархии» (№ 5, 2023).
В этом году исполняется 100 лет с момента создания Соловецкого лагеря особого назначения. Древний монастырь, бывший местом подвига многих монахов, стал местом страдания мучеников Русской Церкви. Мужество и твердость духа, явленные святыми XX века, ничуть не меньше, чем подвиги древних соловецких преподобных.
Условия содержания в лагере были очень тяжелыми, а порой и просто нечеловеческими. Но и там святые узники хранили пасхальную радость. «Тишину бо молитвенную внутрь себе имея, радость пасхальную всем явил еси»[1], — читаем мы в службе одному из соловецких новомучеников. Как же это было возможно?
Соловецкий лагерь особого назначения — СЛОН
Не только бывший монастырь с его скитами входил в Соловецкий лагерь. Административно к нему относился кемский пересыльный пункт на материке, через который все заключенные попадали на Соловки, а также в другие карательные учреждения в Карелии, Мурманской и Архангельской областях. Условия во всех этих местах были разные и на самом острове в церковном плане, быть может, более благоприятные.
Этому есть две причины. С одной стороны, на Соловках проживали не только заключенные, но и монахи официально упраздненной обители. Властям приходилось мириться с их существованием: многие из них были необходимы на тех или иных должностях на острове. Монахи трудились сторожами, кладовщиками, бухгалтерами, поскольку только им можно было без опаски доверить лагерное имущество. Соловецкий монастырь хотя и был формально закрыт, но по сути продолжал свое существование. Монахам вместе с пожилым игуменом было разрешено совершать богослужения в маленьком скромном храме преподобного Онуфрия Великого, остальные монастырские церкви были переоборудованы под другие нужды. И в определенные периоды заключенные в лагере священники (а их были сотни) также могли принимать участие в этих монастырских богослужениях. К сожалению, небольшой храм, свидетель молитв святых новомучеников, был разобран в 1940 году, сейчас от него остался только фундамент.
Вторая причина, дававшая возможность заключенным-священнослужителям на Соловках вести церковную жизнь, — позиция начальника лагеря Ф.И. Эйхманса, который, по свидетельству одного из узников, считал, что «попов и генералов все равно не сагитируешь, а гнилую шпану и агитировать не стоит». К духовенству относились достаточно терпимо, поэтому священнослужителям в течение некоторого времени (вторая половина 1920-х годов) разрешалось не сбривать бороды, носить соответствующую сану одежду, иметь в камерах иконы и, самое главное, участвовать в богослужениях.
Пасхальные богослужения соловецких новомучеников
Службы совершались в маленьком кладбищенском храме преподобного Онуфрия, который не мог вместить даже всех священнослужителей лагеря. Богослужения были соборными, в них принимали участие множество священников и несколько епископов.
По-разному решался вопрос церковной утвари. Есть сведения, что часть сосудов была самодельной: например, Чашу мастерили из бересты, а ризы могли сшить из мешков. Однажды для того, чтобы получить облачения на пасхальную службу, духовенству пришлось прибегнуть к помощи отбывавшего срок вора. Древние соловецкие облачения были взяты на праздничное богослужение, а утром аккуратно возвращены на место.
В храм обычно допускались лишь священнослужители. Их было так много, что не все имели возможность служить, хор также состоял из епископов и священников. Миряне попасть на службу могли очень редко и исключительно по разовым пропускам, подписанным лично начальником лагеря. Только на Пасху 1926 года было разрешено прийти всем желающим.
Это богослужение вышло особенно торжественным. Проведено оно было, судя по всему, показательно и «было вызвано желанием ОГПУ блеснуть перед Западом гуманностью и веротерпимостью»[2].
Но это не отменяет того, что участие в Воскресении Христовом стало для всех заключенных огромной радостью.
«"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ..." — пели все, и старый, еле передвигающий ноги генерал, и гигант-белорус, и те, кто забыл слова молитвы, и те, кто, быть может, поносил их... Великой силой вечной, неугасимой Истины звучали они в эту ночь... "...И сущим во гробех живот даровав!" Радость надежды вливалась в их истомленные сердца»[3].
* * *
Такой порядок жизни на Соловках продолжался сравнительно недолго. Последняя разрешенная для духовенства Пасха была совершена в 1928 году. Постепенно отношение к священнослужителям становилось все строже. Жизнь православных христиан в лагере осложнялась еще и внутренними разногласиями, связанными с отношением к деятельности митрополита Сергия (Страгородского). Но Воскресение Христово сияло и здесь. Вот, например, как вспоминал о Пасхе на Соловках в 1929 году И.М. Андреевский: «Светлая Христова заутреня была назначена в нашей камере. Под разными предлогами, без всяких письменных разрешений, собрались все, кто хотел прийти. Собрались человек 15. Заутреня и обедня пролетели быстро и необычайно духовно-радостно. "Христос Воскресе!" — "Воистину Воскресе!" Нежил соловецкий пасхальный рассвет — превращал монастырь-концлагерь в невидимый град Китеж и напоял наши свободные души тихой нездешней радостью!..»[4]
О Пасхе в кемской тюрьме
Иначе обстояло дело в материковых лагерях, относившихся к системе СЛОН в 1920-е годы. В отсутствие храмов и облачений не было никакой возможности провести там церковное богослужение. Однако заключенные из числа духовенства и в этих условиях возвещали свет Воскресения Христова. И здесь, быть может, особенно ярко проявлялись черты их святости.
Священник Павел Чехранов вспоминает Пасху в кемской тюрьме в 1926 году. До этого он не один год служил в кафедральном Никольском соборе города Ростова-на-Дону, где торжественные пасхальные богослужения проходили с участием многочисленного хора и большого количества духовенства. Теперь пастырь оказался совсем в иных условиях. Вместе с архиепископом Верейским Иларионом (Троицким) и епископом Нектарием (Трезвинским), стоя на балках и вплотную прижавшись к стене в здании недостроенной пекарни, за полным отсутствием богослужебных книг они совершали службу наизусть. Это еще раз подчеркивает глубокую церковность духовенства, страдавшего за Христа от безбожной власти.
Отец Павел вспоминал: «Белое море с белым ледяным покровом, балки для пола, на которых мы стояли, как на клиросе, страх быть замеченными надзором. И все же сердце дышало радостью, что пасхальная служба совершается нами, вопреки строгому приказу коменданта». И подытоживал: «Думается нам, наша кемская Пасха с владыкой Иларионом, в пекарне без окон и дверей, при звездном освещении, без митр и парчовых риз, дороже была для Господа, чем великолепно обставленная ростовская»[5].
В этих воспоминаниях[6] о богослужениях в столь необычных условиях, когда за произнесенные слова из церковных книг можно было поплатиться жизнью, дышит та удивительная пасхальная радость, о которой сказал Господь: Возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 16:22).