Слово перед заупокойной литией в 45-ю годовщину преставления митрополита Никодима (Ротова)

5 сентября 2023 года, в 45-ю годовщину преставления митрополита Никодима (Ротова), Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил заупокойную литию в нижней Преображенской церкви кафедрального соборного Храма Христа Спасителя в Москве. Перед началом литии Предстоятель Русской Православной Церкви обратился к участникам богослужения со словом о приснопамятном владыке.

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Дорогие отцы, братья и сестры!

Сегодня исполняется 45 лет со дня кончины владыки Никодима, митрополита Ленинградского и Новгородского, Патриаршего экзарха Западной Европы. Если говорить о послевоенной истории Русской Православной Церкви, то владыка митрополит Никодим был наиболее яркой личностью, значительно повлиявшей на многие стороны тогдашней церковной жизни — в первую очередь на характер церковно-государственных отношений.

После жесточайших гонений, связанных с потерей свободы многих иерархами, священнослужителями, Церковь прошла через годы войны и, несомненно, стала сильнее. Потому что многие осознали, что именно Церковь является духовной силой, способной помогать людям пережить самые тяжелые внешние обстоятельства, в том числе обусловленные военными действиями.

Военная эпоха сменилась, казалось бы, благоприятным временем для жизни Церкви. Но это благоприятствование длилось очень недолго — началась эпоха новых гонений на Русскую Православную Церковь, которые вошли в историю как «хрущевские». Я хорошо помню это время — как стали закрываться монастыри, храмы, как слабых или в чем-то провинившихся священнослужителей принуждали к публичному отречению от веры, как приобрела радикальный, даже истерический характер антирелигиозная пропаганда. Хорошо помню, потому что я учился тогда в школе, и эти холодные ветры каким-то образом касались и меня, верующего школьника, который не вступал в пионеры не потому, что был против системы, а потому что, как сказали мне учителя, в пионерском галстуке я не смогу пойти в храм Божий. И тогда я выбрал храм — говорю об этом, чтобы подчеркнуть, что Церковь находилась в изоляции, Церковь находилась в некоем гетто, и многие считали, что остались короткие десятилетия, и все закончится…

Именно в это время восходит звезда митрополита Никодима. Он был человеком невероятно одаренным, он обладал феноменальной памятью, он помнил наизусть, от начала до конца, многие богослужебные тексты, например акафисты. Он и сам творил замечательные литургические тексты. Это была, может быть, самая радостная часть его работы, когда в поезде, или в самолете, или в короткие минуты отдыха он писал литургические тексты. И еще раз хочу сказать: он был человеком, который в то время посмел сказать власти слово «нет». Он был тогда единственным из всего епископата, кто так говорил и отстаивал жизненно важные интересы Церкви нашей, — на все это тратились огромные силы.

Многие в то время не вполне понимали позицию митрополита, который активно развивал внешние связи, содействуя укреплению наших позиций на международной арене. Для консервативно православных людей это было не совсем понятно; многие даже обвиняли его в том, что он уделяет чрезмерное внимание внешней работе. Но именно внешняя деятельность Церкви и была той силой, которая удерживала власти от радикального решения религиозного вопроса в нашей стране. Развивая внешние связи нашей Церкви, поднимая ее международный авторитет, митрополит Никодим делал ее защищенной перед лицом внутренних гонителей.

Это хорошо сознавали подлинные враги Церкви. Одним из таких врагов был тогдашний уполномоченный Совета по делам религий в Ленинграде, который, будучи человеком умным, в каком-то смысле даже проницательным, и принципиальным врагом Церкви, очень неодобрительно относился к развитию внешнецерковных связей. И мне, тогдашнему ректору Ленинградских духовных школ, приходилось вступать с ним в нелицеприятный диалог, когда он выступал против того, чтобы в Ленинградской духовной академии обучались иностранные студенты, против наших поездок за рубеж, против приглашения профессоров из-за рубежа — то есть против всего того, что укрепляло авторитет Церкви и авторитет Ленинградских духовных школ.

Вот такая была эпоха. Некоторые из архиереев прошли тюрьмы и лагеря, и воля их была в каком-то смысле надломлена; другие, может быть, из-за слабости характера не умели и неспособны были говорить тогдашней власти слово «нет». В нашей Церкви был только один человек, который это говорил, и этим человек был владыка митрополит Никодим.

Иногда эти слова произносились достаточно эмоционально. Никогда не забуду разговор, который я случайно услышал, находясь в соседней комнате, — с тогдашним председателем Совета по делам религий Куроедовым. Сперва разговор начался спокойно, но потом владыка уже кричал на высокого государственного чиновника. Мне показалось, что на этом все закончено — его просто уберут, не смирятся с тем, что так он разговаривал с чиновником, от которого в каком-то смысле зависела судьба Церкви. А тогда речь шла о судьбе Ленинградских духовных школ: в ответ на настоятельные требования сократить число учащихся в школе, не допускать нового приема митрополит Никодим жестко отстаивал интересы школы, епархии, да и всей Церкви.

Я привожу этот пример для того, чтобы новое поколение духовенства и верующих, которые не знают всей тяжелой истории борьбы нашей Церкви за внутреннюю свободу и независимость, помнили, что и в то время были герои духа, подвижники. И самым сильным доказательством того, что владыка был воином Христовым, душу свою полагавшим за паству свою, за Церковь, является тот факт, что он умер от седьмого инфаркта. Инфаркты не бывают у людей, живущих спокойной и размеренной жизнью. Инфаркт — это результат стресса, и только могучая физическая сила владыки Никодима дала ему возможность оставаться живым, несмотря на шесть инфарктов, но седьмой его сразил.

Такого человека мы сегодня вспоминаем. Прошло 45 лет со дня его, несомненно, блаженной кончины. Как человек ему лично близкий, бывший его секретарем, бывший его иподиаконом, я всегда с некоторым внутренним трепетом переживаю этот день, вспоминая о его смерти. Да и умер он необычно. Патриарх направил его в Ватикан для участия в похоронах Папы и беседы с вновь избранным Папой. Владыка Никодим находился в течение месяца в Риме, очень плохо себя чувствовал, а в день встречи с вновь избранным Папой произошло несколько событий. Во-первых, угнали арендованную машину, и владыка опасался, что опоздает на встречу с Папой, — это помешало бы ему создать благоприятную атмосферу для беседы. Уже в тяжелом физическом состоянии владыка Никодим отправился в Ватикан. Нынешний владыка Лев, митрополит Новгородский, сопровождавший его в тот день, рассказывал, что митрополит Никодим буквально каждые 10-15 минут принимал нитроглицерин, то есть находился на пределе физических сил. Но он встретился с Папой, рассказал ему многое о Русской Церкви. Рассказал так, что после смерти владыки, наступившей во время этого приема, Папа Римский говорил, что никогда ничего подобного не слышал от православного иерарха. «Он мне открыл глаза на многое», — сказал Папа. Потому что владыка митрополит говорил о Церкви в таких словах, которыми может говорить только человек собственного глубокого духовного опыта.

Владыка скончался. С ним завершилась целая эпоха, но он оставил учеников, к которым и я, к счастью, принадлежу. Несомненно, владыка повлиял на мое духовное и интеллектуальное развитие, но, самое главное, он повлиял на формирование убеждений, благодаря которым я и могу совершать сегодня то великое служение, к которому меня призвал Господь. Говорю обо всем этом, чтобы многие поняли, что Церковь, которая живет благодаря апостольскому преемству, живет также благодаря тому преемству, которое мы получаем от предыдущих поколений, взирая и проникаясь опытом их духовной жизни, опытом их духовной борьбы за благо Церкви, за будущее Православия в нашем Отечестве.

Вот таким был владыка митрополит Никодим. Прошу всех поминать его в своих молитвах, а сейчас совершим заупокойную службу, с тем чтобы в 45-ю годовщину со дня его кончины вознести ко Господу наши общие молитвы о упокоении его души. Аминь.