«Войну выиграли, когда аборты были разрешены только по медицинским показаниям»

Председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, иерей Федор Лукьянов Фото: Игорь Иванко, Коммерсантъ     

Иерей Федор Лукьянов о том, как запрет прерывания беременности в частных клиниках вернет Россию к многодетности

Неделю назад в интервью «Ъ» членкор РАН акушер-гинеколог Виктор Радзинский заявил, что аборты — вечная проблема человечества, не решаемая запретами. В дискуссию с ним вступил председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства иерей Федор Лукьянов. Полемизируя с выводами господина Радзинского, отец Федор заверил корреспондента «Ъ» Наталью Костарнову, что лишение права частных медучреждений проводить процедуры по прерыванию беременности приведет не к росту криминальных абортов, а к росту рождений. Представитель РПЦ также разъяснил, почему миф о высокой материнской смертности в СССР несостоятелен и к чему на самом деле стремятся все женщины.

«Хотели бы мы жить с вами в доме, в котором было совершено убийство?»

— Расскажите про клиники-мошенники. Они действительно готовы принять условную женщину на аборт тут же, не соблюдая предписанный регламент?

— Сейчас действует мораторий на проверку частного бизнеса, но никто не мешает добровольцам выяснить, соблюдается ли законодательство РФ в такой чувствительной сфере. Опасность частных клиник заключается в том, что именно там совершаются криминальные аборты. У нас некоторые представители — не все, подчеркиваю — наших оппонентов говорят, что якобы вырастут криминальные аборты, но как раз криминальные аборты и делаются в частных клиниках. Преимущественно в частных клиниках. Вот добровольцы осуществили мониторинг деятельности 338 частных клиник в 65 регионах. В результате были выявлены следующие нарушения: ведется реклама абортов в 182 клиниках из обзвоненных, это составляет 54%.

— А что такое реклама абортов?

— Давайте начнем с того, что реклама абортов в России запрещена. Однако если вы введете в интернете запрос, например, «аборт в день обращения», то вы получите огромное количество предложений на эту тему. Кроме того, в их объявлениях в интернете, в частности, присутствует термин «безопасный аборт», который, кстати, отвергается самыми авторитетными акушерами-гинекологами.

Среди других нарушений — аборты в день обращения без соблюдения семи дней тишины, предусмотренных законом. Выразили готовность на это 269 клиник из 338, что составляет 80%. Только в 21 клинике делают аборт через 48 часов, это 6%. В 40 клиниках делают аборт без анализов. Это 12%. В восьми клиниках делают аборт без УЗИ. В 129 клиниках делают аборт без консультации психолога — 38%. В 15 клиниках делают аборты без предъявления документов.

Даже такой общественный замер показывает проблему: частные клиники не прозрачны, не соблюдают всех установленных регламентов.

Кроме того, я напомню, что частные клиники сдают статистику по форме 1 не Минздраву, а Росстату. Учреждения, принадлежащие Минздраву,— по форме 13. И в этом тоже есть расхождения в статистике. За несоблюдение достоверности статистики штраф очень небольшой. Поэтому не все клиники регистрируют количество манипуляций. Понятно, что это уход от налогов: пользуются тем, что введен мораторий на проверки. Естественно, государство не имеет фактически инструментария контроля как за статистикой абортов в этих клиниках, так и за соблюдением соответствующих регламентов.

Если мы говорим о возрождении России, демографическом возрождении России, почему у нас в Петербурге 346 клиник, имеющих лицензию на аборт, и 21 учреждение родовспоможения? То есть аборт для женщины сделать доступнее, чем нормально сопроводить беременность и роды. Часто ради родов она должна ехать 25 км до ближайшего города, а абортная клиника находится рядом. Вот это проблема нашего общества. О чем, кстати, в своем ответе в ходе прямой линии и сказал президент Владимир Путин, что в этой сфере необходимо «наводить порядок». Аборты стали рутинной, частно-домашней процедурой, которую можно сделать в шаговой доступности.

Я хотел бы обратить внимание, что понятия «криминальный аборт» в нашем законодательстве не существует. Есть незаконное прерывание беременности, которое регламентируется статьей 123 Уголовного кодекса. Там сказано, что незаконным прерыванием беременности является проведение манипуляций вне стен больничного учреждения неспециалистом. В связи с этим у меня возникает вопрос: а если специалистом? А если в медицинском учреждении? Например, аборт на 16-й неделе. Как мы квалифицируем это фактически преступление? Вот этот вопрос и должен сегодня ставиться перед законодателями.

— Но ведь можно же предположить, что есть и добросовестные частные клиники, которые стараются соблюдать все требования. И в Минздраве подтверждали, что работают с частной медициной. Как с ними быть?

— В регионах уже огромное количество частных клиник выразило желание добровольно отказаться от производства абортов. И это как раз показатель, что в клинике, где высокий уровень медицинской помощи, очень неохотно идут на то, чтобы делать аборт. Потому что они понимают, что аборт не может быть помощью. Это манипуляция, которая, конечно, приводит как к нарушению здоровья женщины, так и последующих поколений. Потому что ребенок потом рождается… как бы сказать помягче… там, где убили его брата, сестру. Хотели бы мы жить с вами в доме, в котором было совершено убийство? Ведь материнская утроба — это тоже дом для ребенка. И кстати, в одном из определений Конституционного суда сказано, что есть понятие «ребенок, находящийся в состоянии внутриутробного развития». То есть наше законодательство, пусть пока не прямо, но косвенно, уже признает, что ребенок, конечно, имеет правовой статус до рождения.

Отрадно вспомнить слова президента Владимира Путина, что «ребенок — это дар Божий». Глава государства разделяет позицию Церкви, что за каждую жизнь надо бороться.

В связи с этим хотелось бы сказать, что частные клиники утверждают, что аборты не занимают большого процента в их деятельности. Тогда в чем проблема отказаться от этой сферы, раз они не зарабатывают на этом деньги, как мы надеемся? Хотя мы уверены: раз такая волна лоббистских усилий происходит именно в этом направлении, значит, есть значительная экономическая скрытая часть этого преступного бизнеса. К тому же если вы внимательно ознакомились с предложениями экспертов Патриаршей комиссии по семье, то знаете, что мы предлагаем включить в ОМС прегравидарную подготовку беременных к родам, реабилитацию после родов и передать это частным клиникам, чтобы у них как раз прибыль была в связи с полезными, созидательными услугами, направленными на сохранение здоровья женщины и жизни ее малыша.

— Вы полагаете, что аборты стоят дороже, чем заявлено? Или что их больше, чем говорит официальная статистика?

— Я полагаю, что частные клиники непрозрачны в плане статистики манипуляций, объема выручки, порядка утилизации так называемых фетальных тканей. Иначе бы они с легкостью отказывались от производства абортов, и это значило бы, что такие манипуляции не занимают большую долю в их бизнесе. Странным сегодня, на наш взгляд, является несовпадение данных, которые мы видим в государственных органах статистики. Например, Минздрав предоставляет статистику порядка 400 тыс. абортов, с Росстатом у нас получается 519 тыс.— расхождение в 100 тыс. А по данным Минэкономразвития, продано более 1 млн препаратов для искусственного прерывания беременности. Препараты были проданы, их кто-то употребил, а в статистику они не вошли. Кого мы обманываем? Женщина покупает эти препараты по совету врача. Соответственно, частная клиника является триггером производства частно-домашнего аборта.

Нашим активистам во время обзвона клиник отвечали: «Пожалуйста,18 тыс.— и проблем никаких нет, приходите завтра на позднем сроке». То есть идет явное нарушение законодательства и заработок криминальным путем. А вот плюс к этому еще хотел бы отметить, что 75% медикаментозных абортов проводится тоже в частных клиниках. В результате аборт происходит в частных, домашних условиях, и женщина, которая принимает таблетку, фактически попадает таким образом под определение человека, согласно 123 ст. УК РФ, не имеющего медицинского образования, который самостоятельно производит себе аборт. Таким образом, получается, что и здоровье женщины калечится, и фактически вот он — криминальный аборт.

Но проблема-то в том, что, если потом у нее появляются последствия — кровотечения, что-то еще — она обращается в государственные учреждения. Там ее случай регистрируется как так называемый самопроизвольный аборт, выкидыш. В результате мы не видим реальной статистики и получаем огромный удар по репродуктивному здоровью женщин. То есть Минздрав вынужден сегодня фактически разбираться с последствиями вот этого частного бизнеса на фармацевтических абортах. И ответственность за последствия, и расходы на лечение женщин опять ложатся на государство. А на горе женщин заработали нечистоплотные коммерсанты.

— Если мы говорим, что статистика неверна, а официально у нас около 500 тыс. абортов в год, из них 370 искусственных прерываний, сколько, по оценке Патриаршей комиссии, реальных абортов?

— Во-первых, мы как комиссия не оцениваем, а оценивают эксперты, в том числе медицинские эксперты. Мы плотно работаем и с Союзом педиатров России, и с экспертами Министерства здравоохранения. Ну, по неофициальным данным, нам говорят: умножайте минимум на три.

С абортами в частных клиниках мы реально получаем крайне серую среду, на которой процветает вот этот вот бизнес на горе женщины. И мы, естественно, видим сопротивление этого бизнеса. Мы знаем, что петиции во многих городах, которые якобы пишут граждане, созданы под копирку и инспирируются людьми, которые связаны с фармацевтическим бизнесом. Очень хотелось бы, чтобы он был более национально-сознательным и понимал, что нельзя на этом зарабатывать. Все-таки понятие национального благосостояния и благополучия не измеряется только монетарными индикаторами, а измеряется уровнем нравственности общества, здоровья общества.

Конечно, Церковь выступает всецело за то, чтобы аборты исчезли из нашей жизни, но и государство какие-то шаги готово сделать нам навстречу.

Мы видим желание и частного бизнеса тоже — прозрачного, социально ответственного бизнеса. Поэтому, кстати, во многих регионах это и получило отклик. Все-таки решение принимается клиниками добровольно, хотя и пожелания им высказываются, понятно, со стороны чиновников и властей, и мы, как Церковь, призываем это сделать.

Если будет федеральный закон о запрете абортов в организациях негосударственной формы собственности, это даст импульс государству к полному контролю этой сферы. А это же чувствительный демографический вопрос. Сегодня очень много хороших мер со стороны государства поддержки матерей: при постановке на учет в консультациях выплачивается пособие, выплачивается пособие на первое и второе рождение. Но очень часто все эти меры начинают работать, когда есть не только система стимулирующая и организационная, но и система ограничительная. Что было, когда процветал игорный бизнес в нашей стране? Играли все — и дети, и взрослые, и пенсионеры. Критики говорили: «Запретите — загоните в подполье». Но сегодня мы что-то не видим широкой сети подпольных казино.

Понятно, кто хотел свои страсти реализовать, они где-то там их реализовывают. Но это не делается за счет бюджета семьи, студенческой стипендии, потому что это перестало быть модным и доступным. Вот эта вот направленная против нормальной жизни человека траектория перестала существовать. А мы считаем, что женщина все-таки рождена для того, чтобы дарить жизнь и стать мамой, стать супругой, оно заложено в женской природе. Так давайте же помогать нашим женщинам это сделать.

— Демографы и репродуктологи говорят, что аборты лишь незначительно влияют на рождаемость. Что вы думаете по этому поводу?

— Это не так. Мы получили интересные данные, когда исследовали средний коэффициент рождаемости в регионах России. С нами работают больше 50 экспертов, в том числе доктора наук, академики. И они пришли к выводу, что есть связь между количеством частных клиник, имеющих лицензию на аборт, и средним коэффициентом рождаемости в конкретном регионе. Где меньше частных клиник, имеющих лицензию на аборт, там средний коэффициент рождаемости выше. Это Тыва, Ингушетия. А где больше частных клиник, имеющих лицензию на аборт, в среднем там, к сожалению, рождаемость ниже. Это Санкт-Петербург. Понятно, что там другие факторы тоже работают, но связь есть.

«Боль за женщину, ее здоровье и нерожденную жизнь»

— Медицина, хоть и частная, все равно подчинена Минздраву и закону об «Основах охраны здоровья граждан». Получается, структуры, которые подчинены Минздраву, не исполняют правила насчет абортов. Но ведь так можно сказать не только про аборты, про любую другую медицинскую помощь. Проблема, может быть, не в абортах, а в регулировании?

— Есть отрасли, которые не могут относиться к сфере частного бизнеса. Например, к такой сфере в медицине относится трансплантология, особенно детская трансплантология. То же самое и с абортами. Здесь высокая составляющая коммерческой заинтересованности в совершении определенных действий, которая вообще-то, с точки зрения демографической безопасности, должна быть направлена на совершенно противоположные действия — на сохранение жизни и здоровья женщины. В связи с этим нахождение такой чувствительной сферы, как аборты в частных руках быть не должно.

В целом вы совершенно верно заметили, важно, что вообще проблема абортов — это не проблема женщины и врачей, но всего общества. Серьезная демографическая проблема. И, конечно, регулировать мы это должны тоже путем участия всех общественных сил.

Потому и меры должны быть и поощрительные, и организационные, и ограничительные. Что касается вопроса про качество медицинских услуг, если можно так назвать именно аборты, я считаю, что Министерство здравоохранения сегодня как раз делает все, чтобы эта сфера стала прозрачной, чтобы максимально минимизировать нарушения. Например, выражает желание контролировать фармацевтические аборты путем введения предметно-количественного учета препаратов для прерывания беременности подобно наркопрепаратам. Пример вам могу привести: одна лишь частная аптека в Крыму, по данным местного подразделения Росздравнадзора, за год продала 3,5 тыс. упаковок мифепристона. А всего абортов, по статистике в 2022 году, в Крыму 4,5 тыс. Прекрасно видно, что есть нестыковка, мягко говоря.

— На это могут сказать, что клиника делает запасы.

— Во-первых, речь про отчетный период, никакое ограничение на тот момент не действовало, препараты выдавались не клиникам, а на руки пациентам. У нас это вызывает вопросы. Вскоре будут действовать бланки строгой отчетности. Зачем частные клиники делают запасы сейчас? Они собираются продавать незаконно эти препараты? Это уже вопросы к правоохранительным органам.

По поводу запасов понятно, по поводу сроков годности тоже понятно, но мы же понимаем, что в бизнесе все движется, и средства тоже движутся. Поэтому, конечно, вопрос касается спроса на эти препараты. Если государство хочет поднимать рождаемость, то оно должно и контролировать этот вопрос.

Боль Церкви — это боль за женщину, за ее здоровье и за нерожденную жизнь.

Вот поэтому мы говорим о спасении жизни детей. Мне самому приходилось отговаривать женщин от аборта, и эта радость, когда ты держишь на руках ребенка, которого не должно было быть, ни с чем не сравнится. У меня у самого шестеро детей — после третьего примерно тебе другие дети становятся как родные. Мы с матушкой готовы даже были усыновить ребенка одной такой женщины, которая собиралась делать аборт. Но после третьего месяца она начала подробно нас спрашивать, что будет дальше, как он будет в нашей семье жить, а потом и вовсе отказалась отдавать малыша. Потому что она стала матерью, она повзрослела. Культура жизни, культура рождения детей делает общество взрослым, делает его мудрым и делает его традиционным.

— В Госдуму внесли законопроект о запрете на аборты в частных медорганизациях. Каковы, по вашей информации, его перспективы на принятие?

— Мы видим широкую поддержку в Государственной думе большого количества депутатов. Даже не возникает вопросов о том, нужен ли, целесообразен ли закон или нет. Появляются, скажем так, явно лоббистского характера заявления, но нет такого, чтобы среди депутатов было какое-то, предположим, массовое противодействие. Сегодня уже около 20 субъектов вводят те или иные меры, связанные с ограничением абортов. Среди них — это добровольный отказ частных клиник, потому что запрет можно ввести только на федеральном уровне, а также вводится закон о запрете склонения к аборту.

То есть идеологического плана закон, который как раз направляет общество в сторону спасения жизни ребенка и защиты здоровья женщины. И общество к этому готово.

По данным ВЦИОМа, более 60% населения выступает за то или иное ограничение вообще сферы абортов. Никто не возражает против государственного контроля в этой сфере. И мы очень надеемся, что весной Госдума все-таки примет решение, и в результате общество будет нацелено на то, чтобы давать жизнь, а не отнимать ее.

— «Ъ» как раз рассказывал об упомянутом опросе ВЦИОМа. Действительно, российское общество склоняется к позиции, что государство должно регулировать вопрос абортов. Однако конкретное предложение ограничить продажу препаратов для прерывания беременности не пользуется популярностью у тех же граждан. Как вы это прокомментируете?

— Это вопрос формулировки, конечно же. Обычный респондент не всегда знает, что такое предметно-количественный учет. Ему говорят про бесплатность, про доступность — это он понимает, но он не понимает, что такое, например, женщина, погибшая от кровотечения на дому. Еще очень важный момент хотел бы отметить. В стране растет количество рака молочной железы. По данным лонгитюдных исследований, которые проводятся сегодня и у нас, и за рубежом, это связано в том числе и с абортами. Потому что останавливается естественный цикл у женщины, и это является таким спусковым моментом в плане онкологии. А почему, когда люди все говорят про право женщины на аборт, они забывают, что вообще-то еще право на здоровье она имеет?

— У Патриаршей комиссии есть еще одно предложение: наделить отцов правом подписывать добровольное согласие на аборт. А что делать, если женщина одинока, и что делать с медицинской тайной?

— Во-первых, инициатива наша касалась только ситуаций с зарегистрированным браком, и то — при согласии самой женщины. Этот момент все упускают, когда критикуют эту инициативу,— при согласии женщины, добровольно.

Предложение о согласии мужа было встречено законодателями с уважением и вниманием, исходя из того, что шесть из десяти абортов, согласно мониторингу, проводилось под давлением близких. И это нарушает право женщины на материнство. Очень часто женщина-то готова родить, она создана для этого, но, скажем так, безвольная позиция, например, мужа или антисемейная позиция родителей давит на нее. Я не раз уже, когда отговаривал от абортов лично, встречался с тем, что богатый мужчина, обеспеченный, у которого недвижимость за рубежом, везет свою женщину на аборт со своим собственным ребенком. Как это возможно? Это тоже давление. А согласно Конституции, статье 38, материнство и детство всегда находятся под защитой государства.

— Я не очень понимаю, если он и так против, он везет ее на аборт, зачем еще его согласие?

— Вы знаете, как устроена психология некоторых членов семей? Одно дело, когда они тихо подталкивают женщину к этому неправильному шагу, а другое дело, когда они должны подпись поставить. Информированное согласие о том, что они готовы так поступить со своим собственным ребенком. Как показывает практика, многие передумывают, а значит, это шанс очень многих детишек сохранить.

«Явный почерк западных оппонентов, которые не хотят, чтобы наша страна нравственно возродилась»

Председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, иерей Федор Лукьянов Фото: Игорь Иванко, Коммерсантъ     

— Говоря про запрет абортов, всегда приводят в пример католическую Польшу. Рождаемость там все равно низкая, а женщины садятся в первый автобус на Украину. Что помешает нашим женщинам организовать абортный туризм?

— Миф о том, что там, где запретили аборты, рождаемость не выросла, несостоятелен, поскольку Польша относится к странам с высоким влиянием гендерной идеологии. Низкая рождаемость в Польше была и до введения запрета. В странах, где аборты запрещены, рождаемость составляет от 1,7 до 2,7. За исключением Польши.

— Это какие страны?

— Андорра, Мальта, Объединенные Арабские Эмираты, Египет, Иран, Индонезия, некоторые из латиноамериканских стран, африканские страны. А как раз в странах, где аборт легализован, средний коэффициент рождаемости (СКР) значительно ниже и продолжает падать. В России он упал до исторического минимума. И кроме того, ни смертность женщин в странах, где действует запрет, ни количество криминальных абортов так и не выросли, но сильно выросли в странах, где запрет снят,— в Ирландии и Мексике.

В Мексике несколько месяцев назад был снят запрет на уровне федерального суда, а до этого в 20 штатах, где запрет был снят до решения суда, смертность женщин выросла. В Польше в прошлом году был только один случай смерти от криминального аборта. По поводу абортного туризма: продолжая такую логику, можно сказать, что запрещать наркоманию бессмысленно, будут ездить в другие регионы, пользоваться этим. Исходя из такой логики, можно педофилию не запрещать, а то будут ездить в другие страны. Абсурдность такого хода мысли вполне очевидна.

— Но если мы говорим, что статистика абортов вообще неверна, разве криминальные аборты будут четко регистрироваться? В Польше, может быть, и больше смертей от таких подпольных операций было.

— Мы берем официальную статистику. Я имею в виду, что даже по официальной статистике — один случай смерти от криминального аборта в той же Польше. Это при том, что там такое жесткое законодательство. То есть бояться этого вала криминальных абортов не стоит, потому что именно в частных клиниках и делаются эти самые криминальные аборты. Криминальный аборт сегодня — это не бабушка в подворотне. Это человек в белом халате, который посоветовал по телефону пациентке купить таблетку или приехал к ней на дом. Так выглядит сегодня криминальный частно-домашний аборт.

— Гинекологи, по крайней мере те, кто против ограничительных мероприятий, считают, что возрастет число подпольных абортов, например, потому что появятся очереди в госбольницу. Почему инициаторы запретов считают, что такого не будет?

— Даже на уровне регионов, когда мы выезжали туда, общаясь с минздравом, спрашивали: способны ли они принять женщин, если вдруг в частных клиниках невозможно будет сделать аборт? Они говорят, что все возможности есть, никаких страшных историй про очереди. Таким образом шанс ребенку родиться у женщины появится, потому что государственные клиники точно соблюдают дни тишины и проводят доабортное консультирование, дают шанс женщине передумать. Хотя я бы переименовал и доабортное консультирование в консультацию по сохранению беременности.

Кроме того, сократится количество учреждений, где могут быть произведены криминальные аборты. И вот эти легенды про бабушек... Постоянно нам приводят мифологию советского времени. Все криминальные аборты делаются, как правило, теми же самыми людьми с медицинским образованием, но в неофициальное время и в тех же условиях, в тех же учреждениях. А думать, что государство не справится с количеством женщин, пришедших на аборт… Это как раз и вопрос, который надо решать нашему государству, чтобы не росло количество криминальных абортов.

— Из разговора с акушером-гинекологом профессором Виктором Радзинским я поняла, что абортмахеры перестали быть востребованы как раз потому, что аборты стали более или менее доступны, а запретят все, и появятся они опять, ведь женщина как в Советском Союзе была женщиной, так и сейчас осталась.

— Не могу согласиться здесь с господином Радзинским. Современный абортмахер — это продавец таблеток и сотрудник, подрабатывающий в частной клинике. И первый шаг к ограничению действий абортмахеров государство уже сделало, передав препараты по медикаментозному прерыванию беременности в ПКУ. Но важно делать следующий шаг — такие таблетки должны продаваться исключительно через медицинские учреждения, чтобы женщина, если уж ее не удалось переубедить, делала это под наблюдением врача.

И вот здесь не могу согласиться со специалистом, который как никто другой знает, как опасно принимать таблетки без анализов и без наблюдения врача. Здесь профессор Радзинский обязан первым кричать, что это опасно и нужно прекращать! Его же позиция, мягко сказать, людям непонятна. Да и потом люди сегодня часто действуют по образцу, по инструкции определенной, по примеру чьему-то и так далее.

Устранение доступности частных клиник, серой зоны, будет способствовать как раз принятию решения о сохранении беременности. Почему все думают, что она все равно пойдет и сделает аборт?

А я знаю на примере некоторых городов нашей страны, где было единственное учреждение, которое решило отказаться от абортов, что рождаемость пошла резко вверх.

Все говорят: «Вы не заставите женщин рожать». Мы не заставляем ее рожать, но ее заставляет делать аборт та сложившаяся ситуация и широкий выбор препаратов на рынке. Когда наркотики на каждом шагу, наверное, больше вероятности, что ребенок это попробует. Поэтому мы и делаем так, чтобы общество выполняло функцию помощи человеку морально принять правильное решение. Я не знаю ни одной женщины, которая бы сделала аборт и не пожалела бы об этом. И при этом я знаю массу женщин, которые, родив детей, ни разу не пожалели об этом.

Поэтому нельзя говорить, что возрастет количество абортов. Количество рождений возрастет. Количество здоровых семей возрастет, потому что, когда ты родила первого ребенка, тебе легче второго родить и третьего. Когда тебе легче родить, чем сделать аборт, ты будешь рожать, а не искать бабку в подворотне, чтобы она тебе сделала аборт. А почему-то Виктор Евсеевич считает, что наши женщины в большинстве своем настроены против рождения детей. Это не так. Женщина вообще настроена на роды. И исходить нужно из желания женщины родить, сосредоточиться на помощи ей.

— Есть мнение, что с абортами надо бороться не запретами, а репродуктивным просвещением: прийти в школу и рассказать, как не довести до нежеланной беременности. Церковь как на это смотрит?

— Очень положительно. Вы правы, это тоже нужно делать. Но не только это. Мы выступаем сегодня за комплексные меры, охранительные, организационные, стимулирующие, воспитательные. Только все вместе будет давать эффект. Все профилактические меры должны работать, когда есть меры ограничительные. Можно сколько угодно заниматься профилактикой подростковой наркомании, асоциального поведения путем собеседований, но если созданы условия, то ребенок может пойти и совершить преступление, в том числе против своих одноклассников, к примеру. То есть вся профилактика начинает работать, когда другие сценарии становятся не очень удобными. Ведь люди всегда на удобства ориентируются.

— Отец Федор, хотелось бы внести ясность, очень много в последнее время информации о разного рода инициативах. В итоге авторы этих инициатив идут к чему? Мы говорим о потенциальном полном запрете?

— Мы сегодня говорим о том, что Церковь, признавая аборт социально негативным явлением, приветствует все шаги, которые направлены к ограничению этого явления. И Церковь приветствует, если когда-то в стране будет, предположим, так, как это было сделано во время Великой Отечественной войны. Мы знаем с вами, что войну выиграли в то время, когда аборты были разрешены только по медицинским показаниям. И рождаемость тоже поднималась в это время, несмотря на то, что тяжелые были испытания. Даже война не мешала этому, потому что человеку свойственно дарить жизнь, ему свойственно любить. А как у нас будет любовь в обществе, когда у нас не будет детей?

— Виктор Радзинский назвал запрет абортов в 1936–1955 годах трагедией двадцатилетия, потому что была высокая материнская смертность и женщины прибегали к ужасным методам — например, использовали листик фикуса для выкидыша, из-за чего возникал сепсис.

— Сепсис возникал не только из-за листика фикуса. Сепсис вообще был тогда достаточно распространенным явлением. В целом материнская смертность была высокой. Если говорить сегодня о статистике, которая приводится с 1936 по 1955 год, нужно обратить внимание на то, что запрет основывался в том числе на огромном комплексе мер поддержки, кроме того, решение принималось комиссионно. Женщина обращалась в комиссию: с ней разговаривали, обследовали, выясняли причину, по которой она собирается идти на аборт. Если по медицинским показаниям, то такое решение выдавалось. Если по социальным показаниям — то выделялось кому-то жилье, кому-то помогали с работой, где-то пособия. Целый комплекс мер был. Считаю, что коллегам важно было бы изучить это постановление ЦИК Совнаркома.

Кроме того, нет структуры материнской смертности, а приводится общее число материнской смертности. Так, например, самый высокий показатель приходится на 1940 год и составлял в тот год 4000 случаев смертей женщин, из которых 2000 — на смерть от абортов. Но из этих 2000 смертей никто не может сказать, сколько же пришлось на криминальные аборты. Но я подчеркиваю, что это были годы, когда не было антибиотиков. Смертность вообще была на довольно высоком уровне.

А сколько же всего было населения в 1940 году? Почти 200 миллионов. То есть процент по отношению к численности населения — минимальный. Поэтому говорить о том, что это вызвало резкий рост смертности от абортов, не приходится. Это такая форма манипулирования общественным мнением. Кто-то однажды сказал «невероятная численность смертей от абортов», «резкий рост», «миллионы», и теперь это повторяют остальные, не изучая внимательно вопрос и реальные цифры. Между тем смертность от абортов всегда была высока и сейчас составляет 18,8% в структуре материнской смертности. Сама процедура настолько опасна.

— У нас в России 1,5–1,42 ребенка на семью. Почему же так случилось?

— Начну с того, что в России пока не подошли к решению демографических проблем с точки зрения стратегического планирования, системного подхода. Есть нацпроект «Демография», который требует существенного пересмотра, там очевидный перекос в сторону эко, а не стимулирования естественной рождаемости и охранительных мер в отношении беременных женщин. Например, предложения патриарха Кирилла об особом социальном статусе беременной женщины и едином статусе многодетной семьи должны быть услышаны. Подчеркну, что именно многодетные семьи в последние годы давали прирост СКР.

То есть я, как многодетный отец, могу сказать, что мы не должны быть героями в обществе и мы не должны быть маргиналами. Не надо нас ставить на пьедестал, и не нужно нас выводить на экономическую обочину общества.

Многодетные семьи должны стать нормой нашей страны, об этом говорит наш руководитель государства. А почему это произошло? Да потому что в Советском Союзе тоже не поощрялась многодетность.

Я вам приведу цитату из книги «О вкусной и здоровой пище» 1953 года, где говорилось, что советская власть «освободила женщину от непосильного домашнего труда и пересадила за руль комбайна, за ткацкий станок» и так далее. Сегодня очень много одиноких стариков, нам, священникам, с ними доводится общаться. У них, как правило, обида на весь мир, но когда они осознают, в чем причина, то эта обида заканчивается. Одна бабушка в доме престарелых, когда я приезжал исповедать ее, причастить, сказала: «Батюшка, я никого не осуждаю, потому что у меня должно было быть десять детей, а я сделала девять абортов, одного оставила, он меня и сдал в дом престарелых». Вот если мы не хотим, чтобы наши дети нас сдали в дом престарелых, то мы должны дарить им жизнь. Между нашими большими, крепкими, многопоколенными семьями и СКР 1,3 на семью разрыв буквально в несколько поколений.

Посмотрите сегодня на все семьи зарубежных олигархов. Там братья, сестры, их много. А почему тогда у нас пропагандируется другое, не навязывается ли нам модель однодетности? Идеология чайлдфри, превосходства бездетного образа жизни?

Здесь явный почерк наших западных оппонентов, которые не хотят, чтобы наша страна демографически и нравственно возродилась. Этот вот культ себялюбия, он причиной является — человек не готов делиться своим теплом с ребенком. У меня спрашивают взрослые мужчины и женщины: «Чем кормить ребенка?» Я говорю: «Вообще-то первый год молоком. Если ты сам себя прокормишь, значит, и ребенка способен прокормить».

— Какие еще инициативы кроме запрета абортов Церковь может выдвинуть, чтобы вернуть людей к традиции многодетности?

— Мы предлагаем три решения ценностного уровня, которые будут способствовать формированию в обществе привлекательного образа беременности, многодетности.

Первое — закрепить особый статус беременной женщины. Это предполагает создание системы социального патронажа беременной женщины. Нужно законодательно закрепить право пользоваться услугами социальных работников, приглашать социальную няню, а не называть сразу такую семью маргинальной, как очень часто поступают сегодня органы опеки.

Во-вторых, мы предлагаем — об этом регулярно говорит наш Святейший патриарх — закрепить особый статус многодетных семей, единый по всей стране.

И третье: мы считаем, что необходимо, как это сделано в ряде стран других, в том числе в Белоруссии, чтобы материнский капитал увеличивался с каждым ребенком. Войдя в ипотечную зависимость, многие семьи останавливаются на втором ребенке. Эффект маткапитала заканчивается, если он не имеет прогрессивного роста. И мы были бы признательны государству, если хотя бы семьям с семью-восемью детьми государство помогало выкупить ипотечное жилье. Такая семья вполне заслужила, потому что она родила граждан нашей страны, которые будут трудиться и в том числе будут поддерживать нашу экономику.

Среди других мер поддержки: страхование материнского капитала на случай невозможности погасить ипотеку, ежемесячное универсальное пособие в размере полутора МРОТ для беременных женщин. А лучше — двух МРОТ. Одно — на маму, одно — на малыша, будущего гражданина нашей страны. Вне зависимости от критериев нуждаемости, вот что важно. Борьба с бедностью отдельно, а помощь и стимулирование рождаемости отдельно. Включение периода ухода за ребенком до трех лет в трудовой стаж мамы.

Я считаю, что мама — это вообще одна из самых почетных в мире работ. Все прекрасные женские таланты связаны с материнством: это и дизайн, это и педагогика, это и все связанное с психологией детей и так далее. Женщина вообще к этому склонна. Поэтому зря говорят, что материнство якобы мешает женской реализации. Наоборот, все, что в женщине заложено, все таланты раскрываются через материнство.