Новая воспитательная политика

Статья ректора Российского православного университета св. Иоанна Богослова А.В. Щипкова опубликована на сайте «Парламентской газеты».

Российское общество поделилось на героев и предателей. Конечно, есть и третий слой — люди без убеждений, но они ни на что не влияют. Тогда как первым двум предстоит в ближайшее время решить судьбу страны. Судьба России зависит от того, кого из них окажется больше.

Наша жизнь вскоре кардинально изменится. Переоценка ценностей неизбежна. Почему? Потому что идет война. Потому что внутри общества происходит размежевание. Это невидимое противостояние и его исход тесно связаны с вопросами нравственности и воспитания. Следовательно, нам потребуется ревизия педагогических подходов, ревизия всей воспитательной политики.

Наиболее остро вопросы воспитания встают в поворотные моменты истории.

Вспомним поздний СССР. Журналисты, педагоги, общественники — все были очень озабочены состоянием молодежи. К чему она стремится, сохранит ли наши завоевания? Этой теме посвящала свои страницы знаменитая «Юность». Была снята целая обойма перестроечных фильмов о молодежи, которую «мы потеряли», от «Взломщика» до пресловутой «Ассы». Либеральный агитпроп убеждал народ целой страны в том, что у него больное сознание, что он выродился, утратил генофонд, исторически не состоялся, а то и вовсе никогда не существовал. Сегодня весь этот либеральный делирий Россия выбросила в историческую корзину. Нынче у нас совсем другие задачи и ориентиры: придется вплотную заняться педагогическими и воспитательными проблемами, и чем раньше мы к этому приступим, тем больше шансов не упустить ситуацию, не опоздать с критически важными решениями.

России необходима новая воспитательная политика.

Наша страна в последние десятилетия прошла три стадии изменения воспитательной политики.

Первая имела место в 1980-е, на волне образовательной реформы. Именно тогда впервые были провозглашены «вариативные подходы». Сегодня мы расплачиваемся за это огромным количеством учебников и методик, по которым невозможно учиться, а также насаждением под флагом толерантности гендерных извращений, антисемейных инициатив и русофобии. Тогда же, в 1980-е, насильно внедряли искусственное понятие молодежных субкультур, которое (понятие) вбивало клин между «неформальной» и якобы «формальной» молодежью.

Второй этап изменений пришелся на 1990-е. В это время образование переводят из области социального и культурного служения обществу в сферу услуг. Разрывают многовековую связку «учитель — ученик».

Третий этап. В 2000-е годы воспитательной политикой навязывается тема лидерства. Идеология лидерства подразумевает деление людей на первый и второй сорт, фактически вводится в действие социальная евгеника.

Перечисленное, надеемся, уже в прошлом, а сегодня остро встает вопрос о духовной и душевной зрелости граждан. Задача России состоит в том, чтобы полностью развернуть вектор воспитательной политики, изменить ее направленность. Но, прежде чем говорить о ее целях и перспективах, ненадолго обратимся к истории.

Как известно, категория детства в привычном для нас смысле возникла лишь в XIX веке. До этого вместо «ребенка» существовали «младенец» и «отрок». Детей не наряжали, как куколку, но сразу облачали в миниатюрную копию кафтана, кителя или косоворотки. Едва начав ходить и осознавать себя, маленький человек осваивал взрослое поведение. Это было самосознание невыученного взрослого.

О многом говорят русские традиции, связанные с процессом взросления. В семь лет младенчество заканчивалось. Человек из младенца становился отроком и начинал нести ответственность за свои поступки — анализировать их и ходить к исповеди.

Отрочество означало переход во взрослую жизнь, этому уделяли огромное внимание. Взрослели быстро. В дворянских семьях 15-16-летних уже отдавали в армейскую службу. Не случайно Петр Гринев из пушкинской «Капитанской дочки» приступил к обязанностям сержанта в 16 лет, а Павел Петрович Кирсанов из тургеневских «Отцов и детей» уже в 45 лет считался мудрым стариком.

Выделение детей в отдельную социальную группу возникло в буржуазных протестантских семьях. Изобретение детства создало некий возрастной карантин. Внутри взрослого общества появилось самостоятельное детское общество. Это кардинально изменило психику человека.

Вслед за «детским миром» в конце XIX века возникает индустрия детства — товары и услуги для детей. Сегодня это: мультфильмы, диснейленды, парки развлечений, меню в кафе, детские продукты, детские экскурсии, лагеря отдыха и прочее. С недавнего времени детская индустрия стала распространяться и на взрослых. А с ней пришла индустрия «детского» образа жизни. Возраст ребенка увеличился до 18 лет, молодежный период продлен до 35 лет и явно дойдет до 40-45. Размывание возрастных границ говорит уже о метаморфозе мира взрослых.

Основная черта обеих категорий — инфантилизм. Он подразумевает зацикленность на себе, закомплексованность, вызывает изоляцию от общества. Существует особый тип детей-гиков, которые подолгу не выходят из комнаты. Они замкнуты в виртуальном мире, в вымышленных вселенных. Другой тип инфантилов — так называемые диснеевские взрослые. Это тридцатилетние мужчины и женщины, которые ездят развлекаться в Диснейленд. У них детство продлевается в бесконечность. Это болезненное желание остаться в детстве, чтобы находиться в центре мира и ни за что не отвечать.

Инфантилизм и акселерация сливаются в единый тренд, взявший все худшее от обеих тенденций. Это порождает набор новых проблем: психологических, духовных, нравственных. Новым взрослым и новым детям труднее понять, как устроен мир, так как это люди с нестабильным мировоззрением.

На ум неизбежно приходит евангельское «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (от Мф. 8:13). Но есть огромная разница между современным инфантилизмом и евангельским призывом «будьте как дети». Будьте как дети означает, будьте чисты, как дети, открыты миру, будьте чисты сердцем. Но это не значит «будьте инфантильны», избегайте ответственности.

Инфантилизм — это прежде всего отказ от ответственности. Призыв жить сегодняшним днем, в виртуальном мире, не брать ничего близко к сердцу, утешаться гаджетами, модой, анимацией. Тем более что само понятие «взрослость» серьезно искажено. Общество соблазна и спектакля в принципе несовместимо с ответственностью и нравственностью, а без них невозможно взросление. Невозможно одновременно призывать к ответственности и воспроизводить модели статусного потребления. Этот диссонанс ребенок ощущает как фальшь, которая режет слух. Страдая от этого раздвоения, он стремится убежать, заслониться от мира.

Борьба с инфантилизмом, выращивание взрослых людей — вот одна из главных задач, которую придется системно решать на государственном уровне. Почему — попытаемся объяснить ниже.

Либеральное общество порождает инфантилизм точно так же, как оно порождает войны, коррупцию, угнетение. Двойные стандарты, управляемые конфликты — все это вызывает у ребенка желание убежать от реального мира. Формы бегства у детей в отличие от взрослых, конечно, наивны, но сама тенденция закономерна. Как правило, это различные фобии и потребительский фетишизм.

Но детские желания и страхи вновь «оседлывают» фабрика потребностей и индустрия развлечений. Сломать этот сценарий крайне сложно. Под его воздействием психика ребенка страдает. Усиливаются фетишизм и информационная интоксикация, утрачиваются критичность, способность к рациональному выбору и планированию своего будущего. Идет погоня за мимолетными удовольствиями и бессмысленной информацией. Ребенка затягивает в воронку бесконечного настоящего времени — и процесс взросления полностью останавливается.

Между тем история дает нам противоядие от такой патологической модели психики. Необходимо вспомнить о подростковости — полузабытом и вытесненном из современной культуры явлении.

Достаточно мощный подростковый сегмент включала в себя культура царской России. Мы знаем это на примере таких книг, как «Детство Тёмы» (Н.Г. Гарин-Михайловский), «Детские годы Багрова-внука» (С.Т. Аксаков), «Детство. Отрочество. Юность» (Л.Н. Толстой), «Подросток» (Ф.М. Достоевский), «Детство. В людях. Мои университеты» (М. Горький). В советский период русской истории также существовал целый пласт культуры для подростков: и в литературе, и в кинематографе.

В подростковом возрасте человек решал для себя мировоззренческие вопросы, это было время для «обдумывания житья». Так формировалась глубокая, полноценная личность, не атомарная, но слитая воедино с обществом, нацией и государством. Подростковость не имеет ничего общего с инфантильностью, ее можно назвать выращиванием взрослости.

Сегодня этот промежуточный этап взросления исчез: его съела турбосоциализация общества тотальной конкуренции и внезапного успеха, неуемного желания сорвать джекпот.

Подростковость — это «школа мудрости», и она могла бы стать буфером между взрослостью и детскостью, не дать им взаимоуничтожиться.

В либеральном обществе личность молодого человека формируется как набор успокоительных историй о себе самом, которые он рассказывает себе и окружающим. Рассказывает, оправдывая свою «неуспешность» или преувеличивая «успешность». Тем самым он купирует свое социальное отчуждение.

Необходимо понимать социальные корни явления.

В 2000-2010-х годах глобальный управляющий класс нашел способ отсрочить коллапс глобализма. Отсрочка была достигнута посредством очередной революции — заменой общества семей на общество социальных платформ и тотальной алгоритмизации.

Это было кардинальное изменение социальной среды, означавшее серьезное изменение социальной модели. Элементы финансового капитализма были встроены в новые рамки — цифрового неофеодализма.

Нынешние дети и подростки видят мир как результат именно этой метаморфозы. Другого мира они не видели и не знают, поэтому многие издержки нынешнего периода кажутся им чем-то фундаментальным и единственно возможным. Им не с чем сравнивать нынешний социум, им неоткуда взять глубинное ощущение социокультурной нормы. Наша задача — задача профессорско-преподавательского сообщества — помочь им сформировать это ощущение. То есть научить отличать оригиналы от копий, реальность от симулякров и виртуальных моделей, отличать знания от стереотипов, веру от суеверий. Показать, что мир может быть совершенно иным.

Сегодня вполне очевидно, что на протяжении нескольких веков гуманистическая риторика лишь прикрывала грядущую власть технологий, разрыв с человеком, внутренний разрыв самотождественности самого человека. В ситуации краха гуманизма мы должны помочь подростку сохранить историчность мышления, смысловую непрерывность его картины мира, помочь избежать сведения личности к абстрактному «индивиду».

В деле воспитания мы привычно полагаемся на спасительную роль семьи. Но современная нуклеарная семья в отличие от семьи традиционной, многопоколенной тоже во многом плод модернистской эпохи. Ее охранительные возможности слабы и ограничены, она сама нуждается в поддержке и защите.

Кто еще может поддержать новую воспитательную политику?

Церковь. Но Церковь законодательно не допущена к воспитанию. Временное правительство отделило школу от Церкви, а большевики в январе 1918 года усилили это отделение соответствующим декретом, политическая инерция которого действует до сегодняшнего дня.

Школа. Но школа сама пострадала в результате либеральных реформ. И если социальная роль Церкви медленно восстанавливается, то до восстановления школы нам еще очень далеко. Одна из ее главных проблем – снижение роли учителя в формировании личности ребенка, что, в свою очередь, стало следствием распространения на сферу образования либерально-рыночных подходов.

В условиях статусного потребления падает объективная ценность знаний и резко снижается роль фундаментальной науки. Одновременно с этим падает и статус педагогического сословия как средней, так и высшей школ.

К сожалению, с подачи либеральных политических элит учитель сегодня воспринимается обществом не как миссионер от культуры и науки, а как наемник рынка.

Качество обучения в последние годы снизилось. Принципы ЕГЭ ориентированы на механическое запоминание информации, а не на развитие когнитивных способностей учащихся. Они делают необязательным умение строить умозаключения и получать выводы.

Важно подчеркнуть, что система ЕГЭ отнюдь не нейтральна. Она активно воспитывает детей, но по-своему. Она воспитывает безучастность к объекту изучения и отношение к жизни как к компьютерной игре.

На фоне всего этого отношение к учителю становится все более нездоровым. Его презирают как обслугу.

Повторю: школа практически утратила свое значение как социальный институт. Это катастрофа. И сегодня, забыв о школе, мы судорожно пытаемся наверстать упущенное и влиять на воспитание нового поколения через инструменты высшей школы.

Классический подход к воспитанию известен со времен Сократа и Платона. Воспитуемый тянется к наставнику, стремится достичь его уровня, затем его превзойти.

Сегодня набирает популярность альтернативный подход, при котором дети учат взрослых. Это тоже мощный фактор взрослой инфантилизации. За всем этим стоит политизированная глобалистская программа, с помощью которой глобальный управляющий класс, используя детей, лишает остальных членов семьи родительского статуса, выключает из процесса принятия решений, связанных с ребенком.

Наша задача состоит в том, чтобы защитить права родителей и классические образовательные методики, передать детям наши знания и опыт, не допустить изоляции детей от влияния традиционных авторитетов.

«Отключая» ребенка от родителей, глобалисты подключают его к другой информационной инфраструктуре, которая будет его воспитывать, формировать вкусы, взгляды, модели поведения — и они будут кардинально отличаться от наших, российских традиционных ценностей.

Очевиден перверсивный характер этой методики. Зачем она применяется? С ее помощью лоббисты западных социальных технологий используют детей для перехвата власти над обществом, особенно на уровне семьи. Ближайшая задача – подчинить родственные отношения рынку, монетизировать их. Например, ювенальная юстиция пополняет рынок «усыновления» живым товаром. «Гендерность» создает огромные возможности для монетизации половых девиаций. Это бездонный ресурс.

Все это означает лишь одно: методики воспитания, педагогические подходы надо возвращать на классические рельсы. Защитив педагогическую традицию, мы защитим традицию в целом.

Российским педагогам и лидерам мнений потребуется серьезная консолидация и высочайшая самоотдача. Только тогда они смогут помочь новому поколению пережить агонию либеральной системы и не погибнуть вместе с ней. Следует исходить из того, что внутренние проблемы и конфликты человека есть проекция внешних, социальных сил. Нужно понимать, что личность не равна индивиду. Личность — это не отдельное «я», а малое «мы», то есть маленький прообраз всего общества. И главная задача воспитания — помочь выстроить здоровые отношения между малым и большим «мы».

Этому и надо в первую очередь учить ребенка и молодого человека. Тогда есть реальный шанс сформировать всесторонне развитого, самостоятельного и ответственного человека, способного осваивать и передавать другим коллективный опыт.

Говоря о передаче коллективного опыта, мы говорим о традиции. Традиция не эпоха, не обряд, не привычка. Это культурно-нравственный договор поколений, способ передачи образа мысли, образа социального поведения. Это и есть основное социальное достояние народа, которое обеспечивает сохранность его исторической судьбы.

Новая воспитательная политика должна базироваться именно на этом — на передаче русского опыта: социального, политического, научного, культурного, религиозного. Передав наш опыт новым поколениям, мы сохраним свой народ, сохраним свой суверенитет.