Гостинцы старца Илия

Православный мир скорбит: ночью 15 марта на 93-м году жизни земной мир покинул всенародно любимый старец, духовник Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, схиархимандрит Свято-Введенской Оптиной пустыни Илий, более трех десятков лет назад вернувшийся с Афона в Россию по приглашению Патриарха Алексия II и являвшийся на протяжении 20 лет братским духовником Оптиной пустыни, окормлявшим очень многих единоверцев во Христе.

В связи с беспрецедентными атаками вражьих сил, немыслимо обострившимися в новейшие времена, о. Илий в какой-то момент даже начал публичную деятельность в СМИ. Тихий и слабый, чуть дребезжащий голос всероссийского старца звучал громче колокольного набата.

Тихий и слабый, чуть дребезжащий голос всероссийского старца звучал громче колокольного набата

«Дорогие о Господе русские люди! – этими словами старец Илий завершил одно из радиовыступлений. – Дорогие соотечественники! Хотелось бы, чтобы вы понимали суть нашего времени и не были бы сообщниками для смуты».

«Россия на острие ножа», – говорил старец Илий. И дал нам молитву, которую троекратно повторял каждый день в 14 часов; хорошо бы каждому из нас в этот час присоеднять свой молитвенный голос к голосу старца, который молится о Родине теперь на Небесах.

«Спаси нас, Боже Праведный, всех вместе. Отврати лице Твое от грех наших общих и личных, и отдай нам обратно наше богатство – Россию. Обрати врагов наших вспять. Аминь».

***

Открытка от старца Илия (Ноздрина). Подарок Биографы уже рассказывают о жизни о. Илия, который когда-то звался Алешей Ноздриным и родился в селе Становой Колодезь на Орловщине в 1932-м г. Конечно, не могла провидеть мать этого мальчика, Клавдия Васильевна, что через много лет сын пострижет ее в монахини. После ее кончины сын напишет на могильном кресте матери слова из Апостолов: «Спи, дорогая…».

Отец Алеши, рядовой Афанасий Ноздрин, скончался после ранения во Владикавказском госпитале в декабре 1941-го.

Дед же, Иван Ноздрин, был старостой Покровской церкви в родном орловском селе с родниковым названием Становой Колодезь. Нрава он, судя по всему, был весьма строгого, несгибаемого. В знак протеста против обобществления крестьянской собственности и разорения крепких хозяйств изготовил себе железные сапоги и демонстративно ходил в них по деревне. И даже мог сказать: «Я самому Сталину за правду голову оторву!» Уцелел.

Порою думается, что все служение, подвижничество о. Илия есть своего рода хождение по Руси в железных сапогах – таких, какие носил его дед Иван. Носить такие сапоги, такие вериги дано далеко не всякому.

Когда читаешь эту историю про Ивана Ноздрина в железных сапогах, то вспоминается другой Иван, по фамилии Железо, который полтыщи лет назад стойко боролся с униатами, с предательством православных, сползавших под протекторат Папы Римского. Теперь мы почитаем его как преподобного Иова Почаевского.

Алеша Ноздрин рос очень религиозным мальчиком. Говорят, что ребята постарше посмеивались, завидя его: «Вот, Алешка Божественный пришел». Рассказывают односельчане красиво, поэтично. Про случай в голодном 1947-м, когда отчаявшийся подросток Алексей, выйдя из дому, побрел куда глаза глядят и нашел горячий хлеб на рушнике, уже тогда, по словам соседей, знала «вся вселенная».

Характерен и апокриф, что одиннадцатилетний Алеша Ноздрин нашел утерянный пьяными немцами секретный планшет с картой укрепрайона на Курской дуге и передал взрослым, которые сумели им верно распорядиться. Факт многолетней давности подтвержден о. Илием. А историческим фактом является то, что командующий Центральным фронтом маршал Рокоссовский, пользуясь информацией из четырех независимых источников, нанес ночью 5 июля 1943 г. по вражеским позициям мощный упреждающий удар, с которого и началась знаменитая Курская битва. Апокрифичность рассказа в том, что одним из источников вполне могла быть карта, найденная мальчиком Алексеем.

С 1955 по 1958 гг. А. Ноздрин учился в Серпуховском механическом техникуме, затем работал по распределению на строительстве хлопчатобумажного комбината в г. Камышине Волгоградской обл. Своим духовным образованием (сначала в Саратове, а затем, по закрытии при Хрущеве многих семинарий, в Ленинграде) обязан наставничеству своего первого духовника, прозорливого батюшки – Иоанна Букоткина, фронтовика-гвардейца, орденоносца. В городе на Неве Алексей и принял монашеский постриг с именем Илиан (по-древнегречески – «солнечный»), в честь одного из сорока Севастийских мучеников (имя Илий, означающее «солнце», – в честь другого мученика Севастийского, пострадавшего на заре христианства, – он получит позже, при пострижении в великую схиму, уже в Оптиной пустыни). Благословил отца Илия на иночество тоже о. Иоанн Букоткин. Постриг совершил митрополит Никодим (Ротов), он же рукополагал батюшку в диаконы и священники. Митрополит Никодим рано ушел (в 1978-м г.) из жизни, в 49 лет. Известно, что владыка шутливо говаривал: «Мы с тобой родственники: ты – Ноздрин, а я – Ротов».

10 лет служения о. Илиана связаны со Псково-Печерским монастырем, насельником коего он стал еще при архимандрите Алипии (Воронове).

3 марта 1976 г. по решению Синода иеромонах Илиан вместе с четырьмя другими монахами был направлен нести иноческое послушание в русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Святой Горе Афон.

В 1989-м г. о. Илиан был направлен в восстанавливавшуюся Оптину пустынь. А через 20 лет поселился на Патриаршем подворье Троице-Сергиевой лавры в поселке Переделкино. В праздник Пасхи 4 апреля 2010 г. Патриархом Московскими и всея Руси Кириллом возведен в сан схиархимандрита. В 2004-м г. был удостоен награды «За вклад в духовное возрождение Отечества» (первым лауреатом этой награды был Святейший Патриарх Алексий II). А к 80-летию батюшки не только орловчане, но и козельчане присвоили ему звание почетного гражданина. Кто не помнит, Козельск – город воинской славы России; это тот самый стоический, мужественный Козельск, в котором монголо-татары когда-то в живых не оставили ни одного жителя!

***

Сохранилась видеозапись, где отец Илий рассказывает о своем начальном, на излете советских времен, пребывании на Калужской земле:

«Без малого год, как я нахожусь здесь, в Оптиной пустыни, и я еще ни разу не сказал себе, что я напрасно сюда пришел. Я доволен всем, здесь устроился. Правда, конечно, она еще представляет несовершенный вид. <…> Провидением Божьим я оказался здесь. Конечно, для верующего сердца она очень дорога, прежде всего, своими известными века прошлого старцами. А самое главное то, что чувствуется прежний духовный созидательный труд – хотя они далекие, от нас отстоят, ушедшие в Иной Мир, но для нас, верующих людей, их молитвы очень чувствительны, и каждый, кто приходит с добрым верующим сердцем, это чувствует…».

Отец Илий предвидел трагедию, которая произойдет в Оптиной пустыни на Пасху 18 апреля 1993 г., – убийство трех оптинских братьев помраченным человеком. Рассказывают, что несколько человек, присутствовавших при застольной беседе, – это были взрослые женщины, реставраторы, иконописцы, – позже ссылались на батюшку, говорившего, что в Оптиной прольется мученическая кровь. Разговор был в присутствии одного из трех будущих мучеников, который тогда улыбнулся и тихо сказал: «Ну, это, наверное, вряд ли».

***

Можно на событийном уровне описывать биографию человека, однако хочется найти и личные, сердечные привязки. Мне привелось четырежды побывать в знаменитой Оптиной пустыни и трижды встретить о. Илия – хоть кратко, но неизменно благодатно.

Фото Схиигумен Оптиной пустыни Илий. Пасха Господня. Введенский храм Оптинского монастыря. 27 апреля 2003 г. Фото: Станислав Минаков Первый раз это случилось на Пасху 2003 г., когда мы прибыли в Оптину малой паломнической группой друзей и семей. «Томление духовной жаждой» и известный эгоизм побуждали нас уже днем, после всенощной во Введенском, ближе к полудню, пытливо выспрашивать: а как же можно свидеться со старцем Илием? И снова мы зашли во Введенский храм, к раке преподобного Амвросия. Добросердечная девушка, поколебавшись, указала нам корпус в монастыре, куда отправились вместе со мной мои кумовья с одной из их четырех дочерей.

Поднявшись на второй этаж, мы увидели в узком коридоре возле двери под номером 13 скопление женщин, до 10 человек, среди которых было несколько монахинь. Из келлии вышел молодой человек в светском одеянии и сказал, что отец Илий принять никого не сможет, поскольку устал, ему нужно отдохнуть, ведь впереди служба. Мы все робко молчали, но никто не смог себя преодолеть и не сделал движения уходить (не так ли прихожане нетерпеливо роптали и в XIX в., не считаясь с тяжким нездоровьем преподобного Амвросия?). Келейник вздохнул: «Ну, я сейчас узнаю!» Через 5 минут вышел снова и сказал: «Просьба – без обращений, недолго. Да?»

К нам вышел старец – невысокого роста, худенький, в опрятной темно-синей рясе, с непокрытой головой, с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвостик, с большой седой бородой. Женщины оживились, подались к нему, кто – что-то бормоча, кто – протягивая подарочек, яичко. Лицо старца озарилось улыбкой, какой-то сдержанной, внутренней, смущенной. Взяв одну из монашек за руку, он сказал: «Куда ж нам тебя определить-то?» – и словно задумался, положив правую ладонь на подбородок. И стал раздавать подарки пришедшим, включая и нас. Это были красивые молитвенные разноцветные книжки-буклеты «Акафист Нерукотворенному образу Господа нашего Иисуса Христа» из 16 ненумерованных страниц, выпущенные в 2003-м г. (только- только!) Издательским домом М. Светланова, что и было пропечатано на половинке обложки непростой конфигурации, раскрывавшейся как складень, как алтарь. На второй странице обложки надпись гласила: «Схиигумену Отцу Илию в знак глубокой любви и почтения».

Вручая буклетик, отец Илий каждому пожимал руку и внимательно смотрел в глаза. Взгляд его забыть невозможно: ты словно предстоишь (и теперь, записывая и прочитывая эти строки) кому-то всепонимающему, просвечивающему всю твою сущность, прощающему и любящему, и в связи с этим побуждающему к ответственности. Я стоял дальше всех, а потому мы со старцем пробирались друг к другу дольше всего. Я взял его руку и словно не хотел (не мог?) отпустить. В этот момент мой кум Юрий сказал: «Батюшка, мы едем в Дивеево. Благословите». «Помоли́тесь, помоли́тесь!» – улыбчиво кивнул отец Илий.

Между прочим, в тот день исполнилось 10 лет с момента жертвенной кончины трех новомучеников Опинских.

Схиигумен Оптиной пустыни Илий у иконостаса Казанского храма обители. 27 апреля 2003 г. Фото: Станислав Минаков После встречи я все думал о взгляде и рукопожатии Батюшки.

Мы пришли и на вечернюю (а было еще солнечно) службу в Казанском соборе, которую правил настоятель обители отец Вениамин. Опоздав к началу, мы с трудом – из-за обилия народа – вошли, но продвигались только когда кто-нибудь покидал храм.

«Христос воскресе!» – этот клич сопровождал нас затем всю неделю дальнейшего путешествия, во всех храмах России. «Воистину воскресе!» – высоко откликались местные и паломнические отроки, собравшиеся группой у выхода из храма, отчего кадившие просто по-детски расцветали, ожидая этого звонкого выкрика, но словно застигаемые врасплох.

После окончания нам открылось, что службу (на скамьях) отстояли и отец Илий, и многие старшие монашествующие. Юра подошел к отцу Федору, чтобы «спросить о судьбе России», но тот отослал его к Илию: «Вот, он все знает». Но отца Илия мы в храме уже не видели.

Приложившись ко кресту, люди покидали храм. Почти все наши тоже вышли на площадь монастыря, перетаптываясь на месте и не желая никуда уходить от этой радости. И тут оказалось, что с амвона отец Илий раздает из большой коробки каждому подходившему по горсти конфет, а потом и крашенки.

В Казанском оставалось человек 30, включая нас. Преимущественно инокини, видимо, из Шамординской обители. Каждый раз, наделяя подходившего, старец озарялся радостью, видя, какое счастье он доставляет окружающим. Помогали ему справляться с коробами маленького роста служка в очках и молодой москвич Андрей, сказавший, в частности: «Батюшка, вот паломники из Харькова!»

И нас наделили всем. Получая конфетки от старца, я как бы обнял его руку своими ладонями, поцеловал ее и снова, как давеча, задержал – теплую и сухую, с бледными пальцами. Такая «хорошая», уютная рука. Я длил эти мгновения, а он – как будто весело глядел на меня.

Старец Илий поздравляет монахинь и нас, харьковских паломников, с Пасхой. У алтаря Казанского собора Оптиной пустыни. 27 апреля 2003 г. Фото: С. Губин

Мы покинули храм только с уходом старца. Каждый нес дары, как святыню. Никто и не собирался сразу употребить их по назначению: довезти бы домой, родным.

Каждый нес дары, как святыню. Никто и не собирался сразу употребить их по назначению: довезти бы домой, родным

Еще было светло, и я успел побродить по пустому, еще безлистному леску вокруг Иоанно-Предтеченского скита, поглядеть на избушки-келлии, в которых жили когда-то Оптинские преподобные Макарий и Амвросий.

Но дары от старца Илия в этот день еще не закончились. Когда мы уже собирались ко сну, гуртом на полу, по туристической привычке, примерно в том же домике барачного типа, где когда-то инкогнито остановился как простолюдин граф Толстой, к нам в комнату зашел наш гостеприимный хозяин и вручил мне деревянный складень в пол-ладони, створки коего соединялись двумя кожаными ремешками. Спас Нерукотворенный и Владимирская Богоматерь. Та самая, знаменитая, возлюбленная мной с отрочества, – образ, который неизменно сопровождает меня в жизни. Даритель сказал: «Складень мне подарил отец Илий, и я хочу, чтоб он остался у вас. Это – всей вашей группе».

Через несколько лет, после других поездок, я написал несколько стихотворений об Оптиной. Вот одно из них, – «Возле Оптиной», – и о служении старца Илия:

Сосны гудят двухсотлетние у дороги.
Дождь заливает купель, что Пафнутий сладил.
Дождь не жалеет Жиздры, и Жиздры ж ради
льёт. Мы стоим в грязи. Леденеют ноги.

– Слышь, – говорю, – Юрко́, дождик стал потише.
Будем в купель окунаться, покуда? Или…
– Помнишь, – он вдруг говорит, – как в скиту звонили?
…Помню, мой друг Егорий, поныне слышу.

Мимо болид проносится – джип «Чероки»:
схимник качнул крылом, на сиденье сгорбясь.
Худо кому-то, наверно; настали сроки –
старца к нему повезли, накануне скорби.

Ну, а мы тут постоим – что нам может статься?
Лучше дождя ноябрьского – в мире нету!
Вымокнуть – не растаять. Да не расстаться.
Шарю в кармане, Юрке протягиваю конфету,
что получил в обители утром, с ладони старца.