Мария Васильевна Мейендорф, урожд. Олсуфьева (1841–1920), держит на коленях дочь Маню, автора воспоминаний. Петербург, 1870 Баронесса Мария Федоровна Мейендорф прожила долгую жизнь (1869–1962), полную драматических событий и испытаний. Она родилась в в 1869-м году в Санкт-Петербурге, в дворянской многодетной семье Мейендорфов, которая принадлежала к высшей знати, близкой к трону, хотя и не была богатой. Мария Федоровна была автором восьми книг, включая «Воспоминания» и «Мемуары фрейлины Императрицы». По настоятельным уговорам родных, на старости лет «тетя Маня», как ласково называли ее в семье, описала свою жизнь. Ее книга «Воспоминаний» охватывает почти целый век – самое трагическое время в истории нашей страны. Издатели «Воспоминаний»[1] баронессы Марии Федоровны поясняют, что книга ее –
«это картина жизни человека, юность которого прошла в аристократическом высшем свете процветающей России конца ХIХ – начала ХХ столетия, зрелость – в ужасах и нищете Первой мировой войны и большевистской революции, в сталинской тюрьме и ссылке, в оккупированной немецкими и румынскими солдатами Одессе, а старость – в эмиграции».
В своих воспоминаниях мемуаристка живо описывает в деталях жизнь в России конца Х1Х столетия и первой половины ХХ века
Ее история – одна из сотни тысяч подобных историй жителей нашей страны. В своих воспоминаниях мемуаристка живо описывает в деталях жизнь в России конца Х1Х столетия и первой половины ХХ века. Книга написана прекрасным литературным языком, а потому легко читается.
Мария Федоровна замужем не была, детей не имела, зато имела многочисленных родственников, а судьбу предков прослеживает, начиная с петровского времени и почти до наших дней. Среди ее родни много выдающихся церковных деятелей Русского Зарубежья: епископ Василий (Родзянко), сын ее родной сестры Елизаветы; протопресвитер Иоанн Мейендорф, сын ее двоюродного брата Феофила Феофиловича Мейендорфа; парижский священник протоиерей Александр Ребиндер, внук ее сестры Ольги; живший в Австралии священник Николай Грант, внук ее сестры Алины. Жена ее родного племянника Никиты Куломзина – София Куломзина – автор учебника по Закону Божьему для детей.
Алина Отец ее, Федор Егорович Мейендорф (1842–1911), – генерал-лейтенант русской императорской армии, офицер Конногвардейского полка. Родился в православной семье дворян Эстляндской губернии, из прибалтийских немцев, давно служивших Российской короне. Мать, Мария Васильевна, урожденная Олсуфьева (1841–1920), воспитывала девятерых детей.
«Родилась я в конце 1869 года в Петербурге…Моя мама была членом большой дружной семьи: у бабушки было три сына и четыре дочери»,
– так начинает свое повествование Мария Федоровна в книге «Воспоминаний». В мемуарах баронесса рассказывает, как строились отношения родителей друг к другу, к детям, описывает повседневный быт семьи. Эти страницы полны ценных советов о том, как правильно организовать жизнь семьи. К послушанию мать приучала своих детей с младенческого возраста.
«Родители мои умелым употреблением слов: ‟нельзя”, ‟можно”, ‟надо”, ‟необходимо” приучали нас к тому, что другого выхода нет, как послушаться, и мы росли послушными детьми, вызывая подчас удивление окружающих».
Барон Егор Федорович Мейендорф Мать часто повторяла: «Дайте детям счастливое детство, и это будет залогом счастья на всю жизнь». И действительно, дети выросли бодрыми, веселыми, жизнерадостными, энергичными, без малейшего оттенка пессимизма. В «Воспоминаниях» приводится верная мысль, принадлежащая матери автора:
«Если ребенок будет стремиться быть хорошим не из любви ко всему хорошему, а из-за выгоды им или невыгоды такого-то его поступка, то он войдет в жизнь с психологией карьериста: я должен поступать так, потому что это мне выгодно».
«С матерью читали мы и рассказы из Ветхого Завета, читали и Евангелие, в котором налево был славянский текст, направо – русский. Одна из нас читала текст по-русски, другая, сейчас же, – тот же текст по-славянски. Так мы незаметно познакомились с церковнославянским языком. Когда к нам в деревню приехала бабушка, которая по старости и хворости не могла ходить в церковь в село, дядя мой (брат матери) помог моему отцу пристроить к дому домовую церковь… По воскресеньям приезжал батюшка; иногда служил полную обедню, иногда – так называемую обедницу... Нам, старшим двум девочкам, мать давала молитвенник, по которому мы следили за возгласами и за хором. Так просто совершалось наше религиозное воспитание».
Как видим, семья была благочестивой, жила по вере.
Всю жизнь Мария Федоровна хранила молитву, найденную переписанной в Евангелии, принадлежавшем ее прабабушке[2], и ее текст напечатала в своих мемуарах.
«Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я сама умею любить себя. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстаю пред Тобою. Сердце мое отверсто Тебе. Ты зришь нужды мои, которых я не знаю. Зри и сотвори по милости Твоей: порази или исцели, низложи или подыми. Благоговею перед соизволениями Твоими. Безмолвствую перед неисповедимыми Судьбами Твоими. Предаюсь Тебе, приношу себя в жертву Тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молиться. Сам во мне молись».
Детство Мария Федоровна провела в имении под Уманью Киевской губернии: когда Маше было 3 года, отец ее купил небольшое имение Тимашовка недалеко от Умани. В 1882-м году семья переехала в Одессу, где Мария поступила в 5-й класс частной гимназии. В 12 лет она сознательно стала присматриваться к своему внутреннему миру, стремясь к его усовершенствованию, на что младшие братья говорили: «Маня благочестивит».
Семья барона Федора Мейендорфа. Слева направо: Анна, Василий, Алина, Юрий, Екатерина, Мария Васильевна, Маня (стоит), Федор Егорович, Ольга и Лев. 1880
После окончания гимназии Мария посещала фельдшерские курсы и ходила в больницу на амбулаторный прием, где училась делать перевязки. Однако пришлось оставить курсы в связи с болезнью няни, которая нуждалась в постоянном уходе. В 1885-м году семья переехала в Ялту для лечения старшей дочери Алины.
У нашей героини появились сомнения в справедливости имущественного положения людей в обществе, его неравенства
В 18 лет у нашей героини появились серьезные сомнения в справедливости имущественного положения людей в обществе, его неравенства. Она стала искать разрешения своих сомнений и не находила. Самое страшное, что стала сомневаться в вере.
«Я была на пути к полному безверию. Но Бог спас меня от этого».
Все произошло после того, как Мария познакомилась с двоюродной сестрой Сашей.
Саша «была какая-то неземная. В ней светилась ее чудная душа. Ее необыкновенная сердечность, ее отвлеченность от всего житейского, ее устремленность к чему-то высокому, ее вера в Бога, ее любовь к Богу так и сквозили во всех ее действиях, во всех ее словах… Я заразилась ее верой. Я была на краю пропасти, и она спасла меня. Я поняла, вернее, почувствовала, что вера не основывается на логических доводах разума. Вера есть состояние души, ощущающей присутствие Бога».
С искренней прямотой она описывает свое первое чувства влюбленности в 19 лет. Поняв, что ее избранник любит другую женщину, Мария стала бороться со своим чувством. Победа далась ей нелегко: в продолжение целого года она каждую ночь видела возлюбленного во сне.
«Видно, что я была сильно поражена моей первой любовью, и, вырвав ее с корнем, вырвала вообще способность еще раз полюбить кого-нибудь».
Семья барона Федора Мейендорфа. Слева направо: Анна, Василий, Алина, Юрий, Екатерина, Мария Васильевна, стоит Маня, Федор Егорович, Ольга и Лев. 1880
Больше никогда в жизни она не думала о мужчинах. Это была ее первая и последняя в жизни любовь.
Осенью 1892 года семья из Крыма вернулась в Петербург в связи с назначением отца командиром конвоя Императора Александра III. Осенью 1893 года Мария поступила на математический факультет Бестужевских высших женских курсов. Ввиду большого числа желающих учиться, на курсы принимались только медалистки. На курсах она столкнулась с революционно настроенными курсистками, которых увлекла мода на «передовые» взгляды. Мария всячески препятствовала их мероприятиям. Так, однажды она предотвратила провокационную выходку революционно настроенной молодежи. Дело в том, что одна заключенная в тюрьму революционерка покончила с собой, и панихида по ней в Казанском соборе Петербурга должна была превратиться в акцию протеста против правительства. Она передала записку самому Императору о готовящейся провокации, включавшей столкновение с полицией. Тогда полиции было приказано не чинить никаких препятствий собравшейся на панихиду толпе, и панихида прошла мирно, без кровопролития.
Семья барона Федора Мейендорфа. Стоят слева направо: Мария Васильевна и Федор Егорович, Маня, Алина; сидят Лев, Юрий, Катруся, Валя, Ольга, Анна и Эльвета. Одесса, около 1888
«1896 год был для меня годом знаменательным: в начале его – знакомство с Толстым; летом – поездка за границу; и, наконец, осенью – свадьба моей старшей сестры Алины (Александры)».
Василий Дмитриевич Олсуфьев (1796–1858) Акварель П. Ф. Соколова 1846 год На рождественские каникулы 1896 года Адам Васильевич Олсуфьев (1833–1901), брат матери Марии Федоровны и дальний родственник Льва Толстого, пригласил племянниц – Марию и Анну Мейендорф – в свое имение Никольское, где произошло их знакомство с Л.Н. Толстым. Девушки слышали за столом разговоры и споры родственников. Марию заинтересовал призыв писателя к «непротивлению злу»: Лев Николаевич отвращался всякого насилия. В душе Мария с ним не соглашалась:
«…Я понимала, что без наказания появится разнузданность. Без войны (освободительной) – насилие, порабощение. Как же быть? Человечество останавливается в бессилии перед этими вопросами, и не только оно, но и Толстой не мог дать на него практического ответа… Лев Николаевич искренне желал облагородить человечество. Но его ошибка была в том, что он начал издавать наружные правила жизни. Можно питаться растительной пищей, самому убирать свою комнату (не эксплуатируя чужого труда), носить войлочную обувь вместо кожаной, для которой надо убить животное. Все это проделать легко, но это не поможет нам стать внутренне лучше, чем мы были. Толстой ставил вопросы ярко, как гений, а отвечал на них как человек».
Весной 1898 года Мария окончила Высшие курсы и устроилась преподавателем математики в старших классах Александровской женской гимназии города Кронштадта. Она могла не работать: родители были достаточно обеспеченными людьми, поэтому желание дочери работать вызвало у них раздражение.
«Затея стать простой платной учительницей, будучи состоятельной, отнимать хлеб у той, которая усиленно в нем нуждается, им была совершенно непонятна, и они стали усиленно отговаривать меня от этого шага».
Приобретя педагогический опыт, в будущие трудные и голодные годы она добывала пропитание, давая частные уроки
Однако Мария настояла на своем – и оказалась права: приобретя педагогический опыт, в будущие трудные и голодные годы она добывала пропитание, давая частные уроки.
Счастливая молодость баронессы Марии Федоровны кончилась с наступлением ХХ века. В семье начались болезни, потери, тревоги и горести. Одна за другой последовали смерти близких, родных. В 1901-м году умерла от тифа любимая сестра Александра (Алина), оставив на мужа, Николая Сергеевича Сомова (1866–1913), двух маленьких сыновей (полуторагодовалого и четырехлетнего). Смерть Алины была для нее огромным горем. В 1911-м году скончался в Одессе от сердечного приступа ее отец, глава семьи. В 1912-м году умерла жена брата Юрия Наталья Николаевна Мейердорф, урожденная Долгорукова (Наленька) (1882–1912). Летом 1913 года скончался Николай Сомов, муж Алины. В 1916-м году погибла при крушении госпитального судна «Портюгаль» сестра Анна (1871–1916), служившая на корабле старшей сестрой милосердия.
Анна на службе в аптечном киоска судна «Портюгаль» В 1905-м году, с началом Русско-японской войны, Мария оставила преподавание в Кронштадтской гимназии, переехала в Одессу и стала жить у Николая Сомова, помогая ему воспитывать сирот-племянников. Летом 1913 года она обещала умирающему Николаю Сомову, что не оставит двух его сыновей. В течение трех лет (1913–1917 гг.) она жила вместе с матерью и другими родственниками, принимая участие в воспитании племянников. Всего она провела с мальчиками более 8 лет.
Несмотря на потери близких, в большой и дружной семье Мейендорфов продолжалось размеренное течение жизни, которое нарушил 1917 год. Началась тяжелейшая жизнь «бывших» во время Гражданской войны и в последующие годы диктатуры пролетариата. Если в первой части книги читатель видит нашу героиню на веселых приемах, на которые собираются все члены многочисленной семьи, то во второй части книги Мария Федоровна сталкивается с суровыми условиями быта, с борьбой за выживание. Весной 1917 года она с матерью переехала в свое украинское имение. Часть «Воспоминаний» касается революционно-кровавых событий на Украине, которая в то время стала ареной борьбы между петлюровцами, махновцами, большевиками и Белой армией. Началась анархия.
Семья близких родственников Куломзиных была выселена из своего имения, и Яков Анатольевич Куломзин вместе с женой Ольгой, младшей сестрой Марии Федоровны, и ее братьями отправились на Украину, под Умань. Там они беспечно жили в имении Мейендорфов Бабушкин Хутор, пока не нагрянула банда махновцев. 9 сентября 1919 года был расстрелян Яков и зверски убиты братья Марии Федоровны – Юрий и Лев. Вот отрывок из ее «Воспоминаний»:
«Тут, на глазах всех арестованных, они начали немилосердно избивать Юрия, приговаривая при каждом ударе: ‟Признайся! Признайся!” С ужасом бедный Лев смотрел на эту пытку. Наконец не выдержал и воскликнул: ‟Да что вы от него хотите?” Они бросили бить Юрия и со словами ‟А! ты тоже этого хочешь!” принялись за Льва. Избитый, измученный Юрий сидел у стенки и широко раскрытыми глазами смотрел на умирающего под ударами брата. Когда Лев скончался, они вытащили его вон и возобновили свои старания над Юрием. К несчастью для Юрия, у него оказался такой живучий организм, что эта ужасная сцена все длилась и длилась. В это время прошел через помещение сам Махно. Юрий подполз к его ногам и просил его прекратить эту муку. Махно распорядился: ‟Пристрелите его”. – ‟Патрона жалко”, – ответили они. Махно ушел, а они продолжали. Наконец, один из них ударил Юрия носком своего сапога в область сердца, и ударил так сильно, что в этот же момент Юрия не стало…».
После их похорон было принято решение ехать в Одессу.
Мария вместе с матерью поселилась в небольшом одесском имении. Жизнь их протекала в условиях постоянной смены власти. 7 февраля 1920 года Советская власть окончательно утвердилась в Одессе, и большевики реквизировали у Мейендорфов всё имущество. 25 апреля 1920 года умерла мать.
После смерти матери Мария Федоровна выехала к сестре, Ольге Куломзиной, которая после трагической смерти мужа осталась с пятью детьми в Умани. Старшие – Никита и Ярослав – поступили работать скотниками на молочную ферму. По приезде Мария стала помогать больной (болели ноги) сестре вести хозяйство. Бывшая баронесса работала до изнеможения: готовила на 7 человек, доила корову, убирала за скотиной, ходила на рынок и т.д.
Бывшая баронесса работала до изнеможения: готовила на 7 человек, доила корову, убирала за скотиной, ходила на рынок и т.д.
Сестру Ольгу больше всего беспокоило, что дети останутся без должного образования, и она с детьми решила уехать за границу. Начался тайный, опасный и тяжелый переход сестры с ее детьми через границу. Мария Федоровна осталась в Советской России из благородных побуждений, чтобы выиграть время для бежавших родственников. Она не хотела подвести людей, которые помогали бежать ее сестре, и для конспирации сама себе писала письма. После благополучного перехода семьи сестры Ольги через границу в 1923-м году она вернулась в Одессу.
Вся семья Мейендорфов оказалась за границей, а в России осталась одна Мария Федоровна. Жила с двумя помощницами – кухаркой и няней Еленой. Несколько лет она добывала пропитание частными уроками, обучая математике и иностранным языкам. Постоянно посещала храм, в котором стала членом «пятидесятки» (все церкви в то время были обложены налогом сообразно со своими церковными доходами, и 50 членов прихода должны были ручаться за своевременный взнос этого налога).
В 1927-м году Мария Федоровна была арестована в Одессе по церковному делу. Следователю надо было приписать приходу и настоятелю храма контрреволюционную организацию. При обыске у нее была обнаружена переписка с ее родственниками, живущими за границей[3]. Перед входом в здание арестного дома Мария Федоровна осенила себя большим крестным знамением. «Для меня это символ принятия всякого положенного мне от Бога страдания», – напишет она потом. На допросе следователь стал спрашивать ее о делах той церкви, которую она посещала. Требовал назвать имена тех, которых она знала в связи с церковными делами. Она ответила, что имен никаких называть не будет. Её поместили в загородную тюрьму.
«В 1928-м году я просидела в советской тюрьме четыре с половиной месяца; я вовсе не томилась своей неволей. Меня не раздражала ни запертая дверь, ни каменная стена, окружавшая двор, по которому мы совершали наши ежедневные прогулки: я жила интересами дня и не драматизировала своего положения… Когда я познакомилась с людьми, собранными там, я недоумевала: неужели власти не могли арестовать хоть кого-нибудь более похожего на действительную контрреволюционерку? Все были самые обыкновенные обывательницы. Между прочим, просидели там с нами целые сутки три старушки-вегетарианки – новые блюстители порядка не знали, не опасная ли это какая-то неслыханная ими организация, и на всякий случай взяли и их».
Бывшая баронесса была выпущена из тюрьмы ввиду тяжелой болезни (заболела дизентерией с высокой температурой и кровавым поносом). Решением Московского суда ей было объявлено, что она должна выехать из Одессы в течение недели туда, куда сама укажет, и пробыть там 3 года. Она назвала город Уральск, где жила ее троюродная сестра Татьяна Васильевна Олсуфьева. По приезде на место ссылки она сняла комнату и устроилась репетитором по математике. Через год Татьяну Олсуфьеву арестовали и выслали в Шадринск. По окончании трехлетнего срока ссылки Мария Федоровна ненадолго переехала в Шадринск к Татьяне Васильевне, где работала учительницей немецкого языка в школе. Потом перешла из школы в местную газету корректором. Татьяна Олсуфьева с помощью жены М.Горького Пешковой выехала за границу к родственникам.
В 1932-м году на основе полученной медицинской справки о необходимости курортного лечения Мария Федоровна добилась разрешения вернуться в Одессу. Тюрьму и ссылку Мария Федоровна перенесла очень спокойно, потому что главной ценностью всегда считала свободу не внешнюю, а внутреннюю. «Мысль – это всегда свобода», – написала она. Так же ей был неведом страх: вся семья была воспитана в твердом убеждении, что страх – это от лукавого. Переехав в 1932-м году на постоянное место жительства в Одессу, она прописалась и жила у знакомой на правах ее домработницы, зарабатывая на жизнь частными уроками.
Баронесса Мария Федоровна Мейендорф Баронесса Мария Федоровна была мало привязана к материальным благам. Все ее душевные переживания были связаны не с потерей имущества, а с гибелью близких и с теми трудными ситуациями, в которые они попадали.
«Когда мы были освобождены революцией от всякой собственности, я почувствовала большое, искреннее облегчение».
– Как вы можете так жить, не знать, что будет завтра? – спрашивали ее.
– А вы знаете, что будет с вами завтра? – парировала «тетя Маня».
В Великую Отечественную войну, летом 1941 года, Одесса была оккупирована немцами и румынами. Марию Федоровну записали в «фольксдойчи». В 1944-м году она принимает трудное решение отправиться вслед за отступающими немцами в Европу, к родственникам. Так она оказалась в Мюнхене, затем жила у родственников в Вене, в
1947-м году – в Париже, где также воссоединилась с родными. Через 2 года переехала в Биарицц (Франция), где прожила с 1949 по 1951 гг. В 1952-м году уехала в Канаду, к своему племяннику Федору Куломзину (сыну ее сестры Ольги). Последние годы жизни жила в Наяке (США), у его брата Никиты Куломзина. Старалась быть чем-то полезной, воспитывая их детей в русских традициях и обучая их русскому языку. Как свидетельствует Софья Куломзина, Мария Федоровна весь день проводила за чтением молитв и духовных книг. В те же годы она начинает писать свои воспоминания – уникальный документ, вобравший в себя почти целое столетие, книгу, где в истории одной семьи отразилась целая эпоха.
Мария Федоровна весь день проводила за чтением молитв и духовных книг
Скончалась Мария Федоровна 19 апреля 1962 года в городе Наяк, штат Нью-Йорк, США. Была похоронена на кладбище русского женского монастыря Ново-Дивеево в пригороде города Наяка.
Мария Федоровна была независимой женщиной с сильным характером. Читая ее «Воспоминания», поражаешься ее мужеству, чувству собственного достоинства, ее жертвенности, ее крепкой вере в Бога и согласию с Его волей. Именно непоколебимая вера в Бога позволила автору «Воспоминаний» преодолеть все испытания, выпавшие на ее долю. Оптимизм «тети Мани» никогда не оставлял ее. Христианский подход к жизни, свойственный Марии Федоровне, помогал ей не поддаваться унынию ни при каких тяжелых обстоятельствах. Она не сетовала на свою «несчастную долю», но непоколебимо верила в Божью помощь. И сама всегда протягивала руку помощи всем, кто в ней нуждался, и тем славила Господа. В каждой предлагаемой жизнью ситуации она поступала так, как подсказывала ей совесть, всякий ее поступок согласовывался с Евангельскими заповедями.