Свет Небесный

Повседневность жизни приучает нас ничему не удивляться, принимать как должное даже события чрезвычайные. Удивительное рядом, но если даже мы его замечаем, то очень быстро пожимаем плечами: ну что ж, и такое бывает, подумаешь, чего здесь особенного.

Удивительное рядом, но если даже мы его замечаем, то очень быстро пожимаем плечами

Рассуждая таким образом, мы становимся обывателями, превращаемся в «человека в футляре», о котором так точно написал Антон Павлович Чехов.

А ведь на наших глазах вершится история, но обывателю и это трудно понять. Взбодрить пытается телевидение, но оттого, что все знающие «политологи» постоянно повторяют одну и ту же новую важную весть, «жуют» уже сказанное, потому что не знают, что добавить к действительно важному сообщению, телевизор или выключают, или раздраженно ищут что-то «новенькое» по другим каналам.

Говорю это к тому, что, казалось бы, небольшое, но яркое событие, о котором я узнал, имеет важнейшее значение, если рассмотреть его с православной точки зрения и в контексте событий, происходящих вокруг нас.

Звонок раздался, когда я его совсем не ждал.

Звонил келейник митрополита Сергия (Полеткина) Яков, с которым мы общались совсем недавно, когда прощались с владыкой Сергием, отправленным «на покой».

Владыка уезжал к себе на родину – в деревню Ханино Клепиковского района Рязанской губернии, родовой дом Полеткиных. Запомнилась мне большая, мощная рябина, выросшая выше крыши дома, посаженная его отцом, ряд стройных берез, отделяющих огород от соседей, – березы посажены были братьями.

И родители владыки, и братья его лежат теперь на погосте у храма Николая Угодника, что неподалеку от Ханино, на берегу реки Пра. На этом кладбище похоронены около девяноста родных владыки – когда снимали фильм о нем, владыка служил здесь панихиду.

Вот в родовое гнездо и вернулся митрополит. Надо ли говорить, как нелегко прощаться с местом, где прослужил тридцать лет и еще один год, где свершились главные дела жизни! Самара стала для владыки вторым родным домом, о чем он неоднократно говорил и писал.

И вот расставание – трогательное, печальное, даже со слезами на глазах у многих его духовных чад. Подобные резкие перемены в жизни нередко проявляют сущность людей, и узнаешь, кто есть кто, и ждут тебя порой неожиданные сюрпризы. И что впечатляет – от самых близких тебе людей.

Переезд – дело хлопотное. У митрополита скопилось несколько дорогих сердцу святынь. Приехали, стали разбирать их, развернули тщательно упакованную Тихвинскую икону Богородицы. Икона большая, находилась в домовой церкви владыки. Замечательного письма, почернела от времени. Ее подарил на молитвенную память Блаженнейший Владимир (Сабодан), митрополит Киевский и всея Украины. С ним связаны многие вехи жизни и судьбы владыки Сергия. Еще в Московских духовных школах, где владыка Владимир был ректором, семинарист Виктор Полеткин был его иподиаконом.

Ректор Московских духовных школ архиепископ Владимир (Сабодан), впоследствии Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины, и его иподиакон Виктор Полеткин, впоследствии митрополит Самарский и Новокуйбышевский Сергий

Он не расстался с ним, когда митрополит Владимир стал полномочным представителем РПЦ в Западной Европе. Служил он и в Ростове-на-Дону, где был рукоположен во священники, а затем стал епископом, викарием Азовским. И только после этого расстался с владыкой Владимиром, получив назначение в Самару.

Тихвинская икона Божией Матери

Но и тогда их духовная связь не прекратилась – молясь перед Тихвинской Богородицей, владыка Сергий молился за своего духовного наставника. Время от времени они встречались – на важные события владыка Сергий всегда приглашал в Самару своего духовного отца.

И вот теперь, приехав в свою родную деревню, сняв покрывало с иконы, владыка Сергий замер. Его взору открылся совершенно новый образ Богородицы. Исчезли наслоения времени – будто прошелся по Ее Лику микроскальпель опытнейшего реставратора. Будто Ее одеяние очистили или рентгеноскопией, или какими-то еще новейшими способами от всего, что мешало увидеть краски того иконописца, который с духовным вдохновением создавал облик Пресвятой и Пречистой.

Владыка созвал близких, чтобы они стали свидетелями чуда.

Крестным ходом пошли ко храму Илии Пророка, который уже в новое время построили на средства владыки Сергия. Отслужили молебен. И только после этого владыка Сергий успокоился.

Сняв покрывало с иконы, владыка Сергий замер. Его взору открылся совершенно новый образ Богородицы

Подумалось: что же происходит с иконой, как и почему образ Ее обновляется? Конечно, это Свет Небесный проливается на Нее. Для того, чтобы мы укреплялись в вере. Чтобы скорбящим легче стало на душе. Чтобы даровано было утешение.

Тихвинская икона по типу своему – «Одигитрия», то есть «Путеводительница». Еще ее называют «странствующей», потому что она побывала во многих городах и странах: во время войны она оказалась в Риге, потом в США, в Чикаго, а уже в 1993 году была возвращена в Россию. 23 июня 2004 года в кафедральном соборе Москвы прошло всенощное бдение в честь возвращения чудотворной иконы из Америки. Икона вернулась в Тихвинский Богородичный Успенский мужской монастырь 8 июля 2004 года, в канун дня ее празднования.

Не удивительно ли, что поновление одного из списков Тихвинской произошло именно в июле месяце? «Совпадение», – скажут безбожники. «Промысл Божий», – скажут православные.

Когда писались эти строки, вспомнилось замечательное стихотворение великого грузинского поэта Николоза Бараташвили. Оно прекрасно переведено Борисом Пастернаком. В нем сказано о цвете небесном – но ведь это и есть Свет Небесный. Он может сопровождать нас всю жизнь.

Этим стихотворением мне и хочется закончить заметки об обыкновенном чуде, которое открывает нам окно в Небо.

Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.

Это цвет моей мечты.
Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.

Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.

Это синий негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.