Мир в ожидании Искупления

Бой Аякса с Гектором за тело Патрокла. Роспись чернофигурной амфоры, 540 г. до н. э.

Давно обратил внимание, что пришло время читать другие книги: те, что нравились раньше, уже не способны взволновать душу. Думая о чем-то подобном, совершенно без надежды дочитать ее до конца, взялся за «Илиаду» Гомера – и, что странно, прочитал ее почти за неделю. Меня, как и многих других потенциальных читателей античной литературы, конечно, отпугивал перевод Гнедича, известный своими архаизмами и риторической высокопарностью, а также то, что будто бы реалии истории Древней Греции нуждаются в подробных комментариях, и понять поэму без них решительно невозможно. Однако оказалось, что все с точностью до наоборот: так называемые «архаизмы» русского перевода понятны всем, кто хотя бы приблизительно знает церковнославянский язык и понимает текст православного богослужения. Все эти «рамена», «перси», «ланиты», «брашно» и многое другое будет ясно без дополнительного перевода, а имена героев часто заменяются их «отчествами» (например, Гектор, сын Приама, зовется иногда «Приамидом», Агамемнон, сын Атрея, – «Атридом», и так далее). Никаких особо сложных реалий античной истории здесь тоже нет: достаточно лишь знать, что осада Трои продолжалась почти 10 лет, а Гомер описывает лишь последние ее 50 дней (кстати, в поэме нет эпизода со знаменитым Троянским конем, хотя он порой изображается на обложке книги, что неверно).

«Илиада» почти на 80 процентов представляет собой описание боев, смертей, сражений – это своего рода литературный боевик

«Илиада» почти на 80 процентов представляет собой описание боев, смертей, страшных сражений – это своего рода литературный боевик, экшена в ней так много, что, например, первый том «Тихого Дона» кажется списанным с ее страниц (в этом смысле влияние Гомера на раннего Шолохова действительно трудно переоценить). Что же касается «Войны и мира», то для Толстого гораздо важнее описать стратегическую сторону войны, чем физиологический натурализм каждого отдельного боя. В этом смысле «Илиада» однообразна и бедна характерами: главные герои Гомера похожи друг на друга как близнецы – они бесстрашны, отважны, кровожадны, в них нет почти ничего человеческого, столь они свирепы (единственный раз, когда образ того же Гектора хотя бы частично очеловечивается, так это в эпизоде его прощания с Андромахой, пронзительном и эмоционально потрясающем, возможно, лучшем во всей поэме).

Не будет преувеличением сказать, что «Илиада» – один из первых богоборческих текстов в истории литературы: олимпийские боги здесь столь отвратительны, что бедные люди, выступающие в роли их марионеток и беспощадно истребляющие друг друга по прихоти богов, вызывают гораздо больше читательского сочувствия, чем их кукловоды.

Боги описаны Гомером как бессмертные существа, имеющие плоть и обуреваемые страстями

Боги описаны Гомером как бессмертные существа, имеющие плоть и обуреваемые страстями чуть ли не больше людей, которые не боятся порой бросить олимпийцам вызов (так, в одной из сцен ахеец Диомед ранит Афродиту и самого Арея, бога войны). Гомер иногда тщательно описывает, куда в бою нанесен удар и что за этим следует. Феминистки, читая Гомера, будут полностью удовлетворены: богини Гера и Афина Паллада не менее воинственны, горды и кровожадны, чем боги и герои-мужчины.

Жестокость «Илиады» порой напоминает некоторые эпизоды из Ветхого Завета (не столько в деталях, сколько по духу), например, эпизод противостоянии пророка Илии и царя Ахава с его женой Иезавелью, отчетливо указывая на то, что мир до Боговоплощения был беспощаден к отдельному человеку, а непрерывное взаимоистребление людей и целых народов было его характерной чертой. Лично мне, когда-то любившему «Тихий Дон» и «Войну и мир» именно за описание войн почти с «высоты птичьего полета», за надмирность писательского взгляда, читать «Илиаду» было хоть и интересно, но неприятно: мне не хватило именно надмирности (хотя сцены, когда боги вмешиваются в ход сражений, не лишены величественности и размаха). Тем более мне чужд и неприятен гомеровский натурализм в описании человеческого умирания.

Во многих эпизодах второстепенные персонажи называются по именам лишь для того, чтобы их тут же умертвили главные герои (а этих имен и повторений в описаниях также много). При этом надо признать, что Гомер настолько, насколько можно, стремится к объективности: и троянцы, и ахейцы не уступают друг другу в кровожадности и сражаются с переменным успехом (троянцам покровительствуют сначала Аполлон и Афродита, потом и сам Зевс, а ахейцам – Гера и Афина, а потом и Посейдон). В целом же все описанное оставляет впечатление совершенно бессмысленной резни, и если такому ужасу покровительствуют сами олимпийцы, то не зря еще апостолы говорили, что «языческие боги суть бесы». Это действительно беспощадные существа, и прекрасно, что еще Гомер это понимал.

Читать ли «Илиаду» сегодня? Что может дать она современному человеку? Прежде всего, понимание того, что мир без Христа превращается в какую-то ужасную резню

Читать ли «Илиаду» сегодня? Что может дать она современному человеку? Прежде всего, безоговорочное понимание того, что мир без Христа во плоти, без веры в Него превращается в какую-то ужасную резню, буйство истребляющих целые народы страстей. В этом смысле война есть дело, порожденное именно страстями. Удивительно то, что в ⅤⅠ–ⅤⅡ веке до нашей эры это понимал еще Гомер – по признанию многих писателей-классиков, величайший сказитель в истории и, безусловно, один из родоначальников мировой литературы.

***

Немецкие философы Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно в своем сочинении «Диалектика Просвещения» предлагали рассматривать фигуру Одиссея как символ европейской рациональности, последовательно расколдовывающей мир мифа. Действительно, по крайней мере перевод Василия Жуковского часто использует в поэме слова «премудрый», «хитроумный» и прочие в таком духе, правда, не только в отношении Одиссея, но также его жены Пенелопы и их сына Телемаха. 24 песни читаются неравнозначно в плане увлекательности и простого интереса со стороны читателя: большая часть поэмы – это проблема так называемых «женихов» в царском дворце Одиссея, которых обуздывают сначала Пенелопа и Телемах, а потом и сам вернувшийся Одиссей, и эту часть читать как раз интересно. Что же касается приключений самого главного героя (плен у Калипсо, ослепление Полифема, встреча с сиренами, заклание быков Солнца, приют у Навсикаи), то они как-то блеклы и однообразны.

Одиссей действительно проявляет недюжинный ум, чтобы справиться с опасностями, а разум в античности (что потом нашло отражение у Платона и Аристотеля) – почти всегда знак богоравности и покровительства олимпийцев. На протяжении всей поэмы героя сопровождает Афина Паллада – бальзам для души многих феминисток. Вспомним, что уже в «Илиаде» богини не уступают в храбрости и уме богам мужского пола, а коварством (та же Гера) намного их превосходят. В обеих поэмах Гомера видно, что некоторым героям везет: в их делах им сопутствуют боги, часто прямо спасая их от смерти, другие же гибнут, что называется, «пачками». «Одиссея» не столь кровожадна, как «Илиада», это не боевик с множеством сражений, а скорее фэнтези. Как и «Илиаду», «Одиссею» желательно читать в молодости (лет в двадцать), тогда Гомер способен увлечь, восхитить, а мужество и смелость его героев и героинь – вдохновить на «завоевание» мира.

Что же касается зрелых людей и тех, кто мало интересуется античностью (то есть неспециалистов в этом вопросе), то «Одиссея» может порадовать разве что иногда интересными диалогами, хотя они часто лексически дублируют друг друга, а описания (тот же восход дан множество раз, одними и теми же словами про «златокудрую Эос»), все эти пиры с непременными вином и мясом ближе к середине книги весьма надоедают. Гомер описывает языческий мир как вселенную чрезмерности, хотя те из героев, кто понимает значение «золотой середины» (в период, описываемый Гомером, Аристотель еще не оформил это понятие теоретически), особенно любимы богами и выделяются ими из основной массы людей. Уникальность переводов Гнедича и Жуковского – в том, что они гекзаметром, не повторяя друг друга, очень удачно передают специфику античного мировидения.

«Илиада» и «Одиссея» – мир, жаждущий изменений, здесь нет характеров, плоть не отделена от души, совершенство – это лишь идеальная телесная красота. Потому лучшие из мужчин здесь так похожи друг на друга (смелы, сильны и умны), а женщины красивы. Здесь нет места уникальности отдельного индивидуума, потому что этот мир не знает Бога-Творца, но он ожидает Откровения, Искупления, избавления от власти зла над человеческой природой. Освальд Шпенглер в «Закате Европы» противопоставлял античность фаустовской культуре: первая – это языческая культура близи, влипания в тело, вторая – культура дали, перспективы и индивидуальности, рожденная христианством. Читающим Гомера эти несоизмеримость и непохожесть становятся весьма ощутимы и по-человечески понятны.