Ватикан и богословие мировой периферии

Предметом статьи политического философа ректора Российского православного университета святого Иоанна Богослова А.В. Щипкова является дипломатическая деятельность Ватикана в евразийской и азиатской зонах, на территории, в которую входят Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, а также Афганистан и Монголия. Эта активность Ватикана говорит о переориентации Католической Церкви в направлении Глобального Юга и связана с тем, что на фоне процесса медленной и постепенной децентрализации мира началась борьба за Глобальный Юг, которая в случае успеха глобалистских сил может замедлить процесс перехода к многополярности. Важным пунктом политики Ватикана в Азии является неоэкологизм, связанный с понятием «интегральной экологии» и идеалом «христианского лево-зеленого государства», а также пониманием планеты как «единого живого организма». Это оккультно-эзотерический неоглобализм либерального толка. С другой стороны, Ватикан наращивает культурный диалог и партнерство со странами мировой «периферии». Анализ азиатской стратегии Ватикана позволяет увидеть переплетение двух встречных процессов: политизации религии и религиозной трансформации политики. Усилия Ватикана в полной мере вписаны в контекст глобальной политики. Глобализм же все чаще говорит «от имени» периферии. Успех переориентации на периферию позволил бы Западу использовать часть политического ресурса Глобального Юга для контроля над Европой, противостояния с Россией и, возможно, с Китаем. В глобальном контексте католический прозелитизм сегодня, как и прежде, выступает в роли «мягкой силы» вестернизации и продвижения европейских ценностей.

Сегодня Ватикан остается одним из влиятельных мировых политических центров. Не в последнюю очередь это связано с высокой активностью его дипломатического корпуса. Особая роль дипломатии подразумевается самой спецификой католического прозелитизма: не случайно нынешний папа Лев XIV (Роберт Прево) после вступления на престол подчеркивал, что папская дипломатия — это выражение самой идеи «вселенскости» Церкви.

Как известно, американские кардиналы практически не рассматривались в качестве кандидатов на святой престол, но Папа Лев XIV имеет американское происхождение. Тем не менее, его восшествие обошлось без серьезных прений и противоборств. По всей видимости это свидетельствует о высокой степени контроля трамповской администрации над политическим ресурсом Ватикана, а также об исторической преемственности его политического курса. В последнее время в рамках этого курса все более явно выделяется азиатский вектор. Заметно активизируется деятельность Ватикана на территории, в которую входят Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, а также Афганистан и Монголия. Здесь действует объединяющий всех региональных католических епископов коллегиальный орган Католической Церкви — Конференция католических епископов Центральной Азии (ККЕЦА).

Необходимо сказать о том, чем объясняется особоле внимание к этой географической зоне. Проблема для ватиканской дипломатии заключается не в азиатском регионе как таковом. Ее целью в последнее время является все более активное участие в обостряющейся борьбе основных мировых игроков за Глобальный Юг. Без этого было бы невозможно поддерживать влияние и авторитет святого престола, как, впрочем, и любого другого современного центра политической силы. Именно поэтому, как утверждают сегодня многие наблюдатели и аналитики, здесь «ключевые региональные игроки прибегают к использованию всех доступных инструментов для перераспределения баланса сил в свою пользу» (Дьяченко, 2025).

Но католическое участие в этой политической «кампании» имеет свою специфику. Как подчеркивает А.В. Михалев в своей статье о борьбе за лидерство на Глобальном Юге, в случае с Ватиканом «речь идет не просто об авторитете, а именно о церковном понятии auctoritas, на протяжении всего средневековья и раннего нового времени, использовавшегося в политических доктринах католических философов» (Михалев, 2025). Для Римско-католической Церкви лидерство в регионах Глобального Юга давно в приоритете: оно стало новым миссионерским вектором еще при прошлом папе Франциске, когда данный подход и получил свое название — «концепция периферии». Предпосылкой к его реализации следует считать даже выбор понтификом имени Франциск. Это очевидная отсылка к фигуре наиболее яркого в истории католической церкви покровителя бедных и гонимых. Как подчеркивает В.А. Баташев, папа Франциск, «осознанно избрав образ папы «бедных и для бедных», папы «с края земли»... задает четкий окрас своему служению и самостоятельно отправляется на периферию» (Баташов, 2025). Начавшаяся переориентация церкви «с севера на юг» также включала массовое назначение кардиналов из Африки, Азии и Латинской Америки, постоянные поездки понтифика на «периферию», что сегодня позволяет говорить даже о том, что «папа Франциск проявляет себя «антизападным» папой…» (Дьяченко, 2025)

Примечательно, что само понятие «Глобальный Юг» берет начало не где-нибудь, но в католических научных СМИ, а именно — в журнале Commonweal, и лишь затем получает постоянную прописку в мировой научной литературе по социально-экономической тематике. Это событие, имевшее место в конце 1960-х, можно считать своего рода предвестием нынешней ситуации, при которой уже «большинство католиков мира сосредоточены на Глобальном Юге» и можно утверждать, как сделал это кардинал Роберт Сара, что «Церковь больше не европоцентрична»...

Сегодня миссионерство РКЦ полицентрично, и в связи с важностью азиатского направления, как отмечает А.В. Михалев, все чаще можно заметить использование термина «Католистан». «Наглядным примером, — пишет он, — стал стремительный рост числа католиков в 2010-2020-х годах в Казахстане, где еще недавно в среде русского населения были сильны позиции православия» (Михалев, 2025). Нельзя не отметить, что эта тенденция является тревожным звонком для России.

При Льве XIV миссионерская деятельность Ватикана при сохранении общей преемственности курса, скорее всего, получит дополнительные импульсы. В то же время из-за изменения геополитического контекста уже сегодня происходит ее глубокая трансформация. Ранее сложившийся миссионерско-дипломатический дискурс дополняется нарративами, связанными с экуменизмом, новым экологизмом, при этом продолжает звучать условно левая риторика, призывающая к заботе о людях, живущих на «краю мира», то есть, о планетарном большинстве.

В этой ситуации обращает на себя внимание логика использования в работе уже упомянутого В.А. Баташова понятия политико-экономической периферии. Как известно, это понятие утвердилось в науке благодаря школе мир-системного анализа (МСА) и обязано своей востребованностью прежде всего усилиям социолога, экономиста и философа Иммануила Валлерстайна. Последний в своей концепции мир-системы использовал дихотомическую ось «центр-периферия», объясняющую общую логику капитализма: закономерности вывоза капитала из зависимых стран, невыгодное положение этих стран в рамках мирового разделения труда и, как следствие, консервации их отсталости. В.А. Баташов в свою очередь подчеркивает: «Подход папы Франциска к «периферии» заключен в двух направлениях. С одной стороны, это социально-экономическая периферия, которая включает себя категории стран и людей, оказавшихся на окраинах капитализма. С другой стороны, это нетрадиционные епархии Глобального Юга и миссионерство в пределах региона. Развивая каждое из этих направлений, понтифик расширял сферу своего влияния» (Баташов, 2025). Таким образом, по мнению исследователя, внутри мир-системы требует отдельного рассмотрения религиозная специфика территорий, тесно связанная с их социально-экономическим статусом и открывающая возможности опосредованного влияния на политико-экономические процессы. Работая именно с этой спецификой в режиме межкультурного и межрелигиозного диалога, активно применяя экуменистическую риторику, Ватикан и другие глобалистские центры рассчитывают на постепенное достижение долгосрочных культурных, политических и экономических целей на территориях Глобального Юга.

Будучи старейшим геополитическим игроком, Ватикан изначально позиционировал себя как политический центр «другой», консервативной Европы — Европы старой аристократии, недовольной засильем либеральных стандартов и финансовых институтов. Но в последние десятилетия наблюдается явный дрейф святого престола в сторону Евроатлантики и неоглобализма. Поэтому при всей своей исключительности современный Ватикан формирует свою дипломатию в рамках общей политической линии глобалистских элит, и этот вектор проявляется в полной мере на азиатском треке.

Важным миссиорнерско-политическим нарративом Ватикана является неоэкологизм, включающий в себя концепцию «интегральной экологии».

Еще в 2015-м году предшественником нынешнего папы была опубликована энциклика «Laudato sì» (лат. «Хвала тебе»), ключевым понятием которой стала «интегральная экология». Это понятие предполагает некую идеальную модель, к которой нужно стремиться для «спасения» нашей планеты и ее населения. В качестве составных элементов этой модели были провозглашены «христианское лево-зеленое государство» с упором на «местные, коренные ценности, работу и продукты, созданные сообществом, заботу о людях и животных, а также послушание Божьему любящему замыслу». (Николаев, 2025). Таким образом, можно говорить о включении в дискурс Ватикана мотивов неопантеизма и эзотерики, идеи «обожествления» природы. Но все эти элементы перемешаны в «интегральной экологии» с христианскими идеями. Данное направление можно обозначить как частный случай более широкой программы глобалистского обновления, неоглобализма или, иначе, «духовного глобализма» (всегда употребляется в кавычках).

Даже поверхностный анализ азиатской стратегии Ватикана позволяет увидеть в его деятельности переплетение двух встречных процессов: политизации религии и религиозной трансформации политики. Этот синхронизм можно интерпретировать в том числе как яркое явление периода метамодерна, для которого характерно обилие социальных, культурных и политических гибридов, в том числе, например, гибрида войны и дипломатии. Но в данном случае гибридность имеет очень глубокие исторические корни. Не будет преувеличением сказать, что сама западная религиозность представляла и представляет собой служанку политики. В европейской ментальности одно всегда смешивалось с другим: вера с «цивилизацией», катехизация с колонизацией. Двоеверие является самой сутью западной культуры, взявшей от Рима намного больше, чем от Иерусалима, что и привело Запад к превращению в техногенную и цифровую цивилизацию. В этом контексте католический прозелитизм, выступал и выступает в роли «мягкой силы» вестернизации и продвижения европейских ценностей.

Но примечательно то, что именно в рамках деятельности Римско-католической церкви политическое измерение религиозности выглядит наиболее органичным и фундаментальным свойством, так как здесь оно предопределено католическим пониманием всемирности, а не модернистскими «технологиями». Это обстоятельство всегда накладывало свой отпечаток и на стиль миссионерской и дипломатической работы Ватикана. Если для протестантских организаций с 1990-х гг. был характерен массовый и агрессивный прозелитизм, который в некоторых случаях вызывал результат, обратный желаемому (Джоробекова, Рахимов, Ларионов, 2025), то подход Ватикана является внешне более мягким и часто опирается на установление культурных связей.

На азиатском треке эта «культурализация» дипломатии очень заметна. Например, в рамках контактов, установленных Ватиканом в Монголии, речь идет о позитивном переосмыслении исторической роли Чингисхана. «Фигура Чингисхана, идея «Pax mongolica» и опыт дипломатии XIII века, — пишет Н.В. Дьяченко, — используются святым престолом для легитимации универсалистской повестки — справедливости, экологической устойчивости и межрелигиозного согласия. Подобная интерпретация прошлого соответствует логике политики памяти, в рамках которой историческое наследие переосмысливается и символически мобилизуется в целях формирования универсальных ценностных оснований современной международной повестки» (Дьяченко, 2025).

Но этот «мягкий» культуралистский подход обнаруживает под собой жесткий политический фундамент. Так, например, «расширение межрелигиозного диалога с мусульманскими государствами ... предполагает «размывание» мусульманских догм, которые должны формировать иные представления о восприятии религии Востока», а также «формирование иной элиты в мусульманских обществах». Иными словами, «ислам подвергается сильнейшему давлению со стороны Ватикана, для которого трансформация ислама, его воззрений представляет долгосрочный проект», — резюмирует Сергей Жильцов. (Жильцов, 2025)

Следующий шаг в объяснении дипломатической деятельности Ватикана предполагает ответ на вопрос: какое место в общем неоглобалистском проекте занимает его собственная стратегия. Для этого необходимо сформулировать современное кредо неоглобализма.

Классический проект западной модернизации был однолинейным. Он предполагал, что все общества и культуры должны «войти в современность» на условиях господствующей протестантско-просвещенческой модели как якобы универсальной и общечеловеческой. Ценой за это становилось отбрасывание своих собственной традиций. Финалом развития данной идеи стал «конец истории» Френсиса Фукуямы, а затем знаковая ее отмена самим автором.

Сегодня классический глобализм завершен и ему на смену идет «новый», гибридный глобализм» или просто неоглобализм: это попытка апгрейда сложившейся системы.

Запад стремится сохранить себя как ядро глобальной системы, хотя он уже не в состоянии надежно контролировать периферию. Выходом из этой ситуации глобальный управляющий класс видит концепцию «интеграции в периферию»; ее смысл состоит в том, чтобы «возглавить» мировые окраины, частично, либо вовсе фиктивно, соблюдая их интересы. Данная концепция служит политическим и идеологическим прикрытием для достижения еще более тесной зависимости периферии от западных (в настоящее время серьезно расколотых) властных групп.

Решение указанной задачи осложнено общемировыми кризисными явлениями, прежде всего постепенной, но неуклонной утратой финансовой, а затем и военно-политической управляемости глобальными процессами в регионах. Нарастающая неэффективность либерально-монетаристских методов управления экономикой ставит под угрозу все здание финансово-цифрового капитализма, пришедшего на смену индустриальному капитализму и уже трансформирующемуся в неофеодализм. Способом преодоления данных проблем глобальный управляющий класс считает скорректированную финансово-экономическую модель с новой символической рентой. Идеологией воспроизводства этой ренты становятся два ключевых дискурса: участие в развитии периферии (Глобального Юга), а также новый («интегральный») экологизм, он же — экологический квазиконсерватизм. Благодаря этим двум дискурсам население стран бывшего третьего мира и азиатской части бывшего СССР как бы включается или думает, что включается, — в группу бенефициаров нового проекта. Это нижнее звено неоглобалистской пирамиды и ее последний ресурс.

Прежде население периферии фактически (за счет вывоза капитала, неэквивалентного обмена, контроля над эмиссией, вытеснения в мировом разделении труда в невыгодные ниши, такие как сырьевая или сборочная) оплачивало существование западного среднего класса. Сегодня бывший «третий мир» вынужден поверить в то, что он и сам может сделаться новым, теперь уже мировым «средним классом». Этот шанс реализуют лишь те, кто первым успеет интегрироваться в посткризисную неоглобалистскую модель. В рамках этой модели прямая и жесткая вестернизация заменяется опосредованной, основанной на культурном диалоге и «партнерстве». Такое партнерство направлено против «непартнеров», не успевших, не захотевших или не способных вписаться в проект или попросту опоздавших это сделать. Состязание периферийных стран во вхождении в новый «партнерский пул» Запада имеет свой системный аналог — состязание властных центров Запада по освоению Глобального Юга. Это встречное движение или, точнее говоря, две стороны одного и того же процесса.

Инверсный характер идеологических изменений демонстрирует оборотную сторону «глобального мира»: проблемы внутри системы, направленной на фактическое ограбление окраин, сегодня начинают бить по интересам метрополий и транснациональных элит. Им все труднее удерживать ситуацию с помощью конвенциональных рычагов. Это подталкивает ситуацию к состоянию управляемого, а в итоге и неуправляемого хаоса. Поэтому неоглобалистский тренд ближайшего будущего вполне может сочетать в себе гибридные конфликты и террористическиие действий с мягкой силой, культурными инициативами и новой социальной риторикой леволиберального толка, включающей нарративы экономической деколонизации, приоритетного развития периферии и «интегрального», метафизически и оккультистски переосмысленного экологизма.

Резюмируя, можно отметить, что мир-система становится более дискретной. На политико-идеологическом уровне границы центра и периферии размываются, хотя в экономическом отношении это лишь укрепляет роль западных центров в качестве реципиентов по отношению к периферийным экономическим донорам. Это пока еще поверхностное размывание политических границ мы, несколько опережая события, описываем как ситуацию многополярности. Но глобалистский лагерь понимает ее по-своему: как внутреннее просачивание в пространство Глобального Юга вместо прямого контроля и «глобального доминирования» 1990-2000-х. Поэтому глобализм все чаще говорит «от имени» периферии, корректируя прежнюю риторику, но не поступаясь интересами.

Начавшаяся на фоне постепенной децентрализации мира борьба за глобальный Юг в случае успеха глобалистских сил может серьезно замедлить процесс деглобализации и перехода к многополярности. Успех означал бы возросшую возможность заручиться поддержкой и лояльностью значительной части глобального Юга, использование ее политического ресурса для противостояния с Россией и, возможно, с Китаем. Успех позволил бы части западных элит сформировать в будущем новые центры силы, стать одним из этих центров и вернуть себе наполовину утраченный контроль над ситуацией в мире, блокируя тем самым «многополярный» вектор развития.

Политика Ватикана, который находится в глобалистской орбите влияния, подчинена именно этой логике. Ватикану отведена особая роль в попытках спасти и «обновить» глобалистский проект, пребывающий в системном кризисе. Поэтому неоглобалистская повестка навязывается в том числе с помощью католической экспансии, которая является одним из средств влияния на культурную и политико-экономическую ситуацию в мире. Сегодня Ватикан в полной мере вовлечен в борьбу за глобальный Юг. Миссионерство — его политический инструмент, и работа внутри «периферии» с помощью этого инструмента ведется все более активно. При этом на восточном направлении открытый прозелитизм Ватикана уступает место более медленной стратегии, основанной на инструментах «мягкой силы», риторике «диалога культур», экуменизма, «интегрального» экологизма и социального развития периферии. Кто получит преимущество в этой борьбе, тот сможет опереться на ресурсы глобального Юга в ходе грядущего финансового обвала, политической хаотизации и перехода к новым моделям развития.

Так выглядит актуальная политическая логика миссионерской стратегии Ватикана. Более глубокое и системное изучение политического миссионерства Ватикана должно было бы иметь своим объектом дихотомию «вестернизации» и «катехизации», восходящую в свою очередь к дихотомии более высокого порядка — «религии» и «цивилизации», которая в конечном счете и определяет смешение политического и религиозного в европейской культуре, в том числе и в рамках католического прозелитизма.

Статья опубликована в журнале «Ортодоксия» (Щипков А.В. Ватикан и богословие мировой периферии // Ортодоксия. — 2025. — № 1. — С. 30-43).