Освещение миссионерской деятельности апостола Андрея Первозванного в российской церковно-исторической науке

Святой апостол Андрей Первозванный

Однако, прежде всего, следует напомнить само летописное сказание, породившее продолжающуюся и по сей день дискуссию.

В составе «Повести временных лет» – древнейшего отечественного летописного памятника – сохранилось сказание о посещении Руси святым апостолом Андреем. Согласно этому сказанию святой апостол после проповеди в Синопе пришел в Корсунь (Херсонес), откуда решил идти в Рим. Он поднялся на север по Днепру и остановился на Киевских горах. Святой Андрей благословил место будущей столицы Руси и водрузил здесь крест. Затем он двинулся далее вверх по Днепру и достиг пределов Новгородской земли. В Новгороде он увидел местный обычай парится в бане и сечь при этом друг друга молодыми прутьями. Отсюда апостол Андрей пошел в землю варягов, а из нее в Рим, где и рассказал римлянам о чудных обычаях новгородцев^[1].

Первым церковным историком, попытавшимся осмыслить это сказание с научной точки зрения, был Московский митрополит Платон (Левшин). В своей «Краткой российской церковной истории» (1805), изложив летописное сказание, он ставит ряд вопросов, на которые надлежит ответить исследователям. Во-первых, митрополит Платон считал необходимым выяснить, существовал ли в апостольские времена обычай воздвигать кресты. Во-вторых, можно ли согласовать «с важностию и с богодухновенным апостолов просвещением» сообщение о новгородских банях. В-третьих, необходимо выяснить, из каких греческих источников могло быть заимствовано внесенное в русскую летопись предание. При этом сам митрополит Платон отмечал, что нигде в византийских источниках нет упоминания о тех событиях, которые описаны в «Повести временных лет»^[2]. Таким образом, владыка Платон, прямо не отвергая сказание о путешествии апостола Андрея в Русскую землю, высказал ряд соображений, ставящих это предание под сомнение.

Иначе отнесся к летописному сказанию митрополит Макарий (Булгаков), автор 12-томной «Истории Русской Церкви». В 1846 году, еще будучи архимандритом, он издал монографию «История христианства в России до равноапостольного князя Владимира». Первая глава книги посвящена рассмотрению вопроса о проповеди святого апостола Андрея «в странах наших». Здесь автор анализирует, прежде всего, греческие письменные источники о проповеди апостола Андрея. Он обращает внимание на «Церковную историю» Евсевия Кесарийского, в 1-й главе 3-й книги которой со ссылкой на Оригена сообщается, что апостолу Андрею по жребию выпало идти проповедовать в Скифию. Сопоставляя это свидетельство с сообщением, приписываемым Ипполиту Римскому, митрополит Макарий делает вывод, что здесь имеется в виду так называемая Малая Скифия, то есть та Скифия, «которая, начинаясь от гор Балканских, шла к устьям Дуная и простиралась за Дунаем в пределах нашего отечества»^[3]. Исходя из этого, митрополит Макарий считает вполне вероятным путешествие святого Андрея не только по побережью Черного моря, но и «во внутреннейших областях нашего отечества»^[4]. Тем самым он фактически признает историчность русского летописного повествования, однако оговаривается, что в нем все же «есть небольшая странность», касающаяся рассказа о новгородских банях. «Но это необходимый нарост и прикраса, – пишет владыка, – без которых не может обойтись самое достоверное предание, сохраняющееся целые века в устах народа; эта странность касается предмета совсем стороннего в повествовании, ее можно выбросить, можно изменить и еще более увеличить, а основа повествования о путешествии Первозванного в России останется неприкосновенною»^[5].

Современник митрополита Макария архиепископ Филарет (Гумилевский) в 1-м томе своей «Истории Русской Церкви» (1847) также анализирует (хоть и весьма кратко) упомянутое летописное сказание. Он обращает внимание на то, что преподобный Нестор (которого он считал автором первоначальной русской летописи) в житии Бориса и Глеба сообщает, что «страна Русская… не слыхала ни от кого слова о Господе нашем Иисусе Христе; не ходили к ним (к руссам) апостолы; ни кем не проповедано для них слово Божие»^[6]. Владыка Филарет полагал, что сказание о посещении Руси апостолом Андреем было написано преподобным Нестором после жития Бориса и Глеба. К этому времени до летописца дошло (вероятно, из Корсуня) «известие о посещении ап. Андреем гор киевских». Преподобный Нестор передал это известие лишь как частное мнение (в «Повести временных лет» сказание снабжено оговоркой: «якоже реша»). К тому же летописец не утверждает, что «при апостолах семя слова Божия дало плоды на почве Киевской Руси»^[7]. Таким образом, архиепископ Филарет отнесся к летописному сказанию весьма скептически. Свое отрицательное отношение к суждениям по этому вопросу митрополита Макария владыка Филарет высказывал и в частной переписке. Так, в одном из писем к А. В. Горскому он писал, что отец Макарий забавляет читателя «водянистыми рассказами без мысли и силы и пустыми догадками о проповеди ап. Андрея славянам»^[8].

С особо уничижительной критикой летописного сказания выступил академик Е. Е. Голубинский. В 1-й части 1-го тома своей «Истории Русской Церкви» (1880) он заявил, что источником преданий об апостоле Андрее являются «честолюбие и тщеславие наших предков»^[9]. Евгений Евсигнеевич полагал, что святому апостолу просто незачем было подниматься по Днепру до Киевских гор, поскольку здесь не к кому было обращаться с проповедью. «В век апостолов, – пишет Голубинский, – страна наша представляла из себя находившуюся за пределами известного мира неведомую и исполненную всевозможных ужасов пустыню. Зачем бы пошел в эту неведомую пустыню апостол Андрей? …Он не мог иметь никакой надежды утвердить сколько-нибудь прочным образом христианство в совершенно разобщенной с остальным миром варварской и населенной Бог знает кем стране: для чего же предпринимал бы он в нее путешествие? Не для того же, в самом деле, чтобы ставить кресты на необитаемых горах или наблюдать такие обычаи, как паренье в банях»^[10].

Кроме того, академик Голубинский подчеркивал, что совершенно невероятным является путь, которым апостол Андрей хотел дойти до Рима. Отправить апостола из Корсуня в Рим через Киев и Новгород, по мнению Евгения Евсигнеевича, это все равно, что «посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Одессу»^[11]. Голубинский усматривает основания для составления сказания в греческих преданиях о посещении апостолом Андреем Скифии (то есть Северного Причерноморья). Русский летописец, чтобы возвеличить свое Отечество, произвольно продолжил путь апостола до Киева и Новгорода. А чтобы оправдать отсутствие плодов апостольской миссии, летописец подчеркнул, что в Киев святой Андрей зашел «мимоходом», по пути в Рим^[12].

С конца 1870-х годов появляется ряд публикаций, существенно скорректировавших постановку анализируемого вопроса в российской науке. Это было связано с появлением критических изданий апокрифических сказаний об апостолах. Среди этих памятников было и несколько текстов, посвященных святому Андрею. Прежде всего, это «Деяния апостолов Андрея и Матфея в стране антропофагов», «Деяния святых апостолов Петра и Андрея» и «Деяние и мучение святого апостола Андрея». Эти памятники поставили перед исследователями проблему отношения к агиографическим текстам, вышедшим из гностической среды. Традиционно такие тексты отвергаются Церковью, поскольку в них содержатся доктринальные положения, несогласуемые с церковным преданием. Специально анализом этой проблемы занимался академик В. Г. Васильевский. В своей обстоятельной статье, впервые увидевшей свет в «Журнале Министерства народного просвещения» в 1877 году^[13], он обратил внимание на то, что большинство средневековых церковных писателей держались того мнения, что существовали древние сказания о миссионерских путешествиях апостолов, которые впоследствии были искажены еретиками. Поэтому общим было убеждение в относительной исторической достоверности апокрифических памятников. Васильевский вполне разделяет эту точку зрения: «Что позднейшие, более подробные повествования о путешествиях апостола Андрея, замечающиеся в памятниках византийской литературы VIII и следующих веков, находятся в зависимости от апокрифических источников, это не подлежит сомнению и давно признано; но очень возможно, что и некоторые из первоначальных кратких сведений у церковных писателей более раннего времени ведут свое начало из того же источника»^[14]. Чрезвычайно важным представляется высказанное здесь В. Г. Васильевским предположение, что церковные писатели, сообщавшие краткие сведения об апостолах (имеются в виду, конечно же, Ориген и Евсевий Кесарийский), заимствовали эти сведения из более древних апокрифических источников.

Васильевский показал, что на Руси имели хождение некоторые памятники, посвященные святым апостолам, которые не дошли до нас. Возможно какой-то из них и послужил основой для создания летописного сказания^[15]. Васильевский также опубликовал (в русском переводе) и исследовал два письма византийского императора Михаила VII Дуки к киевскому князю Всеволоду Ярославичу^[16]. Оба письма были написаны в 70-е годы XI века. В одном из них император, ссылаясь на достоверные духовные книги, говорит: «Наши государства оба имеют один некий источник и корень… одно и то же спасительное слово было распространено в обоих… одни и те же самовидцы Божественного таинства и его вестники провозгласили в них слово Евангелия»^[17]. Академик Васильевский считает эти слова указанием на предание о проповеди апостола Андрея как в Византии, так и в Русской земле. По мнению ученого, цитированное письмо дает основания полагать, что сказание, помещенное в «Повести временных лет» не было выдумкой местного книжника, а происходило из Греции, хотя сегодня и нельзя указать конкретный его источник^[18].

Линию, намеченную В. Г. Васильевским, продолжил С. П. Петровский. В своем исследовании, увидевшем свет в 1897–1898 годах в «Записках Императорского Одесского общества истории и древностей», он рассматривает редакции и переводы апокрифических сказаний о деяниях апостольских на разные языки (эфиопский, коптский, сирийский) и выявляет эволюцию этих текстов на протяжении веков. Петровский показывает, что самые ранние редакции апокрифических памятников восходят к I–II векам. Например, «Деяния апостолов Андрея и Матфея в стране антропофагов» и «Деяния апостолов Андрея и Петра» написаны в 1-й половине II века. Таким образом, эти источники древнее кратких сведений, содержащихся в сочинениях Оригена. Исследователь также высказал предположение, что апокрифические сказания фиксируют традицию, сложившуюся в местах проповеди апостолов. Для подтверждения этого тезиса он предпринял анализ встречающихся в текстах имен собственных и пришел к следующему выводу: «Анализ собственных имен, сохраненных апокрифическими сказаниями об апостоле Андрее и его сотрудниках устанавливает, что географические пункты, встречающиеся в этих сказаниях, не вымышлены, а действительны; что личные имена, отмеченные в этих сказаниях, не фиктивны, а представляют разночтения и переделки собственных имен, которые носили разные исторические лица древности; что сюжеты из религиозной, политической и общественной жизни, приводимые апокрифами, частью вероятны, частью верны исторически»^[19].

Таким образом, исследования В. Г. Васильевского и С. П. Петровского, во-первых, показали ценность апокрифической литературы как исторического источника, а во-вторых, отталкиваясь от ее анализа, подтвердили вероятность путешествия апостола Андрея в Северное Причерноморье.

Вопрос об отношении к апокрифам как к историческому источнику рассматривал и известный российский ученый профессор В. В. Болотов. Его вывод вполне сходен с суждениями Василевского и Петровского. «Гностические писатели, – говорит Василий Васильевич, – если только могли, говорили правду»^[20]. По его мнению, в апокрифах вполне можно видеть остатки исторического предания. Впрочем, специально вопросом о пребывании апостола Андрее на Руси профессор Болотов не занимался.

В 1888 году в «Трудах Киевской духовной академии» появилась статья И. И. Малышевского, посвященная анализу летописного сказания о путешествии апостола Андрея в Русскую землю^[21]. Особый интерес представляет 2-я часть статьи, в которой автор высказывает ряд суждений о предполагаемом времени и обстоятельствах формирования предания, попавшего в «Повесть временных лет». Малышевский, прежде всего, обращает внимание на то, что предание о пребывании апостола Андрея на Руси не встречается в более ранних отечественных памятниках. В них можно видеть даже прямое несогласие с этим преданием. Например, митрополит Иларион Киевский в «Слове о законе и благодати» прямо говорит о том, что Русская земля не видела апостолов. Предание также не согласуется с более древними частями летописи (житием Бориса и Глеба). Отсюда первый вывод Малышевского: указанное предание «есть позднейшая вставка» в начальную летопись^[22]. Далее он показывает, что это предание, скорее всего, не имело прямого письменного источника. «Сказание, – пишет Малышевский, – должно быть признано плодом собственного домысла или творчества русской христианской мысли личного или коллективного»^[23]. При этом сказание, видимо, имеет определенные основания в греческих источниках, которые почти единогласно признают древнюю Скифию местом проповеди святого Андрея.

Малышевский подчеркивает, что мысль о путешествии в Рим варяжким путем могла возникнуть только на Руси, что косвенно подтверждает местное происхождение предания. По мнению исследователя, сказание об апостоле Андрее внесено в летопись с целью возвысить Русскую землю. Именно поэтому святой Андрей странным образом решает идти в Рим, миновав Грецию. А появление в сказании явно апокрифического рассказа о новгородских банях следует интерпретировать как попытку возвысить Киев над Новгородом.

Малышевский полагает, что предание сформировалось на Руси в годы правления киевского князя Всеволода Ярославича (1078–1095). Оно косвенно засвидетельствовано в письме императора Михаила VII Дуки, на него указывает и появление именно в это время на Руси первых храмов в честь святого Андрея (в 1086 году в Киеве и в 1089 году в Переславле). Однако, по мнению Малышевского, литературное оформление это предание получило лишь в XII веке в годы правления митрополита Климента Смолятича (1147–1155) при великом князе Изяславе Мстиславиче, когда мысль об апостольском предызбрании Киева служила обоснованием прав Киевской митрополии на независимое от Константинополя бытие. При этом Малышевский специально подчеркивает, что предание не могло быть внесено в летопись позднее середины XII века, так как оно сохранилось практически во всех изводах начальной летописи (кроме Новгородского). Вполне очевидно, что сказание попало в отечественные хроники еще тогда, когда «продолжалась Киевская летопись как общая летопись всей Руси, когда летописание наше еще не очень расходилось на местные ветви, что наступило лишь во второй половине XII в.»^[24].

В 1907 году А. В. Карташев в журнале «Христианское чтение» опубликовал статью «Был ли апостол Андрей на Руси?» Позже она была включена в его «Очерки по истории Русской Церкви»^[25]. Ученый излагает практически все высказывавшиеся в отечественной науке XIX века точки зрения по этому вопросу и делает достаточно оригинальный вывод. Антон Владимирович признает вполне достоверным факт проповеди апостола Андрея в Грузии и Абхазии, а возможно и в Крыму, то есть в пределах будущего Российского государства. «Но если бы даже ап. Андрей и не дошел физически в своих апостольских трудах до границ нашей земли, – пишет далее Карташев, – то это не меняет сути дела… Жребий, выпавший каждому апостолу, и составил его, так сказать, географический удел на карте распространения христианства… От Иерусалима как бы мысленно проведены радиусы, и заключенные между ними секторы круга составили уделы апостольства, превышающие по своим вселенским размерам силы и срок жизни человека». Таким образом, независимо от того, куда дошел с проповедью святой Андрей, он остается небесным покровителем выпавшего ему удела. А в этот удел, несомненно, входит Русская земля^[26]. Вполне очевидно, что при таком подходе проблема историчности анализируемого летописного сказания фактически снимается.

В советское время проблема интерпретации предания о посещении Киева святым апостолом Андреем в науке не ставилась. Впрочем, и в эти годы появилось несколько специальных публикаций, посвященных летописному сказанию^[27]. Однако в них этот сюжет рассматривался исключительно как литературный памятник, историчность же изложенных в нем событий a priori отрицалась. Возврат к обсуждению проблематики, связанной с анализируемым преданием, отмечается в российской исторической науке лишь в 1990-е годы. Из появившихся в последнее десятилетие ушедшего века публикаций, посвященных интересующей нас теме, следует выделить, прежде всего, статью С. А. Беляева, помещенную в качестве введения в I томе переизданной «Истории» митрополита Макария (Булгакова)^[28]. Автор дает здесь достаточно полный обзор мнений, высказанных как в дореволюционной, так и в советской исторической науке. При этом С. А. Беляев специально останавливается на разборе тех возражений, которые в свое время выдвинул против достоверности летописного сказания академик Е. Е. Голубинский. Используя данные, полученные в ХХ веке советскими археологами, Беляев убедительно доказывает, что «край, куда направлялся апостол Андрей, не представлял из себя пустыню, а был давно освоен и обжит». Также автор подчеркивает, что казавшийся Голубинскому странным путь из Крыма в Рим через Киев и Новгород, действительно существовал: «направление этого пути, его начало и конец, вопросы охраны путников в дороге, организация путешествий хорошо разработаны западными исследователями на основании письменных источников и огромного материала, добытого путем раскопок»^[29]. Беляев солидаризируется с митрополитом Макарием, признавая историчность факта путешествия апостола Андрея не только по берегу Черного моря, но и во внутренних территориях будущей Киевской Руси.

Апостол Андрей. Фреска собора Сретения Владимирской иконы Божией Матери. Сретенский монастырь

В 2001 году во II томе «Православной энциклопедии» опубликована статья «Андрей Первозванный»^[33]. Авторы (А. Ю. Виноградов, М. Сургуладзе, Т. В. Анохина, О. В. Лосева), анализируя раннехристианскую и византийскую письменность, посвященную святому Андрею, отмечают наличие в ней двух традиций. Первая восходит ко II веку и зафиксирована в указанных выше апокрифических памятниках. Вторая восходит, по крайней мере, к первой половине III века и зафиксирована в «Толковании на Бытие» Оригена. В более позднее время на основании обеих традиций (в результате их переработки) создавались канонические жития апостола Андрея. Из последних наиболее широко распространилось «Житие Андрея», написанное между 815 и 843 годами Епифанием Монахом. На этот памятник опирались все последующие авторы, писавшие об апостоле Андрее (Никита Давид Пафлагон, Симеон Метафраст). Византийская традиция была воспринята и развита в Грузии и на Руси. Авторы достаточно подробно прослеживают историю почитания апостола Андрея в России, уходя при этом от ответа на вопрос об историчности сказания, содержащегося в «Повести временных лет». Впрочем на карте «Миссионерские путешествия апостола Андрея Первозванного», помещенной на с. 371, путешествие святого апостола из Херсонеса в Киев и Новгород не обозначено.

Подводя итого нашему краткому обзору, можно констатировать, что миссионерская деятельность апостола Андрея Первозванного была и остается одним из постоянных сюжетов в российской исторической науке. Хотя внимание исследователей всегда, главным образом, было направлено на решение вполне конкретного вопроса об отношении к древнему летописному сказанию, тем не менее в работах ряда ученых был затронут более широкий круг вопросов, решение которых имеет принципиальное значение для церковно-исторической науки как таковой.