«Своим присутствием перерождать находящегося рядом человека»

'); //'" width='+pic_width+' height='+pic_height } }

25 октября Санкт-Петербургская духовная академия встретила нового ректора – епископа Гатчинского Амвросия (Ермакова), в прошлом благочинного Сретенского монастыря, проректора Сретенского духовного училища и регента праздничного хора московского Сретенского монастыря. Владыка Амвросий был назначен епископом Гатчинским, викарием Санкт-Петербургской епархии, ректором Петербургских духовных школ решением Священного Синода от 6 октября 2008 года.

– Владыка Амвросий, вы совсем недавно прибыли в Санкт-Петербург. Как духовная школа встретила вас?

Хиротесия во чтеца студентов академии

– В чем специфика Санкт-Петербургской духовной академии в отличие, скажем, от московских духовных школ, киевских, Сретенской семинарии?

– В советское время говорили: «В Санкт-Петербургской духовной академии учатся, в Московской – молятся, в Одесской – трудятся». На самом деле я не знаю, где больше молятся, а где – трудятся. Если вы придете на богослужение в домовый академический храм апостола Иоанна Богослова, то станете свидетелями тому, что в Санкт-Петербургской академии молятся ничуть не меньше, а то и больше, нежели в Московской. Например, стихир здесь поется намного больше, чем мы пели в Московской. Когда я впервые совершал богослужение в академическом храме, то был удивлен, услышав, что на «Хвалитех» полностью пропеваются хвалитные псалмы, а потом еще и достаточно много стихир. Приятно то, что инициатива исходит от самих студентов, которые стремятся максимально приблизить службы к идеальному уставному богослужению.

Чем еще отличается Санкт-Петербургская духовная школа от Московской, Сретенской? Наверное, каждая семинария самобытна, и все они имеют свое лицо. Но, безусловно, преимущество Московской или Киевской школы в том, что они располагаются в стенах древних обителей – Троице-Сергиевой и Киево-Печерской лавр. Там учащиеся семинарии всегда находили себе духовников среди братии, где было много опытных священнослужителей и монахов, которые не год и не два, а всю жизнь провели в монастыре. Они давали советы, утешали, помогали, наставляли. Санкт-Петербургская духовная школа вынесена за пределы Александро-Невской лавры, которая, в свою очередь, сама проходит процесс духовного становления, и, вероятно, этого духовного общения студентам не хватает. Но с другой стороны, его восполняют очень теплые отношения между преподавателями и студентами. Студенты могут прийти к некоторым преподавателям домой, попить с ними чаю, обсудить те или иные вопросы. Преподаватели, со своей стороны, с радостью принимают их и дома, и на своих приходах.

– На ваш взгляд, владыка, чему должна учить духовная школа? Какими вы видите своих выпускников?

Представление нового ректора Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии епископа Гатчинского Амвросия

– Сегодня в Церкви, да, наверное, это было во все века христианства, существует несколько пренебрежительное отношение к светской культуре. На ваш взгляд, должен ли пастырь, выпускник духовных школ в достаточной мере знать не только Евангелие и святых отцов, но и русскую историю, русскую литературу?

– Русская культура формировалась под влиянием Православия и православием пропитана. И русская культура во всех ее областях, и литература – это те миссионерские ступеньки, поднимаясь по которым, человек может приблизиться к Богу и осознать в полноте смысл своего бытия на земле. Поэтому духовная школа должна обеспечить своих студентов необходимыми знаниями для того, чтобы они могли через культуру приводить людей к Богу. Для Санкт-Петербурга, где много интеллигенции, думающей и ищущей, это особенно актуально. И мы будем стремиться к тому, чтобы наши студенты как можно чаще посещали санкт-петербургские музеи, театры, оперу, хотя, конечно, это становится затруднительно в наше время уже имеющего место быть экономического кризиса, который, к сожалению, дал свои плоды и в академии. Но у меня, как у ректора, такое желание есть, и при возможности мы будем вместе с профессорско-преподавательской корпорацией его реализовывать.

– Владыка, вы сами в прошлом регент с более чем десятилетним стажем и подлинный ценитель церковного пения. Как вам понравилось пение хоров Санкт-Петербургских духовных школ?

На богослужении в храме апостола Иоанна Богослова Санкт-Петербургской духовной академии

– Мне очень нравится. Поют три хора: мужской, смешанный и женский. Конечно же, в духовной школе происходит процесс обучения, процесс становления, и нужно понимать, что поют еще не абсолютные профессионалы. Но в то же время я вижу, с каким интересом и с какой любовью ребята относятся к певческому послушанию. Они всегда пытаются спеть что-то новенькое, «похвастаться» немножко своим репертуаром. Их пение помогает молиться. Я высоко ценю участие певчих в богослужебной жизни нашего духовного учебного заведения и очень благодарен преподавателям пения и регентам, которые ревностно трудятся над тем, чтобы создавать хоры заново практически каждый год. На своем опыте знаю, какой это тяжелый труд, поскольку с 1994 по 2000 год управлял хором студентов в Московской духовной семинарии. Я с удовольствием совершаю богослужения в домовом храме Санкт-Петербургской духовной академии.

– Владыка, вы стояли у истоков хора, слава которого прогремела по всему миру, которым восхищаются сегодня не только в России, но и в Западной Европе, и в Северной и даже Южной Америке. Это хор московского Сретенского монастыря. Расскажите, пожалуйста, с чего все начиналось.

– После окончания учебы в Московской духовной академии я еще год провел в ее стенах и управлял хором. Однажды архимандрит Матфей (Мормыль) попросил прийти к нему в келью. Он рассказал, что наместник Сретенского монастыря ищет регента. Одновременно при монастыре действовала духовная школа, которая назвалась тогда Сретенским духовным училищем. Требовался человек, имеющий духовное образование и способный организовать учебный и воспитательный процесс семинаристов. Отец Матфей дал мне телефон, но я пребывал в сомнении – стоит звонить или нет.

– А почему сомневались?

– Очень трудно расставаться с тем духовным учебным заведением, в котором учился. Любой выпускник семинарии пытается поступить в академию уже потому, что не хочет покидать лавру. Тем более не хотелось уходить из лавры мне, прожившему в ней девять лет. И хотя я понимал, что пора дальше применять полученные знания, все-таки решил подождать. Я уже хотел уходить, но отец Матфей говорит: «Давай сейчас и позвоним». Я было сказал, что мне надо еще подумать, но он, не спрашивая больше ни о чем, набрал номер отца Тихона (Шевкунова). Между нами состоялась краткая беседа. Отец Тихон всегда быстро вникает в ситуацию и принимает решения. Мы договорились, что я приеду в Сретенский монастырь (в котором до этого был, кажется, единственный раз – в 1996 году во время крестного хода из Кремля) и посмотрю, «понравится мне там или нет», как сказал отец Тихон.

– Какой это был год?

– Это был 2000 год. И вот через несколько дней я отправился в монастырь. Отец наместник рассказал о жизни братии, показал братский корпус, училище (правда, тогда в преподавательскую могло поместиться не более трех человек!), и когда спросил меня: «Ну что, переходишь?», то я, неожиданно для самого себя, ответил положительно. И после соответствующих переходу процедур получил распоряжение Его Святейшества о назначении проректором духовного училища и зачислении в братию Сретенского монастыря с испытательным сроком на один год. Этот «испытательный срок» длился у меня пять лет.

– А как получилось, что вы еще стали управлять и хором Сретенского монастыря?

– Из обители тогда ушел прежний регент, и мне достался в наследство его хор. Но после семинаристов мне было очень трудно работать с этим хором.

– Почему? Ведь это был профессиональный хор.

Хор московского Сретенского монастыря

– Но, наверняка, у профессионалов были многие достоинства?!

– Конечно же! Нужно сказать огромное спасибо – да упокоит Господь его душу – Виктору Сергеевичу Попову, который воспитал этих ребят. Он дал им потрясающий навык чтения нот с листа. Мне кажется, что выпускники Хоровой академии Попова могут читать и схватывать ноты с листа в любое время дня и ночи, даже в перевернутом состоянии. У них потрясающий профессионализм! И первой моей задачей было соединить их профессиональные навыки с воспитанием церковности, церковного восприятия произведений, которые они и раньше пели, но как «шедевры мировой классики», подчас не задумываясь над тем, что исполняют.

– И получилось?

– Это было очень трудно. Когда отец Тихон спрашивал, сколько времени понадобится, чтобы хор запел хорошо, я отвечал: «Не меньше двух лет». Он недоумевал. Но становление хора действительно шло в течение двух лет. Да, хор пел неплохо и вначале, потом пел все лучше и лучше, но вот того внутреннего стержня, той сердцевины я не мог добиться от певчих довольно долго.

– Владыка, почти сразу стали появляться замечательные записи хора Сретенского монастыря. Расскажите, пожалуйста, о работе над этими дисками.

У Иоанна Кронштадтского

– Другой диск – с записями русских народных песен «Вижу чудное приволье» – напротив, легкий и доступный для широкой аудитории. Как родилась идея его создания?

– Отец Тихон поставил задачу, чтобы хор не только участвовал в богослужении, но занимался бы и миссионерской деятельностью, чтобы сломать ложный стереотип – представление о верующем человеке как о забитом и неинтересном – через исполнение народных и лучших светских песенных произведений молодыми людьми – современными, задорными и в то же время верующими и нравственными. Я же, после пяти лет управления хором, понимал, что эта тема должна развиваться, но не мною, а теми, кто справиться с ней намного лучше, чем я. И я сказал отцу Тихону, что нужно, вероятно, найти другого регента, потому что петь песни на концертах мне, как иеромонаху, внутренне тяжело. Для светского человека такие выступления – это нормально, но для священнослужителя и монаха – не всегда естественно и зависит от внутреннего устроения.

Хотя идея таких концертов очень правильная. Когда я служил в городе Прокопьевске (с 26 марта 2005 года по 19 июля 2006 года владыка Амвросий был епископом Прокопьевским, викарием Кемеровской епархии. – А.Н.), я приглашал хор на освящение собора, а второй раз – с концертной программой, и именно народные песни вызвали ажиотаж у всего города, пришлось даже расставлять милицейские кордоны, потому что народ валом валил в Дом культуры на концерт, а все поместиться там не могли. И именно после этих концертов молодежь пошла в храмы. В провинции батюшкам тяжело подчас сломать тот самый стереотип, о котором я говорил, а хор приехал – и вмиг это сделал!

– Пение на церковном клиросе не может быть работой, это жизнь?

– Это жизнь, которая должна сопровождаться собственным подвигом и приближением к Богу и Его таинствам. Надо сказать, что я никогда ничего не навязывал, не заставлял ребят исповедоваться, причащаться, но они сами, видя, что происходит в обители, потихоньку подходили: кто-то что-то спрашивал, кто-то просил об исповеди. И вот это, пусть редкое, а у некоторых ставшее уже регулярным участие в таинствах переквашивало все тесто и давало ему совершенно новое качество. И, надо сказать, что семенами, посеянными в основание хора, явились студенты Московской духовной семинарии, которых я на первых порах приглашал принимать участие в богослужении. Приходя в этот хор, они воцерковляли и перерождали его. Благодаря их примеру удалось совместить высокий профессионализм, которому научает Хоровая академия, и духовное содержание, которого светское учебное заведение дать не может. Сегодня Сретенский хор – это высокопрофессиональный и церковный коллектив.

– А на ваш взгляд, владыка, можно делить духовные произведения на такие, которые более подходят для исполнения в храмах, и такие, которые там не совсем уместны? И каковы ваши репертуарные предпочтения?

– В богослужении все должно гармонично сочетаться. Многое зависит от того, в храме какого века и с какими росписями ты находишься. Богослужебное пение – это драгоценное ожерелье, которое не должно принимать вид лоскутного одеяла, когда «Благослови, душе моя, Господа» поется знаменным распевом, «Хвали, душе моя, Господа» Бортнянского – по-иному, а «Единородный Сыне» – демеством. Этому и меня, и многих выходцев из лаврского хора учил отец Матфей. Если мы обратим внимание на то, как он организует программу своих записей, то увидим, что она всегда логически и богословски выверена, одно вытекает из другого, одна тональность обращается в другую. Невозможен диссонанс, когда ектения поется в одной тональности, а потом берется тон и без согласования со звучавшей ектенией хор исполняет следующее богослужебное песнопение. Все должно плавно переходить от одного к другому, от минора к мажору в соответствии с теми музыкальными правилами, которые музыкантам хорошо известны.

Как бывший регент, а теперь архиерей, я очень либерально отношусь ко вкусу регентов, потому что регенту необходимо дать свободу выбора. Иногда можно его корректировать, но подстраивать богослужение только под себя нельзя, потому что ведь вместе с тобой молятся и певчие, и у них тоже какие-то свои предпочтения. И у молящихся тоже. Поэтому я спокойно отношусь к любым произведениям. И признаюсь, что после достаточно строгого монастырского пения с огромным удовольствием в Прокопьевске слушал «концерты» Бортнянского, Дегтярева и других русских композиторов, служил под пение хора храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, регент которого Василий Мамчур подбирал не только интересные произведения, которые меня радовали, но и сам писал прекрасную музыку. И ему я тоже давал «зеленый свет», а он исполнял свои произведения с трепетом, и это трогало всех молящихся. Здесь, в Санкт-Петербурге, есть тоже замечательные музыкальные коллективы. Мне нравится, что они подходят к певческому делу творчески, исполняют произведения в том числе и петербургских композиторов. Повторюсь: репертуар нужно подбирать со вкусом, гармонично встраивая его в архитектуру храма, понимая, что равным образом неуместно петь знаменным распевом в Исаакиевском или Николо-Богоявленском соборе и исполнять Дегтярева или Бортнянского в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры.

– Владыка, когда я впервые оказалась в духовной школе Санкт-Петербурга, то самым ярким впечатлением стала встреча с действующей в ее стенах ассоциацией «Покров». Ярко помню ту воскресную службу, когда перед причастием храм наполнился семинаристами и девушками из иконописной школы, студентами светских вузов Санкт-Петербурга с маленькими детьми на руках – воспитанниками детских домов. Как вы смотрите на эту социально-миссионерскую совместную деятельность семинаристов и студентов светских вузов «северной столицы»? Собираетесь ли поддерживать и развивать эти проекты?

Причащение воспитанников детских домов Санкт-Петербурга

Это действительно очень важно! Сегодня общество ждет от священнослужителей не только доброго пастырского слова, но и личного подвига самоотречения, примера хорошего семьянина, который берет на свое попечение не только своих детей, но и помогает воспитанию детей, лишенных родителей. Социальная деятельность Церкви развивается. Студентам духовных школ необходимо учиться социальному служению, но оно не должно становиться во главу угла для священника, потому что тогда произойдет крен, нарушение иерархии ценностей. Социальным служением должны заниматься все миряне, а священнослужители, скорее, наставлять их и ими руководить.

– Расскажите, владыка, о ваших духовных наставниках и руководителях.

– Когда я был еще школьником, на меня огромное впечатление произвел тогда священник Курской епархии, а ныне архиепископ Корсунский Иннокентий (Васильев). И это впечатление побудило меня уже в детстве принять решение о том, что и я обязательно стану священником. Я до сих пор помню, что когда он воздевал руки и произносил «Твоя от Твоих», то я, тогда еще ребенок, готов был упасть на колени и не вставать. Вот это один из примеров, как пастырь своим обликом, своей молитвой может привести к Богу. Я не помню его проповедей (ведь я был еще отроком), но помню, как он служил и молился!

Когда я поступил в духовную семинарию, то для всех нас был ориентиром и светочем архимандрит Кирилл (Павлов), духовник Свято-Троице-Сергиевой лавры. Он жил в Переделкино и приезжал в лавру достаточно часто – по праздникам, Великим постом, иногда приходил к нам в семинарию для общей исповеди. И уже само его появление было сравнимо с солнцем. Появляется солнышко – начинает греть и все озаряет своим светом, и сразу рождается хорошее настроение. Присутствие отца Кирилла одергивало и нерадивую братию, и забияк-студентов: становилось невозможным то, что в его отсутствие многие могли бы себе позволить. Вот тут вспоминаются слова преподобного Серафима: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».

Я очень благодарен архимандриту Матфею (Мормылю). Отец Матфей и мне, и многим своим ученикам привил любовь и вкус к богослужению. Он очень любит богослужение. Несмотря на свою тяжелую болезнь, он из последних сил всегда стремится на службу, где хотя бы сидя управляет хором. И на празднике преподобного Сергия в этом году он, незадолго до того перенесший тяжелейшую операцию, после которой нужно было долго лежать, уже управлял хором. Я к нему подошел, говорю: «Батюшка, ну как же Вы так? Вы хотя бы немножко себя жалеете?» А он заплакал: «Как же я не буду в храме на преподобного Сергия!?»

Последние два с лишним года я имел великое счастье нести свое церковное послушание в качестве викария Святейшего Патриарха. Для меня эта благодатная возможность стала драгоценнейшим даром от Бога. Я не только имел возможность часто служить с Патриархом Алексием и выполнять его поручения, я получил нечто большее. Вот мы все называем Предстоятеля нашей Церкви отцом, мы все его дети. Но я, будучи уже взрослым 35-летним человеком, обрел в нем отца в прямом, человеческом, смысле этого слова. Мой родной отец бросил нашу семью, когда мне было четыре года. Святейший Патриарх действительно стал моим отцом, а я – его сыном. Я видел, как он трудится. Я видел, как, преодолевая болезни и усталость, он отдает себя Церкви. Я видел, сколько добра он делает людям, как помогает им в тяжелых ситуациях, как по-человечески заботится о нуждающихся в его заботе, как общается с людьми и прощает пользовавшихся его доверием, по-христиански относится к недостаткам и ошибкам, как молится, как верит, какую твердость являет в вопросах, касающихся судьбы Церкви. Все это остается за рамками официальных сообщений. Для меня это была потрясающая возможность увидеть пример глубокой мудрости, веры, смирения, любви к Богу, к Церкви и к людям. И это очень дорого для меня.

Вот такие личности… И задача наших духовных школ – воспитать как можно больше подобных пастырей, которые бы только своим присутствием перерождали находящихся рядом людей. Я ни в коем случае не оспариваю необходимость высокого образования. Оно сегодня нужно как никогда. Но люди, которые приходят в Церковь, часто имеют образование намного лучшее, чем священник. И они ожидают от священнослужителя не каких-то потрясающих интеллектуальных способностей, но того, чего у них в жизни нет. Они сами могут похвалиться и знанием языков, и научными работами, и многим-многим из того, что семинарист, скорее всего, не приобретет в духовных школах (только некоторые смогут это подъять!). И когда приходящие в Церковь видят перед собой человека, являющего наглядно образ Божий, образ пастыря доброго, о котором говорится в Евангелии, то без каких-либо логических объяснений они получают то, чего им не дают никакие знания. И как замечательно, когда священнослужитель, как, например, протоиерей Валериан Кречетов, обладает и тонким чувством юмора, и прекрасными знаниями, и восхитительной эрудицией, и в то же время являет образ высокодуховного и вместе с тем душевного «пастыря доброго». В нем все гармонично сочетается и служит единственной, общей для всех нас, цели – вести человека за руку в Царствие Божие.

Псковская митрополия, Псково-Печерский монастырь

Квитанция

Реквизиты для юридических лиц

Реквизиты для переводов из-за границы

Оплата с банковской карты Visa, MasterCard и Maestro

Оплата наличными через кассы и терминалы

Пожертвование через Сбербанк Онл@йн

Яндекс.Деньги

Альфа-клик

MasterPass

Интернет-банк Промсвязьбанка

скрыть способы оплаты