«Заповедь новую даю вам: да любите друг друга» (Ин. 13: 34)
Памяти исповедника Георгия Седова

Егор Егорович (так всю жизнь его звали близкие) Седов принадлежал к тому замечательному типу русских людей, ясность и простота души которых делала все их поступки основательными и каждый шаг надежным. Такие люди не обманулись подменой жизненных ценностей, не изменили своим жизненным принципам из страха, не утратили цельности, остались верными до конца. Их крепостью устояла Россия в годы невиданных по жестокости испытаний.

Родился Егор Седов в 1883 году в семье крестьянина деревни Чурилово Юрьев-Польского уезда Владимирской губернии. У него были две младшие сестры – Мария и Евдокия. Отец, Егор Седов-старший, унаследовал и утвердил в своей семье русские православные традиции. Каждое воскресенье и во все церковные праздники он ходил в храм. И делал он это не потому, что так полагалось, а по сердечному расположению – любил он богослужение. Ближайший храм был в деревне Лыково, в трех километрах от дома, он был для семьи приходским. Но особенно любил Егор Седов молиться в соборе города Владимира. Ходил туда довольно часто, хотя до города было 40 километров. Как дети подросли, брал их с собой. Бывало, идут дети, а отец их обгоняет, так стремилась к храму, спешила его душа.

Единственный сын в семье, Егор-младший стал, подобно отцу, прихожанином Лыковской церкви и, подобно отцу, с радостью ходил молиться во Владимирский собор. Гостеприимный дом Седовых часто посещали священники из Владимира и монахи.

Учился Егор грамоте, как все крестьянские дети, в семье и с юности занимался крестьянским трудом.

В 1907 году Егор Егорович женился на Анастасии Степановне. С годами в их семье родилось пятеро детей: дочери Анна, Мария, Анфиса, Серафима и сын Михаил. В церковь ходили все. Егор Егорович запрягал лошадь, сажал малышей в сани и вез в Лыково. В воскресные дни и в дни церковных праздников даже при советской власти не работал никогда, исполняя заповедь Божию: «Так не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего; Ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том; наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам» (Лк. 12: 29–31). Сам Егор Егорович всякое дело делал с молитвой.

В послереволюционные годы церковность семьи Седовых вызывала насмешки. Егора Егоровича прозвали монахом. «Монахи не женятся», – отвечал он резонно. В конце 1920-х годов он был избран старостой лыковской церкви.

Егор Егорович был высокого роста, крепкого сложения и здоровья, хорошим хозяином и заботливым семьянином. Хозяйство у него было большое: две лошади, корова, огород, пасека. По советским меркам оно оценивалось как середняцкое. Оно требовало постоянного приложения труда. Работали тоже всей семьей, дети сызмала помогали взрослым. Урожаи на их участке всегда были лучше, чем у соседей. «У всех не уродилось, а у нас уродилось», – вспоминала его дочь.

Когда начались аресты духовенства, дом Седовых еще чаще стали посещать священники и монахи, в основном изгнанные из храмов и монастырей, в поисках временного крова и утешения. Приходили в сумерках, чтобы никто не увидел. Егор Егорович привечал всех; Анастасия Степановна накормит, напоит, а то и оденет, и ночевать оставит. Огород у Седовых был очень большим. Гости уходили на пасеку и молились там без свидетелей.

27 июня 1921 года архимандрит Афанасий (Сахаров) был хиротонисан во епископа Ковровского, викария Владимирской епархии и менее чем через год начался его исповеднический путь. Егор Егорович сразу принял на себя заботу о владыке, стремясь в периоды заключений чем только можно облегчить его положение и оказывая возможную материальную помощь. Почти на 30 лет он стал неустанным «опекуном» (по словам самого владыки) епископа, сопровождавшим его сердечным и деятельным участием во всех многочисленных скорбях и испытаниях.

В промежутках между тюрьмами и ссылками владыка возвращался на служение во Владимир. Несомненно влияние епископа Афанасия на формирование церковной ориентации Егора Егоровича. Они были одного духа: лыковский храм никогда не был обновленческим, и несколькими годами позже Егор Егорович станет относить себя к непоминающим.

Приезжая во Владимир, Егор Егорович всегда останавливался на ночь в доме владыки. И епископ Афанасий, когда позволяли дела, приезжал к Седовым. Служил в лыковской церкви, гостил в Чурилово. «Он благословлял детей, учил их молиться, говорил: на клиросе петь надо. Мы, дети, его очень любили. Какой он хороший был! Папа его звал “Владыко святый”. И все мы стали так его звать. А теперь он прославлен Церковью»[1], – вспоминала Сима – Серафима Егоровна Седова.

В один из таких приездов, в день ангела Егора Егоровича, на службе в Лыково епископ Афанасий в проповеди о великомученике Георгии Победоносце говорил о мужестве исповедания веры, о верности Христу, о неприятии обновленчества. 2 января 1926 года, когда владыку арестовали в девятый раз, эту проповедь ему поставили в вину. 20 января епископ Афанасий писал из тюрьмы своей матери Матроне Андреевне Сахаровой: «…В заключение следователь Ефимов спросил, не могу ли я указать свидетелей, которые опровергли бы обвинение по 69-й статье (антисоветская агитация в проповеди в Лыково. – И.М.). Я, конечно, никого не указал: зачем заставлять людей волноваться. Но если бы там [в Лыково] кто-нибудь нашелся добрый человек, который бы не побоялся бы явиться в это прекрасное учреждение и опровергнуть донос, это было бы очень важно. Может быть, как-либо сумеете дать знать в Лыково». Матрона Андреевна сама дважды обращалась с заявлениями во Владимирское ОГПУ. И в Лыково «добрый человек» нашелся. 15 февраля на приходском собрании церкви села Лыково под председательством старосты Егора Седова было решено ходатайствовать перед Владимирским ОГПУ об освобождении из заключения епископа Афанасия. Егор Егорович был уполномочен собранием отвезти это прошение граждан во Владимир. 5 марта следственное дело было прекращено, и владыка освобожден.

Но с 1927 года началось многолетнее непрерывное заключение епископа Афанасия. Участие и помощь Егора Егоровича сопутствовали владыке все эти годы. Связь между ними никогда не прерывалась, они регулярно переписывались, Егор Егорович был в курсе событий многострадальной жизни заключенного епископа, посылал ему необходимые вещи, продукты и деньги.

Наступило время, когда люди стали скрывать веру, боялись приходить в храм, исключали из своей жизни всякое общение с духовенством, жены и дети отрекались от преследуемых властями своих мужей и отцов-священников. Тогда Егор Егорович счел своим долгом как члена Церкви заботиться о священнослужителях, заключенных в тюрьмы города Владимира, и голодающих священниках на приходах во Владимире и Юрьеве-Польском. Он узнавал о них и привозил им мед со своей пасеки, картофель и другие продукты. Бывало, подъезжает он к дому, стучит. Матушка выглядывает с испугом: «Кто это?» Отец посмотрит и говорит: «Отворяй, свой». А Егор Егорович сбросит с телеги привезенное у дверей или у калитки и – дальше в путь.

А в доме его запасы не убавлялись, на всех хватало, и семья была всегда сыта. Бог посылал достаток.

В колхозы Егор Егорович никогда не вступал. В период коллективизации его двоюродный брат служил уполномоченным от сельсовета по деревне Чурилово. Церковность Егора Егоровича и благополучие его семьи вызывали неприязнь брата-уполномоченного, и она была так велика, что в 1932 году брат ходатайствовал о том, чтобы Егору Егоровичу было дано такое твердое задание, выполнить которое он бы не смог и после этого был бы раскулачен. Ходатайство было удовлетворено, и Егор Егорович осужден на один год исправительно-трудовых работ, а все его хозяйство конфисковано. Семья осталась без кормильца и без средств существования. Анастасии Степановне пришлось искать помощников пахать землю.

Старшая дочь Егора Егоровича Мария вышла замуж за прихожанина лыковской церкви. Они венчались, несмотря на издевательства и насмешки жителей села. Зять советовал Анастасии Степановне уехать из Чурилова. Предложил поселиться в Ярославле. Семья переехала, дом нашли за Волгой. Но жить там оказалось очень тесно и трудно, и работа нашлась только на другом берегу. Зять пошел советоваться к батюшке: куда переехать? Тот сказал: «Переезжайте в Тутаев, у меня там знакомые есть. Купят они вам дом, деньги отдадите после». Так и сделали.

В 1933 году, после окончания срока заключения, Егор Егорович тоже не захотел возвращаться в деревню Чурилово, но не поехал и к родным. В деревне Козлово Ростовского района Ярославской области он нашел работу, позволившую выплатить долг за покупку дома в Тутаеве: он нанялся в пастухи и работал столько времени, сколько потребовалось для собрания необходимой суммы. В 1936 году на заработанные деньги он выкупил дом и сам переселился туда. В Тутаеве его дочь Анфиса работала на фабрике «Тульма». Егор Егорович также устроился на эту фабрику – ухаживать за лошадьми. Серафима Егоровна рассказывала: «Бывало, придет он на конюшню, а лошади, как услышат его голос, так все заржут! Его и лошади любили».

Поселившись в Тутаеве, Егор Егорович стал прихожанином Воскресенского собора. В отличие от многих непоминающих, он никогда не оставлял церковное богослужение и храм, более того, хорошо читая по-церковнославянски, он часто, особенно в будние дни, прислуживал псаломщиком. Тогда же познакомился Егор Егорович с членами подпольной общины старо-тихоновской ориентации (непоминающих) при храме в селе Котово Угличского района. Когда в Котово переехал епископ Василий (Преображенский), Егор Егорович стал иногда участвовать в тайных богослужениях архиерея.

Егор Егорович не заблуждался в оценке церковных событий военного времени. «Сейчас дали некоторую свободу Церкви, – говорил он. – Разрешили Собор, выбрали патриарха. Но во всем этом чувствуется, что сделано неискренне. Собор и выборы были заранее подготовлены, проведены без согласия и присутствия других патриархов. Все эти отступки власти не нравятся партийцам…»

В его доме по-прежнему останавливались изгнанные монахи и репрессированные священники. Любили ходить к нему и нищие; Анастасия Степановна их кормила.

Повторно Егор Седов был арестован 24 декабря 1943 года сотрудниками 2-го отдела УНКВД. Причиной ареста и основанием для обвинения явились показания ранее арестованного иеромонаха Дамаскина (Жабинского), очень часто бывавшего у него в доме, и собранные после этого агентурные сведения. Егора Егоровича обвинили в антисоветской деятельности, участии в работе контрреволюционного подполья, нелегальном сотрудничестве с епископом Василием (Преображенским), в проведении нелегальных религиозных обрядов.

Он был допрошен шесть раз. Следствие длилось 11 месяцев, а допросы – от двух до шести часов. Но ни в какой форме не согласился Егор Егорович приписать себе проведение антисоветской деятельности.

«В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Ни в какой антисоветской организации церковников я не был и антисоветской пораженческой агитации не проводил, клеветы на руководителей советского правительства не высказывал, ничего плохого против соввласти не говорил и фашистскую Германию не восхвалял. <…>

Я говорю правду и еще раз подтверждаю, что никакой антисоветской работы не проводил, и соработников у меня не было. <…>

Я говорю правду и больше мне говорить нечего, так как никакой антисоветской деятельностью я не занимался. <…>

Виновным себя ни в чем не признаю», – свидетельствовал он на каждом допросе.

Не назвал он также никого из своих знакомых: «Близких знакомых у меня нигде нет». Следствие настаивало:

«– Кто такая Анна Федоровна, проживающая по адресу: г. Загорск, Горбушинская, д. 18?

– Я не знаю.

– Адрес записан вами, почему вы не знаете своих знакомых?

– Да, адрес записал я, но не знаю, зачем его записал, и кто такая Анна Федоровна, сказать не могу.

– Назовите церковников, с которыми вы вели антисоветскую работу.

– Таких знакомых у меня нет, так как антисоветской работы я не проводил».

Когда встал вопрос о епископе Афанасии (Сахарове), Егор Егорович, не скрывая того, что всем известно, предложил версию, полностью скрывающую подлинную историю и содержание дорогих ему отношений:

«– Кто такой Сахаров Афанасий Григорьевич?

– Сахаров Афанасий Григорьевич – священник. До войны он проживал в Карело-Финской АССР и затем при эвакуации переехал на жительство в г. Ишим Омской области. С ним я познакомился лет 20 назад, когда он служил священником в г. Владимире Ивановской области. Тогда я возил продавать картошку и останавливался в их доме ночевать. Его мать всегда покупала у меня картошку, и через нее я познакомился с Сахаровым».

Однако Егор Егорович не счел возможным даже перед следствием покривить душой относительно своего отношения к репрессированному владыке:

«– Следствию известно, что епископа Афанасия вы намеревались взять на содержание и добивались разрешения на въезд его в Ярославскую область, выдавали за своего родственника. Какую цель вы этим преследовали?

– Да, действительно, я имел намерение взять Сахарова к себе на содержание, чтобы облегчить его материальное положение, так как он писал мне, что в Омской области он живет плохо. Пропуск я ему получил и послал в г. Ишим. В заявлении о выдаче пропуска Сахарову на проезд ко мне я назвал его родственником, но с какой целью это сделал, не знаю сам.

– Вы уклоняетесь от ответа и не хотите рассказать правду о своей связи с Сахаровым по антисоветской работе. В чем же заключается в действительности причина намерения Сахарова приехать в Тутаев?

– С какой целью Сахаров намеревался приехать на жительство в Ярославскую область, мне не известно. Оказывая ему помощь в этом, я преследовал только одну цель: обеспечить спокойную старость своему близкому знакомому, которого я ценил не менее, чем близкого родственника».

Несмотря на давление, следствию не стало известно ничего нового ни о том, что в доме Седовых постоянно бывали репрессированные священники, ни о совершении тайных богослужений, ни о помощи репрессированному духовенству. Таким образом, самое главное в жизни Егора Егоровича – его служение Церкви – осталось сокрытым.

Так и не удалось следствию собрать сколько-нибудь достаточных оснований для осуждения Егора Егоровича. 7 октября 1944 года по приговору Особого совещания при Народном комиссариате внутренних дел СССР Седов Егор Егорович был освобожден, срок предварительного заключения был зачтен в наказание.

Выйдя из тюрьмы, Егор Егорович узнал, что епископ Афанасий был арестован в Ишиме незадолго до него и все хлопоты о переводе владыки в Тутаев остались напрасными. Еще почти десятилетнее заключение в лагерях ожидало больного архиерея. Еще 10 лет искал Егор Егорович возможности избавить его от бесконечных страданий. Освобожденный из тюрьмы, он не затворился в доме, чтобы неслышно и не видно никому дожить век. Но, добиваясь освобождения епископа, продолжил свою энергичную деятельность: писал ходатайства во все инстанции, консультировался с юристами.

Через три года епископ Афанасий был признан инвалидом, но содержался в лагере. 5 марта 1952 года, по окончании срока заключения, Особое совещание при МГБ СССР приняло постановление об освобождении владыки и направлении его в дом инвалидов под надзор МГБ. Но лишь еще через два года, 18 мая 1954 года, епископ был перевезен в Зубово-Полянский дом инвалидов. Егор Егорович поехал к владыке. Наконец увиделись. Сидели на бревнышках, переговорили обо всем, что наболело. После свидания в доме инвалидов владыка Афанасий писал ему: «Милость Божия буди с Вами, мой милый, мой дорогой Георгий Георгиевич!.. Не нахожу слов, чтобы выразить Вам и мою благодарность, и мою признательность, и мою любовь к Вам. Поистине можно сказать вместе с церковным песнописцем: “Се коль добро и коль красно самобратная любовь рабов Твоих, Христе Боже: ихже бо рождество плотское братий не сотвори, но братолюбная вера православная крепче плотского родства соедини…”».

Вернувшись, Егор Егорович сразу стал прилагать все усилия, чтобы наконец исполнить свое горячее желание освободить епископа, начал вновь ездить в Москву, подавать ходатайства, уповая на благоволение Божие. С владыкой переписывался каждые несколько дней. Много раз казалось, что все хлопоты опять остались без результата. «Ваше Рождественское письмо получил, – писал он владыке 14 января 1955 года, – но не радостное [оно]. [Дело] едет на волах, да на черепахе, а Вы все поете: “Не отврати лица Своего от отрока Твоего, яко скорблю, вонми души моей… и избави ю…”, а пора бы запевать: “Кто Бог велий, яко Бог наш, Ты еси Бог, творяй чудеса…” Если ничего [в ответ] не будет, то я напишу в Саранск, что они молчат, задерживают [решение]. Не затеряли ли это письмо».

Наконец в марте 1955 года ему удалось забрать совершенно больного епископа Афанасия из дома инвалидов, взяв его на поруки. Епископ был в полном изнеможении, едва ходил. Егор Егорович бережно привез его в Тутаев, к себе домой. До конца октября прожил владыка в его доме, окруженный любовью и заботой Анастасии Степановны и ее дочерей Анфисы и Серафимы.

После отъезда епископа Афанасия во Владимирскую епархию погрустили в семье Седовых: «везде стало пусто», «вроде потеряли [что-то]». Но главное, как всегда, забота о том, чтобы владыке было лучше: «От всего нашего семейства пожелания Вам от Господа доброго здоровья и хорошего благоустроения...» на новом месте (письмо от 31 октября 1955 г.). Связь их по-прежнему не прерывалась. Когда мог, ездил Егор Егорович во Владимир, привозил все необходимое для владыки. Когда не мог, писал письма и посылал посылки. И владыка писал в ответ, посылал и посылочки к праздникам, которыми Егоровы очень дорожили.

В 1950-х годах Егор Егорович стал старостой Воскресенского собора в Тутаеве. С любовью заботился он о храме. Порядок был во всем: и ремонт производил, и в хозяйстве все имел, и денег в храме было достаточно. Не легко и не просто давалось ему это служение. Много тяжелых скорбей и искушений принесло оно. Хотел ли Егор Егорович заказать иконостас, купить дом для причта, сделать ремонт в храме – во всем встречал противодействие. «Уже и я изнемогаю, – писал он епископу Афанасию, – ни спокою, ни мира...» (письмо от 2 мая 1956 г.), «наболело уже очень много…» (письмо от 14 мая 1956 г.), «до чего надоели эти свары, хуже всего на свете» (письмо от 20 ноября 1956 г.). А на праздник Рождества Христова «меня как дубинкой [настоятель] ударил в голову… весь праздник болела голова… надо самому отказаться, подать заявление об уходе. Только вроде самому отказаться от Спасителя страшно, и народ не велит…» (письмо от 15 января 1957 г.). Обо всех своих делах, новостях и бедах писал Егор Егорович в Петушки епископу Афанасию, прося совета и молитвенной помощи: «Я многогрешный прошу Ваших святых молитв и благословения и целую Вас, сердечно горячо любящий Вас Егор». И владыка помогал советом, делом и молитвой.

Когда после смерти Егора Егоровича старостой собора предлагали стать его дочери Анфисе Егоровне, сестра Серафима усиленно отговаривала ее: «Не вставай, – говорю, – будешь плакать, как тятя».

В 1959 году во время ремонта стены храма Егору Егоровичу на голову упали три связанные между собой лестницы. Он домой дошел сам, но после слег. Проболел около года. Сначала надеялся поправиться, писал епископу Афанасию о том, что очень хочет приехать, но не может – нет сил, звал владыку в гости, просил прислать рецепт сердечного лекарства, а то что-то у врачей не получалось подобрать, как следует… Владыка написал в ответ, его письму были очень рады, читали и «все четверо плакали».

Выздороветь не удалось. Анастасия Степановна скорбела, а Егор Егорович ее уговаривал: «Видно, так Богу угодно». «Тятя… болел очень шибко, – писала владыке дочь Сима, – он у нас никогда не охнул, был большой терпеливец. А было ему ни сидеть, ни лежать – была водянка и нарывы. Тятя все просился: “Отпустите, отпустите меня”, а я ему говорю: “Куда тебя отпустить?” Говорит: “Домой, на тот свет”, все говорил, не один раз, все просился, говорил: “Мне здесь надоело, там лучше”. В 10 часов вечера кричал: “Ангел! Ангел!”, а на другой день помер».

Скончался Егор Егорович 16 декабря 1960 года. Отпевали его на Николу два священника, диакон и все певчие. В начале отпевания от иконы Спасителя[2] («отколь взялась?»[3]) вылетела большая красивая бабочка. Она пролетела перед священником и опустилась на руки, сложенные на груди усопшего. Отец Иоанн, служивший отпевание, любил порядок. «Уберите бабочку», – сказал он. Но никто ее не тронул. Бабочка сидела, трепеща крылышками, затем поднялась и полетела к иконе Спасителя, а от иконы полетела обратно и села на левое плечо Егора Егоровича. Затем она снова взлетела и опять полетела к образу Спасителя и в третий раз подлетела к усопшему, но лишь покружилась над ним и улетела к той же иконе. «Очень все дивились, что такового чуда [никогда еще] не было»[4]. Во время поминок бабочка летала по дому. На сороковой день и в годовщину смерти она прилетала опять и в храм, и домой. Позже ее не видели.

15/28 октября 2000 года, в день памяти священноисповедника Афанасия (Сахарова), во Владимире состоялось торжественное перенесение его святых мощей. Во время этого торжества в Государственном архиве Ярославской области, на столе перед одним из архивистов, лежало огромное следственное дело 1943–1944 года. Желая просмотреть материалы дела, он открыл его и сразу попал на страницу, где было написано до того неизвестное имя заключенного: «обвиняемый Седов Егор Егорович». Словно в час своего прославления святитель Афанасий сказал с заботой: «А Егор Егорович где? Хочу, чтобы он разделил со мной и радость церковную» – и вызвал его из забвения. Вскоре после этого Русской Православной Церковью Егор Егорович был причислен к лику святых исповедников.

Осенью 2001 года последняя дочь Егора Егоровича Серафима однажды увидела во сне своего отца. Он шел – так быстро и радостно – от кладбища к храму. А утром ее пригласили участвовать в обретении его святых мощей.

Ныне мощи исповедника Георгия, обретенные 1 декабря,  покоятся в Воскресенском соборе Тутаева.

При работе над статьей были использованы следующие материалы: ГАЯО. Ф. Р–36987. Оп. 2. Д. С–11916; Молитва всех нас спасет. М: Издательство ПСТБИ, 2000.