В преддверии Поместного Собора 2009 года

Обзор ряда публикаций в прессе

Икона семи Вселенских Соборов

Тогда, помнится, «долгое отсутствие созыва Поместного Собора» враги Церкви пытались использовать для того, чтобы посеять недоверие и вражду между мирянами и священниками, с одной стороны, и архиереями – с другой. Дело представляли так, будто епископы «узурпировали» власть в Церкви, не допуская к ней священство, монашество и мирян, которые якобы имеют права на демократических началах участвовать в церковном управлении, символом чего и стремились объявить Поместный Собор.

Мало кто тогда, полтора года назад, мог предположить, что созыв Поместного Собора Русской Православной Церкви совершится так скоро. Однако сам ход событий фактически изобличил и эту ложь врагов Церкви; и созыв Поместного Собора с участием представителей священства, монашества и мирян каждой епархии Московского Патриархата уже стал реальностью.

Вместе с тем вызывает беспокойство та нецерковная идеология привнесения в Церковь начал демократии и парламентаризма, которая пропагандировалась в связи с этим искусственно поднятым вопросом.

Указанная идеология, а точнее, этот специфический соблазн искажения понятия о Церкви, заявляла о себе и прежде «письма Диомида». Опровержению этого соблазна посвящена, в частности, статья архимандрита Тихона (Шевкунова) «Собор или парламент», опубликованная почти девять лет назад – в 2000 году.

Теперь, в преддверии Поместного Собора, кажется не лишним вспомнить об этой статье, которая с течением времени не только не убавила своей значимости, но, напротив, обрела особую актуальность в свете происходящих сегодня событий.

Итак, в самом начале автор напоминает, что «Церковные Соборы – это совершенно уникальное явление в нашем мире. Ему нет аналога в светской жизни. Ни Государственная Дума, ни Федеральное Собрание, ни кабинет министров, ни тем более партийный съезд не могут быть уподоблены Церковному Собору («синоду» по-гречески): здесь действуют совершенно иные принципы».

Затем, упомянув о Вселенских и Поместных Соборах, отец Тихон считает нужным «особо подчеркнуть, что они всегда были исключительно Соборами епископов. “Собор Поместный есть Собор епископов какой-либо области”, – гласит Книга правил, определяющая в том числе и каноническое устройство Церкви… Хотя Собор мог призвать священника, монаха, мирянина в качестве ответчика, консультанта или лица, авторитетное мнение которого было важно при решении того или иного вопроса, но права голоса эти консультанты не имели. Исключение составляли представители тех архиереев, которые сами не имели возможности прибыть на Собор. Даже византийские императоры, которые созывали Вселенские Соборы и председательствовали на них, как миряне не имели права голоса и хотя скрепляли соборные решения своей подписью, но лишь для того, чтобы придать церковным законам силу законов государственных».

Если мы обратимся к церковным канонам, то мы найдем лишь подтверждения данного наблюдения автора. 19-е правило IV Вселенского Собора предписывает, чтобы, «согласно правилам святых отец, в каждой области епископы дважды в году собиралися воедино, где назначит епископ митрополии». Тот же исключительно архиерейский состав Собора предусмотрен в 6-м правиле VII Вселенского, 40-м правиле Лаодикийского, 14, 27, 87, 141 и 142-м правилах Карфагенского Соборов. Подробнее на этом останавливается священник Сергий Звонарев в своей статье «К вопросу о созыве Поместного Собора Русской Православной Церкви»[1].

Это, конечно, не означает, что в истории не было прецедентов участия на Соборах кого-либо кроме архиереев. Так, на VII Вселенском Соборе присутствовали и принимали активное участие в дискуссиях монашествующие, в частности из Студийской обители, что отражено в соборных деяниях. А отец Сергий приводит и примеры Поместных Соборов III века – Римского 251 года, Карфагенского 256 года и Антиохийского 269 года. «Однако, – замечает он, – несмотря на участие клириков и мирян в соборном процессе, общим правилом было решающее голосование вопросов, подвергавшихся соборному обсуждению, епископами как преемниками апостолов».

Отец Тихон полагает, что вышеупомянутый соблазн «демократизма» в церковном управлении появился среди некоторых чад Русской Церкви именно в начале прошлого века и напрямую связан с аналогичными процессами в светском российском обществе, которые привели к Февральской революции 1917 года.

Он пишет: «В начале ХХ века в разгар безоглядной либерализации всего строя русской жизни и в церковной среде явился великий соблазн парламентаризма. И этот соблазн не был преодолен. Поместный Собор Русской Церкви 1917–1918 годов в значительной степени стал попыткой заменить каноническую структуру Собора на парламентские формы. Впервые в истории Церкви на Соборе в качестве полноправных членов присутствовали избранные в своих епархиях священники и миряне, которых было в семь раз больше, чем архиереев.

Очень многим тогда казалось, что священный авторитет соборного решения епископов как преемников апостольской власти в Церкви – это нечто устаревшее, мифологизированное. Намного более прогрессивно казалось возглашать “наше собрание большинством голосов решило”, чем “изволися Духу Святому и нам”…

Каждый интересующийся данным вопросом может найти множество материалов о том, в каком нецерковном духе проходило Предсоборное присутствие, как в епархиях собрания священников, диаконов и псаломщиков увольняли достойнейших епископов, как профессора Санкт-Петербургской духовной академии готовили настоящую революцию в Церкви. Именно тогда набирало силу обновленческое движение, разрушительная мощь которого проявилась позднее, при большевиках…

Облик самого Собора 1917–1918 годов, как вспоминает один из его участников митрополит Евлогий (Георгиевский), “по пестроте состава, непримиримости, враждебности течений и настроений поначалу тревожил, печалил, даже казался жутким”. Епископ Алексий (Симанский), впоследствии Всероссийский Патриарх, в одном из своих писем рассказывает: “Мой отец писал мне, что был как-то на пленарном заседании Собора; впечатления как от парламента, а не Собора в церковном смысле”».

Автор статьи также приводит характерную реплику святителя Тихона, сказанную в адрес одного из членов Собора, профессора Титлинова: «Выступающие забывают, что у нас не митинг, не товарищеское собрание, а Священный Собор Православной Церкви…» Другой святой, священномученик Владимир Киевский, «открывая одно из первых заседаний, говорил о том, что разномыслие, которое теперь “возведено в руководящий принцип жизни”, вызывает у него опасение за успех деяний Собора».

Отец Тихон замечает, что «революционный дух, обновленческие идеи, которыми позже в советское время пытались разрушить Церковь, пронизывали, к сожалению, многие доклады, прозвучавшие на Соборе», и приводит ряд примеров, подтверждающих этот неутешительный вывод. Другие подобные примеры приводит в своей статье отец Сергий Звонарев, в том числе упоминая и то, что некоторые церковные активисты в то время грозили возможностью раскола, если не будут удовлетворены их требования, в том числе и о равноправном участии клириков и мирян наряду с епископами.

Собственно, обратившись к более ранней истории Церкви, можно также убедиться, что присутствие на соборах монахов и мирян далеко не всегда было благотворным. Так, на I Вселенском Соборе присутствовал мирянин – философ-арианин, упорно противящийся православным отцам, которого лишь святителю Спиридону Тримифунтскому удалось образумить. На VI Вселенском Соборе на одном из заседаний было разрешено выступить монаху Полихронию, который старался защитить монофелитство и обещал в подтверждение воскресить мертвого, а когда это не удалось, все равно остался держаться ереси, за что и был предан анафеме. А на Эфесском Соборе 449 года монофизитствующие монахи-участники, едва заслышав выступления православных архиереев, кричали: «На костер Флавиана и Евсевия, сжечь их живьем! Рассечь надвое разделяющих Христа надвое!» Хотя, безусловно, есть и положительные примеры участия в Соборах священников, монашествующих или мирян, о чем говорит и автор.

В своей статье архимандрит Тихон считает необходимым подчеркнуть: «Нет никаких сомнений, что Поместный Собор 1917–1918 годов, несмотря ни на что, явился главным событием церковной жизни России ХХ века. Произошло главное, что дает все основания говорить, что этот Собор выполнил свою духовную и историческую миссию. На нем было восстановлено патриаршество. Переоценить значение этого деяния невозможно. Но решительный поворот в настроении Собора, отрезвление от революционного угара произошел лишь после того, как осенью 1917 года пушки “новой власти, принесшей свободу Церкви” стали рушить кремлевские святыни, после того, как пали от рук палачей первые новомученики».

Переходя от истории первого в ХХ веке Поместного Собора Русской Православной Церкви к современным реалиям, автор предлагает: «Чтобы сейчас избежать явных для нас сегодня нестроений, сопутствовавших проведению Собора 1917–1918 годов, необходимо в первую очередь исключить парламентаризм как фактор церковной жизни. Иметь право голоса и принимать все решения на Соборе должны, как и прежде, только епископы. На это они поставлены Богом и Церковью».

Девять лет назад отец Тихон высказывался скептически о перспективе Поместного Собора, проведенного по образцу, установленному в начале прошлого века: «Можно смело прогнозировать, что если Поместный Собор будет проведен в форме Собора 1917 года, то он мало того что превратится в церковный многофракционный парламент, но и затянется до бесконечности. Одни будут требовать его закрытия, другие, наоборот, продолжения. Такая обстановка, разумеется, нисколько не способствует принятию важных и конструктивных решений…

Парламентаризм уже давно и активно проникает в церковное сознание. С большой долей уверенности можно сказать, что Поместный Собор, созванный в наше время в той обновленной форме, которая была задана в 1917 году, будет выглядеть ненамного лучше теперешних заседаний Государственной Думы (напомню, статья написана в 2000 году. – Ю.М.) Не следует забывать о средствах массовой информации, “четвертой власти”, которая все настойчивее стремится быть верховным арбитром в церковных делах, причем почти всегда с антихристианских позиций. Совершенно очевидно, что СМИ постараются оказать самое мощное влияние на ход Собора…

Все это заранее настораживает и дает основания полагать, что Поместный Собор с теми формами демократического представительства, которые мы сейчас имеем, будет обречен как минимум на серьезнейшие проблемы. При нынешней ангажированности многих околоцерковных кругов, при нынешних пиаровских технологиях, которыми не преминут воспользоваться при выборе делегатов, форма проведения Поместных Соборов, которая была введена Русской Церковью в XX веке, весьма спорна».

В свою очередь, отец Сергий, проведя обзор последующих Поместных Соборов нашей Церкви, пришел к выводу о том, что «Поместный Собор так и не стал по-настоящему функциональным органом высшей церковной власти. После окончания Всероссийского Церковного Собора в 1918 году до настоящего времени удалось провести лишь четыре Поместных Собора, в отличие от Соборов Архиерейских. Созыв и проведение Поместных Соборов не было поставлено в зависимость от необходимости решения назревших важных церковных вопросов, но было связано с избранием нового предстоятеля Церкви и принятием основополагающих церковно-правовых актов (положения и устава об управлении Церковью)».

Стоит добавить, что описанная выше форма не является и общепринятой во Вселенской Православной Церкви, о чем свидетельствует опубликованная недавно на портале «Богослов.Ру» статья В.В. Буреги «Практика созыва Поместных и Архиерейских Соборов в современных славянских Православных Автокефальных Церквах»[2].

В этой статье, в частности, отмечается, что в уставе Сербской Православной Церкви нет вообще понятия «Поместный Собор», а «к высшим церковно-иерархическим органам здесь отнесены Святой Архиерейский Собор и Святой Архиерейский Синод. Лишь для избрания патриарха в Сербской Церкви созывается Избирательный Собор, в работе которого принимают участие в том числе и миряне».

В Болгарской Православной Церкви есть понятие «Церковный Собор», который во многом ближе к современному пониманию Поместного Собора в Русской Церкви, поскольку включает в свой состав священников, монашествующих и мирян, однако их выборы происходят по совершенно иной схеме, чем в нашей Церкви. Последний Церковный Собор в Болгарской Церкви проходил как раз в минувшем 2008 году, растянувшись на несколько сессий, занявших примерно полгода.

Что же касается Польской Православной Церкви, то в ее уставе сказано, что высшая церковная власть принадлежит Поместному Собору, в состав которого входят не только архиереи. Православная Церковь Чешских земель и Словакии также высшим вероучительным, законодательным, административным и церковно-каноническим органом заявляет Общецерковный Собор, в котором должны участвовать представители от каждой епархии.

Достоин внимания следующий вывод В.В. Буреги: «Хотя уставы Болгарской, Польской и Чешских земель и Словакии Православных Церквей содержат положение, что Собор является высшей церковной властью, все же это положение имеет существенные оговорки. Например, высшая власть в вопросах догматических и канонических в Польской Церкви однозначно усваивается Собору епископов, который в этом отношении возвышается над Поместным Собором. Сходную тенденцию можно видеть и в уставе Православной Церкви Чешских земель и Словакии. Здесь решение принципиальных догматических и канонических вопросов отнесено к компетенции Священного Синода. Устав Болгарской Православной Церкви также гласит, что решения Церковного Собора по догматическим, каноническим и богослужебным вопросам могут быть оспорены Священным Синодом. Напомним, что Священные Синоды двух последних Церквей фактически тождественны Архиерейским Соборам (Соборам епископов). Таким образом, даже в тех Церквах, где существуют органы, аналогичные Поместному Собору Русской Православной Церкви, высшая власть в сфере вероучения, канонического устройства и богослужения сохраняется за епископатом».

Итак, можно констатировать, что в других славянских Поместных Церквах высшая церковная власть остается ответственностью именно архиереев, однако, как правило (за исключением Сербской Церкви), при решении вопросов привлекаются к участию в их обсуждении священники, монахи и миряне.

Кажется, что такое дело было бы в определенной степени небесполезным и для Русской Православной Церкви. На наш взгляд, Поместный Собор с участием мирян, монашествующих, диаконов и священников мог бы принести пользу, уврачевав то непонимание, которое нередко имеется между архиереями и их паствой, проистекающее часто из-за отсутствия полноценного общения между ними, которое целенаправленно разрушалось в советские времена. Совместная работа на Поместном Соборе – разумеется, при условии, что право голоса будет лишь у архиереев, – могла бы реально преодолеть эту печальную удаленность друг от друга.

В упомянутой и цитированной выше статье отец Тихон уже отмечал необходимость участия всех верных чад Церкви, независимо от их положения, в обсуждении серьезных вопросов церковной жизни.

«Конечно же, – говорит он, – в современной церковной жизни есть немало вопросов, требующих незамедлительного решения, глубокого изучения и свободной дискуссии. И, конечно же, необходимо, чтобы в обсуждении этих вопросов приняла участие вся Церковь: архиереи, священники, миряне. Такое обсуждение реально происходит и сегодня, но происходит оно стихийно, порой в совершенно чуждом церковной соборности духе.

Догматы, церковное устройство, ереси, расколы – вопросы, которые впоследствии обсуждались на Вселенских и Поместных Соборах, – как мы знаем из истории, всегда были предметами размышлений и споров в монастырях, в городских храмах, на площадях православных городов, в посланиях духоносных отцов. Это и была истинная соборность и участие мирян, духовенства и монашества в жизни Церкви. Позже, на самом Соборе, могли находиться мудрые авторитетные миряне, великие монахи-подвижники. Их мнение могли спросить, их слово могло даже стать решающим в судьбе Собора, но принимали решение все же те, кто от Бога поставлен управлять Церковью Христовой, – архиереи.

И сегодня, представляется, что нет тех вопросов, которые не могли быть обсуждены на уровне приходов, благочиний, епархий, в церковных журналах и газетах. Если это произойдет, то после необходимого периода общецерковного обсуждения у каждого епископа, в каждой епархии появятся предложения, проекты, касающиеся тех или иных вопросов церковной жизни. И тогда уже епископы, зная мнение своей паствы, будут принимать решения на Соборе».

Вероятно, предложенная отцом Тихоном схема, предусматривающая серьезное общецерковное обсуждение вопросов, выносимых на Поместный Собор, именно до его созыва и работы, а не во время, более продуктивна, чем то, что есть сейчас.

К такой же схеме, по-видимому, склоняется и отец Сергий, приводя в качестве примера подобного участия в обсуждении вопросов, выносимых на Архиерейские Соборы, «опыт разработки и обсуждения проекта “Основ социальной концепции Русской Православной Церкви”. Еще до рассмотрения проекта документа Юбилейным Освященным Архиерейским собором 2000 года базовые идеи проекта “Основ” подвергались обсуждению на различных совещаниях и конференциях, основными участниками которых были духовенство и миряне, а также экспертное сообщество».

Однако это все же остается лишь отдельным опытом, исключением, а не правилом. Реально пока в нашей Церкви не существует эффективного общепринятого механизма подобной подготовки к Соборам. Хотя, возможно, продумать его было бы нелишним.