Державные патриархи. Часть 2

Смиренные патриархи

Патриарх Иоасаф I

Патриаршество Иоасафа было тихим. Предпочитая быть молитвенником, а не политиком, он сам сторонился государственных дел, возлагая их на царскую волю, и первым из русских патриархов считал их не свойственными патриаршему служению. Когда Михаил Федорович спросил его совета по поводу отношений с крымским ханом, который притеснял русских посланников, несмотря на щедрые ему пожалования, патриарх ответил, что считает необходимым выкупить плененных послов, впредь хану в пожалованиях отказать, по пограничным окраинам разместить ратников. А какое самому хану учинить воздаяние – дело твое, государь, а не нас, твоих богомольцев. Косвенным приобщением патриарха к делам государственным были похороны останков царя Василия Шуйского, которые дипломатическими усилиями были возвращены из Польши в 1635 году. Патриарх встретил их на Арбате у храма Николы Явленного и совершил погребение в Архангельском соборе.

Патриарх Иоасаф скончался в ноябре 1640 года, не оставив преемника. Более года царь не назначал архипастыря – то ли в раздумьях о кандидатуре, то ли ожидая, когда в Москву съедутся архиереи для избрания патриарха. Есть и третья версия: царь не спешил, потому что готовился новый свод законов – будущее Соборное уложение 1649 года, по которому учреждался самостоятельный Монастырский приказ – первый светский государственный орган, ведавший административными и судебными функциями в церковных владениях и ставший началом вмешательства государства в церковное управление. Знавшие о том архиереи могли настаивать на очень сильном патриархе.

В конце концов царь решил избрать патриарха доселе невиданным образом – по жребию, «кого Бог изволит и Пречистая Богородица изберет быти патриархом». В марте 1642 года царь попросил прибывших иерархов молиться о даровании пастыря и сам назвал шесть имен кандидатов, выбрав одинаково достойнейших и снискавших равное доверие. Жребий, вынутый в Успенском соборе пред чудотворной Владимирской иконой, принесли царю в чертоги, тот распечатал и объявил: «Быти патриархом Иосифу, архимандриту Симонова монастыря». После его поставления на традиционном обеде царь не целовал патриарха в руку и в клобук, но не потому, что хотел выказать небрежение, а потому, что по-прежнему чтил память своего отца-патриарха.

Патриарху Иосифу, которого иногда называют «последним истинно русским патриархом дониконовской эпохи», выпало трудное служение. Он по-своему продолжал линию «невмешательства» предшественника (хотя и был более твердым) и антилатинскую политику патриарха Филарета. В его патриаршестве выделяются два периода – до смерти царя Михаила Федоровича и в правление Алексея Михайловича.

Первый период отмечен характерным эпизодом со сватовством к царевне Ирине Михайловне датского принца Вольдемара – этого пожелал сам царь и попросил у патриарха молитв. Однако когда принц-лютеранин приехал в Москву, ему предложили с невестой «верою соединиться», а именно принять Православие и креститься в три погружения. За богословскими спорами исследователи усматривают стремление Москвы вести наступательную политику по отношению к иноверию: царевна Ирина, и выйдя за муж за лютеранина, продолжала бы исповедовать православную веру – однако потребовали крещения жениха. Этот знаменательный конфликт считается одной из причин скоропостижной смерти царя Михаила Федоровича – ему было всего 49 лет. Датское посольство вместе с принцем отправилось домой. На престол вступил Тишайший Алексей Михайлович, который первым делом решил укрепить в народе православную веру.

В годы его правления совершилось обретение мощей преподобных Александра Свирского, Анны Кашинской, Саввы Сторожевского. В 1652 году по совету «собинного» друга Никона последовало перенесение в Успенский собор мощей патриарха Гермогена, патриарха Иова и митрополита Филиппа – святителей, пострадавших от неправедных государей. С благословения патриарха Иосифа царь запретил работать, ходить в баню и торговать по воскресеньям и в праздничные дни. Однако за новыми веяниями при дворе молодого и энергичного царя старый патриарх угнаться не мог. Многие считают, что все государственные дела шли через его голову, хотя в 1651 году патриарх с Освященным Собором разрешили – ни много ни мало – расторгнуть мир с Польшей и присоединить Украину к России.

В те годы около царя сложился известный кружок ревнителей благочестия во главе с царским духовником Стефаном Вонифатьевым, желавших поднять духовный статус Третьего Рима и усилить влияние Православной Церкви. Греки, томившиеся под игом Османской империи, уже именовали Алексея Михайловича «новым Константином» и «новым Моисеем», призывая его стать освободителем и царем православного Востока. Царь Алексей Михайлович сердечно проникся такой миссией и убедил себя, что призван «не о царском только пещися», но еще более заботиться о вере и Церкви. Никон уже знал об этих настроениях. Его знакомство с государем состоялось в 1646 году, когда Никон, в ту пору игумен Кожеезерского монастыря, отправился в Москву и явился на поклон царю по обычаю всех настоятелей. Он столь полюбился своей начитанностью, красноречием и обаянием, что юный царь не отпустил его из Москвы. Патриарх Иосиф посвятил его в сан архимандрита Новоспасского монастыря, где была родовая усыпальница Романовых, а государь велел ему являться каждую пятницу на богослужение в дворцовую церковь и затем докладывать о челобитных, которые потекли к возлюбленному архимандриту рекой. Через три года Никон стал митрополитом Новгородским. Вскоре он подал царю мысль о перенесении в Москву мощей святителя Филиппа (Колычева) и сам отправился за ними на Соловки.

Патриарх, конечно, чувствовал обиду. По преданию, когда мощи святителя Иова погребали в Успенском соборе, патриарх Иосиф попросил похоронить себя у него в ногах и через несколько дней, 15 апреля 1652 года, умер от простуды. Настала эпоха патриарха Никона.

Призвание государства

Существует множество «экономических», «политических» и «духовных» версий, зачем патриарх Никон потребовал с царя эту клятву. А.В. Карташев предположил, что Никон был крайне недоволен учреждением Монастырского приказа, то есть определенным ущемлением прав Церкви, и задумал с этим бороться. Дальнейший конфликт патриарха Никона с царем объясняют той же борьбой за раздел экономических и административных сфер влияния, в которой государство отстаивало новый путь развития, а консервативное духовенство цеплялось за канонические порядки. «Духовная» версия гласит, что Никон намеревался не только освободить Церковь от вмешательства государства, но удержать русское общество в лоне Церкви и сохранить дальнейшее развитие русской государственности в православных традициях.

Отметим интересный момент – сходство отношений царя и патриарха с союзом Михаила Романова и патриарха Филарета. Никон фактически заменил 17-летнему Алексею Михайловичу родного отца (которого тот потерял за год до их знакомства) и тоже стал именоваться Великим государем. Их отношения были почти родственными, но эта родственность имела основанием не кровные, а духовные узы. Патриарх Никон занимался государственной деятельностью, хотя не считал ее своей обязанностью, но без его совета царь не принимал значимых политических решений. Так, в 1654 году патриарх Никон убеждал в необходимости принять Украину под власть московского царя и вступить за нее в войну с Речью Посполитой, а потом обратился с речью к воинству. Именно по его совету царь сам отправился в поход – впереди на санях везли чудотворную Влахернскую икону Богоматери. Русская армия одерживала успешные победы, причем архипастырь сам переписывался с воеводами. Патриарх не остался в стороне и от материального обеспечения русской армии, считая это своей прямой обязанностью; он не только собирал деньги и продовольствие с монастырей и патриарших волостей, но даже наладил изготовление вооружения. Недруги Никона злословили, что он «принял во власть строить вместо Евангелия бердыши, вместо креста – топорики на помощь государю, на бранные потребы». Пока царь был в отъезде, в Москве правил Никон: выслушивал доклады, отдавал распоряжения, боролся с взяточничеством и несправедливостью чиновников судебного ведомства. Когда в том же 1654 году на Русь обрушилась моровая язва, патриарх Никон не только сумел спасти царскую семью, отправив ее из зараженной столицы в безопасное место, но и обеспечил все меры защиты от эпидемии – от устройства карантинов до дезинфекции, занимался попечением о нищих и нуждающихся. Царь, одержав военные победы, души в нем не чаял и благодарил Бога за то, что Он ниспослал на Русь такого патриарха. Сам Никон считал величайшими двумя дарами Божиими священство и царство.

Главной государственной заслугой патриарха Никона можно назвать его доктрину православной государственности – учение о христианском служении государства как его истинном божественном призвании. Известно, что Никон настаивал на приоритете церковной власти над государственной: «Священство преболе царства есть». Это часто понимают как разделение церковного и государственного на два разных мира – горнего, вечного, и земного, бренного. Будто бы отсюда вытекает это неравенство властей. Царству вверено мирское, а священству – небесное. Однако в теории Никона отношения Церкви и государства строились на истинной симфонии, ибо и Церковь, и государство призваны служить Богу, то есть хранить Православие и обращать свою паству и своих подданных ко Христу. Сферы их служения действительно раздельные, но и священство, и царство установлены от Бога и призваны совместно заботиться о сохранении Божественных заповедей и Церкви: «Священство Божественным служит, царство же человеческим владеет и о сем печется. Вкупе же уставы и правила святых отец, яко от Святаго Духа вдохновенны, облобызающе приемлют и держат». Обязанность государства не сводится только к соблюдению неприкосновенности православного вероучения. Государство тоже призвано деятельно проповедовать христианство, руководствуясь Божественным законом и идеалом Церкви, и соучаствовать с ней в воцерковлении народа, в его обращении к Богу, в деле спасения человеческой души – что есть высшая цель и священства, и царства. Иными словами, приведение человека и народа к Богу есть христианский долг государства и его божественное призвание. Из этого же христианского служения следует другая важнейшая миссия царя – удерживать царство от антихриста, а единственная защита от него – Церковь. Именно это – личное спасение человеческой души и воцерковление народа – Никон видел основой государственной деятельности. Одновременно он старался воцерковить государство, преодолевая апостасию, в которой видел признаки наступления антихриста. По меткому определению, «с Никоном уходила великая эпоха возможностей к единству православного мира и стяжанию образа Святой Руси, эпоха воспитания персонифицированной личности в лоне Церкви» и созидания государственности России в устремленности к горнему миру.

Следуя этой идее, Никон создал на Истре «подмосковную Палестину» – грандиозный Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь, ставший образом Святой Земли и иконой Небесного Иерусалима, а также символом мирового Православия, сохранить и защитить которое призвана Россия. Его сооружение считают одной из причин разрыва Никона с царем, который усмотрел в этом творении духовную альтернативу Москве. Причиной охлаждения называют и неудачный шведский поход, предпринятый по совету Никона. А главное – повзрослевший царь начинал тяготиться заботами «собинного друга» и, глубже проникаясь своей миссией, все более склонялся вмешиваться в управление церковными делами. Патриарх Никон обвинил его в узурпации власти над Церковью: царь не только «чин святительский и власть церковную восприял на ся», но и посягнул на церковное имущество – речь шла о деятельности Монастырского приказа.

Патриарх Никон понимал, что открытое противодействие царской власти может посеять на Руси духовную смуту, и был вынужден уйти в Воскресенский монастырь, дабы царь понял неправомерность своего поведения. В его словах: «Ухожу, чтобы ему, государю, просторнее было», – святитель Иларион (Троицкий) увидел пророчество о Петре.

«Ставленые» патриархи

Патриарх Иоасаф II

Про патриарха Иосасафа II говорили, что он не претендовал ни на какое участие в государственных делах. Пастырь стремился умирить русское общество и восстановить его жизнь на традиционных русских началах, боролся с неблагочестивыми обычаями, например, запретив священникам шествовать с крестом впереди свадебного поезда. Он противился западной манере иконописания, входившей в моду, однако разрешил Симеону Полоцкому открыть первую в Москве частную школу при храме Иоанна Богослова в Бронниках (на Тверском бульваре) для детей богатых местных прихожан, где их учили латыни, риторике и «поэтике».

В конце своего короткого служения патриарх Иоасаф II благословил Алексея Михайловича на брак с Натальей Нарышкиной и обвенчал их в Успенском соборе в январе 1671 года. Через год патриарх умер, и в его память освятили церкви Иоасафа, царевича Индийского, в Новодевичьем монастыре и в царском Измайлово (сейчас есть планы ее восстановления). Алексей Михайлович, потерявший за свое царствование третьего патриарха, выбрал Питирима, митрополита Крутицкого. Новый патриарх начал с пожелания царю сравняться в «вечном царстве» с Константином Великим и Владимиром Святым. А потом вступился перед ним за неистовых староверок боярыню Федосью Морозову и Евдокию Урусову, прося вернуть им дома и крестьян. Но патриарху Питириму довелось пастырствовать всего десять месяцев – в апреле 1673 года он умер, и утративший терпение царь назначил патриархом Иоакима (Савелова), митрополита Новгородского, который оказался волевым, ярким и интересным персонажем русской истории. Кстати, его далекий предок в конце XV века служил в Новгороде и вместе со знаменитой посадницей Марфой Борецкой отстаивал независимость Великого Новгорода от воли господаря Ивана III.

Патриарх Иоаким снискал славу ревнителя самобытности России и отличался особенной ненавистью к латинству, иноверию и к пребыванию иностранцев и иноверцев на русской службе. О нем дошли противоречивые отзывы. Он предстает то зловещим гонителем реформ и просвещения, что не соответствует действительности, то, напротив, сторонником Петра Великого, хотя и это было не совсем так. Бесспорно, что патриарх Иоаким в государственных делах отстаивал неприкосновенность русских традиций. Именно при нем был временно упразднен Монастырский приказ.

Патриарху выпало очень непростое служение при трех царях, хотя он застал самый конец правления Алексея Михайловича. Равно трудно Иоакиму приходилось и при молодом Федоре Алексеевиче, и при регентстве Софьи, и при взрослеющем Петре. На патриарха ложилась ответственность за государственные дела в стране и за начинания юных самодержцев. На время его служения выпали удачные Чигиринские и затем неудачные Крымские походы (в которые отправились и близкие родственники патриарха), предпринятые против планов агрессии Османской империи на Украину и ради защиты южных рубежей России. Патриарх Иоаким всецело поддержал царя Федора в сборе чрезвычайных налогов для содержания армии, но, благословляя воинство, весьма старался не допустить новых полков иноземного строя и в особенности командования иностранцев, «чтобы еретикам-иноверцам над христианами в полках начальниками не быть». Неудачи Крымских походов патриарх объяснял именно этим фактом. По той же причине патриарх возражал против выдачи иноверцам, в том числе и мусульманам, находившимся на государевой службе, земельных владений (вместе с прикрепленными русскими крестьянами), если они не принимают крещения, и советовал у таких конфисковать уже пожалованные.

Важнейшим государственным деянием, которое совершилось с участием патриарха Иоакима, была отмена местничества в 1682 году – старинного правила назначать на государственные посты в зависимости от знатности рода. Царь Федор Алексеевич указал «всем чинам у всяких дел быть без мест», а патриарх под страхом церковной епитимьи запретил «воспоминать старый обычай». А вот по поводу реформы государственного управления и введения взамен местничества своеобразной «табели о рангах» патриарх категорически возразил царю Федору, усмотрев в ней разделение страну на уделы и угрозу самодержавию в будущем. Зато одобрил беспрецедентную меру по снятию «с городов и весей» казенных недоимок после военных походов, уменьшение суммы налогов и главное – справедливое изменение самого принципа налогообложения в зависимости от экономических возможностей регионов: жители Москвы и Новгорода платили по высшей ставке, а отсталые провинции – меньшую сумму.

Иоаким был свидетелем первых признаков грядущих перемен, когда царь Федор по совету жены-польки приказал ввести брадобритие при дворе и носить европейское платье, а в старой простонародной одежде отныне не пускать в Кремль. Патриарх, отстаивая русские обычаи, особенно восстал против брадобрития, но видимых успехов не добился. Зато в деле русского просвещения им была одержана колоссальная победа. Главной «державной» заслугой патриарха Иоакима стало учреждение Славяно-греко-латинской академии – первой русской высшей школы, созданной в православной традиции во многом благодаря патриарху. Отличаясь стойкой ненавистью к «латинствующим», он возглавил лагерь грекофилов, отстаивавших необходимость строить русское просвещение не на западных образцах с упором на рациональное знание, а на греко-православных традициях, дабы соединить в научном преподавании «церковную мудрость со светскими знаниями». За это патриарх получил ядовитое, но незаслуженное прозвище «мудроборца».

В 1682 году Федор Алексеевич подписал указ об открытии академии, и уже были посланы письма к восточным патриархам с просьбой прислать искусных учителей, но царь скоропостижно умер, а приближенные царевны Софьи проявили большую лояльность к западным образцам. Патриарх искусно медлил с открытием академии, а царевна Софья не хотела ссориться с патриархом. Лишь в 1685 году, когда прибыли ученые греки братья Лихуды, академия была открыта при Богоявленском, а потом при Заиконоспасском монастырях.

Парадоксально, но антилатинским настроем патриарха Иоакима во многом объясняется и его помощь Петру I. Патриарх решил поддержать Нарышкиных против латинской партии Софьи Милославской, но несомненно, что он отдал предпочтение для царства крепкому здоровому мальчику Петру, а не его больному старшему брату Ивану. Патриарх Иоаким дважды помог Петру придти к власти, сначала проведя присягу ему сразу после смерти царя Федора в обход старшего брата (что дало повод обвинить патриарха в дворцовом перевороте) и поддержав его во время стрелецкого бунта 1682 года.

А в августе 1689 году патриарх открыто выступил на стороне Петра в его борьбе с царевной Софьей в самый ответственный момент, что предопределило исход событий – решение патриарха значило многое. Жить пастырю оставалось менее года, но все же он успел застать весьма неприятные ему перемены, а именно возрастающее количество в окружении царя иностранцев-протестантов, многие из которых заняли командующие посты в русской армии. 28 февраля 1690 года Петр пригласил патриарха на праздничный обед по случаю рождения царевича Алексея. Иоаким согласился только при условии, что за столом не будет иностранцев.

В завещании он указывал, что и в русской земле искусных и благочестивых ратоборцев много. Просил не давать «иноверцам-еретикам» строить костелы, кирки и мечети, «новых латинских иностранных обычаев и в платье перемен по-иноземски не вводить». И горестно удивлялся власть в России предержащим: не видали разве они, как каждое государство «нрав и обычай имеет, как его в одеждах и поступках держат, а иного не приемлют, и в своих владениях иных вер людей никаких достоинств не сподобляют?» За этим «зело смотреть» и заповедал патриарх самодержцу «на пользу Отечеству и наипаче во славу Божию».

В марте 1690 года патриарх Иоаким скончался. В минуту его смерти в небе над Москвой появился сияющий круг. На похоронах тоже совершались чудеса: почившего патриарха видели живым в Новоспасском монастыре. Его хотели канонизировать, но не успели.

«Последний» патриарх

Считали, что патриарх Иоаким сам видел своим преемником митрополита Казанского и Свияжского Адриана. Прежде он был архимандритом кремлевского Чудова монастыря, где на него и обратил внимание патриарх. По преданию, однажды они вместе посетили патриаршую ризницу, и Адриан попросил подарить ему понравившийся архиерейский посох. Иоаким исполнил его желание и, вручая посох, предсказал, что он станет патриархом.

Однако избрание Адриана ознаменовалось серьезным конфликтом, свидетельствовавшим, что относительно спокойные дни для России кончаются. Петр I хотел, чтобы патриархом стал псковский митрополит Маркелл, ученый пастырь, способный поддержать грядущие реформы. Высшее духовенство было согласно с выбором царя, но архимандриты и игумены – среднее духовенство – предложили Адриана, ревнителя церковных традиций, поборника старины и благочестивого человека. Быть бы жестокой распре с неведомыми последствиями, но кандидатуру Адриана поддержала царица Наталья Кирилловна, очень почитавшая его за богоугодную жизнь. Петр уступил матери. Однако после того как Церковный Собор избрал Адриана, его самого «едва умолиша» согласиться.

24 августа 1690 года в Успенском соборе патриарх Адриан принес архипастырское обещание: хранить каноны Восточного Православия, соблюдать церковный мир и учить паству, оберегая ее от ересей «до последнего издыхания». Достаточно посмотреть на исторические даты, чтобы понять, что выпало на долю его служения: Немецкая слобода с всешутейшими соборами, Великое посольство, второй стрелецкий бунт, брадобритие и иноземное платье, вольное курение табака, новый Новый год. Все это было мучительным для «поборника» и «ревнителя», который видел в переменах не увлечения молодого царя и его приближенных европейской модой, а новое историческое русло, в которое утекала жизнь русского общества. Оттого гневная отповедь патриарха имела целью искоренить малое, дабы оно не переросло в великое. Противники Петра напрасно винили патриарха в слабости, в безволии, в неспособности отстаивать свое мнение и даже в корысти: «бережет мантии да клобука белого, затем и не обличает». Он с воодушевлением бы занялся разными делами, если бы его инициативу не пресекла непреклонная воля молодого царя. Не ко двору приходились многие его дельные советы, вроде совета не истощать рабов непосильными работами. К тому же патриарх угадал беспощадную руку Петра, и вступать в конфликт с таким государем означало поставить под угрозу Церковь.

При этом нельзя сказать, что Петр совсем ни во что не ставил патриарха. Напротив. К патриарху он проявлял лояльность, исправно посещал богослужения, но теперь сам царь положил разделение государева и патриаршего бремени – определил каждому свою собственную область действий. В 1694 году патриарх укорил Петра в присутствии матери за иноземное платье, царь пришел в ярость: «Вместо того чтобы заботиться о портных, пекись о делах Церкви!». Однако в важных государственных вопросах они становились образцовыми союзниками. Патриарх Адриан на самом деле поддерживал многие начинания Петра. Во время Азовских походов царь получал от него благословение, советовался с ним, полагался на его попечение о державе, писал ему письма о свершившихся победах. Патриарх же возносил благодарственные молитвы и на церковные средства выстроил два боевых корабля.

Получил Петр патриаршее благословение и перед отбытием в Великое посольство, а вернувшись из-за моря в августе 1698 года, когда вспыхнул второй стрелецкий бунт, первым делом навестил патриарха. К тому времени Адриана уже разбил паралич. Он даже составил духовное завещание, в котором наставлял Петра I пребывать в родительском благочестии. А в молитвах об исцелении основал на Пресне церковь во имя Девяти мучеников Кизических, почитаемых врачевателями телесных болезней. Ее выстроили по личному указанию царя. И все же Петр был рассержен на больного патриарха, во-первых, за то, что не постриг по его указу царицу Евдокию Лопухину в монахини, а во-вторых, за печалование о стрельцах. Патриарх явился к царю с Владимирской иконой Божией Матери и просил простить бунтовщиков, но царь приказал ему поставить образ на место и крикнул, что «не меньше чтит Бога и Его Пречистую Матерь», но исполнит свой долг и казнит злодеев. В Успенском соборе патриарх произнес проповедь о подавлении бунта и вновь призвал к милосердию и пощаде, но царь не слушал его. Однако в октябре, когда здоровье патриарха совсем стало худым и его соборовали, царь на время прекратил казни.

Еще одной государственной темой патриарха Адриана стала школа. Братья Лихуды к тому времени уже покинули академию, и она пришла в упадок. Петр же, обсуждая с патриархом проблему подготовки грамотных священников, предложил восстановить академию, где и для государевой службы обучали бы разным гражданским профессиям: воинов, лекарей, инженеров, архитекторов. Ссылался царь и на обычай приглашать на дом частных учителей-иностранцев, которые мало того что русским языком плохо владеют, еще и малым детям свои ереси излагают. Петр умел быть дипломатичным и знал, чем можно убедить патриарха.

В конце 1698 года патриарх Адриан указал открывать новые школы и заботиться о существующих, но иметь только русских учителей и не приглашать иностранцев. А в 1701 году, вскоре после смерти патриарха, Петр указал «завесть в академии учения латинские», без преподавания «церковного» греческого, введя в программу обучения «европейские» дисциплины: западноевропейские языки, медицину, физику, – что было оправдано потребностями эпохи.

Патриарху Адриану приписывали и сохранение роли Москвы как стольного града России, ибо Петр устроил новую столицу после его смерти. Говорили, что если бы патриарх был жив, он непременно уговорил бы государя не создавать главный город России без московских святынь. Это знаменательная легенда: люди видели в патриархе хранителя державы.

15 октября 1700 года патриарх Адриан скончался в Николо-Перервинском монастыре и последним из русских патриархов был погребен в кремлевском Успенском соборе. Симфонию нарушила власть по той, прежде всего, причине, что русской истории был дан новый ход, и политические процессы шли вразрез с учением Церкви, которая видела иной путь развития России.

При подготовки статьи частично использованы работы протоиерея Льва Лебедева, В.В. Шмидта, А.П. Богданова и материалы сайта http://www.netda.ru/.