В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга архиепископа Никона (Рождественского) "На страже духа". Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывками из этой работы.
В[аше] Высокопреподобие, достоуважаемый о[тец] арх[имандрит!]
Давно порывался я написать Вам, но все ждал официального решения вопроса об академии. Наконец, слава Богу, вчера решился этот вопрос. Строго говоря, он решен был еще у вас в келии в достопамятный вечер нашей беседы, но теперь я отказался от академии о[тцу] ректору положительно. Грустно все-таки, что главное-то побуждение к этому отказу было не смирение и боязнь, которая особенно дает себя чувствовать теперь, при занятиях. Но надеюсь, что по молитвам вашим сие послужит на пользу души моей.
Сердечно благодарю вас за ваш совет и наставления, особенно за совет – читать авву Дорофея и Нила Сорского. Эти книги я приобрел и читаю, правда, не кряду, а смотря по тому, в чем нуждаюсь, пользуясь алфавитом.
Неровно идет моя жизнь. Иногда я ослабеваю духом, руки опускаются, мысли беспорядочно кружатся в голове, сердце пусто, сам не могу овладеть собою, не могу взяться за книгу, не в силах молиться… Но, благодарение Богу, бывают и такие минуты, когда при помощи Божией светло бывает на душе, когда мирюсь со всеми невзгодами житейскими, являются и силы и энергия, чувствую, что Господь со мною, видит меня, помогает мне, грешному… Но я не доверяю себе в таких случаях и прошу Господа Бога, чтобы Он научил меня оправданием[2] Своим, чтобы обратил меня на путь истинный, если я блуждаю вне сего пути… Но воля моя так расслаблена, что только от благодати Божией могу ждать себе помощи на том пути, который избираю… Совесть говорит, чтоб я избегал пастырского служения, ибо – как буду управлять другими, когда сам с собою не справляюсь? Прежде чем избрать этот путь, прежде чем принять на себя священные обязанности руководителя других, нужно укрепиться, исправить свою волю и сердце, смирить ум.
Да, образование моего ума в некотором смысле окончилось, а сердце загрубело. Еще один месяц – и я стану на порог жизни. Куда идти? Самое лучшее, по Вашему совету, – в псаломщики, но меня пугают, указывая на слабость груди. И притом едва ли можно будет в скором времени получить место. А между тем на урок[3] в деревню меня не пригласили, мне придется, вероятно, жить у родителей. Но жить без дела – мучительно, а к физическому труду я не способен. Жаль, если этот промежуток до поступления на место пропадет для меня. Я желал бы им воспользоваться, чтоб сколько-нибудь приготовить себя на служение Церкви Божией. Но как? Не знаю…
Повергаю на суд ваш еще и следующий мой поступок: у меня есть друг и брат (двоюродный), здешний псаломщик. Это – человек, которого сердце для меня всегда открыто и которому я открываю свое сердце. Шесть лет, как я сошелся с ним близко, во все это время мы ни разу не огорчали друг друга. В последнее время я заметил, да и он этого не скрывает от меня, что он, живя со своими родителями, иногда огорчает их, не потому, чтобы не любил их и не почитал их, а потому, что они постоянно упрекают его в расточительности, в том, что будто он укрывает от них деньги. Когда я его спросил о том, [он сказал,] что он дает старикам своим все деньги до копейки, что их подозрения основываются на ерунде, что он выходит из терпения, что только и слышит, что о деньгах. Я посоветовал ему попросить у них прощения, молиться за них и позаботиться о своем спасении и заставил его признаться, что есть нечто, за что его стоит побранить, – относительно излишества в одежде. Он принял мои слова к сердцу и стал читать для исправления своего сердца Книгу [Премудрости] И[исуса,] с[ына] Сирахова, старается быть сдержаннее, не оскорблять родителей, молится, но пишет, что решимости нет стать твердою ногою на «новый» путь, что не может молиться (он, по его сознанию, редко молился прежде), что, с тех пор как он имел беседу со мною об этом предмете, он ничем не доволен, дух его неспокоен, стал раздражителен. Тогда это высказалось в одном из его писем даже против меня. Но, слава Богу, в следующем же письме, написанном после чтения из Сираха, он извинился и просил не оставлять его моими дружескими советами на пути христианской жизни. Но продолжать ли мне эту роль руководителя или оставить ее при первой неудаче? А жаль друга, он дошел было до того, что хотел выйти в светское звание, «где больше развлечений», а с другой стороны, боюсь, что, по моему недостоинству, Господь не благословит моих усилий или это руководство подаст повод мне думать о себе много…
Не могу мирно молиться! Как ни стараюсь сосредоточить свое внимание на словах молитвы, различные помыслы теснятся во уме моем. Медленное дыханье, низкие поклоны (о чем гов[орит] св[ятой] Нил) мало помогают мне. Я едва вычитываю утренние и вечерние молитвы. Боюсь, чтобы чтение это не было бесплодно для меня. Помолитесь о мне, грешном.
Еще: вспоминая в молитве близких моему сердцу людей – живых, прибавляю: «святыми их молитвами помилуй меня, грешного», а молясь за умерших, поминаю особо известных подвижников нашего времени – Серафима, Леонида, Макария, Амфилохия[4] новопреставленного Иоасафа (арх[имандрита] лавры св[ятого] Саввы Освященного) при мысли: моя греховная молитва бессильна за них, но если они обрели дерзновение пред Богом, то их молитва сильна за меня. Хорошо ли я это делаю?
Наконец, я желал бы знать ваше мнение относительно следующего предмета: не знаю, говорил ли я вам о том, что вот уже почти два года, как я состою корреспондентом «Р[усского] мира» (сначала побуждение к тому было – желание «печататься» и получать бесплатную газету, а теперь к этому присоединяется еще другое: гонорар, высылаемый мне иногда от редакции, оказывается не лишним для моих расходов, благодаря ему меня не зазирает совесть, когда я приобретаю какую-нибудь полезную книгу, потому что то, что получаю за уроки, отдаю родителям сполна. В своих корреспонденциях я избегаю соблазнительных вещей, ограничиваясь сообщением тех или иных фактов; так, я поместил там несколько заметок об улучшении быта духовенства, отчеты о годичных семинарских актах, о православном миссионерском обществе и т[ому] п[одобном]. Вообще пишу только то, что не может соблазнить никого. Но не опасно ли это для моей души в том отношении, что я не без самоуслаждения читаю свои статьи? Отказаться от этого было бы, я чувствую, тяжело для моего самолюбия и корыстолюбия: я знаю, что мною не дорожит редактор, но мне жаль расставаться с газетой, с гонораром, с возможностью высказать когда и свое мнение, не бесполезное для общества, гласно… И тем более теперь, по окончании курса оставшись без уроков, я не вижу возможности иметь средства даже просто на то, чтобы съездить к родителям или к вам, а еще нужно иметь одежду приличную, потому что хожу теперь в пальто, которое взял на время у брата. Что вы скажете мне относительно этого моего «сотрудничества в газете»?
Но извините ради Бога, что я долго занимаю ваше внимание этими пустяками. Я теперь не уверен ни в одном своем поступке, хорош он или нет.
Обращаюсь снова к своему близкому будущему. На днях овдовел мой брат, сельский дьячок, который еще не успел оправиться после пожара, который лишил его дома полтора года тому назад. При первом его несчастии, т[о] е[сть] пожаре, Господь избрал меня быть непроизвольным орудием для оказания ему помощи: рассказ о пожаре я поместил тогда в «Р[усском] мире», а в[ысокопреосвященный] Исидор[5], основываясь на моей корреспонденции, выслал ему 150 руб[лей] в помощь. Думаю, что и теперь Господь мне указует быть помощником брату: у него 6 чад детей и – никого в доме, кроме больной старухи тещи. Думаю, если Господь устроит меня, взять хоть одного мальчика к себе и приготовить его в училище. Прежде сего у меня была мысль взять к себе абхаза, которого занимаю[6] теперь в семинарии. Так этот абхаз почти не может продолжить обучение без руководителя, потому что очень мало знаком с р[усским] яз[ыком], но теперь колеблюсь, что лучше – племяннику пособить или ему? А брат положительно не в состоянии обучить детей чему-нибудь.
На вакации придется навестить не раз сетующего. Боюсь, чтоб не стал искать утешения в вине.
[1] Леонид (Кавелин Л.А., 1822–1891), архимандрит, духовный писатель. Учился в Московском кадетском корпусе, служил в Волынском гвардейском полку. С
[4] Серафим Саровский (1759–1833), преподобный, память 19 июля/1 августа и 2/15 января. Леонид Оптинский (в схиме Лев, 1768–1841), преподобный, память
[5] Исидор (Никольский И. С, 1799–1892), митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Финляндский (1860–1884), первенствующий член Св. Синода.
|