«Мы должны проявить корректность и терпение к раскольникам»

С 1948 года живет в Буэнос-Айресе. Получил журналистское и философское образование. В 1962–1987 годах работал на частных металлургических заводах в аргентинской столице в должности финансового и административного директора.

Более 30 лет преподавал историю России и государствоведение в русской субботней гимназии Организации российских юных разведчиков (ОРЮР) Буэнос-Айреса. Регулярно выступает с публичными докладами и лекциями, посвященными различным вопросам мировой и российской истории, философии, политики и экономики.

С 1991 года И.Н. Андрушкевич – председатель Объединения кадет российских кадетских корпусов в Аргентине.

В 1960–1970-е годы был членом епархиального совета Аргентино-Парагвайской епархии Русской Зарубежной Церкви, членом правления Русской православной конгрегации в Аргентине и личным секретарем архиепископа Буэнос-Айресского, Аргентинского и Парагвайского Леонтия (Филипповича; 1904–1971).

В январе 2009 года принимал участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви как делегат от мирян Южно-Американской епархии Русской Зарубежной Церкви.

В 1970–1995 годах сотрудничал в русской еженедельной газете монархического толка «Наша страна». В 1982 году вошел в редакционную коллегию газеты.

В 1995 году возобновил издание в Буэнос-Айресе ежеквартального вестника «Кадетское письмо», основанного в 1955 году и закрытого в 1962 году. С 1998 года выпускает «Русские тетради. Независимый журнал русской политической мысли». В 2002 году вместе со своей женой начал издавать историософский журнал на испанском языке «Перспективы». В том же 2002 году был назначен ответственным редактором ежегодного журнала «Кадетская перекличка».

И.Н. Андрушкевич – автор сборника исторических и историософских статей «Макроистория» (Новосибирск, 1992), сборника из 16 статей на политические и экономические темы «Великая смута» (Буэнос-Айрес, 1995), брошюр «Симфония» (Буэнос-Айрес, 1995), в которой рассматривается доктрина византийского императора Юстиниана Великого о «доброй симфонии» между священством и государством, и «Воспитание русской военной молодежи» (Буэнос-Айрес, 1999).

– Игорь Николаевич, расскажите, пожалуйста, о ваших родителях.

– Мой отец, полковник царской армии Николай Александрович Андрушкевич, окончил 1-й Московский кадетский корпус, Александровское военное училище в Москве и Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге. Служил земским начальником в Минской губернии, прошел Первую мировую войну на немецком фронте, был четырежды ранен.

Во время гражданской войны отца избрали председателем совета II съезда несоциалистического населения Дальнего Востока, председателем Городской думы Владивостока и председателем Приамурского народного собрания. В тот период он издавал во Владивостоке сатирическую газету на политические темы «Блоха».

В октябре 1922 года Николаю Александровичу пришлось эмигрировать в Шанхай. Там он работал преподавателем правоведения в Хабаровском графа Н.Н. Муравьева-Амурского кадетском корпусе и вместе с ним в декабре 1924 года перебрался в Королевство сербов, хорватов и словенцев. С марта 1925 года отец стал чиновником Министерства просвещения королевства.

В 1926 году в Белграде он женился на Надежде Леонардовне Верженской, дочери полковника царской армии Леонарда Матвеевича Верженского. Верженские – потомки воеводы из Литовско-Русского государства Михаила Верженского, в эпоху царя Ивана Грозного перешедшего на русскую службу. Отчим Надежды Леонардовны, генерал-майор Евгений Васильевич Энвальд, командовал в течение одиннадцати лет Воронежским полком, стоявшим в Харькове. В начале Первой мировой войны он получил от императора Николая II Георгиевский крест (его полк взял в плен австрийскую дивизию). После гражданской войны Евгений Васильевич эмигрировал вместе с семьей в Югославию.

Мои родители были незаконно лишены российского гражданства декретом так называемого Совнаркома от 15 декабря 1921 года (то есть до основания СССР), как и вся миллионная белая эмиграция. Они скончались, так и не приняв иного гражданства.

– При каких обстоятельствах ваша семья оказалась в Аргентине?

– Моя семья (мать, две младшие сестры и младший брат) попала в Аргентину в 1948 году в рамках акции массового перевоза военных беженцев из Западной Европы за океан, проводившейся Организацией для помощи беженцам ООН (UNRRA).

– Кто приобщил вас к церковной жизни?

– В православной России, то есть до катастрофы 1917 года, воцерковление происходило, как правило, в семье, каковая, по общепринятому учению, является основной церковной ячейкой, или малой Церковью. В белой эмиграции полностью сохранялся такой социально-педагогический порядок. Мать учила ребенка ежедневно молиться, родители водили его по воскресеньям и праздникам в храм. С семилетнего возраста, в начальной и средней школе ребенок, затем юноша в России и Югославии на протяжении двенадцати лет учился закону Божиему. Без знания этого обязательного предмета учащийся не признавался достаточно культурным, а посему не получал аттестата зрелости и не мог поступать в вуз.

– Какое место занимает Церковь в жизни русской диаспоры Аргентины?

– Сейчас русскую диаспору нужно делить на две (по крайней мере) группы. В первую входят потомки белоэмигрантов, духовно связанные с Церковью. К ним примыкает большая часть потомков эмигрантов второй волны, поднявшейся после Второй мировой войны. Тем из них, кто еще не был воцерковлен, прививала основы веры первая эмиграция. Вторую группу составляют эмигранты последующих волн, испытавшие на себе более длительное влияние государственного атеизма. В большинстве своем они мало знакомы с Церковью.

– При каком храме вы окормляетесь?

– С момента приезда в Аргентину в 1948 году я был членом прихода буэнос-айресского Воскресенского кафедрального собора Русской Зарубежной Церкви. В нем я венчался в 1958 году и крестил троих сыновей. Один из них четыре года назад обвенчался в этом же храме. Около 30 лет я окормлялся при Сергиевском приходе, что в столичном пригороде Вижа-Бажестер, а два года назад вернулся в приход Воскресенского собора.

– Какие послушания вы несли, будучи членом епархиального совета Аргентино-Парагвайской епархии Русской Зарубежной Церкви и личным секретарем архиепископа Леонтия?

– Я состоял несколько лет в епархиальном совете и церковном суде нашей епархии. Кроме того, я был членом правления Русской православной конгрегации в Аргентине. Эта организация – юридическое лицо Русской Зарубежной Церкви в Аргентине. На нее зарегистрировано все церковное имущество, в соответствии с требованиями местного законодательства.

Как личный секретарь архиепископа Леонтия, я представлял его на встречах с приезжавшими в Аргентину ватиканскими сановниками, осуществлявшими контакты с аргентинскими православными. Я учился в двух католических университетах Буэнос-Айреса и неплохо знаю римо-католиков.

Владыка Леонтий предложил меня на годовом общем епархиальном собрании как делегата от нашей епархии на III Собор Русской Зарубежной Церкви, прошедший в 1973 году. Собрание выбрало меня, но вскоре владыка скончался, и на Собор поехал другой делегат.

– Вы лично знали всех архиереев Русской Зарубежной Церкви, занимавших Аргентинскую кафедру. Какими они вспоминаются вам? Каких выдающихся русских священнослужителей из Аргентины вы могли бы назвать?

– Действительно, я знал и общался со всеми правящими архиереями Аргентинской епархии Русской Зарубежной Церкви. Могу свидетельствовать, что они верно и жертвенно служили Церкви Христовой в тяжелых условиях эмиграции.

Также я знал всех священнослужителей Зарубежной Церкви, приехавших в Аргентину после войны. Они жили в условиях нищеты, иногда крайней, но с великим достоинством давали нам утешение. Священнослужители Русской Зарубежной Церкви в Аргентине обычно не имели постоянного жалованья, так что некоторые из них на старости лет были вынуждены зарабатывать кусок хлеба физическим трудом.

Протоиерей Тимофей Соин, венчавший меня и крестивший моих детей, в бытность свою диаконом перенес заключение в лагере безбожной власти на Соловках. Отец Тимофей дожил почти до 100 лет и всегда ходил в сапогах, даже в страшную жару. Он говорил, что казаки сапог никогда не снимают. Другой замечательный русский священник, протоиерей Иоанн Грамолин, прожил больше 100 лет и тоже был жертвой большевистского режима. В России им нужно поставить памятники.

– Принимали ли вы участие в процессе воссоединения Русской Церкви в рассеянии с Московским Патриархатом?

– Прямого участия в этом процессе мне не довелось принимать. Я лишь шел за нашим церковным руководством. Надо сказать, что я хорошо знал первоиерарха Русской Зарубежной Церкви митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Лавра (Шкурлу; 1928–2008) и во всем ему доверял. Но я считал, и я говорил это, что до воссоединения следует уточнить обоюдное отношение к анафеме патриарха Тихона (Белавина; 1865–1925) богоборческой власти и к анафемам Русской Зарубежной Церкви Владимиру Ульянову и экуменизму как учению. На провозглашении двух последних анафем в храмах Зарубежной Церкви я присутствовал и воспринял их всерьез. О снятии этих отлучений от Церкви официально ничего не сообщалось, а посему они не теряют силу, в том числе для меня.

– Каким путем, на ваш взгляд, можно вернуть раскольников в лоно матери-Церкви?

– Вряд ли реально переубедить всех священников и мирян, не принявших воссоединения Русской Зарубежной Церкви с Московским Патриархатом. Решение проблемы во многом зависит от причин ухода в раскол той или иной группы людей. Если они руководствовались чисто материальными или политическими мотивами, то и вовсе не нужно их возвращение без покаяния.

Вообще же мы должны проявить корректность и терпение к раскольникам, даже если не встретим взаимности. Однако Церковь, как организация, в том числе общественная, имеет право и обязанность твердо защищать себя и свое имущество.

– Какие впечатления остались у вас от Поместного Собора 2009 года?

– Самые положительные. Я благодарен Богу за то, что был удостоен привилегии участвовать в таком важном событии в жизни моей Церкви и моего народа.

– Вы являетесь редактором «Кадетского письма», «Кадетской переклички» и «Русских тетрадей». Каковы задачи этих изданий?

– «Кадетское письмо» – вестник Кадетского объединения в Аргентине, которое я возглавляю с 1991 года. Задача этого информационного органа, печатного и электронного, – сберечь наши русские военно-педагогические традиции.

В течение семи лет я редактирую ежегодный альманах и толстый журнал русских зарубежных кадет «Кадетская перекличка». Под моей редакцией были изданы семь годовых номеров (№ 74–80), каждый приблизительно по 350 страниц. «Кадетская перекличка» – последний историко-литературный орган национально-патриотической мысли русской белой эмиграции.

«Русские тетради» – мое личное издание. Там печатаются мои статьи на историософские темы. Первый номер вышел в 1998 году типографским способом, остальные пять – электронным. В № 4, от декабря 2008 года, увидел свет мой многолетний труд «Симфония при отделении государства от Церкви. Учение святого императора Юстиниана Великого о благосозвучии между священством и государством». Экземпляры этого номера я раздал некоторым участникам Поместного Собора 2009 года.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.

– С 1958 года я женат на Анне Атильевне Баукиеро, аргентинке итальянского происхождения, вместе с которой в 1955 году закончил журналистский факультет в Буэнос-Айресе. У нас три сына. Моя жена и дети – православные и говорят по-русски. Старший сын, Николай, – доктор математических наук, профессор университета; средний, Александр, – экономист; младший, Андрей, – офицер дальнего плавания торгового флота Аргентины.

– Возможно ли в XXI веке сохранить в диаспоре истинно русское воспитание, русский дух, русское Православие?

– Православие ­– да, если будут сохранены приходы нашей Церкви. Дух ­­­– зависит от духа воспитывающих и воспитываемых. «Истинно русское воспитание» ­– нет, без русских средних школ, с законом Божиим и русской историей.

– Не планируете ли вы написать воспоминания?

– Давно планирую. У меня готов план книги под названием «Вся жизнь в эмиграции», куда должны войти более 30 глав. Несколько глав уже написаны и опубликованы в «Кадетской перекличке» (№ 76 и 77). На дальнейшее писание нет ни времени, ни сил. И потом, я не располагаю средствами для издания мемуаров.