«Храм Христа Спасителя строился на моих глазах»

38 лет является старостой Знаменского синодального собора в Нью-Йорке князь Владимир Кириллович Голицын. Собор – один из двух храмов, находящихся в здании Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви, что в восточной части Манхэттена, на пересечении Парк Авеню и 93-й улицы. На фасаде его установлена памятная доска – «Мемориал Семененко». За полвека, как здесь размещается Архиерейский Синод РПЦЗ, особняк стал частью русской культуры Нью-Йорка.

– Владимир Кириллович, 38 лет вы являетесь старостой Знаменского собора. Что в этом здании сделано вашими руками?

– Первоначально здание строилось как жилое и принадлежало одному из богатейших людей Нью-Йорка финансисту Джорджу Бейкеру-младшему, а после его кончины – его жене Эдит Бейкер. Когда в 1958 году особняк специально для Архиерейского Синода приобрел крупный финансист русского происхождения, благотворитель Сергей Яковлевич Семененко, сюда из обычного дома на 77-й улице переехали Синодальная канцелярия и первоиерарх РПЦЗ Митрополит Анастасий (Грибановский). Мне тогда было всего 18 лет. Мы делали рамы для картин, проводили электричество, мастерили вешалки для архиерейского облачения, а нередко и готовили трапезу для митрополита Анастасия и его гостей.

Само здание также требовало реконструкции: бывший бальный зал стал соборным храмом иконы Божией Матери «Знамение», главная столовая была переоборудована под храм во имя преподобного Сергия Радонежского, где сегодня ежедневно совершаются богослужения. В гостиной бывших хозяев разместился Синодальный зал, там проходят заседания Архиерейского Синода.

– Здание Синода – это и резиденция первоиерарха Русской Православной Церкви за границей. Вы, Владимир Кириллович, знали и трудились при всех первоиерархах. Расскажите, чем запомнился вам каждый?

– Митрополит Анастасий был интеллигентным, спокойным человеком разносторонних интересов. Бывало, он расспрашивал меня о банковских делах и об уже входивших в то время в жизнь компьютерах. У него всегда был миллион вопросов!

Часто вспоминаю один из важных моментов жизни нашей семьи. Когда мы с моей супругой Татьяной Владимировной обвенчались, владыка Анастасий пригласил нас к себе и благословил иконами, которые мы с благоговением храним по сей день.

После блаженной кончины митрополита Анастасия архиереи долго не могли выбрать главу Церкви из двух предложенных кандидатов: архиепископа Иоанна Шанхайского, ныне прославленного в лике святых, и архиепископа Никона (Рклицкого). И тогда владыка Иоанн предложил на пост первоиерарха самого молодого из архиереев – архиепископа Филарета (Вознесенского), викарного епископа Австралийской епархии.

Митрополит Филарет был строгим аскетом, но при этом интересовался молодежными проблемами, сам работал с молодежью, много помогал русской школе при Синоде. Владыка Филарет очень любил музыку и сам был талантливым церковным композитором.

Митрополит Виталий также запомнился нам как строгий монах, который, однако, любил, чтобы в храме было красиво, со вкусом; в алтаре не терпел беспорядка.

Митрополита Лавра я знал еще архимандритом. Он часто приезжал к нам домой; мои сыновья Кирилл и Григорий прислуживали ему, сопровождали в поездках по приходам. Нередко владыка Лавр останавливался у нас отдохнуть. Мы его считали членом семьи, очень любили, и потому его кончина стала для нас очень тяжелой личной потерей.

– Владимир Кириллович, а как ваша семья оказалась за границей?

– Мои предки со стороны отца и матери выехали из России в Югославию в 1920 году. Там мама, Марина фон Енден, училась в гимназии и там же познакомилась с отцом.

Я родился в Белграде в 1942 году, в конце того же года мы как беженцы уехали в Германию. Мама закончила Оксфордский университет, знала семь языков. Немцы захватили ее на работу – переводчицей в суд – переводить приговоры военным, в том числе приговоренным к смерти. После такого страшного опыта в дальнейшем мама категорически отказывалась что-либо переводить, хотя в Америке требовались переводчики, и у нее были все шансы найти хорошо оплачиваемую работу.

Во время войны мы через Берлин бежали в американскую зону оккупации, дошли до Мюнхена. Жили в лагерях.

В 1951 году мы приехали в Нью-Йорк, поселились в Бруклине. Жили бедно, и все-таки маме удалось устроить меня в хорошую школу на полную стипендию. Каждый год я сдавал экзамены и подтверждал право получать стипендию.

После окончания школы сразу два университета пригласили меня на учебу стипендиатом: я был хорошим футболистом, а игроки в учебных заведениях всегда в цене. Но проблема была в том, что у меня не хватало денег даже на проезд. И в 1960 году в 18 лет я пошел работать в Bank of New York и одновременно учился заочно. Сначала работал бухгалтером, а спустя шесть месяцев моя начальница порекомендовала меня на свое место. На работе у меня сложилась хорошая русская команда, одной из сотрудниц которой была моя будущая жена Татьяна Владимировна Казимирова. В 1963 году мы обвенчались.

– Как дальше складывалась ваша карьера в банковском деле?

– Я работал в международном отделе Bank of New York. Сначала в Америке занимался вопросами финансирования сырья: золота, серебра, хлопка; работал с банками в Италии, Греции, на Мальте. В 1990-х годах возглавил Восточноевропейский отдел и активно осваивал новые для нас территории: Румынию, Венгрию, Болгарию, Польшу, Восточную Германию. Это было очень интересное время, и в бывших соцстранах у меня до сих пор остались друзья.

Вскоре мы начали работать с Россией и бывшими республиками Союза. В Ашхабаде, Алма-Ате, Ереване, Тбилиси, других столицах стран СНГ помогали банкам выходить на международный рынок.

Часто люди не могли понять, почему я люблю ездить в такие отдаленные места, где, случалось, не было даже топлива, чтобы заправить самолет и вовремя улететь. Но это было интересное, плодотворное время, время исторических перемен. Пожалуй, этот период моей карьеры стал для меня не только самым успешным, но и самым плодотворным, приятным и познавательным.

– Суммируя впечатления от ваших поездок на историческую родину, скажите, та ли это Россия, о которой вы слышали от своих родителей? Та ли родина, на которую они хотели вернуться?

– Когда я впервые приехал в Россию в 1990 году, странно и страшно было видеть, что большинство церквей разрушены или переоборудованы в гаражи, склады. С каждым новым приездом стал замечать, что гаражи постепенно выезжают из храмов, стали восстанавливаться монастыри.

Во время одного из приездов в Москву я жил в гостинице «Балчуг», и на моих глазах поднимался храм Христа Спасителя. Люди работали даже ночью, и за сутки собор вырастал еще на несколько метров. Впечатление трудно передать словами.

Уже тогда в церковной жизни были заметны колоссальные перемены. Мы обычно ходили на всенощную и литургию в один из маленьких храмов в центре Москвы. И там молились не только старушки, но и молодые люди, причем довольно много было мужчин.

– Ваш выход на пенсию практически совпал с восстановлением канонического общения между Русской Зарубежной Церковью и Церковью в Отечестве. Сейчас вы гораздо больше времени проводите в соборе. 6 февраля по благословению Святейшего Патриарха Кирилла в Знаменский собор была привезена всечестная глава вселенского учителя и великого святителя Иоанна Златоуста, хранящаяся в московском храме Христа Спасителя. В синодальном соборе святыня была выставлена для поклонения верующих.

– Это очень важное событие и изумительный момент в церковной жизни русского зарубежья. И оно стало возможным благодаря тому, что ныне мы – едины, вместе молимся, вместе приступаем к святым таинам.

Паломничество святынь в страны, где живут русские всех волн эмиграции, а также работающие и учащиеся за рубежом, важно для всех нас, православных. Как важно и то, что сейчас многочисленные верующие, приезжающие в Нью-Йорк, могут, не оглядываясь и не боясь подвергнуться осуждению, поклониться святыням, хранящимся в нашем Знаменском синодальном соборе. Святыням, которые для верующих россиян казались утраченными. Но спустя много лет они их заново обрели… за океаном.

Главная наша святыня – это чудотворная икона «Знамения» Курская-Коренная. Но так как образ большую часть времени совершает паломничества по епархиям русского зарубежья по всему миру, то его заменяет копия, написанная известным иконописцем из Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле архимандритом Киприаном (Пыжовым), как его называли – «иконописцем всея зарубежья».

В соборе также пребывает построенный в России ковчег с десницей преподобномученицы великой княгини Елисаветы и частицей мощей инокини Варвары. Это первая святыня зарубежья, которая в 2006 году, еще до объединения, совершила большое паломничество по России в сопровождении епископа Женевского Михаила (Донскова).

К прославлению святых в 1978 году архимандритом Киприаном были написаны иконы блаженной Ксении Петербургской (та самая, копии с которой раздаются по всему миру) и праведного Иоанна Кронштадтского. Рядом с иконой хранится ряса святого.

С самого основания собора, еще до прославления царской семьи, в нашем храме был почетный царский святой угол – икона святителя Николая в киоте с изображениями святых – покровителей членов царской семьи и здесь же – часть мантии императора-страстотерпца, в которой он был во время коронации.

Мне хотелось бы особо рассказать об одной современной иконе, преподнесенной в дар собору делегацией из Курска. Это икона Божией Матери Курская-Коренная с эпизодами из истории святого образа. Промыслительно, что на одном из фрагментов, в правом углу, изображен корабль, плывущий от небоскребов к храмам с русскими куполами, а на корабле – священники с Курской-Коренной иконой. Так иконописец в красках передал свою надежду, что святыня вернется на родину. Подарена эта икона была нам еще до восстановления канонического общения, когда о принесении святого образа в Россию никто не мог даже подумать. Изображенное иконописцем сбылось по историческим меркам очень быстро. Это еще раз доказывает, что у Бога все возможно: летом прошлого года чудотворная икона совершила паломничество в Москву и Курск, где была встречена сотнями тысяч верующих.