Церковь в эпоху между гонениями Марка Аврелия и Деция.
Часть 1

Сайт «Православие.Ру» продолжает публикацию фрагментов новой книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Священномученик Киприан Карфагенский Первая половина III века в истории гонимой Церкви была относительно спокойным периодом, своего рода паузой между преследованиями, воздвигнутыми против христиан в конце II столетия Марком Аврелием, а в середине III – Децием. Гонения, учиненные императорами Септимием Севером в 203 году и потом Максимином, носили кратковременный, эпизодический характер. Число христиан в эти годы продолжало расти, увеличившись за полстолетия, возможно, более чем в два раза и приблизившись в канун Дециевых гонений к 3 миллионам. Христианские общины существовали уже во всех провинциях империи, хотя и сохранялась прежняя неравномерность в их распределении по разным регионам. Наиболее христианизированными, как и прежде, оставались Малая Азия, Сирия, Египет, Африка, Италия, Южная Галлия и Испания. Количество христиан в таких мегаполисах, как Рим и Александрия, приближалось уже к сотне тысяч, не один десяток тысяч насчитывали Церкви Антиохии и Карфагена. Многочисленные общины существовали также в Ефесе, Смирне, Коринфе, Фессалониках, Афинах, Лугдуне, Кордубе.

В первые два века истории Христианской Церкви не было приходов в современном смысле слова. Все богослужения совершались в городской церкви епископом в сослужении пресвитеров и диаконов. Такие церкви устраивались в катакомбах, на кладбищах, в частных домах. В эпоху гонений христианские общины существовали почти исключительно в городах. Недаром латинское слово «paganus», первоначально обозначавшее деревенских жителей, приобрело значение «язычник» – «поганый» (по-славянски и по-русски).

Но с ростом числа христиан одна епископская церковь уже не могла вмещать всю городскую общину. В середине III века в крупнейших городах империи, таких как Рим, Александрия, Антиохия, Ефес, Коринф, кроме главной кафедральной церкви устраиваются и другие храмы, около которых для молитвы собираются верующие, живущие поблизости. Епископы назначали в такие церкви для совершения литургии и других богослужений пресвитеров. В канонических источниках самое раннее упоминание о приходской церкви во главе с пресвитером находим в 6-м правиле Гангрского Собора: «Аще кто кроме церкви особо собрания составляет и, презирая церковь, церковная творити хочет, не имея с собою пресвитера по воле епископа, да будет под клятвою».

В III столетии евангельская проповедь достигла и сельской периферии, особенно в высоко урбанизированных странах, там, где крестьяне обстоятельствами жизни принуждались к постоянному контакту с горожанами, среди которых уже значительную часть составляли люди, уверовавшие во Христа. Сельским жителям было затруднительно участвовать в воскресных богослужениях в городском храме, поэтому с умножением числа христиан в сельской местности появляются христианские общины вне городов, в местах, удаленных от городских стен. В эти удаленные места, ввиду их вызываемой обстоятельствами большей независимости от епископа, чем в городских общинах, во главе которых ставились пресвитеры, назначались хорепископы (от «хора» – «сельская периферия»). Но, имея епископскую степень, эти предстоятели сельских общин состояли в зависимости от местного городского епископа, и хиротонисать в пресвитеры или диаконы они могли только тех кандидатов, которых избирал правящий городской епископ. Если прототипами городских епископов являются 12 апостолов, то поставление хорепископов совершалось во образ апостолов из 70-и.

Умножение числа христиан в каждой общине в параллель с развитием и усложнением богослужения приводило к необходимости большей дифференциации в распределении обязанностей между теми, кто всецело посвящал себя церковному служению. Результатом этого процесса стало появление института клириков, которые получают на свое служение посвящение от епископа, но при этом иерархически ставятся ниже диаконов – иными словами, тех, кого ныне называют церковнослужителями. В отличие от трехстепенной иерархии священнослужителей, имеющей происхождение в апостольском веке и рассматриваемой поэтому как Божественное установление, степени низших клириков были введены в жизнь Церкви исторически, они не существовали в ней с самого начала. Но уже в апостольский век в христианском богослужении участвовали лица, на которых возлагались обязанности, подобные тем, какие исполняли впоследствии церковнослужители. Это были миряне, служившие привратниками храма, блюстителями порядка за богослужением, чтецами, и действовали они под началом диаконов. Постепенно они составили иерархию от высших до низших чинов. Из мирян исполнители церковнослужительских обязанностей переходили в разряд клириков.

Этот процесс в латиноязычных Церквях происходил быстрее, чем в греческих. Первое бесспорное известие о субдиаконах, или иподиаконах, на Западе, в Риме, дает письмо епископа Римского Корнилия к Антиохийскому епископу Фабию. Переписка относится к 250 году. В своем послании Корнилий перечисляет должностных лиц Римской Церкви и среди них упоминает субдиаконов. Он пишет, что «в Риме под главенством епископа состояло 46 пресвитеров, 7 диаконов, 7 иподиаконов, 42 аколуфа, а также заклинатели, чтецы и привратники»[1]. Как замечает в связи с этим местом из послания епископа Корнилия Н. Суворов, «так как в Риме крепко держались предания о семи мужах иерусалимских как родоначальниках диаконской должности, то, несмотря на громадную численность христианской общины в таком городе, как Рим, Римская Церковь не считала возможным увеличить число диаконов, а вместо того создала семь вспомогательных к ним иподиаконов, или субдиаконов»[2]. К той же эпохе относится и известное из истории Карфагенской Церкви поставление священномучеником Киприаном исповедника Оптата субдиаконом. В своем 29-м послании святой Киприан вслед за сообщением об этом поставлении пишет, что предварительно он испытал Оптата, «есть ли в нем все то, что должно быть в тех, кто готовится к клиру»[3]. Значит, иподиакон (субдиакон) в ту пору считался не мирянином, а клириком.

Когда число верующих еще более возросло и иподиаконы были уже не в состоянии исполнять обязанности низшего служения, им в помощь назначались особые служители – аколуфы. Первоначально аколуфы, как низшие служители, помогали принимать жертвенные дары – хлеб и вино, наблюдали за чистотой священных сосудов, исполняли обязанности, подобные тем, которые несут ныне алтарники. Аколуфов, как и иподиаконов, уже в III столетии начинают причислять к клирикам, что очевидным образом вытекает из процитированных выше строк письма Римского епископа Корнилия к Антиохийскому епископу Фабию.

Степень экзорцистов, или заклинателей, восходит к тем христианам апостольского века, которые, независимо от того, являлись они священнослужителями или мирянами, обладали особой харизмой – даром заклинания злых духов. В эпоху гонений (I – нач. IV вв.) этот дар был распространен среди христиан. Святой Иустин Философ в «Разговоре с иудеем Трифоном» говорит: «Мы, верующие в распятого при Понтии Пилате Иисуса Христа, Господа нашего, заклинаем всех демонов и нечистых духов и держим их в нашей власти»[4]. Ориген писал: «Тех (т.е. демонов. – прот. В.Ц. ) многие из христиан прогоняют из одержимых не посредством каких-либо измышлений, магического или медицинского искусства, но только молитвой и простыми заклинаниями, и притом такими, которые может употреблять и самый простой человек, как вообще простецы (idiotai) делают это»[5]. Упоминание «простецов» говорит о том, что этот дар в век Оригена не был связан со служением в клире, но на Западе заклинание уже в начале III столетия, а возможно, и еще раньше становилось делом клириков. Тертуллиан писал: «Сами еретические женщины, как они смелы! Они осмеливаются учить, спорить, делать экзорцизмы, обещать исцеления и даже крестить»[6]. Осуждая еретичек за их поползновения на исполнение обязанностей, несвойственных женщинам, Тертуллиан тем самым выразил, вероятно, господствовавшее в православной Африканской Церкви убеждение, что заклинание – это дело мужчин и, вероятно, клириков, поскольку «деланию экзорцизмов» отведено место рядом с учительством и совершением крещений. Святой Павлин Ноланский (V в.), рассказывая об иерархическом служении пресвитера Феликса, писал: «В первые годы он служил лектором, потом занял ступень, служение которой состояло в том, чтобы голосом веры заклинать злых и изгонять их священным словом»[7]. Речь здесь идет, несомненно, о служении экзорциста. Святой Феликс скончался в 256 году; следовательно, ступени чтеца и заклинателя (экзорциста) он прошел в начале или во всяком случае в первой половине III века.

Появление чина чтецов (лекторов) связано с чтением Священного Писания за богослужением. В первые века истории Христианской Церкви читать в храме могли все члены Церкви – и священнослужители, и миряне, но впоследствии соответствующее служение закрепилось за лицами, особенно искусными в чтении. Эти лица были подчинены диаконам и вошли в состав низшего клира.

В конце II столетия лектор (по-гречески «анагност») становится должностным лицом в Церкви. Замечание святого Павлина о том, что до поставления в заклинатели Феликс служил чтецом, свидетельствует о существовании этого чина на Западе уже в начале III века. В середине III века о лекторах (чтецах) как об особой церковнослужительской степени пишут уже Римский епископ Корнилий и священномученик Киприан Карфагенский.

Низшая из церковнослужительских степеней – привратники, или остиарии (qurwroi), – была учреждена позже, уже только в IV веке. В первые три столетия христианской истории не существовало еще особой степени остиариев. Как на Западе, так и на Востоке обязанности привратника возлагались на мирян, а затем на иподиаконов, или субдиаконов.

Помимо церковнослужительских степеней Древняя Церковь знала еще и такие должности, с которыми хотя и связано было определенное служение, но оно не означало принадлежности их исполнителей к клиру. Уже во II веке, в эпоху гонений, на Западе появляется такое церковное состояние, как фоссоры, или копиаты, – «труждающиеся» («гробокопатели»). Почитание останков христианских мучеников вызвало стремление противопоставить убийствам христиан и обесчещению их святых мощей заботу о погребении и охране мощей. Таким образом возникла особая группа лиц, для которых погребение мучеников и всех усопших христиан стало их главной обязанностью. На Западе фоссоры составляли особую коллегию. На Востоке они появляются позже, лишь в IV веке.

Еще одна церковная должность, не сопряженная с пребыванием в клире, – эксцепторы. В обязанности эксцепторов входило составление стенографических мученических актов. Выполняли эти обязанности и миряне, и клирики низших степеней, обыкновенно люди молодого возраста. Древняя Церковь знала и такую должность, как герменевты. Они тоже могли быть и мирянами, и клириками и особенно часто бывали чтецами. Герменевты переводили Священное Писание и поучения предстоятеля во время богослужения там, где общины были смешанными греко-латинскими по языку или в их состав входили люди, державшиеся местных языков (сирийского, армянского, коптского – на Востоке; германских или кельтских наречий на Западе) и не владевшие классическими языками. Возможно, что эта должность выросла из харизматического истолкования пророческих речей апостольского века.

В древней Церкви существовали и такие служения, которые исполнялись женщинами, именовавшимися церковными вдовицами, диакониссами и пресвитериссами. Клириками они, безусловно, не считались, хотя и получали посвящение от епископов. Источники не дают вполне однозначной информации о том, какие обязанности возлагались на пресвитерисс, диаконисс и церковных вдовиц, но предположительно, вдовицы занимались делами благотворительности, ухаживая за больными и старыми христианами, распределяя помощь среди нуждающихся, диакониссы помогали епископам и пресвитерам при совершении ими крещения женщин, а пресвитериссы приносили святые дары тем христианкам, кто по болезни или старческой немощи не мог участвовать в таинстве евхаристии вместе со всей общиной.

В III столетии складывается поместная структура Вселенской Церкви. Отправной точкой ее образования стало относительно регулярное проведение епископских Соборов. Вначале в таких Соборах участвовали епископы близлежащих городов без учета административного устройства Римской империи, и председательство на них, вероятно, зависело от личного авторитета, старейшинства по хиротонии, апостольского происхождения кафедры и лишь в последнюю очередь от пребывания возглавляемой им общины в административном центре провинции. Но когда на исходе II века созывались Соборы для обсуждения вопроса о времени празднования Пасхи, то, как это видно из «Истории» Евсевия Кесарийского, на некоторых из них председательствовали епископы провинциальных столиц: Феофил, возглавлявший христианскую общину в Кесарии Палестинской, или Ириней Лионский[8]. Соборы созывались уже в границах одной провинции при высокой степени ее христианизации и наличия в ней нескольких христианских общин, под председательством епископа столичного города. В регионах, где число христиан и Церквей было незначительным, Соборы объединяли епископов нескольких соседних провинций, и председательство на нем принадлежало одному из столичных епископов. Из председательства на Соборах вырастали и некоторые другие юрисдикционные полномочия.

Таким образом, первой формой объединения нескольких епископий, в ту пору «парикий», в одну Поместную Церковь явились Церкви провинций Римской империи (по-гречески – «епархия»), таких как Вифиния, Понт, Палестина, Македония. Название административной единицы «епархия» было перенесено на находящуюся в ее пределах Поместную Церковь. 34-е Апостольское правило гласит: «Епи­скопам всякаго народа (экасту этнус) подобает знати перваго в них и признавати его яко главу…» Под народом в правиле понимается, однако, не этнос сам по себе, а христиане, живущие в одной провинции: дело в том, что в названиях провинций, как правило, воспроизводился этноним народа, заселявшего ранее провинцию и затем подвергшегося эллинизации или латинизации: Галатия, Фригия, Лидия, Паннония.

Римскую кафедру после смерти Виктора в 202 году занял Зефирин, который преставился в первый год правления Элагабала, после 16 лет возглавления столичной Церкви. С 218 по 223 год римской общиной управлял Каллист, оставив после кончины епископство Урбану. В 230 году епископом Римским был поставлен Понтиан. После шестилетнего пребывания Понтиана на кафедре его преемником «стал Антерот, а после Антерота, несшего свое служение только месяц, – Фабиан»[9], который возглавлял общину в течение 14 лет, пока не пал жертвой гонений, учиненных Децием. В эти же годы Александрийскую Церковь последовательно возглавляли три епископа: Димитрий – в течение 42 лет, с 189 по 231 год, Геракл – с 231 по 246 год и святой Дионисий, надолго переживший Дециево гонение.

На Антиохийской кафедре после кончины Максимина в 201 году за полвека сменилось пять епископов: Серапион, Асклепиад, Филипп, Зевин и святой мученик Вавила, занявший ее в 238 году и замученный в 250-м.

После преставления в 212 году епископа Элии Капитолины, как в ту пору официально называли Иерусалим, Наркиса, возглавлявшего общину, почитаемую матерью всех Церквей, его преемником стал святой Александр, замученный за Христа в 250 году.

Христианские общины существовали и за пределами Римской империи, в особенности за ее восточными границами, а также в том регионе, который был предметом многовекового соперничества между Римом и Парфией, где местные династы пользовались автономией, нередко предоставлявшейся им парфянами или римлянами либо на паритетном начале, на основании договоров между этими двумя великими державами. Самым крупным буферным государством была Армения, но одним из вассалов то Парфии, то Рима была и расположенная к северу от Месопотамии Эдесса, или Урфа, являвшаяся главным очагом арамейской народности. По древнему церковному преданию, правитель Эдессы Авгарь отправил письмо Самому Спасителю, слух о чудесах Которого дошел до него, и просил Его в нем прийти к нему и исцелить его. Исцеление Авгаря совершилось без его личной встречи со Христом. С этим событием связано почитание Убруса – Нерукотоворного образа Спасителя. Исцеленный Авгарь принял учение Христа, и первым епископом Эдессы стал Аггей, поставленный апостолом Фаддеем. Но затем, при сыне Авгаря, эдесские христиане подверглись гонениям, и около 51 года от Р.Х. Аггей был замучен.

Сведения о дальнейшей истории Эдесской Церкви сбивчивы, но на рубеже II и III веков произошло событие, повторявшее принятие учения Христа благодарным за чудесное исцеление Авгарем и предвосхищавшее подвиг святого императора Константина, даровавшего Церкви свободу и покровительствовавшего ей. В ту пору епископом Эдессы был Палут. В некоторых списках предстоятелей Эдесской Церкви его имя следует непосредственно за Аггеем. И это, очевидно, соответствует действительной истории Церкви, с тем только необходимым уточнением, что этих двух святителей разделяет полторы сотни лет, в течение которых само существование эдесской христианской общины проблематично.

Но в сирийской хронике под 201 годом рассказано о наводнении в Эдессе, разрушившем дворец царя Авгаря Великого и повредившем христианский храм. Комментируя эту запись, В.В. Болотов писал: «К этому времени Эдесса была городом христианским. Эдесским государем (василевсом) был в это время (191 – август 214) Лукий Элий Септимий Абгарь IX бар-Ману Великий, который несомненно принял христианство, о чем свидетельствует Юлий Африкан, знающий его за благочестивого человека (иерон андра), и Бар-Дайцан (Вардесан) Эдесский, бывший в дружественных отношениях с ним… В виду всего сказанного несомненно, что в конце II или начале III века христианство в Эдессе было религией государственной. Отсюда легко понять, в каком смысле Палут, по имени которого даже во дни Ефрема Сирина еретики называли православных палутианами, оставил о себе воспоминание как первый епископ Эдесский: Палут действительно был первым епископом, признанным государственной властью»[10].

В 216 году, когда в Эдессе правил сын Авгаря IX Авгарь X, город был захвачен римлянами. Император Каракалла включил территорию упраздненного царства в провинцию Осроену, и для эдесских христиан вновь начались трудные времена, каковыми они были во всей империи, хотя первая половина III столетия была относительно мирной эпохой для Церкви, что, с одной стороны, способствовало ее внешнему росту, умножению числа христиан, но с другой – приводило к охлаждению исповеднического горения в их среде, во всяком случае в какой-то ее части, что можно вычитать в христианских памятниках этой эпохи.

(Продолжение следует.)