Первая исповедь

Исповедь. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

В жизни каждого человека случаются моменты, когда над ним «распростёрта тяжёлая ночь, образ тьмы, имевшей некогда объять его; но сам для себя он тягостнее тьмы». Так, Книга Премудрости Соломона рисует отчаяние, презрение заблудившегося человека к самому себе.

Мы с сестрой крещены не были, но всегда верили. Почти с самого младенчества мы с папой пели «Отче наш», знали наизусть Заповеди Господни и перед сном обязательно читали главу из детской Библии. Особенно интересно было слушать о Чудесах Христовых и пытаться понять содержание Его притчей, стараясь найти в зримом невидимый смысл. Всегда неизменным было одно: осознание того, что ты всегда можешь исправиться, и тогда папа и Бог простят тебя и поддержат в любых добрых начинаниях. Но на этом наше православное воспитание заканчивалось.

После развала СССР и того, во что старшее поколение верило и чему учило нас, мы, молодые, не знали, куда идти, а наши родители несли в семьи свои страхи, переживания, нервозность, как бы отыгрывались на нас, отталкивали, сами того не желая. Тогда же начали «отбиваться от рук» подростки. Заметьте, подростки, растущие не в семьях алкашей, а в нормальных, полных, крепких семьях. Мои знакомые и подруги (про мальчиков не могу сказать, не знаю), те, кто всю жизнь участвовал в олимпиадах, школьных мероприятиях, концертах, – приходили домой в десять вечера, скандалили с родителями, уходили из дома, рожали незаконных детей, делали аборты, попадали в автокатастрофы. Может быть (пишу «может быть», так как после исповеди поняла относительность моего знания о мире, других людях, в том числе, о себе), потому что люди, привыкшие жить в системе Советов, свято верившие в её нерушимость, сами оказались на обломках, и, заблудившись, не знали, куда вести своих подросших детей. Ведь не зря Христос указал нам на опасность любить что-либо в этом вечно меняющемся и хрупком мире.

А в это время за бортом тонувшего корабля «СССР» росло и возвеличивалось то новое, что дала нам перестройка. И я, как и другие, металась, тщетно пытаясь чему-нибудь научиться, старалась уцепиться за что-нибудь прочное, твёрдое, но это были миражи, которые таяли, как только к ним приблизишься. Я напрасно старалась увидеть смысл в речах перестроечных политических деятелей, сторонников «новых отношений» между полами, в «звёздных» интервью, в «абсолютно истинных» религиях и «ультрамодных» молодёжных движениях.

В то время, плутая в лабиринтах, я, конечно, нарушала Его Заповеди, пока последствия моих грехов не обрушились на меня и не заставили остановиться. И тогда ничто не могло меня утешить, кроме Него. После Святого Крещения, к которому я долго готовилась, не произошло никаких чудес, я не стала другим, новым человеком. Это повергло меня в ещё большее уныние. Самым тяжёлым было понять, что без моих усилий, без моего труда ничего и не изменится. Но я по-прежнему не могла пойти на исповедь, не могла рассказать чужому человеку о самых постыдных поступках, которые я успела совершить за мою сравнительно недолгую сознательную жизнь. А исповедь без называния самых тяжких грехов продолжала считать профанацией Таинства. И я просила Бога помочь мне, направить меня на нужную дорогу. И Он помог через добрых людей, от которых я узнала о прозорливом старце.

Проделав долгий путь и оказавшись ночью у полуразрушенного храма, я долго не могла подойти к батюшке. Угнетала мрачная атмосфера всеобщего горя, обстановка, которая сложилась там из-за множества психически больных людей, бесноватых, толпами приезжающих просить у старца помощи и излечения. Пугала строгость старца, говорившего почти одно и то же приезжавшим к нему за советом: «Смотри на себя!». «Как же так, – думала я, – всем он говорит, что нет другого спасения на земле и на небе, кроме Литургии, Исповеди и Причастия, это я и сама знаю, но где же Высшая мудрость?». Так ничего и не поняв, я собралась уехать и подошла к батюшке за благословением на дорогу. Каково было моё изумление, удивление и страх, когда он остановил меня и начал исповедовать, назвав все мои грехи, начиная от семи лет, ни разу не ошибившись. Что тогда происходило в моей душе, я не осознала до сих пор. До этого я по-настоящему не верила ни в чудеса, ни в ясновидящих, ни в прозорливых, хотя в детстве знала многие жития святых. Уезжая со странным чувством лёгкости, я избавилась от ложного стыда за грехи перед священником.

Поэтому на мою первую самостоятельную исповедь в храм святителя Николая я пришла с абсолютно полным списком своих прегрешений, которые смогла вспомнить. Спасибо батюшке, который выслушал их все, хотя это заняло у него больше часа. Вот тогда, сразу во время исповеди, начались чудеса.

Не могу подобрать подходящие слова для того, чтобы максимально полно описать происходившее у меня внутри. Самый точный образ – это тело, которое бросили в воду, предварительно обвязав его камнями. Грехи постыдные и тяжёлые – огромные валуны, грехи поменьше – малые камешки, иногда почти незаметные, но общий вес которых во много раз больше. Причем, твои грехи – это не только твои дурные мысли и поступки, но и обиды на ближних. Именно непрощённые обиды не только отягощают твою душу, но и постепенно становятся твоими грехами тоже, разрушая личную жизнь, работу и учёбу. Почему так происходит? Может потому, что в глубине души хочется ответить на зло таким же злом, или оттого, что не можешь выкинуть ошибки других из головы. Да-да, всё это камни на твоей душе, а не на душах тех, на кого ты обижен. Но во время исповеди, по мере того как называешь свой грех, верёвка с камнями мгновенно лопается, и тебя словно чья-то рука выталкивает наверх. И таких рывков много-много, по счёту названных грехов. Солнце, которое загораживает мутная толща воды, всё ближе, и вот его лучи согревают тебя, проникают в твою душу и освещают её изнутри. И прошлое отпускает тебя. Не только священник и Бог прощают тебя. Ты прощаешь своих родных и ближних, ты прощаешь себя. За ошибки, порой очень болезненные, которые ты когда-то совершил. В душе появляется Надежда, а значит, и силы на то, чтобы двигаться дальше и духовно расти. Тут не способна помочь никакая психология, ведь психиатр и психолог способны лишь разрешить конфликты и с помощью лекарств наладить работу высшей нервной системы. Но помочь простить обиды, снять застарелый груз с души, затянуть самые глубокие рубцы способна только Вера, которая помогает понять, что наши земные страдания ничто по сравнению с Его крестным путем, Его всепрощающей Любовью к нам.

На этом чудеса не закончились. Идя домой, я ощутила, что мою душу охватило чувство тёплого, светлого и ровного спокойствия, которого там ни разу не было даже в детстве, когда я находилась под защитой родителей. Я подошла к зеркалу и на минуту не узнала себя – такой светлой и тихой радостью светились мои глаза. Именно радостью и безмерной благодарностью Господу за то, что Он подарил мне, за те скорби, которыми он привёл меня к Себе. И совсем не трудно было поститься и делать поклоны. Я молилась, почти захлёбываясь от счастья, даже не молилась, не просила, а пела. Пела хвалу Господу. Какими удивительно точными и верными стали слова Литургии, которые по рассеянности иногда пропускаешь мимо ушей. А перед сном я вдруг осознала, что если бы именно сейчас пришёл мой смертный час, то я бы не побоялась предстать пред Судом Божиим, перед Его Пречистым Ликом. Как же я раньше не понимала и не принимала всерьёз слова о том, что Христос научил нас не бояться смерти?

Конечно, чем больше времени проходило после той исповеди, тем больше совершалось новых грехов, снова появился страх смерти и постепенно этот свет в глазах мерк. На своём опыте я поняла, как необходима исповедь не реже, чем раз в месяц, и почему так явны пагубные последствия воскресений, проведённых не в церкви. Всё это оказывается жизненно необходимым не для галочки, не для батюшки, а для собственного спасения и радостного спокойствия.

Наутро после той, первой, исповеди снова хотелось идти в церковь, улыбаться прохожим и показывать всему миру Его бесконечную силу, милость и доброту. Не проповедовать с постной миной Евангелие на всех перекрёстках, а свидетельствовать о Нём всеми своими делами.