Протоиерей Андрей Логвинов: «Мы люди — пока любим»

«На Молочной на горе да во граде Костроме — есть свята часовенка в узорной бахроме. Как на воздухе парит, алым пламенем горит, что пасхальное яичко иль в скиту архимандрит!.. Свят-часовенка, пылай! всех приветом согревай — для того ликует сердцем здесь Святитель Николай! Как во граде Костроме на Молочной на горе ждёт народ часовенка в узорной бахроме».

Красиво, замысловато сочинено — стих вьётся, как тонкая живопись палехских мастеров. Сам батюшка Андрей говорит:

— Служу-то я в Костроме — небольшом городе на Волге, но хоть город этот небольшой, не чета великому, державному Санкт-Петербургу, но без маленькой Костромы не было бы большого Питера. Считайте такие слова дерзостью, а только я прав. История Петербурга неразрывно связана с историей династии Романовых, а вотчина-то романовского боярского рода, село Домнино, как раз в Костромской земле находится. Костромские были цари в России! И Пётр Великий был по корням своим костромской, и, следовательно, часть Костромы в Петербурге живёт. Это одно, а второе то, что Феодоровская икона Божией Матери, которой государь Михаил Феодорович был благословлен на царство, и стала одной из святынь династии Романовых. Мы знаем, что в Царском Селе был создан храм в честь Феодоровской иконы, и не могу не сказать, что государыня императрица Александра Феодоровна и другая наша царица  Мария Феодоровна — получали отчество по Феодоровской иконе. Сам же этот чудотворный образ находится у нас, в Костроме, на берегах Волги.

«Зашёл я к Царице Небесной в Богоявленский собор — к иконе всемирно известной, — она в Костроме с давних пор. Привычно опять притянуло, как зябкую птицу к теплу, сюда от житейского гула к Феодоровской в углу…»

Выступая перед петербуржцами, отец Андрей покаялся:

— Простите меня, дорогие, но долгие годы я не мог расположить своё сердце к вашему прекрасному городу на Неве. Я всегда мнил себе, что только Москва — настоящий русский город, и себя почитал человеком московской закваски. Но теперь это моё ложное мнение изменилось, а изменилось оно потому, что я повстречал в Питере многих истинно православных людей, которые отогрели моё сердце. Сначала одного такого человека повстречал, потом другого, а потом они стали так часто открываться, и такие я узнал пламенеющие сердца, людей настолько трепетных, открытых, правдивых, искренних, любящих Бога, нашу Родину и всё святое, православное, что теперь для меня город Святого Петра стал городом живых святых… В самые трудные минуты светят для меня их славные, чистые лица. И я благодарен Богу за это, и сейчас чувствую, что моё сердце из Москвы переселилось в Санкт-Петербург.

«Эти царственные площади, эти набережные из гранита, эти вздыбленные лошади — разве могут быть позабыты?.. Петропавловки пыль светлейшую, Исаакий — основ незыблемость… Но в сердцах поселилась трещина, что взорвала державы видимость. Это после разгрома адского осознались до потрясения слёзы Иоанна Кронштадтского и молитва блаженной Ксении. …Императорская кончина. Дальше — Спас-на-Крови порука: где Голгофа святого сына, там и Пасха святого внука».

И ещё сказал отец Андрей своим петербургским читателям-почитателям:

— Я хочу вам тайну открыть — раньше этого не осознавал и осознал только недавно, что я посланец Санкт-Петербурга у нас в Костроме. В каком смысле? Дело в том, что я служу в храме батюшки Иоанна Кронштадтского — великого петербургского святого. А то, что я в этом храме служу, — это не просто так, это с его, батюшкиного благословения, потому что великий пастырь ничего не делает случайно. Я служил сначала в соборе Феодоровской иконы, и тут открылся только что выстроенный храм во имя Иоанна Кронштадтского. Там сперва было пять человек прихожан, и сами понимаете — с таким приходом священник не разбогатеет. И я не хотел туда переводиться, а потом всё-таки перешёл и теперь батюшке Иоанну Кронштадтскому очень благодарен, потому что он меня от такого греха спас… От такого… Как бы это сказать-то?.. Что о нас говорят внешние? — «Батюшки ваши разъезжают-де на крутых тачках, к ним не подойдёшь, не подступишься, заботятся о материальном благосостоянии, и так сильно заботятся, что о главном-то, о душе, и забывают…» Мне говорил один опытный русский паломник: «Тяжело стало ездить по нашим монастырям: куда ни придёшь, первым делом духовное ухо улавливает звон монет. Евроремонт сделан, купола блестят, киоты блестят, а душа-то совсем позабыта». Но выше души человеческой в очах Божиих ничего на свете нет. И я ощутил это, когда меня Иоанн Кронштадтский из соборного священника, который читал умные доклады на умных собраниях и даже представлял Московскую Патриархию на каких-то зарубежных конференциях, сделал простым приходским батюшкой. Так и служу теперь на приходе, и люблю очень сильно своих бабушек и дедушек, тётушек и дядюшек, и радуюсь тому, что любовь эта к тому же взаимная. Вместе боремся, вместе потихонечку растём.

«Так дано много! Так легка трата: возлюби Бога, полюби брата, накорми пташку, пожалей кошку, дай больным чашку, а другим — ложку. Так уж Всевышний создал: мы — люди не когда дышим, а пока — любим…»

— Покровитель мой небесный, Иоанн Кронштадтский, вот чем меня поражает: в прежние времена человек, если хотел достичь святости, шёл в леса, в пустыню, скрывался от людей и там, в тишине и молитве, начинал восхождение к Богу. А отец Иоанн? Посреди огромного города, вечно окружённый толпой людей, вечно в хлопотах о ком-то, вечно в трудах — достиг таких вершин, которые нам и представить трудно. Вот этого-то я и желаю всем петербуржцам: живите там, где Господь вас поставил, в вашем прекрасном и святом, но в то же время шумном и суетном городе, и заботьтесь о душе, не забывайте Бога, а Он вас не оставит Своею милостью никогда.

«Блажен, кто в заводи святой! — Постой, — а выше ли награда, коль ты за каменной стеной от здешнего укрылся ада? И не блаженней ли — кто жил и выжил здесь, на поле битвы? — за други душу положил и переплавил ад в молитвы».

Записал Алексей Бакулин