Весёлый Роджер. Рассказ-быль

Виктор Янукович дал указание силовым ведомствам начать борьбу с распространением наркотиков. Понятно, что сказать – не сделать. Но и молчать об этой беде действительно больше нельзя, вернее бормотать что-то невнятное и уж тем более попустительствовать тому «беспределу», что творится в нашем, со всех винтов сорвавшемся «свободном обществе».

Это рассказ о моих друзьях – талантливых музыкантах, которые много могли бы ещё сделать в жизни хорошего, если бы не наркотики…

***

Сегодня мне позвонили и сказали, что умер Буркел, Слава Бурков. Ему не исполнилось и 44-х, для «малолеток» старик, а, в общем-то, молодой ещё человек. Да и музыкант, каких поискать… Говорю об этом, чтобы знали хотя бы, что был такой. БЫЛ…

Да и есть же где-то… А значит: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, Вячеслава!..»

***

Как весело трепещет на ветру чёрный флаг с черепом и перекрещенными костями! Каким иногда романтическим кажется зло, как мы легко привлекаем его к себе, играем, забывая, что эта игра и есть наша жизнь – первая и последняя репетиция перед вечностью.

До сих пор у меня где-то хранится свёрнутый трубочкой плакат. Буркел с гитарой наперевес, Юрец за клавишами, Михалыч с басом, Сёч на барабанах и Шура Куликов с микрофоном. Все улыбаются, полны надежд и ожидания самых радужных перспектив. Это группа «Весёлый Роджер».

Когда в 90-м году, тогда ещё с подачи комсомольских органов, организовали в Крыму первый рок-фестиваль, до финала добрались двое – «Остров Крым» и «Весёлый Роджер». Победили последние. Казалось, вот-вот начнётся новая жизнь: концерты, гастроли, работа в студии… И точно, – новая жизнь началась, но не для одной только группы, а сразу для всей страны. Обрушилось внезапно всё то, что строилось и копилось десятилетиями, и, как водится, обрушилось на головы несчастных обывателей. Новая жизнь, как тревожная комета повлекла за собою шлейф нищеты, страха и того, что называют «разгулом преступности»…

Первым канул клавишник – Юра Трегубенко. Как-то нелепо, глупо пропал парень, так, что до сих пор трудно поверить, что это всё не понарошку, а в самом деле и навсегда… Среди ребят он казался самым благополучным – сын состоятельных родителей, красавчик и любимец девушек. Многое обещал сделать, и делал, в том числе в финансовом отношении, для группы. И сделал бы ещё, не будь проклятый Роджер таким весёлым…

Беды Юрца начались, когда он занял у отца крупную сумму денег и вложил в какую-то московскую контору, в ожидании сказочных дивидендов. Естественно, через пару недель контора растворилась в воздухе. Сказка закончилась. Говорят его «вели», от самого Симферополя спецы в своей области, – мошенники, которых и сейчас не мало, а тогда было просто пруд пруди… Кроме всего прочего Юра пристрастился к наркотикам, впрочем, как-то умел ещё сохранять хорошую мину, продолжая играть, кутить и мотаться с ветерком на своей «девятке», которую ему подарили родители.

Как-то он весёлый вернулся с Алушты, встретил Димку Михалыча (басиста) и позвал его в ресторан, там они откушали водочки, потом Юра снова сел за руль, и они поехали ещё куда-то, выпили пива, потом ещё… так, что, в конце концов, даже видавший виды Михалыч отказался садиться с Юрой в машину. Но его уже, «понесло». Он поехал один, петляя, к Дьяку – местному барыге и за любые деньги стал уговаривать, чтобы тот его уколол. К чести Дьяка, видя состояние Юры, он наотрез ему отказал. Тогда Юра поехал к N и тот согласился, уколол Юру, тот присел на диван, склонил голову, а через минуту захрипел и повалился набок. N стал делать ему искусственное дыхание и массаж сердца, но всё это уже не имело смысла. Тогда он уложил умирающего Юру в его же собственную машину и повёз в 6-ю больницу. Вышел дежурный врач, посмотрел на отходящего клавишника и сказал: «А зачем ты мне труп привёз? Я его не приму». И ушёл. Это было уже очень поздно вечером. N отвёз, теперь уже действительно мёртвого, Юру в парк, и оставил в тихом, неприметном месте вместе с машиной… На похоронах убитая горем мать обвиняла почему-то во всём Михалыча, посылая в его адрес тяжкие проклятья…

Так «Весёлый Роджер» из квинтета превратился в квартет.

Следующим настал черёд Димки Дмитриенко (Михалыча). Любопытный он был человек: появился на свет в семье потомственных алкоголиков, родители его умерли рано, а сам он в пятом классе угодил в спецшколу… Словом, следующей ступенькой его жизненного пути, судя по всему, должна была стать тюрьма, но тут, неожиданно у Михалыча обнаружились способности к музыке, он взял в руки гитару, и тюрьма как-то отошла на второй план…

Я тогда учился в бурсе, «клеил» девчонок, и гитара мне была необходима как воздух. Я её где-то достал, но играть-то не умел и учиться ленился, но когда однажды Михалыч заглянул к нам в общагу, взял гитару и, что называется, «сделал рощу» – меня это зацепило, и я стал заниматься. Вот такую роль в моём культурном развитии сыграл Дима Дмитриенко.

С юмором у него было всё в порядке. Некоторые его шутки я помню до сих пор. Вот, например, Дима услышал новую «команду», и свой восторг передаёт следующими словами. «Ну, они играют, блин… Просто пальцы на ногах в дули заворачиваются!!!». Или стал одно время популярен джазовый басист Стэнли Кларк, а Дима, я напомню, тоже был басист. И вот он идет чем-то опечаленный. «Привет, – говорю, – Михалыч, чего не весёлый такой»?

– Да Стэнли Кларк на пятки наступает!..

К великому сожалению, Дима не избежал участи своих предков и тоже очень скоро «подсел на стакан». Вперемешку с беспорядочным употреблением наркотиков это приносило печальные плоды. Как-то нам удалось заманить его к нам на репетицию (я к тому времени сам пытался где-то играть). Михалыч пришёл пьяный в дрезину, но ринулся в бой – схватил гитару, уселся на стул и вот – звучат первые аккорды песни, и Михалыч с блаженной улыбкой, не выпуская гитару из рук, валится прямо лицом в пол. Грохот, визг железа по струнам, помехи, гул… Репетиция прерывается.

Была у него собака – Батлер, названная так в честь гитариста и певца Джонатана Батлера и жена, которая несколько лет терпела залёты Михалыча, как я понимаю исключительно из уважения к его таланту. Затем она уехала, почему-то в Турцию, как говорили тогда деликатно – «вышла замуж», хотя обычно крымские девочки ездили в Турцию не совсем за этим. Жил он на отшибе в старом бесприютном домишке, который ему каким-то чудом достался от старшего брата, умершего классически – от цирроза печени. Я был в этом домике, последний раз вот при каких обстоятельствах.

Как-то вечером я возвращался в троллейбусе домой. Вдруг на одной из остановок вижу – Михалыч, пьяный, конечно; рядом с ним, прислонённая к стене, гитара. Пока троллейбус стоял, Дима беседовал с какими-то забулдыгами. Но вот они ушли, троллейбус тронулся с места, а Михалыч только тут заметил, что это был его номер. Забыв о гитаре, он бросился вдруг с криком догонять троллейбус и у всех на глазах провалился в водосточный люк, с которого спёрли чугунную решётку. Как он не переломал тогда ноги – я не знаю. К счастью люк оказался не глубоким, люди зашумели, водитель остановился (чудо!) и принял Михалыча на борт. Он меня узнал, обрадовался, стал нести какую-то чушь, но, главное, было понятно, что до дома он самостоятельно не доберётся.

Мы вышли на остановке и стали впотьмах (фонари не горели) забираться в гору. Недавно прошёл дождь, было грязно и скользко. Димка несколько раз падал, я его поднимал, тащил дальше, потом он вдруг начинал упираться и что-то доказывать, объяснять, так что путешествие наше затягивалось и превращалось в мучение. Совсем уже в темноте мы добрались до старой, перекошенной калитки, вошли во двор и оказались перед убогой хибаркой. Таким запустением и тоской веяло от неё, что мне стало как-то не по себе. Я долго допытывался у Михалыча, где он прячет ключ, наконец, что-то удалось разобрать в его бормотании, я прислонил его к ржавому листу железа и пошел за ключом. Когда я уже возвращался – Дима у меня на глазах вдруг начал сползать лицом по этому ржавому, покарябанному железу. Подхватить я его не успел…

Через некоторое время я узнал, что Димка уехал в Москву. Может быть, он хотел сменить обстановку, попробовать начать всё заново… Но Москва город не только возможностей, но и соблазнов. Дима сошёлся с девушкой-наркоманкой и угодил в семью, где, как мне рассказывали, первой, «почётной» дозой вмазывалась… мама его подруги. Это был конец.

Я не знаю в точности, что произошло, но когда Дима умер и попал в морг, оказалось, что у него нет родственников, которые могли бы забрать тело. Только через пол года кто-то приехал из Симферополя и Диму похоронили. Ему было тогда чуть больше тридцати…

Дальше настала очередь Сёча, и от него это меньше всего можно было ожидать. По совести сказать, я плохо его знал, так – видел только несколько раз. Он не был ни запойным, ни оторванным – крепкого вида паренёк, музыкант. Типичный представитель андеграунда, но не маргинального, а самого умеренного толка. Последнее время он играл в «Фальстафе», и никаких неожиданностей в его жизни не предвиделось. Я долго не знал, от чего он умер. Увы, оказалось, и он кололся. Потихоньку… Занёс инфекцию, началось заражение крови…

Он долго спал тем утром и не понятно было: то ли с «отходняка» человек, то ли отходит… когда поняли, что отходит, было уже поздно. Пока оформляли в больничку, он помер.

Вскоре за ним отправился Шура Куликов или как его ещё называли «Балаганов». Он был человек действительно широкой и артистической души и к тому же обладал прекрасным голосом. Помню, я попал случайно на какую-то уж совсем отстойную, панковскую рок-тусовку, которая проходила в клубе «Маяк». Гвоздём программы был легендарный Коля Рок-н-ролл, который, (сам, по-видимому, «убитый в смерть»), стоял на сцене, смотрел на какую-то блестящую висюльку у себя на запястье и пел: «Бициллин три, бициллин пять… Бициллин три, бициллин пять…» и так без конца. Кто не знает – бициллин – это лекарство от триппера. Словом, замечательная песня. И под её аккомпанемент в самом центре зала пьяный в умат панк старался написать в бутылку. Такое вот брутальное шоу… Не знаю, каким образом попал сюда Шура, но когда он вышел на сцену и запел, поначалу а-капелло, – это было так мощно и свежо, что даже циничные панки как-то притихли. Впрочем, и сам Шура был не из общества трезвенников, не брезговал он и наркотиками, но как-то всегда знал меру, так что, по крайней мере, внешне, производил впечатление здорового и увлечённого человека. Правда, увлечения его были весьма разнообразны… Например, когда однажды стало совсем невмоготу от безденежья, Шура взял у подруги круглое зеркальце и пошел на вокзал, в помещении «камеры хранения» которого было полно народу. Он дождался, пока некто стал прятать в ячейку партию турецких кожаных курток, и умудрился в зеркальце подсмотреть набранный номер. Что было дальше – объяснять не надо…

В другой раз мой брат встретил его возле автоцистерны с живой рыбой, причём не с той стороны, где у стола суетилась торговка, а с обратной. Когда брат спросил у Шуры, что он тут делает, он ответил.

Сейчас тёткина очередь, а потом моя… Видишь подсак? пока там народ суетится – ныряем по очереди… а что делать жить-то как-то надо!.. И действительно, времена тогда были отчаянные… Но это только так, к слову…

И всё-таки Шура никогда не унывал и может быть благодаря своему оптимизму почти, что выбился в люди. Он поехал в Москву, пел там свои песни, поначалу на Арбате, потом в клубах, кажется, даже с Агутиным и другими столичными звёздами, участвовал в каких-то проектах и… оставался Балагановым Шурой. Рассказывали, как он однажды оказался с другими музыкантами в опорном пункте милиции (ну, с кем не бывало) и вот менты отнимают у Шуры коробок с конопляными семечками.

– Что это, – спрашивают?

– Как что? – изумляется Шура не моргнув, – Мы ведь музыканты, а это наш маракас… и он тут же изображает игру на этом диковинном инструменте.

Говорят, у ментов чуть пупки не развязались от смеха и они всех отпустили. Да… всё-таки был в нём такой здоровый запал оптимизма. Но тем более конец его оказался для всех неожиданностью.

Они играли в тот день с Куби в «Спасательном круге». Потом зашли в казино и неожиданно сорвали Джек-пот. Поделили деньги, потянули на радостях пивасика и распрощались на остановке. Куби пришёл домой, переоделся. И тут ему позвонили и сказали: «Слушай, это не твой приятель мёртвый лежит возле клуба?»

– Как мертвый, ты что?!

– Ну, приходи, посмотришь…

Куби помчался обратно и застал мертвого Шуру без следов насильственной смерти. Просто был человек и не стало… Он так и упал на собственную гитару, раздавил её. Лежал и смотрел удивлённо в небо. Куби закрыл ему глаза и пошёл куда-то, не разбирая пути…

При себе у Шуры нашли такое количество героина, что можно было «укатать батальон узбеков». Героин был дорогой, «качественный» и Шура, похоже, не рассчитал дозу…

Московские музыканты средней руки собрались в плохенькой студии и «в память о почившем друге» записали акустический концерт. Всё это звучит довольно неряшливо, в паузах хлопцы лениво поругиваются матом, и вообще… Кого сейчас удивишь безвременной и внезапной кончиной? Тем более в Москве. Не смешите…

А на радиостанциях и до сих пор ещё звучит иногда попсовая, но пронзительная песня Шуры «Обними» в исполнении Виктории.

Эх, Шура, Шура… А для чего же всё это было? О чём эта загадочная улыбка черепа над перекрещенными костями?.. О ЧЁМ!?

Вот так и ушли все меньше чем за пятнадцать лет; растаяли, растворились в туманной дымке прошлого и кто сейчас помнит, что была такая группа «Весёлый Роджер»?..

Как-то они завалились ко мне все вместе, «дунули» на балконе косяк – настроение весёлое, поиграть бы! А в доме только гитарка моя фанерная – «дрова». Но ничего, сошло!.. Кто-то схватил гитару, кто-то кастрюлю, кто-то ещё что-то и пошло поехало… Особенно запомнился Димка Михалыч с большими портняжными ножницами. Он на них играл… вы понимаете, и это было по настоящему классно!.. Ножницы остались, – вон, лежат до сих пор, а Михалыча нет и ребят, и музыки… Никто из них не дожил и до 40… А самое ужасное… что ничего ужасного. Как-то всё так обыденно и просто произошло, что вроде как ничего особенного, и только череп над костями улыбается своей загадочной (куда там Джоконде) улыбкой.

В живых остался только Славик Буркел.

Недавно я у входа в ресторан встретил знакомого музыканта, – он там подрабатывает, играет на саксофоне.

– Слушай, говорю, Володя, у меня музыкант один не может работу найти, не поможешь ему.

– А что за человек, – поморщился Володя, – как зовут?

– Да ты, может быть, его знаешь, это Славка Буркел…

– Славик не может работу найти? – Володя засмеялся.– Да ты знаешь, что таких музыкантов, как Буркел по всему Крыму если человек пять наберётся, то хорошо. А ты говоришь – работу не может найти. Скажи лучше – не хочет…

И то правда. Буркел несомненно пренадлежит к числу тех исключительно одарённых, но безвольных натур, над которыми горевал ещё гениальный Достоевский в своей «Неточке Незвановой». У него абсолютный слух и прекрасная музыкальная память. Не разбираясь порядком в нотах, он безошибочно слышит сложнейшие партии в путанных джазовых гармониях. Когда он ещё был в силе – на лету у него рождались пассажи, по сравнению с которыми большинство современных аранжировок просто неумелое и тяжеловесное кряхтение дилетантов. Острый, живой ум, творческая фантазия, блестящая игра на гитаре, да и просто умение разбираться в технике – всё прочило ему если не великое, то уж во всяком случае, плодотворное будущее. Нужно было только приложить хоть немного усердия и постоянства. Хоть чуть-чуть. Но…

Как больно всё-таки наблюдать планомерное и рутинное закапывание таланта, трагическую гибель задатков, которые могли бы принести другим и пользу и радость!.. Как безнадёжно губило и губит русский талант патологическое неумение организовать свою жизнь и посвятить её достойной, высокой цели. И пьянки, бесконечные пьянки… Ну, да ладно… Это старая и бесконечная песня, как «Бициллин три»…

Но, всё-таки было и хорошее. Никогда не забуду я наши домашние, «сессионные» вечера. В квартире у меня тогда была аппаратура и инструменты, а у Славика, выходившего из тяжкого наркотического пике, было море свободного времени. И вот мы собирались и играли. Именно тогда я мог вполне оценить способности и талант Буркела. От нечего делать он стал разбирать со мной на две гитары музычку, которую он сочинил ещё до армии, пацаном… Ну, что сказать? Если он такое сумел сочинить тогда, то чего можно было ожидать от него в будущем… в том будущем, которое – увы! – не случилось.

У него в жизни был трудный период. Он и раньше увлекался наркотиками, а здесь просто подсел на иглу… Страшное, я скажу это дело, когда приходишь к человеку, а он разговаривает с закрытыми глазами (под маком чем бы ты не занимался, как бы параллельно видишь сны), – разговаривает с тобой и ты понимаешь вдруг отчётливо, что ему не только до тебя, но ВООБЩЕ ни до кого нет дела! Человек просто в плену своих грёз и это единственное, что его по настоящему волнует. На маковой волне он схлестнулся с женой местного авторитета – Рахмана, и стал похаживать к ней тайком. Рахман об этом узнал, привёл Славика-гитариста в пустую квартиру, взял топор и приготовился рубить ему пальцы. Все знали, что Рахман совсем не шутник и можно только представить, что пережил Славик в эти минуты. Но обошлось. Кажется, именно с этого дня он начал приходить в себя. Вообще, я убеждён, что если бы нашёлся толковый продюсер, и коллектив единомышленников – Славик не пропал бы. Он всё время жаловался, что в Крыму ему не с кем играть и это было не кокетство провинциальной звезды, но острая и живая тоска по настоящей музыке. К сожалению и времена тогда были отчаянные. Ему нужен был жёсткий контроль, творческий, напряжённый режим для плодотворной работы. А поскольку этого не было, то его артистическая натура склонялась к не менее артистической деградации. Одно время он, правда, подхалтуривал в местной маргинальной клоаке – «Двух капитанах», но и здесь не удержался из-за своей безалаберности.

Но он всё-таки жив – единственный из всей группы, – теперь уже единственный, над кем не до конца посмеялся этот весёлый и загадочный парень – Роджер…

***

Сегодня мне позвонили и сказали, что умер Буркел, Слава Бурков.

Упокой, Господи его душу!!!