Антирелигиозные основы воспитания в советской школе в 1920-е гг.

1. Программы преподавания

В первой части статьи рассматривается содержание антирелигиозного образования и воспитания в советских школах в 1927-1929 гг. Программы учебных дисциплин (обществоведения, литературы, географии, естествознания) пропитывались и наполнялись антирелигиозным содержанием. Антирелигиозные вставки и комментарии имели вполне очевидную цель — убить веру в Бога в сознании советских детей, воспитать поколение безбожников. В статье установлено, что новая коммунистическая мораль противопоставлялась Православию, религиозным нормам и ценностям. Школьный учитель обязан был быть воинствующим безбожником, который должен отторгать детей от Русской Православной Церкви, разоблачать церковные Таинства, религиозные обряды и праздники, христианский образ жизни.

Большое место в деле формирования нового человека, не связывающего свою жизнь и помыслы с религиозной совестью, отводилось антирелигиозной обработке детского и взрослого населения в 1920-е гг. Развернувшаяся беспрецедентная антирелигиозная кампания захватила и советскую школу.

Историки Е.М. Балашов и В.А. Шевченко обратили внимание на то, что антирелигиозному воспитанию в процессе преподавания в школе общественных и естественно-научных дисциплин придавалось особое значение[1]. 

Программы преподавания должны были сыграть главную роль в переходе к антирелигиозному воспитанию в школе. Важнейшей задачей Наркомпроса РСФСР, названного М.Н. Покровским «особым аппаратом идейной диктатуры пролетариата», в 1920-е гг. стало составление новых программ преподавания и увязывание их с антирелигиозным воспитанием. Государственный учёный совет (ГУС), образованный в Академическом центре Наркомпроса на правах секции, поначалу выполнял задачи по теоретическому и программному руководству высшей школой. В 1920-е гг. функции ГУСа по составлению программ обучения распространились и на школы I-й и II-й ступени. В структуре ГУСа действовали подсекции — научно-методическая, руководимая Н.К. Крупской, и научно-политическая во главе с М.Н. Покровским. Указанные организационные государственные органы были призваны осуществлять программно-методическое руководство всей системой начального, среднего и высшего образования[2].

В отличие от дореволюционного Закона Божия антирелигиозное воспитание и образование в 1920-е гг. не сосредоточивалось в отдельной учебной дисциплине, не имело чёткой структуры и распределялось по отдельным направлениям путём разнообразных воспитывающих и образовывающих форм и приёмов педагогического воздействия в антирелигиозном ключе, и главное, через наполнение преподаваемых курсов (комплексов, учебных дисциплин) противоположным и отрицательным по отношению к религии содержанием. Кардинальный пересмотр содержания учебных дисциплин был по настоящему революционным в школьной политике 1920-х гг., в корне меняющим взгляд как на саму учебную дисциплину, так и на её место и роль в системе школьного преподавания.

В большей степени изменения коснулись гуманитарных дисциплин, наиболее приближённых к религиозным интерпретациям явлений жизни — истории, обществоведения, литературы, русского языка. Из программ этих дисциплин вырезалась религиозная основа, профанировались аксиологические, смыслообразующие проблемы человеческого бытия.

История как школьная учебная дисциплина вообще попала в разряд нежелательных для изучения и её систематическое преподавание было упразднено. Заместитель наркома просвещения М.Н. Покровский был инициатором изъятия из школы истории как отдельного предмета и введения в курс обучения обществоведения и политграмоты. Он считал, что религиозные верования в новом курсе должны объясняться как «невежественное истолкование материальных фактов» и как «орудие эксплуатации». «Марксизм должен явиться на смену старого религиозного миросозерцания»[3].

Другое объяснение негативного отношения к школьному преподаванию истории состояло в том, что руководители Наркомпроса опасались, что учительство будет использовать в обучении буржуазную историческую литературу. Наркомпрос в лице М.Н. Покровского и А.В. Луначарского отрицал положительное значение систематического исторического обучения, поэтому вместо гражданской истории было предложено изучать историю труда и социологию. В рамках обществоведения имелись лишь отдельные элементы истории с идеологическим отбором фактов и их марксистским освещением[4].

Таким образом, включительно до 1933 г. история Отечества в качестве отдельного курса не изучалась. Систематическое преподавание гражданской истории в советской общеобразовательной школе было восстановлено лишь в 1934 г. Программы и учебники, были предварительно наполнены в своём содержании пропагандистскими интерпретациями и идеологическими комментариями.

В Нижне-Волжском крае вопрос о включении антирелигиозного материала в курсы практически всех преподаваемых в советской школе дисциплин разрабатывался основательно. Взяв за основу локализованные программы ГУСа для Саратовского округа Нижне-Волжского края, разработчики антирелигиозного содержания образования, представлявшие научно-методический совет крайОНО, предложили учителям примерный план наполнения содержания образования в школах I-й ступени антирелигиозным материалом, правда, не по всем проходимым темам[5]. Просвещенец призывался «при всяком удобном случае» вводить антирелигиозные моменты в свою работу. Методическая разработка не носила директивно-непререкаемого характера, а была лишь рекомендательной установкой научно-методического совета крайОНО. Каждому учителю предоставлялась определённая мера свободы самостоятельно решать вопрос о наполнении изучаемого курса антирелигиозным содержанием. Директивно-обязательный характер программы состоял в её антирелигиозной направленности, что не подлежало сомнению и обсуждению.

В программных материалах по комплексным темам ГУСа для школ I ступени чётко прослеживалась реализация идеи замещения и противопоставления старого религиозного содержания новому антирелигиозному («вместо», «в противовес»). Программу пронизывали многозначительные противопоставления новой деревни — старой, науки — религии, новой школы — старой школе и др. Примеры таких противопоставлений многочисленны:

• Чудеса техники и науки (воздухоплавание, радио, подземные железные дороги) — «ложным чудесам» в религии. Разъяснение «ложности чудотворных икон и их обновления» и феномена «святой» воды. Опыты по физике якобы доказывают, как на самом деле «обновляются иконы и плачут богородицы». Пример: если «взять перекись водорода, помазать ей икону, то она «обновится, т.е. становится новой»[6].
• Данные науки о климате, о научных мерах борьбы с засухой (отбор лучших семян, сортировка, сохранение влаги в земле) и о способах обработки земли (агрономии) противопоставлялись «молебнам в полях о дожде и крестным ходам с молебствиями об урожае и об избавлении от вредителей»[7].
• Современная школа — старой школе.
• Новая деревня и её быт — старой деревне с её «религиозными суевериями». «При изучении быта вскрывается неприглядная жизнь старой деревни — религиозные суеверия, предрассудки, иконопоклонение, «святая» вода, вера в чудеса, мощи, бесов, ведьм, домовых, леших, гадалок, колдовство, знахарство, заговоры, заклинания, погребальные обряды, свадьбы, крестины, поминание, панихиды и т.п.». Учитель должен ярко и красочно раскрыть перед детьми картину нового быта: «революционные праздники, общественная работа женщин, пионеров, комсомола, избы-читальни, подъём грамотности, неузнаваемость вчерашнего Ванюшки-допризывника и нынешнего красноармейца, не верующего ни в бога, ни в чёрта и строящего новую деревню»[8].
• Революционные праздники противопоставлялись религиозным праздникам. Выяснение «нелепости говения, поста, исповеди, причастия, подготовки к праздничному обжорству»[9]. Осенний праздник «урожая» устраивался в дни религиозного праздника «Покрова». «Организация праздника 1 Мая в школе, как праздника труда в противовес религиозным праздникам. «В связи с «великим постом» и пасхой выясняется вред для здоровья поста, легендарность праздника пасхи, которому противопоставляется праздник 1 мая — праздник труда и оживления природы»[10]. Обосновывалась необходимость работы и учёбы в дни религиозных праздников, которые государство и школа не признают и отдыха в дни революционных советских праздничных дней.
• Советская система социальной помощи и обеспечения вместо церковной благотворительности. «Проповедуемой попами «душеспасительной» благотворительности в виде случайных подачек «ради Христа» нищим, беспризорным, калекам, старикам, противопоставить проводимую советской властью организацию охраны труда, помощь инвалидам, больным, беспризорным». Противопоставить отношение к голодающим со стороны советской власти и со стороны Церкви: указать на «помощь советской власти голодающему крестьянству в голодный год и противодействие духовенства изъятию церковных ценностей для голодающих»[11].

Нигде в новых программах, наполненных антирелигиозной смесью, не нашлось места воспитанию нравственного чувства. Пролетарская нравственность не нуждалась в санкции вечного и состояла в развитии социалистической (атеистической) культуры.

Обратимся к «антирелигиозной вставке» в подтеме «Просвещение деревни», проходимой в школе I-й ступени на 3-м году обучения, которая включала в себя освещение учителем следующих вопросов: «Картины прежнего обучения — закон божий, церковно-славянский язык, духовно-нравственные книжки; церковно-приходская школа, как орудие затемнения населения, как орудие классовой борьбы помещиков, попов, торгашей царизма. Современная школа противопоставляется старой: отсутствие икон, закона божия, отделение церкви от государства, падение религии»[12].

Во введении к программе её авторы-составители обосновывали антирелигиозную разработку программ следующими соображениями. Во-первых, задачи культурной революции и в целом строительства социализма, при «обострении классовой борьбы» и «активизации церковников» требовали антирелигиозной работы в школе. Однако это не означало, что «учитель должен устраивать в школе специальные «уроки безбожия» или вводить в свой производственный план особые антирелигиозные темы». Оптимальным и лучшим признавалось включение антирелигиозного материала в содержание программы для сельских и городских школ I-й ступени, с тщательной проработкой в течение всего учебного года в связи с общим содержанием комплексных тем, применительно к кампаниям и сезонным особенностям производственной жизни города и деревни. В процессе проработки этот материал проверялся и подкреплялся бы местными данными в результате исследовательской работы учащихся под руководством учителя. Во-вторых, если главной задачей антирелигиозной работы в школе признавалась воспитательная, то в противовес «разлагающему влиянию религиозной семьи, попов и сектантов, школа должна была выковывать сознательного коллективиста с твёрдым материалистическим мировоззрением, творца новой жизни, борца за новый быт и рациональную постановку сельского хозяйства». А поэтому, «выяснение антикультурности религиозных суеверий и предрассудков» неизбежно должно было приводить к «научному объяснению явлений природы, к разоблачению классовой сущности религии как антиобщественного явления». Во введении разработчики антирелигиозной программы с сожалением констатировали, что в большинстве своём дети приходили в школу «с некоторым запасом семейно-бытовых религиозных навыков, суеверий, предрассудков, с определёнными представлениями и впечатлениями от сложившихся веками традиционных понятий о "боге, чёрте, церкви, молитве, постах" и т.п. Кое-кто из ребят носят ещё на груди крест; почти каждый из них знает "день своего ангела", пасху, рождество, троицу; слыхал о "нечистой силе", рае и аде. Многим из ребят привиты в семье страхи перед покойниками, страшными местами, оборотнями...». Потому учителям указывалось недопустимым проходить мимо этого в школе и не реагировать на проявления религиозной настроенности школьников, хотя родители нередко высказывали опасение в том, что «как бы их детей в школе не сделали безбожниками». Семья и традиции — виделись составителям программы главными препятствиями в успешном проведении антирелигиозного воспитания[13].

В школах II-й ступени антирелигиозные вставки проектировались более насыщенными, соответствовавшими старшему школьному возрасту. Ведущая роль в антирелигиозном воспитании учащихся отводилась обществоведению. Целью всей работы ставилась реализация триединой задачи: «разоблачение классовой сущности религии, пробуждение в учащихся стремления к борьбе с религией и вооружение их для этой цели материалистическим мировоззрением»[14].

По замыслу составителей «примерной схемы увязки антирелигиозных моментов с программой ГУСа» естествознание, физика, химия и другие естественно-научные дисциплины, опирающиеся на законы природы, также должны были использоваться в борьбе с религией. Авторам программной разработки представлялось, что обществоведение будет возмещать эту односторонность в критике религии показом другой стороны — социальной. Связь антирелигиозной работы по обществоведению с литературой и географией была более естественной и явной. Разработчики ставили своей задачей дать учителю необходимый ориентировочный минимум, не перегружая программы дисциплины[15].

В каждую из изучаемых тем вставлялось антирелигиозное объяснение событий и явлений. В программе обществоведения в связи с отдельными главами истории России давалась однозначно негативная характеристика Русской Православной Церкви, подчёркивалась её «преступная» роль и деятельность в истории.

Многочисленны примеры негативных упоминаний и характеристик Церкви (самодержавия, монастырей, священников): Церковь — гонитель раскольников и еретиков; оплот идеологии крепостничества; орудие запугивания и обмана трудящегося народа (через «открытие мощей, явлённые иконы, отлучение от церкви, анафематствование»); орудие разжигания национальной розни («антисемитизм, шовинизм, еврейские погромы», черносотенное движение); орудие русского капитализма («обращение иноверцев в православие, великорусский шовинизм, борьба с освободительным движением»); орудие предательства и измены интересам народа в реформе 1861 г.; инструмент насаждения религиозного воспитания в старых школах. Особо подчёркивалась негативная роль Церкви в событиях последних двух десятилетий:

• её агентурная роль в первой русской революции 1905-1907 гг.: в борьбе с рабочим движения («зубатовщина, гапоновщина») и в войне 1914-1918 гг. («молебствия в церквах по случаю войны, объяснение войны, как наказания божьего, агитация синода и духовенства за подписку на военный заем, напутствие войск перед отправлением на фронт, воинственные молебны и окропление солдат святой водой перед сражением и т.д.»);
• участие Церкви в государственной Думе и «Союзе русского народа».
• Церковь как союзница Временного правительства «в борьбе с рабочим движением» и «против трудящихся»;
• неприятие октябрьской революции и изданного декрета;
• преступная роль в гражданской войне («наименование полков колчаковской армии именами святых, запугивание населения страшным судом и антихристом, связь церкви с заграничными капиталистами»);
• борьба патриарха Тихона с советской властью;
• Церковь и голод 1921-1922 гг. («изъятие церковных ценностей в помощь голодающим и сопротивление этому духовенства»)[16].

Особое внимание в программе уделялось выяснению отношения к религии и Церкви декабристов, Н.Г. Чернышевского, Г.В. Плеханова, В.И. Ленина. Рассматривались западные атеистические учения: французских просветителей-материалистов Д. Дидро, Гельвеция, представителей французского утопического социализма (Сен-Симона и др.), деятелей Парижской Коммуны, К. Маркса и его предтечи Л. Фейербаха[17].

Широкое поле для действия учителя-антирелигиозника представляла литература. Как отмечали составители методических материалов, «ни одна школьная дисциплина не оставляет для врага столько лазеек, как литература». «В то время, когда такие дисциплины, как обществоведение, физика, естествознание являются по существу антирелигиозными, в литературе мы имеем шедевры религиозно-реакционного творчества»[18]. Поэтому предлагался критический подход к пропитанной насквозь религиозными идеями литературе, особенной русской.

Лишь в произведениях Н. Некрасова, М. Горького, Д. Бедного, В. Маяковского религия рассматривалась как «орудие царско-помещичьего и буржуазного гнёта», «орудие борьбы с рабочим движением» и «помеха социалистическому строительству в деревне». И учителю не надо было ничего выдумывать, а прямо излагать точку зрения автора. «Крушение религиозного мировоззрения и формирование нового материалистического мировоззрения» прослеживалось также по произведениям А. Серафимовича, Ф. Гладкова. Отдельно предлагалось изучить атеистические взгляды Т. Шевченко, Н.Г. Чернышевского и Г.В. Плеханова.

Учитель призывался к выявлению «антирелигиозного элемента в народных сказках, пословицах и поговорках о боге, чёрте, попах и монахах». А по большой группе произведений русских писателей и поэтов учителю литературы рекомендовалось давать «антирелигиозный комментарий» (А.С. Пушкин, А. Грибоедов, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Л.Н.Толстой, И.А. Гончаров, А.П. Чехов, А. Блок, С.А. Есенин и др.). В произведениях И.С. Тургенева необходимо было подчёркивать идеализм и мистицизм писателя, выражавшего реакционные настроения дворянства. Особенным неприятием отмечены произведения Ф.М. Достоевского. А о Н.В. Гоголе сказано в ругательном тоне, как о «проповеднике крепостничества и православия»[19]. Немалая группа зарубежных писателей попала в разряд антирелигиозного комментирования их произведений (Шекспир, Сервантес, Диккенс, Золя, Беранже, Гейне, Шиллер, Мольер, Бомарше, Гёте, Гюго, Ибсен, Франс, Барбюс)[20].

Литература, всегда затрагивавшая метафизические глубины души и сознания человека, подверглась тщательной переработке в антирелигиозном духе. Её философичность и религиозная напряжённость если не отрицалась, то грубо упрощалась и профанировалась. Задача учителя литературы сводилась к подчёркиванию атеистических начал в произведениях одних писателей и к озвучиванию антирелигиозных комментариев к произведениям других, близких к религиозному восприятию мира и человека писателей. Но даже идеологически близкий большевикам Н.Г. Чернышевский, жалкий и беспомощный в своём атеизме, антирелигиозен только по результату, но религиозен по напряжению и духу вопрошания.

Если до 1917 г. всем преподавателям, ведущим свои учебные дисциплины, рекомендовалось быть союзниками законоучителей в деле религиозно-нравственного воспитания юношества и находить точки сближения с Законом Божиим, то антирелигиозные схемы, навязываемые в советской школе в 1920-е гг., обязывали учителей вставать в ряды обличителей таких писателей, как Ф.М. Достоевский, несущих свет православия своим творчеством. Учителю рекомендовалось давать учащимся «антирелигиозный комментарий к произведению Достоевского «Преступление и наказание»[21].

Новое антирелигиозное слово предлагалось в курсах естествознания, физики, химии, астрономии, а также в географии[22]. Если конечной целью всей работы по антирелигиозному воспитанию в школе было, по выражению составителей программы, «научными данными физики и астрономии вытеснить бога из природы», то обществознание и литература были призваны «вытеснить бога» из головы человека, из художественного творчества, из общества, то есть уничтожить саму идею высшего. Вставки антирелигиозного содержания в программы обучения сделались обязательными и традиционными и в последующий период[23].

Другими формами антирелигиозного воспитания были внеурочная кружковая работа в школах повышенного типа, которые посещали дети старшего возраста и взрослые, а также организация внешкольных мероприятий — антирождественских кампаний и др. для школ соцвоса при обязательном активном участии учащихся[24].

В числе антирелигиозных мероприятий в школах устраивались временные антирелигиозные уголки, в которых раскрывались несколько тем, группируемых в отделы («новый быт», «труд», «женщина и советская власть», и т.д.). Сталинградский губернский отдел народного образования выдавал организаторам и оформителям уголков рекомендации по отделам. В частности, по 3-му отделу «преступности и хулиганства»: предлагалось его «построить так, чтобы доказать, что преступность и хулиганство не зависят от распространения безверия, как это утверждают сектанты, а наоборот, в годы революции преступность уменьшается; цифры взять из журнала «Антирелигиозник», № 1 за февраль 1927 г.)»[25]. Лживому выводу пропаганды противоречили данные социологической науки, утверждавшей зависимость состояния и уровня нравственности от войн, революций, снимавших морально-правовые запреты[26].

Историк В.А. Шевченко, исследовавший антирелигиозное направление в деятельности советской школы в конце 1920-х гг., установил, что «во многих регионах СССР антирелигиозное воспитание в школе [было] введено фактически уже с начала 1928/29 учебного года»[27]. И пришёл к выводу о том, что «в СССР в 1927-1932 гг. [была] осуществлена беспрецедентная в отечественной истории антирелигиозная кампания...». Несовместимость религиозного мировоззрения с государственной идеологией и масштабные преобразования в экономике подталкивали властные органы к усиленной идеологической обработке населения. А лучшим местом для формирования атеистических убеждений была школа, как наиважнейший социальный институт, имевший в своём распоряжении все необходимые воспитательные и образовательные средства и инструменты. Поэтому посредством антирелигиозного воспитания школьников власть рассчитывала изменить мировоззрение не только детей, но и взрослого населения. А для этого безрелигиозное воспитание заменялось воспитанием антирелигиозным. В этом государственном по значению деле важнейшая роль отводилась работе по изменению содержания образования, наполнению всех учебных дисциплин материалом по антирелигиозному воспитанию. Особую роль в реализации курса на замену безрелигиозного воспитания антирелигиозным сыграли новые учебные программы, учебники, нацеленные на воспитание нетерпимости к вере в Бога, Программы провоцировали конфликт школы с религиозной семьей, негативную реакцию населения на школьное образование. Как справедливо отмечено, «решающее влияние на тип сознания учащегося оказывали не лозунги многочисленных кампаний, а естественнонаучные знания по биологии, физике, химии, астрономии, усваиваемые в ходе учебного процесса». А результатом антирелигиозного воспитания и антирелигиозных кампаний, сбора и сожжения икон и т.п. стали раздвоенность сознания у многих школьников, конфликт советской системы образования с религиозной семьей, что приводило к нравственной драме, которая иногда оканчивалась трагически или не находила своего разрешения на протяжении жизни взрослого человека, формировала склонность к неискренности, лицемерию, закрытости[28].

2. «Закон безбожия» как оппозиция Закону Божию

Процесс ликвидации религиозного образования в советской школе в 1917-1929 гг. включал три этапа: 1) изъятие Закона Божия и изгнание законоучителей из школ; 2) «безрелигиозное» воспитание; 3) переход к антирелигиозному воспитанию и образованию.

Во второй части статьи показывается, что антирелигиозное воспитание представляло собой оппозицию религиозному воспитанию или «перевёрнутый» Закон Божий. Исследованием установлено, что с изгнанием Закона Божия и духовенства из школ, задача окончательного изгнания религии из сознания учащихся детей и взрослых не решилась, а религиозные «предрассудки» сохранялись в сознании народа. Автор статьи установил, что дореволюционный Закон Божий воспитывал и формировал определённые качества православного христианина и гражданина. Антирелигиозное воспитание 1920-х годов выстраивалось по аналогии с религиозным воспитанием, но оно ставило прямо противоположные цели. Если в изучении Закона Божия приводились доказательства и подтверждения догматов и членов Символа Веры, то в антирелигиозном воспитании они опровергались и разоблачались. Антирелигиозное воспитание вытесняло прежнее религиозное воспитание и замещало его новым материалом, отрицающим воспитательное значение православного Закона Божия.

Cоветское законодательство и практика проведения декретов и постановлений в отношении Русской Православной Церкви вообще и религиозного образования в частности отказывали верующим родителям и их детям в праве на религиозное образование и воспитание путём закрытия церковно-образовательных учреждений, отмены преподавания Закона Божия во всех без исключения учебных заведениях, последующими запретами на получение религиозных знаний вне школ, будь это беседы с детьми в храмах, в арендуемых и снимаемых помещениях или частное обучение на дому -групповое или кружковое и т.д.

Стратегический курс советской власти на полное искоренение и отмирание религии, с ликвидацией Церкви как общественного института, предполагал: во-первых, запрещение религиозного образования и христианского воспитания своих граждан; во-вторых, преследование за нарушение этого запрета; в-третьих, последующий запрет на получение религиозного образования вне государственных школ — иными способами (в храмах, на дому частным образом и т.д.). В-четвёртых, вместо упразднённого религиозного образования (Закона Божия) советская власть вводила в советских школах обязательное антирелигиозное образование и воспитание, названное «законом безбожия»[29].

С изгнанием Закона Божия и духовенства из школ задача окончательного изгнания религии из сознания учащихся детей и взрослых не решилась, а религиозные «предрассудки» прочно сохранялись в сознании народа[30]. Уничтожение религиозного образования в 1917-1929 гг. в советской школе укладывается в три этапа: 1) изъятие Закона Божия и изгнание законоучителей из школ (1917-1920 гг.); 2) «безрелигиозное» воспитание (середина 1920-х гг.); 3) переход к антирелигиозному воспитанию и образованию (1927-1929 гг.).

Систематизируя материал по оппозиционной паре (религиозное воспитание — антирелигиозное воспитание), покажем цели и средства их достижения в табличном виде. Каждому пункту в правой части таблицы находим соответствующее ему положение в левой — со сменой знака на противоположный. Преподаваемый до революции Закон Божий воспитывал и формировал определённый набор качеств православного христианина и гражданина не только путём усвоения учащимся теоретических знаний о религии и вере, но и практического приобретения в качестве навыка, хотя и малого, но собственного религиозного опыта[31]. Антирелигиозное воспитание в 1920-е гг. выстраивалось по аналогии с религиозным воспитанием, но ставило прямо противоположные цели и определяло иные рубежи. Если в изучении Закона Божия приводились доказательства и подтверждения догматов и членов Символа Веры, то в антирелигиозном воспитании они опровергались и разоблачались. Антирелигиозное воспитание вытесняло собой прежнее религиозное воспитание и замещало его новым материалом, отрицающим воспитательное значение и содержание православного Закона Божия.

Вместе с тем, в методах и формах антирелигиозного воспитания просматривается определённое сходство с религиозным воспитанием. Разработчики методик антирелигиозного образования в школе ставили в пример организацию воспитания детей в дореволюционный период, имея в виду то, что помимо преподаваемого отдельного предмета — Закона Божия — в дореволюционной школе всё (молитвы, духовно-нравственные статьи на уроках объяснительного чтения, библиотеки, литература и т.д.) было пронизано и пропитано религией. Подразумевалось, что советскую школу также следует пропитать, но пропитать антирелигиозным духом. Поэтому во второй половине 1920-х гг. проводилась интенсивная работа над программами и учебниками по обществоведению и другим предметам по внесению в них антирелигиозных моментов[32]. Как писала в 1928 г. газета «Правда»: «Школа должна пропитать всё воспитание детей элементами антирелигиозности, помогая ребёнку освобождать себя от влияния церкви, которое проводится через семью...»[33]. Идея пропитывания естественнонаучных и общественных курсов элементами антирелигиозной пропаганды приобрела государственное значение и усиленно пропагандировалась и реализовывалась в школе[34].

Народный комиссар просвещения А.В. Луначарский, названный в эмигрантской прессе «известным культурным садистом», отнимающим «у советских детей их веру»[35], и, похоже, гордившийся таким прозвищем, разъяснял позицию В.И. Ленина в отношении религии в школе и указывал то, что «Владимир Ильич рекомендовал самым решительным образом отделение школы от церкви, настаивая, например, на обязательности выноса из школ икон, на изгнании из неё всяких религиозных обрядов, на строгом запрещении религиозному учительству вносить в преподавание и в отношения к своим ученикам какой бы то ни было религиозный оттенок». И добавлял от себя, что само преподавание в школе как в сфере естествознания, так и в сфере обществоведения, должно быть направлено к тому, чтобы «приобретаемые учениками знания как можно решительнее разгоняли в их головах всякий религиозный туман»[36].

Как справедливо считает А.Г. Кравецкий, до революции дети учились и получали грамоту по религиозным текстам, а в 1920-е гг. — по антирелигиозным. Содержательная перемена в изучаемых текстах для приобретения первоначальной грамотности оказывала постепенное влияние на сознание крестьян и не могла не сказаться на изменении менталитета народа, проявившегося уже в послевоенные годы. Историк назвал это явление «миной замедленного действия»[37].

Крупнейший русский педагог П.Ф. Каптерев, обозревая историю русского образования и воспитания, выделял в третьем — общественном — периоде дореволюционной русской педагогической мысли три направления: гуманитарное, национальное и свободное[38]. В рамках национального направления педагогическая мысль искала формы и методы эффективного воспитания и образования на путях православной педагогики, воцерковления учащихся, укрепления единства школы с Церковью, наполнения религиозным смыслом содержания преподаваемых предметов и укрепления их неразрывной связи с главной воспитательной дисциплиной (Законом Божиим). Эта педагогика позволяла дать учащимся главное — понятия о гражданском и человеческом долге, патриотическое умонастроение, основы вероучения и нравоучения. Но ей противостояла светская, безрелигиозная педагогика, народившаяся в недрах гуманитарного направления.

С 1917 г. отечественная педагогика развивалась в русле исключительно антирелигиозной парадигмы, основанной на отторжении и отрицании православной педагогики, всякого религиозного образования — обучения и воспитания в форме отдельных уроков Закона Божия или усиления религиозными моментами в первую очередь гуманитарных дисциплин. Отрыв науки воспитания от её религиозных корней в советской педагогике был изменой делу воспитания и обманом учащихся и их родителей. Однако характерно, что светская педагогика, лишённая в советский период религиозно-христианских начал, в настоящее время возвращает в поле исследований православную и христианскую педагогику, онтологически присущую самому процессу обучения и воспитания[39].

В 1920-1930-е гг. была заложена традиция искажённого понимания светского государственного образования как атеистического и антирелигиозного. Весь образовательный процесс осуществлялся (и до настоящего времени таким остаётся) в рамках антирелигиозной парадигмы. Знания в школе преподносились и преподносятся на самом деле отнюдь не с непредвзятой и даже не со светской точки зрения, а с укоренившейся за годы советской власти позиции грубого материализма и атеизма. В документах, разработанных в 1990-е гг. Министерством общего и профессионального образования РФ, сделана попытка отказаться от трактовки термина «светский» как синонима слов «атеистический» «антирелигиозный» и предложена интерпретация «светского» как «нецерковного» или «гражданского[40].

Отрицательный с точки зрения духовно-нравственного развития личности опыт — тоже опыт. Уроки его должны быть учтены в ходе «модернизации» системы образования. Независимо от того, вернётся ли в школы отдельным предметом знание религиозной культуры и будет ли признано его законное воспитательное место в школе или нет, — перед свободным выбором каждого учителя стоит вопрос о религиозном наполнении содержания преподаваемого им предмета.

 [1] См.: Балашов Е.М. Школа в российском обществе 1917-1927 гг.: становление «нового человека». - СПб., 2003. - С. 32-33; Шевченко В.А. Формирование антирелигиозных представлений советской школой. 1927-1932 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. - М., 2007. - С. 20-26.

 [2] Ленинские декреты и создание органов руководства высшей школой [Электронный ресурс] URL: http://www.jourclub.ru/12/294/1.htm (дата обращения: 17.11.2008); Советская школа и дошкольное воспитание в 1921-1930 гг. Развитие школьного образования (Гл. 22) [Электронный ресурс] URL: http://www.gala-d.ru/parts/part22.html (дата обращения: 13.12.2008).

 [3] Балашов Е.М. Школа в российском обществе ... С. 32-33.

 [4] См.: Шкарлупина Г.Д. Теория и методика преподавания истории и обществознания. Учебно-методическое пособие. - Армавир, 2003. - С. 36 -37.

 [5] Девятков В.И. [и др.]. Антирелигиозная работа в школах I ступени применительно к программам ГУС'а / В.И. Девятков, К.В. Михайлов, Гнездилов, Н.В. Назарова, П.В. Кусков // Нижне-Волжский просвещенец. - 1928. - № 3. - С. 59-71.

 [6] Там же. С. 69.

 [7] Там же. С. 64.

 [8] Там же. С. 66.

 [9] Там же. С. 68.

 [10] Там же. С. 66

 [11] Там же. С. 65.

 [12] Там же. С. 68.

 [13] Там же. С. 59-61.

 [14] Соколов В.П. [и др.]. Примерная схема увязки антирелигиозных моментов с программой ГУС'а (Материалы) / В.П. Соколов, П.Д. Шлапак, В.И. Девятков, П.И. Гришин // Нижне-Волжский просвещенец. - 1929. - № 1-2. - С. 67.

 [15] Там же. С. 67-68.

 [16] Там же. С. 68-73.

 [17] Там же. С. 69-72.

 [18] Там же. С. 76-77.

 [19] Там же. С. 75-78.

 [20] Там же. С. 77-78.

 [21] Там же. С. 78.

 [22] Там же. С. 73, 78-82.

 [23] Программа для школ малограмотных города и деревни / Сектор политпросветработы Наркомпроса РСФСР. - Сталинград, 1933. - С. 26-27.

 [24] Программа занятий антирелигиозного кружка в школе повышенного типа соцвоса // Нижне-Волжский просвещенец. - 1929. - № 1-2. - С. 86-90; Государственный архив Волгоградской области (ГАВО). - Ф. Р-1652. - Оп. 1. - Д. 420. - Л. 140-141.

 [25] ГАВО. - Ф. Р-1652. - Оп. 1. - Д. 420. - Л. 264.

 [26] Сорокин П. Современное состояние России / П. Сорокин; подготовка текста, примеч. и послесл. В.В. Сапова // Новый мир. - 1992. - № 5. - С. 168-178.

 [27] Шевченко В.А. Формирование антирелигиозных представлений ... С. 20.

 [28] Там же. С. 24-26.

 [29] См.: Курдюмов М. [Каллаш М.А.]. Православие и большевизм // Православие: pro et contra. - СПб., 2001. - С. 332, 566.

 [30] Протокол № 1 производственной конференции учителей школ I-й ступени Кайсацкого района [Сталинградского округа Нижне-Волжского края], 1929 г. // Государственный архив Волгоградской области (ГАВО). - Ф. Р-957. - Оп. 1. - Д. 1. - Л. 46-47.

 [31] Программа по Закону Божию для всех классов Урюпинского реального училища на 1913/14 учебный год // ГАВО. - Ф. 98. - Оп. 1. - Д. 258. - Л. 44-48 об.

 [32] См.: Девятков В.И. Указ. соч. С. 59-71; Соколов В.П. Указ. соч. С. 67-86; Программа занятий ... С. 86-90.

 [33] Правда. - 1928. - № 299. - С. 1.

 [34] См.: Шевченко В.А. «Необходимо ударить кого следует, чтобы делу не мешали»: введение антирелигиозного воспитания в советской школе в 1928-1929 годах // Российская история. - 2009. - № 1. - С. 86-96.

 [35] Луначарский А.В. [Доклад о культурно-просветительной работе 15 мая 1929 г. на девятом заседании съезда] // XIV Всероссийский съезд Советов. - М., 1929. - Бюллетень. - № 12. - С. 25.

 [36] Луначарский А.В. Антирелигиозная борьба в школе // Луначарский А.В. О воспитании и образовании / под ред. А.М. Арсеньева [и др.]; сост. Э.Д. Днепров [и др.]. - М., 1976. - С. 329-330.

 [37] Церковная история в контексте социальной истории советского периода: доклад А.Л. Беглова и дискуссия на научно-методическом семинаре Богословского факультета Свято-Тихоновского гуманитарного университета «Богословие в системе научного знания: традиции - современность - перспективы» 30 октября 2008 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.bogoslov.ru/text/print/390148.html (дата обращения: 1.02.2009).

 [38] См.: Рубакин Н.А. Среди книг. (Опыт обзора русских книжных богатств в связи с историей научно-философских и литературно-общественных идей. Справочное пособие для самообразования и для систематизации и комплектования общеобразовательных библиотек, а также книжных магазинов.) Т. II. [История, церковь, религия, образование и воспитание]. - М., 1913. - С. 411-414.

 [39] См.: Соловцова И.А. Духовное воспитание в общеобразовательной школе: диалог светского и религиозного // Образование в эпоху перемен: сб. науч. ст. - Волгоград - Белград, 2007. - C. 169-182.

 [40] Русская Православная Церковь и право: комментарий. - М., 1999. - С. 95, 315.